Статичный ужас 17

– Она, наверное, уже знает, – Мая накрутила прядку на указательный палец.

– Мать?

– Инна, – поправила ее девушка.

– У вас натянутые отношения?

– Может быть… мне кажется… она всегда ненавидела меня, – ссутулившись ответила она.

– Почему? – допытывалась Саша.

– Наверное из зависти – у меня целая жизнь, и я так неправильно ею распоряжаюсь – ей всегда хочется всё поправить. Она смотрит на меня очень плотоядно, – Мая дернулась от холодной волны, прокатившейся по телу. – А зачем ты мне помогаешь?

– Не знаю, заметила тебя в столовой вчера, стояла вся потерянная, вот мне тебя и жалко стало, да и вообще, ты… – без обиняков начала женщина, но Мая ее остановила.

– Не нужно. Я в порядке.

– Ну хорошо, не буду, – проворчала Саша. – Видела новенькую? Высоченная которая.

Девушка угукнула, не попытавшись разобраться о ком конкретно идет речь.

– Представляешь, я узнала, что она сама сдалась сюда. Дурдом, – рассмеялась женщина, и ее короткие волосы задергались в такт.

– Зачем? – на автомате спросила Мая.

– Из ее рассказа: у неё БАР. Биполярное расстройство, если не в курсе. Начался депрессивный период, и она это, чуть не того, – женщина закинула на себя невидимую петлю и затянула. – Но одумалась. У нее сын есть, поэтому поехала к психиатру, думала, что ей выпишут антидепрессанты, а он ей вместо этого сразу же путевочку и оформил.

– Я думала, ей лет двадцать, – безучастно отметила девушка, вспомнив о Геспериде.

– А тридцать не хочешь? Лицо-то ее видела? Страшная, как моя жизнь, – на этих словах Саша бросила ложку в тарелку. – Ты познакомься с ней, небось подружитесь. Ваши, обычно, вместе держатся, – сказала она напоследок и исчезла, оставив ее в недоумении.

«С каких это пор это стало объединяющим фактором? Мы же не онкобольные. Даже Дюркгейм не отмечал положительной динамики от объединения в группы. Другие люди зависят друг от друга, но не самоубийцы. Нет такого клуба. Хотя… зачем я вообще ссылаюсь на него?

Его пыльное исследование давно утратило актуальность. Оно же в девятнадцатом веке опубликовано. “Неврастения представляет собой род зачаточного сумасшествия. У людей слабых полоса страдания начинается скорее. Каждое впечатление – повод к дурному расположению духа “…»3 – Мая закатила глаза.

Тут мимо прошла та самая новенькая, переключив ее внимание: «Надо же, вот так просто – вычленила проблему и обратилась за помощью, это так… по-взрослому» – девушка подвернула окровавленный рукав.

Она провела зубчиками вилки по коже над запястьем: «Бесит. Что он вообще знал? Все его типы самоубийств и их мотивации – чепуха. Не отсутствие групповой морали и не зависть из-за неудовлетворенных амбиций толкают людей на это. Я это вообще кому говорю?

Настоящий мотив – потеря простых, базовых целей. Нам больше не нужно бороться за выживание… спасибо хоть за то, что убедил общество: не все самоубийцы безумны. Хотя, честно, достоверность твоей статистики – под большим вопросом».

Мая откинула волосы с лица, пытаясь отделаться от Дюркгейма. На столах еще остывали тарелки с объедками. Она оценила обстановку – в столовой никого не осталось. На кухне шумела вода – начали мыть посуду.

Взглянув на свои руки, девушка отметила, что пальцы опухли. Прилагая усилия, она придвинула к себе ближайшее блюдце с яйцами, спрятала два в карман, в надежде позже выменять их на сигареты. Они почти закончились, и без них было не протянуть.

«Была бы высокоранговая цель весом в мою жизнь. Не просто выживание, но что-то большее. Жаль мне никогда не выпадет шанс колонизировать Марс… нам не суждено встретиться, пузатый гигант. Быть взрослым так скучно и медленно».

После завтрака, ничего не съев, Мая брела по отделению, заблудившись в поиске палаты. В самом конце этажа, у запасного входа, она наткнулась на Сашу в объятиях санитара.

Сцена оставила ее равнодушной, хотя внутренний голос игриво одобрил: «Все мы жаждем удачно подглядеть порою».

Его руки скопидомно, грубо шарили по ее одежде. Через мгновение их губы слились в слюнявом поцелуе.

