Ртуть

– Тяжелая, – проронил он.

Мистер Кэмпбелл снова поднял молоток, и в этот раз никто не посмел его остановить. В его глазах бушевал решительный огонь, подернутый страхом. Он был готов действовать, сокрушить любую преграду, лишь бы вырваться из этого кошмара. Первый удар обрушился на дверь с оглушительным грохотом, заставив миссис Берд вскрикнуть и зажмуриться. Дерево содрогнулось, но выстояло. Второй, третий удар… и, наконец, поддавшись напору, вокруг замочной скважины расползлась предательская трещина.

Не отрывая взгляда от этой трещины, я почувствовала, как чья-то рука коснулась моей. Вновь мои брови взметнулись вверх в недоумении. Давид…

В его взгляде читались напряжение и незримое предостережение. Он беззвучно указал на конец коридора. Там, в полумраке, что-то двигалось. Нечто темное и бесформенное, медленно скользящее из стороны в сторону.

– Джессика? – Я прищурилась, тщетно пытаясь разглядеть фигуру в обесточенном пространстве.

– Гаррет, – позвал Давид, снова кивнув перед собой. Подошедший парень, как и мы, замер, устремив взгляд в дальний конец холла, переходящего в следующий.

Силуэт по-прежнему продолжал метаться из стороны в сторону.

Глава 3. Как я это вижу.

От лица Гаррета.

Очередной урок истории, серый и безликий, как старая хроника. Зная наперед практически каждое слово, и каждую дату, я тщетно пытался сбежать от реальности, нырнув в спасительный свет экрана телефона. Пальцы, словно безумные пианисты, скользили по списку контактов, выискивая призрак нужного номера. Я был худшим из братьев. Тем, кто даже после его ухода не удосужился выучить наизусть одиннадцать коротких цифр, ставших теперь болезненным укором.

– Гаррет Уильямс? – услышав свое имя, я незаметно отложил телефон, обернувшись на голос учителя. Он замер позади меня, словно тень, склонившись над партой одноклассниц.

Без единой запинки я выдал ему заранее подготовленный ответ. Собственно, его вопрос не представлял собой особой головоломки. Вооружившись законами логики мистера Престона, моим одноклассникам достаточно было зазубрить пару-тройку ответов на его однообразные, словно заезженная пластинка, вопросы. Но они были абсолютно глупы и явно слепы к очевидному.

– Верно! – мистер Престон резко стукнул ладонью по столу, испепеляя взглядом девушку, которая отчаянно, но безуспешно пыталась раствориться в школьной мебели. Эшли, кажется?

Мой взгляд зацепился за ее лицо, скользнул к глазам. Не дура, это же очевидно, но зачем-то притворяется таковой. Чтож, ее выбор…

– Полагаю, Эшли, ваши познания уступают яркости шевелюры? Многие светила науки считают аммиак злейшим врагом интеллекта. Я бы посоветовал вам, – мистер Престон брезгливо скривил губы, отворачиваясь, – тратить время не на украшение бренной плоти, а на духовную пищу.

Я прищурился, впиваясь взглядом в учителя. Какого дьявола он прицепился к ее волосам?

Девушка, словно сотканная из безразличия, оставалась неподвижной, погрузившись в лабиринты учебника. Водопад нежно-розовых волос струился по ее хрупким плечам, а пальцы, увенчанные хищным маникюром кислотного оттенка, судорожно вцепились в страницы. Ее взгляд, на мгновение оторвавшись от текста, бесстрастно проскользил мимо, и, встретился с моим. Не придумав ничего лучше, я в растерянности отвернулся, вновь устремляя взгляд в экран смартфона. Увы, но меня не прельщали ни мимолетные знакомства, ни тем более отношения, особенно с теми, с кем судьба заставила делить школьную скамью. Да и какой во всем этом смысл? Любовь в семнадцать – мимолетное наваждение, буря гормонов, пляска юности на зыбкой почве неопределенности. Говоря проще – инстинктивное желание, плотская жажда, не омраченная глубиной чувств. Не более, чем физиологическая потребность, замаскированная под романтику. Не больше и не меньше.

