Цена дружбы

Катя во все глаза смотрела на редактора, ловя каждое его слово, и старалась понять смысл его витиеватых фраз, но ей это не удавалось, и весь её вид свидетельствовал об этом. Сергей Петрович заметил, что девушка не понимает его, и по-отечески стал разъяснять.

– Одно дело, дорогая моя, сказать: “Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты…”. И совсем другое:” Фрося, с красным от мороза носом, показалась из-за угла”. Совсем разных девушек нарисует твоё воображение. Не правда ли?

Катя кивнула головой в знак согласия.

– Поэзия, в особенности любовная, не терпит реалий жизни. Совсем другими понятиями апеллирует она. Воздушными, восторженными, я бы даже сказал мистическими. Но твоя подруга не лишена литературных способностей. Было бы нечестно утверждать обратное. Ей надо развивать вкус.

– Вы говорите правильные вещи, хотя не соответствуете им. Разрешите, – Катя забрала газету из рук редактора и, открыв первую, титульную страницу, вновь вернула её редактору. – Прочтите! И это вы называете поэзией, располагая на первой странице?!

Похоже, редактора интересовала только фамилия автора, которая красовалась под стихотворением, потому как он быстро ответил.

– Это стихи дочки ректора института. Вполне сносно. Девочка стоит у истоков творчества.

– Да?! А это чьи стихи? – не унималась Катя, ткнув на ряд стихов. – Можете не отвечать. Дочери декана, заведующего кафедрой, и так далее. Катя возмущённо перечисляла высокопоставленные должности. Вдруг неожиданно она замолкла и тяжело вздохнула.

– Мы с подругой детдомовские, из глубинки. Значит, ей надеяться не на что? – Катя с надеждой посмотрела на редактора. Почему-то он показался ей добрым, и ей захотелось поделиться с ним сокровенным. Она не ошиблась: Сергей Петрович был из когорты старых порядочных людей, и он не мог не заметить отчаянного призыва девушки о помощи, потому доброжелательно ответил.

– Что поделаешь, дорогая, такова правда жизни. Облегчает жизнь блат или наличие богатых родителей. У вас нет ни того, ни другого. Трудно вам придётся в жизни, но сдаваться не надо. Твоей подруге надо читать побольше, чтобы сформировать свой особый стиль. Читать Пушкина, Лермонтова, Байрона. И побольше писать. Обещаю, в следующий раз я помещу её стихи на первой странице, но… только это мало что изменит, – теперь уже тяжело вздохнул сам редактор. – Единственное, что могу посоветовать твоей подруге: начать писать прозу. Авось повезёт, по её пьесе поставят спектакль или кино снимут, – Сергей Петрович ещё что-то хотел добавить, но в кабинет заглянула та самая девушка, которая нагрубила Кате, и напомнила редактору, что через десять минут совещание у ректора. Сергей Петрович стал прощаться:

– Увы, милая! Рад был бы помочь…

Выходила Катя от редактора расстроенная. То, что в институте стихи пишет каждый первый, стало откровением для неё. Она искренне считала, что писать стихи – это редкий божий дар, и ему вовсе не надо учиться. Стихи идут из души, и ими нельзя управлять. И потом, она страстно желала, чтобы её подруга стала знаменитой, богатой и утёрла нос всем тем, кто презирает детдомовских. “Ничего”, – успокоила себя Катя. “Надо заниматься – значит, будет заниматься. Люба должна стать знаменитой, и она будет ею, чтобы мне это ни стоило”. По дороге домой она зашла в библиотеку и взяла томик стихов Байрона в переводе Пастернака. Катя была решительно настроена на борьбу, но, когда она вернулась, Любы в комнате не было. На столе её ждала записка:” Пошла погулять”. Сердце Кати учащённо забилось в предчувствии чего-то нехорошего. Уже несколько дней Любу обхаживал старшекурсник Степан, который был известен в институте, как “мажористый мальчик”, недавно вернувшийся из Франции, куда его отправляли на учёбу родители, и который, попав там в какую-то заварушку, был экстренно переведён в качестве наказания в их институт. Вначале он пытался ухаживать за Катей, но, получив отпор, принялся за Любу. “Зря я ей не рассказала, как он ко мне клеился. Она, дурочка, подумает, что он в неё по-настоящему влюбился. Бедная, такая ещё доверчивая: людям всем верит, а всё от того, что любви жаждет, которой обделена с рождения”. У Кати на глаза навернулись слёзы, но она взяла себя в руки и, усевшись с ногами в кресло, открыла томик Байрона.

