Спасти и сохранить

Алина Климова

Спасти и сохранить

Глава 1

Семинар оказался очень скучным. Несмотря на заманчивый пресс-релиз. Опытный редактор почувствовал это сразу и отговаривал перспективного корреспондента Славку Козявкина соглашаться на участие в мероприятии целиком. Но Козявкин был упорным малым. Точнее эту его черту сложно было назвать упорством. Была некая одержимость журналистикой. И желание доказать свою значимость в ней.

Так бывает, когда дети начинают свою карьеру в тени родителей, успешно состоявшихся в профессии. Династии принято чтить, но только младшие ее представители понимают, как непросто заявлять о своей уникальности, двигаясь проторенным путем.

Козявкин выбрал профессию матери потому, что имел несомненный талант, легкий слог и беспроигрышную чуйку. Куда еще с этим всем, если не в газету? Наверное, думал он, такие качества тоже наследуются, и разбазаривать их – кощунство и неуважение к родителям. У него было немало других склонностей и увлечений, но только писательство он считал настоящей своей страстью.

Кроме таланта получил Славка в наследство и забавную фамилию, которая сначала и фамилией не была. Подписывать свои серьезные аналитические материалы, которые были на голову выше всего, что печатала их небольшая районка, псевдонимом Екатерина Козявкина его мать стала не сразу. Славке на тот момент было лет 15, и он здорово удивился выбору, даже уточнил, не шутка ли это. Мать объяснила, что необычная фамилия запоминается лучше. Тем более, она приняла решение вернуться на свою этническую родину, в Беларусь, где хотела бы заявить о себе сразу и ярко.

В небольшом Сибирском городке их семья осела после отставки деда – кадрового военного, который служил в автономном округе примерно с середины прошлого века. Здесь Екатерина Анатольевна окончила школу, сюда же вернулась после вуза, вышла замуж, потом развелась, похоронила родителей, вырастила сына, завела подруг и даже, как несмело шептались за ее спиной, состояла в романтических отношениях с главой лесхоза. Что заставило ее вдруг засобираться туда, где жила далекая родня, неизвестно. Но своих целей эта волевая дочь военного добивалась всегда, она быстро получила приглашение переехать в крупный промышленный город соседней страны и, заняв должность собственного корреспондента крупной республиканской газеты, освещать в ней жизнь региона. Увольняясь, продавая жилье и улаживая другие формальности, на которые ей дали почти полгода, будет внештатно предлагать материалы, формируя портфолио под новым именем.

– И кто обратит внимание на Екатерину Соловьеву? Сколько таких, Соловьевых? А вот Козявкина – это, если хочешь, личный бренд, – говорила она сыну.

Рассуждала мать на первый взгляд логично. Но очень уж смешным этот бренд поначалу казался Славке. Понемногу он к нему привык, и почти не удивился, когда мать поменяла фамилию официально. А потом, когда парню исполнилось 16, она сменила паспортные данные и ему. Примерно в середине апреля мать вдруг объявила, что отправляет его в Беларусь для адаптации. Там ему предстояло жить в съемной комнате под присмотром хозяйки и самостоятельно изучать национальный язык и литературу. А сама, по секрету от сына, воспользовалась старыми связями в паспортном столе. Узнал об этом новоиспеченный Козявкин только в конце августа. Выпускной класс Славка оканчивал в новой школе и под новой фамилией.

– Славка, пойми, так будет правильно. Что для тебя твой родной отец? Вообще, помнишь ли ты его? И зачем нам работать под его фамилией? Тем более, такой безликой и не яркой.

– Ну, – неуверенно начал Славка. – Может, придумаем что-то более традиционное, менее … забавное? Или возьмем фамилию твоих родителей?

– Фамилия твоих дедушки и бабушки – Кореневские. Если ты заметил, они однофамильцы политического обозревателя теленовостей на центральном канале. Ставку нужно делать на уникальность. И какой смысл что-то выдумывать, когда уже есть читательский интерес к автору с этой фамилией. И тебе поступить будет легче. На журфак же собирался? Планы не поменялись?

