Статичный ужас «17»

– Не знаю, увидела тебя в столовой вчера – стояла потерянная – вот мне и жалко стало, а еще ты мне напоминаешь…

– Не надо меня жалеть, я в порядке, – остановила ее Мая.

– Ну хорошо, не буду, – проворчала Саша. – Видела новенькую?

– Высокую с длинными волосами?

– Ага.

– Видела.

– Представляешь, я узнала, что она сама сдалась сюда. Дурдом, – рассмеялась Александра, и её короткие волосы задёргались в такт.

– Зачем?

– Как я поняла, у неё БАР. Биполярное расстройство, если не в курсе. Начался депрессивный период, и она это, чуть не того, – она закинула на себя невидимую петлю и затянула. – Но одумалась. У неё же сын восьмилетний, поэтому поехала к психиатру на Яковлева, считала выпишет антидепрессанты, а он ей вместо этого сразу же путёвочку и оформил.

– Я думала, ей лет двадцать, – безучастно отметила девушка.

– А тридцать не хочешь? Лицо-то её видела? Страшная, как моя жизнь.

– Как-то не обратила внимания.

– Ты познакомься с ней, небось подружитесь. Ваши обычно вместе держатся, – бросила она напоследок и исчезла, оставив девушку в недоумении.

«С каких это пор это стало объединяющим фактором? Мы же не онкобольные. Даже Дюркгейм не отмечал положительной динамики от объединения в группы. Другие люди зависят друг от друга, но не самоубийцы. Нет такого клуба. Хотя… зачем я вообще ссылаюсь на него? Его пыльное исследование давно утратило актуальность. Оно же в девятнадцатом веке опубликовано. „Неврастения представляет собой род зачаточного сумасшествия. У людей слабых полоса страдания начинается скорее. Каждое впечатление – повод к дурному расположению духа “…»3 – она закатила глаза.

Тут мимо прошла новенькая прервав: «Надо же, вот так просто – Гесперида вычленила проблему и обратилась за помощью, это так… по-взрослому» – девушка подвернула окровавленный рукав.

Девушка провела зубчиками вилки по коже над запястьем: «Бесит. Что он вообще знал? Все его типы самоубийств и их мотивации – чепуха. Не отсутствие групповой морали и не зависть из-за неудовлетворённых амбиций толкают людей на это. Я это вообще кому говорю? Настоящий мотив – одиночество, порождённое цифровизацией. Она создаёт иллюзию близости, но на деле только усиливает разобщённость. Другой мотив – утрата самоидентичности, продиктованная глобализацией. Она пожирает культурное разнообразие. И наконец – потеря простых, базовых целей. Нам больше не нужно бороться за выживание. Спасибо хоть за то, что убедил общество: не все самоубийцы безумны. Хотя, честно, достоверность его статистики – под большим вопросом».

Мая откинула волосы с лица, пытаясь отделаться от Дюркгейма. На столах еще остывали тарелки с объедками. Она оценила обстановку – в столовой никого не осталось. На кухне включили воду для помывки посуды. Пальцы опухли. Придвинув к себе ближайшее блюдце с яйцами, она спрятала два в карман – сигареты скоро кончатся, а без них не продержаться.

«Была бы высокоранговая цель весом в мою жизнь. Не просто выживание, но что-то большее. Жаль мне никогда не выпадет шанс колонизировать Марс… нам не суждено встретиться, пузатый гигант. Быть взрослым скучно и медленно».

10

После завтрака, ничего не съев, Мая брела по отделению, заблудившись в поиске палаты. В самом конце этажа, у запасного входа, она наткнулась на Сашу в объятиях санитара. Его руки скопидомно, грубо шарили по её одежде. Сцена оставила ее равнодушной, хотя внутренний голос игриво одобрил: «Все мы жаждем удачно подглядеть порою».

Их губы слились в слюнявом поцелуе. «Это всё скука. Скука планетарного масштаба. Ты заметила, что мы только и делаем как рассказываем истории или внимаем им?». Саша поймала её взгляд и жестом велела убираться.

Потащившись в палату, в дверном проеме она нашла торчащий клочок бумаги, вытащив его она прочла: «Накорми коридор хлебными крошками, пока не поздно». Мая подумала: «Странно», и засунула его обратно.

Индифферентность, сковывавшая её снаружи, отступила, едва она улеглась Девушка попробовала посчитать, сколько уже провела здесь – почти четыре дня?

В ночь с субботы на воскресенье она поступила в отделение. Сутки была в бессознательном состоянии. «Алкоголь усиливает седативный эффект галоперидола, что может привести к глубокому угнетению центральной нервной системы» – ожил перед носом фрагмент из медицинского журнала.

В понедельник состоялась беседа с Ириной Васильевной. Обещанная ею встреча во вторник, так и не случилась. Никто не предупредил об отмене.

Весь день она провела в ожиданиях, но так и не заставила себя предпринять какие-то действия, чтобы вернуться в тот кабинет. Приёмные часы закончились, а она всё ещё надеялась, что вот-вот что-нибудь произойдёт. Кто-то войдёт и поведает о страшном недоразумении. Несправедливой большой ошибке. Вернёт ей все её вещи и проведёт к выходу. Тогда она сможет вернуться в общежитие и забыть об этой истории навсегда.