Однако, уже второй месяц мои мысли были пленены исключительно одной незнакомкой. Об этом не принято говорить вслух, и такое не доверишь даже самым близким друзьям, потому что, наше знакомство завязалось на закрытом форуме – пристанище тех, кто одержим поиском правды в мутных водах нераскрытых преступлений и слитых полицией улик. Да, это правда. Пусть это и не самое удачное место для того, чтобы с кем-то сближаться, но уже с первых строк нашей переписки я почувствовал нечто особенное. Нас объединяла не только неутолимая жажда истины, но и удивительная схожесть мышления. Порой, в словах этой девчонки, я улавливал отголоски собственного характера. Конечно, было бы наивно делать поспешные выводы о родстве душ, основываясь лишь на виртуальном общении, где каждый волен создать для себя любой образ. Но я отбросил сомнения, решив просто наслаждаться каждым моментом нашего диалога, не забывая при этом о цели, которая привела меня сюда изначально.

Пальцы, словно танцоры, пронеслись над клавишами, оставив на экране короткое сообщение для пользователя с интригующим никнеймом – "Сахар":

– "Здравствуй. Кажется, у меня забрезжил свет в конце туннеля и появилось несколько неплохих идей. А у тебя? Есть ли хоть какая-то ниточка, ведущая к разгадке тайны смерти твоего родственника?"

Сообщение улетело в сеть одновременно с оглушительной трелью школьного звонка, разорвавшей тишину. Вскочив со стула, я спешно запихнул учебники и тетради в свою видавшую виды кожаную сумку и растворился в бурлящем потоке галдящих одноклассников, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие шаги.

Признаюсь, расследовать преступление, совершенное более тридцати лет назад, будучи обычным школьником, без доступа к материалам самого дела – задача непосильная до абсурда…

Остановившись у окна в просторном школьном холле, я устремил взгляд на крышу огромной ртутной фабрики, что маячила на городской окраине, как мрачный свидетель минувших лет. Эта фабрика всегда вызывала у меня дрожь. Ходили слухи о жутких происшествиях, связанных с производством ртути, о рабочих, сошедших с ума от паров, и о таинственных несчастных случаях. Эта гнетущая атмосфера натолкнула меня на мысль, что в исчезновении бывшего ученика нашей школы, тоже кроется нечто большее, чем просто банальный побег из дома.

Люк Уильямс пропал в далеком 1995 году. Тогда, меня ещё даже не было на этом свете. Смутные обрывки разговоров взрослых о том, что мальчик «загулял» и наверняка скоро вернется, постепенно становились городскими байками. Он не вернулся. Дело замяли, забыли, а теперь, спустя столько времени, эта история, жившая в моем сердце не один год подряд, наконец-то должна была раскрыть все свои карты. И чем больше я о ней думал, тем сильнее крепло убеждение, что исчезновение Люка – не было случайностью. Я начал свое "расследование" с опроса старожилов, бывших учителей нашей школы, и тех, кто хоть как-то был причастен к фабрике. Естественно, я опросил лишь пару процентов людей, которых знал, и это было ничтожно мало. Тем не менее, я все еще продолжаю искать любую зацепку, и любую деталь, которая могла бы пролить свет на события того времени. Большинство бывших работников, которых мне удалось найти, лишь отмахивались, ссылаясь на давность лет и ненадежность памяти. Но кое-что все же удалось выяснить. Родители рассказали мне, что оказывается несмотря на свой юный возраст, Люк был увлечен химией, и в особенности – ртутью. Он часто пропадал на территории фабрики, лазил по заброшенным цехам, выискивая остатки драгоценного металла. И вот тут возникла первая серьезная зацепка. По словам одного моего соседа, который по счастливой случайности оказался одним из бывших рабочих, Люк, незадолго до исчезновения хвастался, что нашел «что-то особенное» на территории фабрики. Что именно он имел в виду, старик не помнил, но его слова запали мне в душу ниточкой надежды. "Что-то особенное"… Но черт, что можно вообще найти на фабрике?