Славка тогда устало кивнул и пошел в свою комнату. Спорить с матерью было бесполезно. Ее напору могли сопротивляться немногие. В тайне молодой человек подозревал, что именно этот напор и прогнал из семьи их отца. Потому ничего крамольного в ношении его фамилии не видел. И очень скоро пожалел о том, что поддался. Мать будто понесло. Оказалось, отчество у него теперь тоже другое. Вроде как в честь первой любви его родительницы. Неужели, думал Славка, те далекие романтические отношения важнее брака, в котором он родился.

Но, пожалуй, основным материнским аргументом в пользу фамилии Козявкин для сына был ее страх за удачное поступление. Почему-то она не верила, что Славка сразу станет студентом. Даже, воспользовавшись все теми же связями, вместе с фамилией и отчеством изменила ему дату рождения. Мол, в этом случае будет возможность попробовать поступить два раза. День и месяц подбирала с нумерологом. Слава не видел ничего плохого в том, чтобы в случае неудачи отслужить, но и на это уж очень странное чудачество махнул рукой. Подумал, что пусть будет так, как ей спокойнее, а он сам со временем просто поменяет паспорт. Вернет и отчество, и фамилию, и дату рождения. Но обстоятельства складывались так, что сделать это все не выходило.

Еще школьником начал публиковаться, статьи нужны были для поступления. Потом он очень легко стал студентом (и чего только мать переживала?), во время практики на втором курсе, которая должна была быть пассивной, но для Славки стала очень активной, в парне разглядел потенциал редактор областной газеты. Уже за рамками практики, чтобы не упустить яркого молодого специалиста, постоянно давал ему задания и не скупился, начисляя гонорары. После окончания вуза дипломированного журналиста Вячеслава Козявкина призвали на службу в армию России. Но в редакции его терпеливо ждали, а по возвращению предложили должность руководителя отдела писем. Место было завидным: зарплата как в руководящем звене, обязанностей не много. Кто сейчас пишет письма в газеты? Зато можно активно работать самому, развивая пусть смешной, но запоминающийся личный бренд.

Вот и на этом семинаре, глянув в его удостоверение, регистрировавшая представителей прессы молодая женщина, толкнула соседку и возбужденно зашептала: «Из Вестника сам Козявкин сегодня». Потом поняла, что шепот услышала не только коллега и, смутившись, зарделась, опустила глаза. Славка подмигнул ей, забрал бумаги и поспешил в зал.

Семинар был посвящен этическим проблемам трансплантации органов. Среди выступающих – представители власти, священники разных конфессий, врачи-трансплантологи. Слава ожидал оживленной дискуссии, но ее не получилось. Выступления были однообразными, сводящимися к букве закона. Та, в свою очередь, гарантировала презумпцию согласия на изъятие органов покойного. И вместо этических аспектов обсуждали важность и нюансы получения письменного или устного выражения доброй воли от самого умирающего или его родственников.

Слава уже отчаялся написать отсюда хоть что-то более-менее путное, даже начал набрасывать короткую новость. Как вдруг выстрелила та самая чуйка. Во время кофе-паузы он подошел к седому мужчине с потухшим взглядом, который держался чуть в стороне от врачей, пасторов и властьимущих. Выпили кофе, разговорились. Слава не стал признаваться, что он журналист. А у Павла Петровича (так звали случайного знакомого) сработал эффект попутчика. Когда самым главным и наболевшим легче всего делиться с незнакомцем. На семинаре он казался случайным гостем. Но это только на первый взгляд, его мучила внутренняя проблема. Чуть меньше года назад в автокатастрофу попала единственная дочь Павла Петровича. Девушка не погибла сразу, но шансы врачи давали мизерные. Несчастные родители уповали на них. Когда через три дня ее сердце все-таки остановилось, с отцом связался хирург и попросил разрешение на изъятие органов. В соседнем отделении от почечной недостаточности умирал по всем параметрам совместимый с его девочкой молодой человек. Тогда Павел Петрович решительно отказал. Что стало с парнем, он не знает. Но за свой отказ винит себя по сей день. И с упорством маньяка ищет себе оправдание. Надеялся получить его здесь, но все, что говорят с трибуны, ему давно известно.