Конечно же, ничего подобного не произошло. За окном начало вечереть. Воздействие психотропного препарата в конце концов закончилось. Кровь очистилась. Голова в полной мере прояснилась. Другие лекарства пока не выказали явного эффекта.

Страх, таящийся за побочными эффектами лекарств и отрицания, набирал темп. Страх неизвестности будущего. Страх утраты контроля. Ужас жизни и смерти. Ужас, прячущийся на периферии. Всё громоздилось друг на друга, сливаясь в единый комок, где уже не разобрать одно от другого, а, следовательно, и не побороть.

Девушка попыталась заснуть, но в голове мелькали картинки прошлого. Она вспомнила, что в детстве могла часами валяться в траве и смотреть, как по небу медленно проплывают облака. Над ней пролетали пчёлы. Она замирала, стараясь не двигаться, чтобы не спугнуть их. Лежала до тех пор, пока земля не остывала.

Теперь она не знала, возможно ли вообще снова лежать вот так – в тишине, и не бояться собственных мыслей.

11

Растрепанная девушка лежала, уткнувшись лицом в подушку, когда чужой голос пробился сквозь гул ее сбивчивых размышлений.

– Ты чего, плачешь, что ли? – спросил кто-то, мягко, но с любопытством.

– Нет, – ответила она, не поднимая головы.

– Да ладно, я же слышу, – голос стал чуть ближе. – Что стряслось?

Мая усмехнулась, готовясь огрызнуться – вопрос показался ей издевкой. Она подняла голову и повернулась, чтобы разглядеть собеседницу. В полумраке палаты, на соседней койке, сидела женщина – беременная, с заметно округлившимся животом. Это отрезвило её, как внезапная пощёчина.

– Просто… я не должна быть здесь, – выдохнула она, отвернувшись.

– Ну, не так всё страшно, – предположила женщина с лёгкой улыбкой. – Тебе вон даже питомца разрешили притащить. Симпатичный такой щенок. Что за порода?

– Щенок? – она машинально осмотрела свою постель.

– Ой, показалось, – невозмутимо пояснила собеседница. – Посмотри по сторонам. Кого видишь?

– У меня нет желания говорить…

– Погоди, не закрывайся, – голос женщины остался настойчивым. – Я Рита. А у тебя имя есть?

– Мая, – ответила она нехотя, надеясь, что это всё.

– Вот и познакомились, – женщина оживилась. – Давай всё-таки поболтаем?

Человек промолчал, рассчитывая, что молчание само отвадит собеседницу. Ей не хотела ни с кем говорить – ни сейчас, ни, возможно, вообще.

– Не хочешь, значит? – уточнила Маргарита, не дождавшись ответа. – Ну, я всё равно расскажу. А ты послушай.

Она кинула на женщину быстрый взгляд. «Нравоучений мне только не хватало».

– Знаешь, мне ещё давно поставили вялотекущую шизофрению, – начала Рита, глядя куда-то мимо нее. – Не так страшно, как кажется – жить можно. Но перед родами врачи настояли на курсе лекарств. Под наблюдением, конечно. Не хотят рисковать.

Мая снова уткнулась в подушку.

– А тут ещё сюрприз, – продолжила она с усмешкой. – ВИЧ. Представляешь? Из-за врачебной халатности. Хорошо, что ребёнку ничего не передастся, врачи клянутся.

– Сочувствую, – ответила сжавшаяся фигура, больше из вежливости, чем искренне. Ей не хотелось вникать.

– Да ладно, сочувствовать не надо, – отмахнулась она. – У меня муж есть, поддерживает. И малыш скоро будет. Жизнь продолжается.

Рита говорила о своей жизни также легко, как и о погоде. В её мире, казалось, не было места стыду или жалости к себе. Эта женщина, с её несгибаемой волей, могла бы вдохновлять кого угодно – но только не сейчас, не здесь. Мая чувствовала, как по телу расползается раздражение. Чужой эмоциональный груз, свалившийся на нее без спроса – придавил ее к кровати.

– Зачем вы мне это всё рассказываете?

– Чтобы помочь тебе понять, что с любыми обстоятельства можно справиться, и потому что скучно молчать.

– Я правда не хочу говорить, – повторила она. – Хочу просто… поспать.

– Понимаю, – кивнула Маргарита не обидевшись. – Но, если передумаешь, я тут.

Ночь прошла в напряжении, она ворочалась – не могла уснуть. Где-то в глубине зудели слова Риты, сплетаясь с её собственными.

ДЕНЬ 4: среда

12

Наступила среда. Девушка лежала в кровати притворяясь спящей, чтобы не вляпаться в очередное разговаривание. За стеной послышался шорох одежды – трение ткани при ходьбе. Видимо одна из медсестер вернулась с планового собрания.

– Акальскую на карандаш. X784, – осведомил низкий голос.

– Это которая? – нелицеприятно уточнил другой.