Оторвавшись от созерцания пейзажа, что разворачивался за окном, словно застывшая симфония красок, я вновь извлек из кармана мобильный. Несколько касаний – и экран ожил, явив мне призрак прошлого. На меня смотрел юноша, обрамленный буйной гривой непокорных каштановых волос. Он беззаботно улыбался, а в чертах его лица, как в зеркале, отражались мои собственные, что было совершено не удивительно, ведь Люк Уильямс – мой старший брат. Увы, он остался для меня лишь эхом рассказов родителей, призрачной фигурой, сотканной из воспоминаний и запечатленной лишь на единственной, чудом уцелевшей фотографии в цифровом формате. 19 ноября 1995 года Люк исчез, словно растворился в утреннем тумане, прихватив с собой осколки детства: фотографии, одежду, в общем все, что формировало его личность. Казалось, он просто захлопнул за собой дверь и сбежал от семьи, в объятия неизвестности. Так бы все и решили, если бы отец не получил, то короткое, оборванное "Помоги" с его номера. Я родился спустя тринадцать лет после того, как тень исчезновения моего брата перестала давить на плечи родителей, когда они, наконец, смогли вдохнуть жизнь полной грудью, осознав, что она продолжается. В мои четырнадцать они поведали мне о нем, и тогда, дрожащим голосом, я выпросил у отца номер Люка. И хоть в трубке постоянно зияла абсолютная пустота, я не отступал. Год за годом я отправлял ему сообщения, как будто бросал в бездонный океан письма в бутылках, с отчаянной надеждой, что волны смилуются и донесут их до далекого берега его души. Глупо? Наверное. Отчаянно? Возможно. Навязчиво? Скорее да, чем нет, но меня не покидала слабая, мерцающая искра надежды, что он мог быть жив. Разумеется, мои письма не ограничивались отчаянными мольбами о возвращении. Я неустанно делился с ним каждой мелочью своего дня, каждым увиденным чудом, и каждым съеденным блюдом. Моя переписка превратилась в исповедь, в сокровенный дневник души, о котором знал лишь я и, вероятно, бездушный мобильный оператор, безжалостно выкачивающий мои деньги за эти короткие, но такие важные послания. Иногда я представлял, как мог отреагировать на то, если бы однажды, возле очередного моего бессмысленно сообщения, я увидел бы отметку "прочитано"? Как бы я повел себя, узнав о том, что мой брат мог оказаться живым?

Звук нового сообщения дерзко вторгся в мои размышления, словно резкий удар грома. Оторвав взгляд от окна, я вновь утонул в мерцающем свете экрана, запуская приложение. "Сахар", как и ожидалось, ответила почти мгновенно:

– "Увы, мы копаем эту землю уже несколько лет, но, кажется, приросли корнями к одному проклятому месту. Я в отчаянии. Где искать нить, если даже у полиции не за что зацепиться?"

Секунду спустя пришло еще одно сообщение, более мягкое, с оттенком любопытства:

– "Но я рада за тебя. Не томи же, поделись своей гениальной идеей."

Мои пальцы, словно заправские пианисты, забегали по клавишам, а губы тронула едва заметная, полная надежды полуулыбка.

– "Мне кажется, единственное, за что я могу сейчас ухватиться – это одноклассник. Его родители работают в полиции, и есть крохотная вероятность, что им что-то известно о деле моего брата. Возможно, сохранились какие-то материалы, и они позволят мне хотя бы мельком их просмотреть. Я уверен, там найдется хоть что-то, за что можно зацепиться, настоящий факт, а не очередная догадка или чья-то кривая интерпретация того, что произошло на самом деле… что думаешь?"

Ответ девушки вспыхнул на экране спустя пару секунд:

– "Ого, у нас в классе тоже есть дочка копа. Но, увы, полиция в нашем деле бесполезна. Сколько ни пытались, ничего нового выудить не смогли. Но если у тебя получится, будет просто бомба! А мне пора бежать. Мама только что звонила, велела нестись к школьному учителю химии и умолять дать шанс переписать контрольную, которую я завалила. Иначе о колледже можно забыть…"

Пока я судорожно цеплялся взглядом за каждое слово, "Сахар" успела написать короткое "Целую" и исчезла из сети, оставив меня наедине с ворохом мыслей.

"Целуешь?" Моя бровь взметнулась вверх в немом вопросе, застыв изящным изгибом, пока взгляд продолжал блуждать по холодному экрану. Только этого еще не хватало в этом цифровом балагане… Нет, конечно, глупая мысль о мимолетной симпатии мелькнула, признаюсь, но, как я говорил ранее – в этом зыбком мире интернета каждый волен примерить любую маску. Девушка или юноша, зрелый мужчина или наивный ребенок, ангел во плоти или демон из преисподней – кто из них она на самом деле? Я не знал об этой девушке ничего, кроме пикселей никнейма: ни лица, ни города, ни страны, может быть даже затерянной где-то на другом краю света. Черт, да я даже имени ее не знал! И да, пожалуй, "запал" звучит слишком весомо для мимолетной искры в виртуальном пространстве.