Кофе-пауза закончилась, и Слава понял, именно этот случайный собеседник и есть его репортерская удача. История – отличный повод очертить тему и написать проблемный материал, не транслируя однообразные речи ораторов. Осталось немного – признаться в профессиональном интересе и раскрутить Павла Петровича на интервью, пусть и анонимное. Слава пересел поближе к предполагаемому респонденту, чтобы, когда заседание закончится, не упустить его ненароком, и стал обдумывать их возможный разговор и аргументы за то, чтобы его случай обнародовать.

От мыслей оторвал мобильник, завибрировавший в кармане брюк. На экране высветилось улыбающееся лицо Иринки – Славиной девушки. Он улыбнулся в ответ и сбросил звонок. Но вызов повторился. Ира была неглупой и очень корректной, она понимала, что без причины Славка игнорировать ее не станет. Это означало только одно – разговор у нее серьезный, откладывать нельзя. Слава прикрыл рукой динамик мобильного и зашептал: «Иринка, я занят. Перезвоню минут через 40». В ответ послышались сдавленные рыдания. И Славка потихоньку вышел из зала. В коридоре тут же нажал на последний входящий.

– Что стряслось? Давай-ка не хнычь, рассказывай толком.

– Сегодня распределение предварительное, – Ира хлюпала носом.

– Так с тобой вроде все понятно. И балл аттестата высокий, и запрос на тебя есть.

– И мне было понятно. А девчонки справки принесли о льготах. В общем, я иду по распределению примерно 5 или 6. И декан намекнул, что, скорее всего, придется на первое место работы уехать в районную школу.

Ира оканчивала биологический факультет университета, ее страстью была экология. Дипломная работа, ради которой она проводила все свои каникулы и длинные выходные на Браславщине, касалась распространения европейского угря. Она мечтала продолжить исследование и параллельно трудиться на должности эколога крупнейшей в Беларуси ГЭС. Там ее ждали. И вот такой сюрприз.

– Но ты же собиралась в продолжение диплома писать кандидатскую?

– Он сказал, актуальности не потеряет. Отработаю распределение и могу вернуться, продолжать. И еще сказал, что и школьным преподавателям никто наукой заниматься не возбраняет. Но в Браславском районе вакансий нет, – Иринка захлебнулась в рыданиях.

– Ира! Успокойся. Послушай меня! – Слава повысил голос, и девушка испуганно замолчала. – Минут через 40 закончится заседаловка. Мне нужно будет еще человечка одного выщемить. Я попробую договориться с ним на интервью завтра. Тогда мы сможем встретиться через два часа в нашем кафе. Если вдруг он окажется настолько сговорчив, что вещать согласиться прямо сейчас, то тут уж прости, родная, в приоритете он. Тогда я тебя наберу. Все равно увидимся, но немного позже. Все разрулим, нос не вешай.

Ира в ответ всхлипнула, но Славка чувствовал, она улыбается. Он осторожно приоткрыл дверь в зал и скользнул на свое место.

Павел Петрович на разговор согласился легко. И для Славы это не стало неожиданностью. По опыту он знал, что такие простые люди, работяги или просто далекие от публичности, не бывают позерами. Они не скромничают «на камеру», а сразу дают принципиальный ответ. Если этот ответ «нет», то уговорить на интервью практически невозможно. Зато «да» означает именно «да», а не «в общем да, если бы не…», «да, но попозже» или (что хуже всего) «да, но с условием последующего согласования текста и удалением фраз, которые меня не устроят». «Да» Славе отвечали почти всегда, коллеги думали, что молодой журналист знает какой-то секрет, но он сам считал это обычным везением. Чуть более частым, чем у других. И не испытывал судьбу без крайней нужды. Поэтому уточнил у Павла Петровича относительно планов на вторую половину дня, и, убедившись в их отсутствии, потащил его в кафе – идеальное место для неспешного откровенного разговора. Он предсказуемо затянулся. Так часто бывало у Козявкина. Славка очень бережно относился к собеседникам, не умел отсекать лишнюю информацию еще в зачатке. Если ему попадался говорливый респондент, журналист выслушивал многие хитросплетения его судьбы, не имевшие зачастую никакого отношения к сути материала. Сначала он думал, что не имеет права потребительски относиться к собеседнику, брать только то, что нужно для статьи. Но потом понял, что это врожденная эмпатия, с которой он ничего не сможет поделать. Из-за нее над текстами он работал дольше других. Но, благодаря ей, они получались человечными.