Она испытала противление, не от поцелуя, а от осознания: «Даже это – спектакль… все из-за скуки. Скука планетарного масштаба. Ты заметила, что мы только и делаем как рассказываем истории или внимаем им?».

Саша поймала ее взгляд и жестом велела убираться.

Мая потащилась дальше. Уже дойдя до палаты она заметила в щели торчащий клочок бумаги. Вынув его, она прочла:

Накорми коридор хлебными крошками, пока не поздно.

– Странно, – вслух подумала Мая и сунула бумажку обратно.

Индифферентность, сковывавшая ее снаружи, отступила, только она улеглась Девушка попробовала посчитать, сколько уже здесь – почти четыре дня?

В ночь с субботы на воскресенье она поступила в отделение. Сутки была в бессознательном состоянии. “Алкоголь усиливает седативный эффект галоперидола, что может привести к глубокому угнетению центральной нервной системы” – всплыл перед носом фрагмент из медицинского журнала.

В понедельник состоялась беседа с Ириной Васильевной. Обещанная ею сегодня встреча так и не случилась. Никто не предупредил об отмене.

Остаток дня она утопала в ожиданиях, но так и не заставила себя предпринять какие-то действия, чтобы вернуться в тот кабинет. Приемные часы закончились, а она все еще надеялась, что вот-вот что-нибудь произойдет. Кто-то войдет и поведает о страшном недоразумении. Вернет ей все вещи и проведет к выходу. Тогда она сможет вернуться в общежитие и забыть об этой истории навсегда.

Конечно же, ничего подобного не произошло. За окном начало вечереть. Воздействие галоперидола в конце концов закончилось. Кровь очистилась. Голова в полной мере прояснилась. Другое лекарство пока не выказало явного эффекта.

Страх, ранее таящийся за побочными эффектами препарата и отрицания, набирал темп. Неизвестность будущего. Утрата контроля. Ужас жизни. Страх, прячущееся на периферии. Все громоздилось друг на друга, сливаясь в единый комок, где уже не разобрать одно от другого, а, следовательно, и не побороть.

7

Растрепанная девушка лежала, уткнувшись лицом в подушку сама, не помня сколько, когда чужой голос пробился сквозь гул ее сбивчивых размышлений.

– Ты чего, плачешь, что ли? – спросил кто-то с участием.

– Нет, – ответила она, не поднимая головы.

– Да ладно, я же слышу, – голос стал чуть ближе. – Что стряслось?

Мая усмехнулась, готовясь огрызнуться – вопрос показался ей издевкой. Она подняла голову и повернулась, чтобы разглядеть собеседницу. В полумраке палаты, на соседней койке, сидела женщина с заметно округлившимся животом. Это отрезвило её, как внезапная пощечина.

– Просто… я не должна быть здесь, – выдохнула она.

– Ну, не так все страшно, – возразила женщина с лёгкой улыбкой. – Тебе вон даже питомца разрешили взять с собой. Симпатичный такой щенок. Что за порода?

– Щенок? – Мая машинально осмотрела свою постель.

– Показалось, – невозмутимо пояснила собеседница. – Посмотри по сторонам. Кого видишь?

– У меня нет желания говорить…

– Погоди, не закрывайся, – голос женщины оставался настойчивым. – Я Рита. А у тебя имя есть?

– Мая, – ответила она нехотя, надеясь, что это все.

– Вот и познакомились, – женщина оживилась. – Давай все-таки поболтаем?

Девушка не ответила, мечтая, что молчание само отвадит собеседницу. Ей не хотелось ни с кем говорить – ни сейчас, ни, возможно, вообще.

– Не хочешь, значит? – уточнила Маргарита, не дождавшись ответа. – Ну, я всё равно расскажу. А ты послушай.

Она кинула на женщину быстрый взгляд, подумав: «Сентенций мне только не хватало».

– Знаешь, мне еще давно поставили вялотекущую шизофрению, – начала Рита, глядя куда-то мимо нее. – Не так страшно, как кажется – жить можно.

Мая напряглась, не зная, что ответить.

– И вот сейчас, перед родами, врачи настояли на курсе лекарств. Под наблюдением, конечно. Не хотят рисковать.

Девушка опять уткнулась в подушку.

– А тут ещё сюрприз, – продолжила она с усмешкой. – ВИЧ… cдавала кровь после той трагедии в кинотеатре, хотела помочь, и вот так… получилось, – она запнулась, но продолжила. – Вообще, я выяснила, что после таких инцидентов, так много людей приходят сдавать кровь, что значительную часть просто не успевают использовать, – она пожала плечами. – Так что, если захочешь стать донором – выбирай обычный день.