Размышления о рисках виртуальных знакомств оборвались, когда я засунул телефон в карман джинсов и повернулся к коридору, ведущему в спортзал. Кто вообще додумался ставить физкультуру последним уроком? Уверен, эта мысль сейчас терзала добрую половину нашего класса.

– …Гаррет!

Всего лишь один неловкий поворот, и вот уже мной раскидана пестрая россыпь учебников, а прямо напротив стоит девушка, неловко прячущая за ухо непослушную шоколадную прядь. В больших карих глазах плещется испуг, смешанный с плохо скрываемым гневом.

– Черт, прости, это я виноват, – я присел и одним движением собрал разлетевшиеся книги, тут же возвращая их брюнетке. Одноклассница, и кажется подруга Эшли, – Джессика. Типичная ученица, ничем не выделяющаяся из толпы таких же школьниц в любой захолустной школе, вроде нашей Меркбурской.

– Ничего, бывает, – пробормотала Джессика, принимая книги и стараясь избегать моего взгляда. Она слегка порозовела, и я заметил, как дрогнули уголки ее губ, словно она изо всех сил сдерживает улыбку. Вблизи ее карие глаза оказались еще более завораживающими, а непослушная прядь, выбившаяся из прически, придавала ей трогательную непосредственность.

Пока я разглядывал Джессику, в голове промелькнула мысль о том, что я никогда раньше не обращал на нее внимания. Она всегда была где-то на периферии моего поля зрения, просто еще одна ученица в бесконечной череде лиц, сливающихся в одно размытое пятно.

– Еще раз прости, я действительно не хотел, – повторил я, надеясь, что мой голос звучит достаточно убедительно. Джессика кивнула, все еще избегая моего взгляда, и попыталась протиснуться мимо меня. Но я не сдвинулся, придумав на ходу неплохой план.

– Подожди, может, я могу загладить свою вину? Купить тебе кофе после физкультуры?

Девушка замерла, и я увидел, как на ее щеках вспыхнул румянец. Она подняла на меня свои огромные карие глаза, в которых теперь плескалось уже не испуг, а явное удивление. Собственно, почему нет? Если мне нужна Эшли, то почему бы не начать с ее подруги, которая может подсказать, как правильно подступиться к дочери полицейского и при этом не нарушить ни один, даже самый эфемерный призрачный закон.

– Кофе? Ты сейчас серьезно? – в ее голосе звенело оскорбленное изумление, приправленное горечью. – Гаррет, целый год мы дышали одним воздухом в этом классе, и только сейчас, после нелепого столкновения, ты снизошел до разговора? Не смеши меня. Это не слезливый роман, где хулиган внезапно падает к ногам простушки. Выкладывай, ты что-то от меня хочешь?

Мои брови невольно взметнулись вверх, а руки скрестились на груди в предвкушении. Хулиган? Неужели это произнесла та самая особа, умудрившаяся на днях впутать жвачку в свои волосы, а после хладнокровно отстричь непокорную прядь, словно избавляясь от надоедливой мушки? Та, что по средам облачается в розовое, а ее ногти никогда не знают отсутствия лака? В ней одновременно уживаются Барби и бунтарка, жгучий перец, присыпанный сахарной пудрой. И уж точно она не та "простушка", которой себя выставляет. Я проморгался.

– Ладно, сдаюсь. Кофе был лишь предлогом. Мне нужна Эшли, – признался я, виновато вскинув плечи и скользнув взглядом по окну. Солнце, пробивавшееся в холл робкими лучами, спешило к закату. Стрелки на моих часах застыли на отметке без четверти три. – Рано сегодня сумерки сгущаются, заметила? – пробормотал я, стараясь скрыть неловкость, – и не пойми превратно, мне всего лишь нужно поговорить с ее родителями. Может, знаешь, как лучше подойти к этому разговору?

Брюнетка фыркнула, изящно взметнув прядь волос по воздуху.

– Просто подойди и скажи, что тебе нужно с ними поговорить. В чем дело? Ты что-то натворил? – ее взгляд сузился, опаляя меня подозрением.

– Нет, – отрезал я, понимая, что сплетни с одноклассниками совершенно не входили в мои планы. Коротко кивнув, я, смущенный, обошел ее стороной и поспешил к спортзалу.

– Гаррет, – голос Джессики вновь возник рядом, и она почти вровень зашагала со мной.

– Собираешься зайти? – я остановился у мужской раздевалки, загораживая ей дорогу. – Боюсь, оттуда ты выйдешь уже не такой невинной, – усмехнулся я, приглаживая взлохмаченные волосы. Джессика, на голову ниже меня, вскинула взгляд вверх, прожигая меня насквозь.