Занося в память мобильного номер Павла Петровича, Славка припомнил своего любимого преподавателя, который часто напоминал студентам, что героев нужно отпускать, уходить из их жизни после публикации текста, особенно, если материал был остросоциальный. Иначе можно завязнуть в помощи беспомощным, жалобах старушек, проблемах матерей одиночек …. И далее по бесконечному списку. Привлечение внимание через СМИ уже толчок к решению проблемы, а значит, свою лепту журналист в это внес. Мозгами Слава понимал, как прав педагог, но поступать так выходило не всегда. Он пообещал себе, что телефоном Павла Петровича воспользуется только один раз, чтобы сообщить, когда выйдет статья. Пожал руку, попрощался. Славке очень хотелось поскорее оказаться дома и засесть за текст, такие вещи особенно хорошо писались по горячим следам. Но не давало покоя какое-то дело. И он вспомнил: Иринка! Голос девушки, который он услышал после длинных гудков, был не то чтобы радостным, но уже не безнадежным.

– Ира, я свободен, – старался говорить как можно мягче. – Давай в парке на нашем месте. Через 15-20 минут. Успеешь?

– Успею. Я ждала звонка.

Парк в центре города не отличался особой эстетикой. Но их обоих привлекала его легкая диковатость. От шаткого мостика через ручей веяло уютной провинциальностью. В нескольких метрах от его начала проходил шумный городской проспект. А другим концом мостик практически упирался в лестницу, ведущую к самому крупному городскому культурному центру. Но здесь, в низине, даже в самые жаркие дни было сыро, прохладно и тихо. Славка издалека увидел стройную фигурку Ирины. Она ходила взад вперед вдоль перил. Нервозности в ее походке мужчина не заметил. Неподвижно холеричная Иринка не могла долго находиться на одном месте. А внимательный Славка научился соотносить характер ее мельтешения с настроением.

– Девушка, не меня ждете? – издалека крикнул он. Ира оглянулась, улыбнулась ему и замахала.

«Хорошее настроение у девушки – половина успеха», – отметил про себя Слава и прибавил шаг. Он легко поднялся по ступенькам, обнял Иринку за талию, легко коснулся губами шеи и шепнул:

– Рассказывай.

– Что тут расскажешь, – Ира уже успокоилась, говорила без истерики, разумно и логично. – Я была первой на распределении. Все казалось предсказуемо, с ГЭС прислали на меня заявку. С руководством я знакомилась лично. Все должно было срастись. Но объявили, что у льготников будет приоритет. А когда стало ясно, сколько льготников, я откатилась ко второму десятку ближе. А там уже школы. И даже не городские. Нет, я не против учить детей, Слава. Но ты же сам понимаешь, зарыбление европейским угрем белорусских водоемов приостановлено. Я тебе говорила, они не размножаются у нас, им нужно в Саргассово море. И если я вернусь к теме даже через два года, я упущу материал. И даже уже собранная статистика, прерванная на несколько лет, будет никому не нужна. Понимаешь?

– Понимаю, Ира. Биографию европейских угрей я знаю так, будто они мои родственники. Ты над этим небезрезультатно работаешь. Скажи мне лучше, кто такие льготники.

– Ну… льготники, – Ира трудно переходила на другую тему, если дело касалось угрей. – Это те студенты, которые имеют право на распределение вне очереди. Чаще всего, по семейным обстоятельствам.

– Например? Какие это могут быть обстоятельства?

– Например, льготы положены беременным и молодым матерям, – Ира задумалась. – Потом, если у мужа высшее образование, и он уже трудоустроен. Людям с инвалидностью и сиротам. Но таких у нас нет.

– Ну, что сказать…Инвалидом становиться я тебе не советую, равно как и сиротой. А вот расписаться мы с тобой могли бы успеть. А при определенном старании и сделать тебя беременной претенденткой на вакантное место.

– Слав, ты серьезно? Ты зовешь меня замуж?

– А ты никогда не задумывалась, что это – логичный итог наших отношений?

– Ну знаешь ли… Ты даже не намекал. Как я могла понять? В голову тебе залезть? Мысли твои прочитать? Как?

– Ира, не кипятись. Раз уж я сделал тебе предложение, пусть и так неуклюже, давай пойдем в кафе, отметим это дело. Заодно и поговорим. Хочу тебе кое-что объяснить.