– Сожалею, – ответила Мая, больше из вежливости, чем искренне.

Ей не хотелось вникать.

– Да ладно, не надо, – отмахнулась она. – Ребёнку ничего не передастся, врачи клянутся, и муж у меня есть, поддерживает. Жизнь продолжается.

Рита говорила о своей жизни также легко, как о погоде. В её мире, казалось, не было места стыду или жалости к себе. Эта женщина, с её несгибаемой волей, могла бы вдохновлять кого угодно, но только не сейчас, не здесь. Мая чувствовала, как по телу расползается раздражение. Чужой эмоциональный груз, свалившийся на нее без спроса, придавил ее к кровати.

– Зачем вы мне это всё рассказываете? – с хорошо скрываемым раздражением спросила девушка.

– Чтобы помочь тебе понять, что с любыми обстоятельства можно справиться, и потому что скучно мне.

– Я правда не хочу говорить, – повторила Мая. – Хочу просто поспать.

– Понимаю, – Маргарита не обиделась, однако прибавила. – Но, если передумаешь, не говори ни с кем.

Ночь прошла в напряжении, она ворочалась – не могла уснуть. Где-то в глубине зудели слова Риты, сплетаясь с её собственными.

ДЕНЬ 4: среда

8

Наступила среда. Девушка лежала в кровати притворяясь спящей, чтобы не вляпаться в очередной разговор. За стеной послышался шорох одежды – трение ткани при ходьбе. Видимо одна из медсестер пришла сменить другую.

– Акальскую на карандаш. X784, – осведомил низкий женский голос.

– Это которая? – бесстрастно уточнил другой голос с легкой картавостью.

Мая не шевелилась, вслушиваясь в разговор медсестер, рассчитывая получить какую-то подсказку.

– Русые волосы, тощая, низкого роста, зеленая кофта, лежит в главной, возле входа, справа, – проинструктировал первый.

– А… ребенок совсем, – в голосе появился субтильный укор неизвестному адресанту.

– Не забивай голову. Они не люди, а пациенты. Будешь каждой сочувствовать – кончишься, – порекомендовала женщина с низким голосом.

«Как цинично» – прошипела Мая, вставая.

Она направилась в коридор, ей захотелось рассмотреть лицо говорившей, но та уже скрылась из виду. Лишь бирюзовые брюки в белых башмаках мелькнули вдали.

На потёртой пластмассовой стойке, стояла обычная картонная коробка – явно из-под обуви. Девушка вспомнила о дне связи и с волнением спросила оставшуюся медсестру, когда разрешат позвонить на что ей ответили, что скоро. Через час сестра объявила, что телефоны выдают.

Едва дотягиваясь подбородком до края стойки, она расписалась в журнале и сунулась в коробку. Внутри оказалось меньше телефонов, чем количество пациентов в отделении. Вытянув свой, Мая поежилась – экран покрывали тёмные застарелые пятна.

В глазах помутилось – она рухнула на деревянную скамью.

Дрожащими пальцами, повторяя, как мантру: «Только бы не сел», девушка набрала номер:

– Господи, ты где? Цела? Почему трубку не брала? – голос матери в телефонной трубке быстро перешел на крик.

– Тут нельзя… телефоны забирают, – тихо ответила Мая, оглянувшись проверить не подслушивают ли ее.

– Мне из деканата звонили! Сказали, тебя в больницу увезли. Что стряслось?

Лицо загорелось от жара, даже уши покраснели.

«Всё. Значит, все уже знают. Теперь это не просто твоё дно – оно официально зарегистрировано в деканате. Здорово. А план-то увенчался успехом?» – Мая зажмурилась, пытаясь собраться.

– Не имеет значения. Ты можешь забрать меня отсюда?

– Как? Я вообще-то в другом городе! Выходных не дадут, и денег лишних у меня нет кататься! – обрубила женщина.

– Ну, может, тебе отказ какой-то написать? Я совершеннолетняя, но меня все равно не выпускают.

– Я уже говорила с твоим врачом, – перебила мать. – Она сказала, это невозможно. И поведала, что ты ей насочиняла. Это какая-то чушь. Зачем ты врёшь?

– О чем ты? – непонимающе спросила она.

– Ты не думаешь ни о ком кроме себя! Почему ты опять это сделала?..