– Русые волосы, тощая, низкого роста, зеленая кофта, лежит в главной, возле входа, справа.

– А… ребенок совсем, – в голосе появился субтильный укор.

–– Не забивай голову. Они не люди, а пациенты. Будешь каждой сочувствовать – кончишься.

Мая встала с постели и направилась в коридор, ей захотелось рассмотреть лицо говорившей, но та уже скрылась из виду.

На потёртой пластмассовой стойке, стояла обычная картонная коробка – явно из-под обуви. Девушка вспомнила о дне связи и с волнением спросила оставшуюся медсестру, когда разрешат позвонить на что ей ответили, что скоро. Через час сестра объявила, что телефоны выдают.

Девушка, едва дотягиваясь подбородком до края стойки, расписалась в журнале и сунулась в коробку. Внутри оказалось меньше телефонов, чем количество пациентов в отделении. Вытянув свой, она поежилась – экран покрывали тёмные застарелые пятна. «Только бы не сел», – мелькнуло в голове. В глазах помутилось, Она рухнула на деревянную скамью. Дрожащими пальцами набрала номер:

– Господи, ты где? Цела? Почему трубку не брала? – голос матери в телефонной трубке перешел на крик.

– Тут нельзя… телефоны забирают, – тихо ответила она, оглянувшись проверить не подслушивают ли ее.

– Мне из деканата звонили! Сказали, тебя в больницу увезли. Что стряслось?

Лицо загорелось от жара, даже уши покраснели. «Всё. Значит, все уже знают. Теперь это не просто твоё дно – оно официально зарегистрировано в деканате. Здорово. А план-то увенчался успехом?» – Мая зажмурилась, пытаясь собраться.

– Не имеет значения. Ты можешь забрать меня отсюда?

– Как? Я вообще-то в другом городе! Выходных не дадут, и денег лишних у меня нет кататься! – отрезала она.

– Ну, может, тебе отказ какой-то написать? Я совершеннолетняя, но меня все равно не выпускают…

– Я уже говорила с твоим врачом, – перебила мать. – Она сказала, это невозможно. И поведала, что ты ей насочиняла. Это какая-то чушь. Зачем ты врёшь?

– О чем ты? – непонимающе спросила она.

– Ты не думаешь ни о ком кроме себя! Почему ты опять это сделала?..

Человек сгорбился. Перед ним загорелась веселая неоновая вывеска с одним словом: «Почему?»

– Чем я это заслужила? Что тебе спокойно не живётся?

Девушка отодвинула телефон от уха, вместе с ним отдалились звуки монотонных непрерывающихся упрёков.

«Что-то похожее уже было, помнишь топ-3?

1. Все с тобой в порядке, нет у тебя никакой депрессии, не придумывай.

2. Раз я такая плохая мать, может быть мне тоже себя убить?

3. Почему ты со мной так поступаешь? Ты не думаешь ни о ком кроме себя!

А ты только пускала слюни и раскаивалась. Какая жалость – она никогда тебя не любила. Обуза. Прицеп. Ты же узнала об этом раньше, чем выпали все молочные зубы. Поэтому она сдала тебя в интернат. Давно нужно было послать ее, да сделай хоть что-нибудь, дура, дура, ДУРА!»

Она тупо смотрела на экран. Внутри оборвалось.

«Зря я позвонила» – Мая нажала на кнопку сброса вызова. Следом устройство издало плаксивый сигнал, извещающий о севшей батарее, и превратилось в бесполезный плоский прямоугольник.

В сознании всплыли тусклые детали разговора: «– Здравствуй. Как ты себя сегодня чувствуешь? – Нормально. – Хорошо, давай поговорим. Расскажи мне о…»

Мая вернула свой телефон в коробку и расписалась в журнале повторно.

«Дьявол. Вчера встречи не было. Этого не было. Но. Это. Было». В горле затрепыхался вопль, она прикусила язык, потушив его в зачатке. «Сейчас не время терять самообладание. Они смотрят и наверняка передают информацию выше. Как… как ты могла забыть?» С усилием заставляя себя двигаться Мая отошла от поста.

На встречу к ней вышла женщина с тугим пучком на голове, облаченная в плешивенький спортивный костюм. Глянув на девушку исподлобья, она прошла в шаге от нее, пробубнив себе под нос: «Симулянтка. Тьфу».

– Вы что-то сказали? – повернулась Мая ей вслед.

Та высунула голову из палаты, облизалась. Потом снова исчезла и появилась. Удар. Темнота. Запрыгали цветные точки. Спортсменка бросила ей в лицо больничную подушку, набитую то ли гравием, то ли гусиными перьями со всеми остальными его частями. На таких было мало приятного спать, не говоря уже о других взаимодействиях.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Разговор заботливой мамы с продавцом», сборник стихотворений «Поцелуй Бритвы», Евгений Корепин.

2

«Рифмы матушки Гусыни», Шарль Перро.

3

«Самоубийство. Социологический этюд», Эмиль Дюркгейм.

4

МКБ 10 – Международная классификация болезней 10-го пересмотра. X78 – преднамеренное самоповреждение острым предметом.