Он взял ее под локоть и мягко, но настойчиво повел к выходу из парка. Он понимал, что психологическое состояние Ирины сейчас не самое выгодное для него. И то, что девушка подчинилась сразу, совсем не гарантирует удачного достижения цели. Но добраться до спокойного места было необходимо: Славке слишком много предстояло ей объяснить и делать это на ходу он не мог и не хотел. Поэтому старался идти как можно быстрее. Он всегда чувствовал ее очень верно.

В душе внешне спокойной Иры действительно бушевала буря эмоций. Сначала она обрадовалась тому, что Славка предложил именно такой выход из положения. Она часто думала, что по-настоящему любит этого чудака. И именно с таким мужчиной готова прожить всю жизнь. Но когда волна первой радости схлынула, поняла: "неуклюжесть" этого предложения унижает ее. Выглядит, будто она сама напросилась, вынудила. Так если он не готов, не нагулялся или сомневается, то пусть определяется. Ничего страшного в отработке нет. В конце концов у школьников бывают каникулы, во время которых можно ездить в экспедиции. И что такое два года? Они пролетят. А свобода от семейных обязанностей позволит работать на два фронта. Ира уже приготовилась вырваться и убежать, ничего не объясняя. Но он будто прочел эти мысли, сжал руку еще сильнее и направил ее на веранду летнего кафе, легко, но настойчиво подтолкнув к дверному проему. В нежаркий апрельский вечер буднего дня здесь было тихо и безлюдно.

Славка выбрал столик в углу возле витражного окна. Усадил Ирину и плотно придвинул к столу ее кресло. И только когда, ловко обогнув столик, устроился напротив, отпустил ее руку. Он смотрел ей прямо в глаза и было в этом взгляде что-то такое, что не давало девушке отвести взгляд. К ним очень быстро подошел официант, Слава, не теряя визуального контакта с ней, заказал два черных кофе без сахара и десерт на выбор шеф-повара. Официант кивнул и ушел. Наконец Славка расслабился.

– Ира, я, наверное, как никогда понимаю, что ты сейчас думаешь и чувствуешь, – он запнулся. – И отдаю себе отчет, что сам сейчас выгляжу идиотом. Но очень надеюсь, что ты сможешь меня выслушать и понять.

Славка был таким растерянным, что Ирине стало жаль его. И она, несколько минут назад уверенная в том, что при первой же возможности сбежит, едва заметно кивнула. Этого было достаточно. Славка не был манипулятором в том самом негативном смысле этого слова. Но направлять в нужное русло Иринины эмоции он умел. Но чего в этом умении было больше – его мастерства или податливости влюбленной женщины, он не знал. В этот раз он отчаянно пытался воспользоваться и тем, и другим. Потому что вдруг понял: от результатов этого разговора зависит слишком многое в его жизни. То, чем он раньше необдуманно рисковал. И за что сейчас готов был отдать все, что у него было.

Перед ними поставили кофе и две креманки. Славка отхлебнул дымящийся напиток и начал:

– Ира, я должен сказать тебе, что примерно через неделю после нашего знакомства я начал понимать, что ты мне нужна. – Славка старался говорить максимально честно. Фразы получались неуклюжими и банальными. Но он продолжал. Ему казалось, что стоит прерваться, остановиться или задуматься, и он навсегда упустит шанс поговорить с Ирой откровенно и без фальши. – Буду честен, я оставлял себе некую долю сомнений. Только потому, что очень часто идеализирую людей. И ты это отлично знаешь.

Ира попыталась что-то сказать, на Славка жестом ее остановил, стер со лба капли пота, облизал пересохшие губы и продолжил:

– И каждый день нашего общения был мне доказательством: да, я ошибаюсь в людях, но не в этот раз. Я действительно хотел бы именно с тобой построить дом, завести детей, дождаться внуков, состариться и встретить закат жизни. Не страшась его. Ведь ухода боится только тот, кто не успел – не долюбил, не доделал, не познал. Мне казалось, мы с тобой успеем все. Это ведь и есть счастье, правда?

– Правда, Слава. Как правда и то, что говоришь ты мне эти вещи только под давлением обстоятельств.