Человек сгорбился. Перед ним загорелась веселая неоновая вывеска с одним словом: «Почему?».

– Чем я это заслужила? Что тебе спокойно не живётся?

Девушка отодвинула телефон от уха, вместе с ним отдалились звуки монотонных непрерывающихся упрёков.

«Что-то похожее уже было, помнишь топ-3?

1. Все с тобой в порядке, нет у тебя никакой депрессии, не придумывай.

2. Раз я такая плохая мать, может быть мне тоже на себя руки наложить?

3. Зачем ты со мной так поступаешь? Эгоистка!

А ты только пускала слюни и раскаивалась. Какая жалость – она никогда тебя не любила. Обуза. Прицеп. Ты же узнала об этом раньше, чем выпали все молочные зубы. Поэтому она сдала тебя в интернат. Давно нужно было отстоять себя, да сделай хоть что-нибудь, дура!»

Она тупо смотрела на экран. Внутри что-то оборвалось.

«Зря я позвонила» – Мая нажала на кнопку сброса вызова.

Следом устройство издало плаксивый сигнал, извещающий о севшей батарее, и превратилось в бесполезный плоский прямоугольник.

В сознании всплыли тусклые детали разговора с Ириной Васильевной: “– Расскажи мне, что сподвигло тебя на… – Мой дядя…”.

Мая вернула свой телефон в коробку и расписалась в журнале повторно, думая:

«Дьявол. Этого не было. Но. Это. Было».

В горле затрепыхался вопль, она прикусила язык, потушив его в зачатке:

«Сейчас не время терять самообладание. Они смотрят и наверняка передают информацию выше. Как… как ты могла забыть?».

С усилием заставляя себя двигаться Мая отошла от поста.

На встречу к ней вышла женщина с тугим пучком на голове, облаченная в плешивый бархатный спортивный костюм. Глянув на девушку исподлобья, она прошла в шаге от нее, пробубнив себе под нос: «Симулянтка. Тьфу».

– Вы что-то сказали? – повернулась Мая ей вслед.

Та высунула голову из палаты, облизалась. Потом снова исчезла и появилась. Удар. Темнота. Запрыгали цветные точки. Спортсменка бросила ей в лицо больничную подушку, набитую то ли гравием, то ли гусиными перьями со всеми остальными его частями. На таких было мало приятного спать, не говоря уже о других взаимодействиях.

Мая пошатнулась, так как не успела среагировать, но удар ей понравился. Он получился на совесть. Она мысленно заключила: «Ничего, что болит – значит ещё не списали»

– Смотрит, как будто говна не нюхала. Щас подышишь моим! – женщина показала неприличный жест.

Девушка рассмеялась. Она была дезориентирована, отчасти еще зла на разговор с матерью, а вся эта ситуация раззадорила ее еще больше. Мая ждала, ей стало интересно, что же будет дальше.

– И что Саня с тобой возится! – она сплюнула на пол. – Нормальная раньше баба была, потрещать можно было, а теперь вечно в палате сидит! Из-за тебя все, малявка!

– Пошла нахер, – спокойно произнесла Мая, приподняв голову, чтобы заглянуть той в глаза.

Ее била дрожь. Экстатическое ощущение расползалось по телу.

Зайцева бросила быстрый взгляд в сторону коридора, будто ожидая чьего-то одобрения, и двинулась в сторону Маи.

Она искала слабость, чтобы напасть? Такая хочет, чтобы её уважали и боялись, а унижение единственный способ почувствовать хоть какую-то власть. Бытовая хищница ущимилась – ее ответ не вписался в предполагаемую логику общения. Двумя скачками она преодолела полпути.

– Так, Зайцева, вернись в палату или санитаров позову, – вмешалась медсестра.

Женщина остановилась, прорычав:

– Она неуважительно себя ведет!

– Катя, еще раз повторять не буду, – медсестра подняла трубку стационарного телефона.

Украдкой покосившись на нее, Зайцева показала язык и в безмолвном бешенстве удалилась.

Все закончилось так же быстро, как и началось. Мая разочаровано поблагодарила сестру.

Медсестра, ранее выдававшая телефоны, не слишком любезно ответила: «Иди уже», но девушка заметила, что её глаза в этот момент чуть смягчились.

Она вернулась на свою лежанку еще слегка вибрируя от адреналина, пытаясь разобраться в том, что произошло:

«Да, ну ты и выдала. Хочешь снова лежать с замороженной курицей на голове? Тебя в тот раз так отделали, что макушка опухла. И все потому, что ты не следила за языком. Специально ведь пошла в тот злачный бар. Хотела почувствовать физическую боль вместо “той”? Сломала бы себе палец, зачем унижаться? Да отстань уже».