– Смешно, Гаррет Уильямс. Зачем тебе полиция? – повторила она, но теперь с требовательной ноткой.

– Думаешь, я стану выкладывать тебе все свои карты?

– Конечно, вдруг это связано с Розалин? – ее голос дрогнул, едва имя бывшей ученицы коснулось губ. Судьба у девчонки и правда мерзкая. Сначала отец, теперь кузина. Если бы я верил в чертовщину, решил бы, что смерть преследует ее по пятам.

– Поверь, к Розалин это не относится. Это семейное. Мне просто нужна информация из полицейского архива.

Я обернулся, намереваясь проскользнуть в раздевалку, но пурпурные коготки брюнетки, словно хищные птицы, коснулись моего воротника. Каскад браслетов на ее запястье отозвался мелодичным перезвоном. Скривившись от неприятного ощущения, я осторожно снял ее руку.

– Только без фамильярностей, ладно? Не выношу прикосновений. Что ещё?

На мгновение ее взгляд задумчиво прищурился, словно оценивая ситуацию, и затем она снова посмотрела на меня:

– Если тебе все-таки каким-то непостижимым образом удастся пробраться в архив, не мог бы ты кое-что поискать и для меня?

***

Черт оказался не так страшен, как его малевали. Я и представить не мог, что Эшли так легко согласится помочь, почти не задавая вопросов. Впрочем, разговор с ее родителями, похоже, все-таки придется отложить до завтра.

Пока девушка торопливо шла впереди, судорожно сжимая в руках алое пальто Джессики, я снова открыл чат поддержки и поиску ответов. Переключившись на разговор с Сахаром, я сразу же заметил от нее два новых сообщения:

– "Люк, я в полной заднице. Учитель химии ушла домой, и моя контрольная накрылась медным тазом. Почему именно сегодня, когда на кону мое поступление и вся дальнейшая жизнь? Вот же коза!"

Усмехнувшись от ее манеры переписываться, я мысленно посочувствовал незнакомке.

– "Не теряй меня, я в школьном медпункте, сахар подскочил, расскажу позже…" – гласило второе сообщение, отправленное полчаса спустя.

– "Сахар подскочил?" – немой вопрос застыл на моих губах. У нее что, диабет?

Пожалуй, теперь я понимал смысл её никнейма, казавшегося прежде лишь забавной причудой. Теперь он звучал как эхо ее дерьмовой жизни, тень, которую она тщетно пыталась скрыть. Она ещё ни разу не говорила об этом напрямую, что лишь подтверждало истину того, что в безликом пространстве интернета никто не узнает тебя настоящего, пока ты сам не решишь оставить крохотные, едва заметные знаки, ведущие к правде. Но я и сам недалеко ушел: присвоил себе имя пропавшего брата. Вглядываясь в его единственную оставшуюся фотографию, я завидовал той жизни, которую он вел, или, скорее, которую я сам ему придумал. В моем воображении он был окружен стайками поклонниц, девичьи вздохи преследовали его по пятам, а их взгляды боготворили. Не придумав иного способа, я просто представился его именем, надеясь на то, что сумею подобным жалким трюком, привлечь внимание девчонки с форума. Собирался ли я открыться ей? Быть может. Но не сейчас, когда на ее плечи и без того свалился груз забот.

Впереди маячила спина Эшли. Мои брови невольно сдвинулись к переносице: а что, если, черт возьми, попытаться провернуть это и с ней? Не обмануть ее, представившись другим именем, нет. Речь о большем – о кардинальном преображении. Сбросить личину угрюмого молчуна-подростка, якобы хранящего бездну секретов. Стать открытым, общительным, обаятельным. Приблизиться к ней настолько, чтобы, наконец, докопаться до истины. Стать Люком, всеобщим любимцем, каким его рисовали родители. Превратиться в магнит, к которому липнут все подряд…

От одной мысли об этом меня уже воротит. Это как надеть чей-то костюм, сшитый по чужим меркам. Он сидит нелепо, сковывает движения, заставляет притворяться. в тщательно выстроенной иллюзии. Пытаться воссоздать поведение брата, означало предать себя, похоронить собственные желания и стремления под грудой ожиданий.