– А теперь я должен немного оправдаться. И рассказать тебе о других обстоятельствах. Которые давили на меня… да что там давили, они и сейчас давят. Но если выбирать между тем, пойти им наперекор или потерять тебя, то я выбираю первое.

Ирина была заинтригована, и Слава заметил это. Поэтому наконец позволил себе минутную паузу, собрался с мыслями и заговорил.

– Ты знаешь, что меня мать воспитывала одна. Я – ее единственный сын. Несмотря на это, она никогда не была наседкой. Я успешно сепарировался годам к 12 и жил свою счастливую жизнь. Но в какой-то момент что-то пошло не так. Она вдруг очень сильно изменилась.

Слава запнулся. Повисла неловкая пауза.

– Эти перемены связаны с переездом? – Ира знала, что родился ее молодой человек в другой стране. Ей хотелось как-то помочь ему настроиться, но кроме этого вопроса в голову ничего не пришло.

– Нет, Иринка. Чудить она начала раньше, еще в Сибири. Вдруг решила формировать свой бренд. Я не говорил тебе, но эта странная фамилия, которую мы носим – совсем и не фамилия. Это ее творческий псевдоним. Вдруг она стала подписывать им свои глубокие талантливые материалы. Дальше-больше, примерно через полгода мать поменяла паспорт. И, не спросив меня, с моим паспортом сделала то же самое. Свой сумасбродный поступок оправдала тем, что отец, который меня не воспитывал, не достоин, получить в моем лице продолжателя своего рода. Это можно было бы объяснить обидой на мужа, феминистической принципиальностью, в конце концов, рассматривать как милое чудачество. Но на нем не закончилось. Она вдруг зачастила к астрологам, нумерологам и прочим гадалкам. Где брала адреса, узнавала явки и пароли – известно только ей одной. Сначала она подобрала мне новую счастливую дату рождения, на самом деле я почти на полгода старше. Говорила, что это и ради меня в том числе, так у меня будет возможность попытаться поступать дважды, а не пойти в армию в случае первой неудачи. Как бы нелепо это не выглядело, я и поступил с первого раза, и отслужил без проблем – к чему были эти странные ходы, я не знаю. Но когда я вернулся из армии, меня ждал новый сюрприз. Она объявила, что жениться я должен не раньше 25 лет. 25 и точка. Иначе не сын я ей больше. Я посмеялся. Но потом встретил тебя. Я понимал, терпение любой девушки не бесконечно, до 25 было еще три года. Я просто старался не думать об этом в том числе и потому, что не знал, как признаться тебе.

– Но ведь признался же как-то.

– И теперь ты думаешь о наследственных странностях, поэтому в качестве отца своих детей меня рассматриваешь. Ведь думаешь? Говори, чего уж там.

– Теперь я думаю, что тебе недавно исполнилось 24. И даже если условие о 25-летнем возрасте касалось твоей реальной даты рождения, мне придется ехать учительствовать на село. А свободное от этой почетной миссии время тратить на твоих практически родственников – европейских угрей.

– Прекрати задираться, – Славу разозлил тон, совсем неуместный после того, как он был максимально честен и открыт. – Мне кажется, я все сказал.

– Извини, Слава. Так что мы будем делать?

– Сейчас, – Слава на минуту задумался, но в его голове уже созрел план. – Сейчас я провожу тебя домой. Сам иду работать. Завтра четверг. Я постараюсь сдать все хвосты и вызовусь отработать в пятницу, первого мая. За это, вместо двойной оплаты, попрошу два отгула и еще два у меня припасены. Если тексты все сдам, у редактора не будет основания не дать мне следующую пятницу за свой счет. И у нас будет полная неделя. Ты ведь тоже сможешь освободиться?

– Думаю, что смогу. А зачем, Слав? – Ирина спрашивала так осторожно и несмело, что Славке стало жаль ее. Конечно, повысил голос, застращал девчонку. Потом думал вслух, что-то планировал, из этого монолога она скорее всего, мало что поняла. А сейчас продолжает говорить загадками. Он накрыл руками ее ладони и как можно мягче стал объяснять.

– Я пока не буду говорить матери о женитьбе. Подумаю, как ее подготовить. А если пойму, что компромисса не выйдет, мы с тобой просто распишемся. В тайне. А свадьбу сыграем через год. Ты же подождешь, ведь да?