Морды медведей на постельном стали бесноватыми от стершейся краски в местах ртов. Желая убрать их подальше от лица, Мая перевернула подушку, ненароком обнаружив бумажный обрывок:

Я все знаю. Вчера ты смеялась в уголке. Следующий факт тебе не понравится.

Не предав значения, Мая скомкала его и зашвырнула под кровать. Наверняка чей-то дурацкий розыгрыш. Или обострение соседки по палате. В таких местах странности не имеют срок годности.

Немного успокоившись, девушка уставилась в потолок, стараясь ни о чем особо не думать.

Люди на кроватях переворачивались с периодичностью раз в час. Некоторые же лежали совсем не шевелясь. Их взгляды опустели. Все вместе они покоились в этой комнате в абсолютной тишине. День медленно катился к ночи?

Веки потяжелели. Морфей воззвал уставшего человека к себе.

«Морозный воздух обжигает ноздри при каждом вдохе. Я дышу глубоко, но всё никак не могу надышаться. Тяжёлый сапог, давивший мне на грудь, отброшен в сторону. Это счастье – беспечное, случайное – не моё, и я знаю, что не удержу его. Чёрт возьми, так я и представляла себе свободу: разум ясный и острый.

Нет, прошу… почему это не продлится дольше пары минут. Плевать. Прямо сейчас я чувствую… как осень сменяется зимой, дым жжёной листвы. Неужели таким могло быть моё существование? Слёзно-нормальным.

Придётся довольствоваться редкими крупицами этой тишины в голове.

Как же странно я себя чувствую, когда не задыхаюсь под этим сапогом. Когда-нибудь он меня прикончит. Оказывается, у меня было кислородное голодание, а вы дышали полной грудью с рождения…»

ДЕНЬ 5: четверг?

9

Горячие слёзы стекли в ухо, оглушив её. Мая проснулась, всё ещё чувствуя стынь, но вместо неба над ней оказался все тот же белый потолок. Часы показывали двенадцать.

Тук-тук-тук… – жалостливо упрашивал кто-то, из соседней палаты, который час к ряду, не стуча в стену, а произнося каждое слово. – Ты еще здесь? Погладь меня…

День был в самом разгаре. Утром Мая заставила себя проглотить кусок хлеба с маслом и чай – всё лучше, чем эта склизкая перловка с твёрдыми крупинками, застревающими в зубах. Даже для неё, привыкшей к скудной еде, которую она могла позволить себе на стипендию, больничная еда казалась жуткой. Иной раз попадалась жуткая по виду и вкусу дрянь, еще и с луком.

Из открытого окна впорхнул тёплый весенний ветерок. Девушку одолевала сонливая немогота. Она свесила руку, со своей притулившейся в углу палаты кровати, и выводила пальцами незамысловатые геометрические фигуры на пыльном полу.

Порожний желудок ворчал, прилипнув к спине. От яркого полуденного солнца приходилось щуриться. Слабость расползалась по всему телу, рождая нечто похожее умиротворение. Она ждала, когда солнце спрячется за фасадом ближайшего здания, чтобы попытаться поспать – делать было совершенно нечего, а думать страшно.

– Акальская, к тебе пришли, – известила сестра на ходу, проходя мимо палаты.

«Не может быть. Кто?» – заволновалась Мая выползая из постели.

Выйдя в коридор, девушка заглянула в соседнюю палату. Там стояло четыре кровати, и сама комната оказалась значительно меньше, но что поразило ее больше – в ней не было окон. В углу валялась одинокая тапка, словно кто-то сбежал в спешке.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Разговор заботливой мамы с продавцом», сборник стихотворений «Поцелуй Бритвы», Евгений Корепин.

2

«Рифмы матушки Гусыни», Шарль Перро.

3

«Самоубийство. Социологический этюд», Эмиль Дюркгейм.

Фундаментальное социологическое исследование, в котором самоубийство рассматривается как социальный факт. Автор предлагает типологию самоубийств (эгоистическое, альтруистическое, аномическое, фаталистическое) и демонстрирует, что их причины коренятся в степени интеграции и регуляции индивида в обществе.

4

МКБ 10 – Международная классификация болезней 10-го пересмотра. X78 – преднамеренное самоповреждение острым предметом.