Вот только, как ни крути, но люди тянутся к легкости, к уверенности, и к тому, что им кажется совершенством. Но за этой маской всегда скрывается пустота, фальшь. Разве можно построить настоящие отношения на лжи, на притворстве? Разве можно обрести счастье, играя роль, прописанную другими? Стать чьим-то подобием, пусть и любимчиком, – это равно отказаться от собственной идентичности, и раствориться в чужом образе.

Люк… он, наверное, был таким, каким многие его помнят. Но я другой. Я ношу шрамы своих ошибок, храню в себе свои секреты, лелею свои странности. Я ненавижу общество, но все это делает меня настоящим, живым. Я не хочу быть любимцем, я хочу быть собой. Лучше быть отвергнутым за правду, чем обожаемым за ложь. Лучше остаться в тени, сохраняя свою целостность, чем купаться в лучах чужой славы, утратив себя…

И пусть, всегда я выбирал путь, где я – единственный архитектор своей судьбы, и где мои решения определяли мою жизнь, но сейчас я должен надеть маску, затянуть потуже, чтобы сквозь фальшь пробиться к правде. Ради Люка.

Ради того, чтобы вырвать его из тьмы.

Глава 4. Да начнется хаос.

Оторвавшись от основной группы, мы, словно три тени, продолжали буравить взглядом дальний конец холла. Наверное, со стороны наша напряженная сосредоточенность выглядела весьма подозрительно, потому что Бритни, до этого нервно сновавшая мимо, вдруг застыла напротив, скрестив руки, ощетинившиеся хищным частоколом длинных ногтей.

– Вы куда уставились? – взгляд блондинки, змеей скользнул по направлению нашего. В тот же миг, словно по мановению невидимой руки, призрак тени в конце коридора растаял, уступая место тренеру Брауну, который вынырнул из-за угла, а теперь неспешно двигался по коридору в нашу сторону, излучая уверенность каждым шагом своей спортивной походки.

– На уроках вам его мало? Любуетесь?

– Нам померещилось, будто Джессику увидели, – пробормотал Гаррет, нервно взъерошив волосы. Переведя взгляд на нас, он задержался на мне, прищурившись с какой-то странной оценивающей настороженностью.

– Ну? – Бритни хмыкнула, кивнув в сторону холла.

Давид вопросительно поднял бровь, кивнув девушке.

– Идем, чего застряли? Если вам показалась Джессика, почему вы продолжаете стоять на месте и пялиться на Брауна?

Учитель скользнул мимо, и, заметив скопление у дверей, решительно двинулся в его эпицентр. Мы обменялись взглядами.

Казалось, в разрастающемся вокруг бедламе, наша небольшая группа оставалась незамеченной. Ускорив шаг, мы пронеслись вдоль бесконечного коридора гардеробной и вскоре оказались в просторном холле, где по обеим сторонам – два лестничных пролета змеями устремлялись на второй этаж.

– Джессики здесь нет, – бросил Давид, оглядываясь по сторонам. Подойдя ближе, он дернул за массивную ручку центральной двери, ведущей в библиотеку. Помимо нее, в этой части школы располагались кабинеты истории и географии. Только вот, к нашему великому сожалению, все три двери были закрыты.

– Может, её заперли в одном из кабинетов? Если они смогли закрыть всю школу, то что для них обычная дверь? – блондинка, пригнувшись, вглядывалась в замочную скважину кабинета истории, словно пытаясь высмотреть там ускользающую ото всех истину.

– И ты думаешь, она бы молчала? Мы здесь уже полчаса, и кроме гула толпы с первого этажа, тишина звенит в ушах, – ответила я, закатив глаза. Развернувшись к лестничному пролёту, я устремила взгляд на ступени. В голове царил хаос, мысли метались, отчаянно пытаясь выстроиться в стройную цепочку, чтобы подсказать, что делать дальше.

– А может, она просто уснула? Или ей заклеили рот? В боевиках чего только не увидишь, – Бритни замерла в нескольких шагах, снова боясь подойти ближе. Звон браслетов на ее запястьях хрустел в звенящей тишине коридора.

– Джессика! – я выкрикнула ее имя, надеясь на отклик, но в ответ прозвучало лишь молчание.

– Глупая, с завязанным ртом не кричат. Нам нужны ключи, – Бритни обогнула меня, встав напротив Гаррета. – Взрослые тебе доверяют, думаю, ты сможешь уговорить этого неудачника Кэмпбелла дать тебе его связку. Я пойду с тобой, буду планом "Б", – в полумраке коридора ее глаза хищно блеснули. – Если он откажется отдать ключи, в ход пойдет мое обаяние.