Люба пришла домой поздно.

– Ты где была? – Катя не спала, – дожидаясь подругу, успела и позаниматься, и приготовить обед на завтра.

– Твоё какое дело? – огрызнулась Люба. Она была явно не в духе.

– Не хочешь говорить – не надо. Есть будешь?

– Сыта, – Люба, раздевшись, легла на свою кровать.

Катя тоже не стала задерживаться и легла. О разговоре с редактором она решила рассказать подруге завтра, когда та будет в состоянии здраво мыслить. Но Любе явно не спалось. Она ворочалась, а затем и вовсе встала, чтобы попить воды. Уже в кровати она вдруг неожиданно спросила:

– Ты спишь?

Катя понимала, что время позднее, а завтра рано вставать, но волнение подруги её беспокоило, и она ответила.

– Нет.

– Кать, почему он так со мной?

– Кто?

– Степан. Он меня пригласил на вечеринку.

– Куда?

– Не переживай, не к себе домой. У одной его знакомой был день рождения. Поначалу всё было хорошо, мы вместе танцевали, он при всех меня обнимал… Потом пришла эта, – Люба замолчала и Катя услышала посапывание, что означало – Люба плачет.

– И что? – Катя задала вопрос, чтобы отвлечь подругу.

– Он на неё переключился. Представляешь, как будто не со мной пришёл! Меня вообще перестал замечать. Просто открыто игнорировал, словно я пустое место. Я как идиотка там сидела. Никто со мной не разговаривает, никто танцевать не приглашает, даже за стол не позвали.

– И ты сидела и всё это молча сносила? – от возмущения Катя села на кровати.

– Нет, конечно. Я ушла.

– Ну, слава Богу! Догадалась все же! А почему тогда так долго?

– У меня денег не было, пешком три квартала шла. Шла и всю дорогу плакала. Кать, ну чем я не такая? Почему меня все бросают?

– И слава Богу, что они тебя бросают. Любка, когда же ты прекратишь влюбляться во всякие брюки?! Пойми, дурочка: не всякий, кто на тебя посмотрит, серьёзно увлечён тобой, и ты ему нравишься. Смотрят от нечего делать, от своей испорченности, влекомые инстинктом в конце концов. К любви это не имеет никакого отношения. Ты должна знать себе цену, иметь женскую гордость!

– Мне цена – ноль! Маленькая, страшненькая… Знаешь, как меня в школе называли? “Подружка первой красавицы школы”. Первая красавица – это ты. Как я тебе завидовала!

– Не говори глупости! За тобой полшколы мальчишек бегали.

– Конечно. Сперва они за тобой ухлёстывали, но ты же у нас гордая – всем отказывала. Я их после тебя подбирала, – Люба зло бросала слова, словно камни, стараясь не промахнуться. – За это я тебя так ненавидела, хотела прямо убить или покалечить!

– Не говори глупости. Я тебе не верю, – голос Кати был мягок и спокоен, что ещё больше раздражало Любу.

– Наивная дура! Ты меня плохо знаешь: если сейчас не перестанешь, я точно тебя убью, – Люба для большей убедительности схватила вазу со стола и замахнулась на Катю.

Та аж оторопела, не зная, как реагировать, но говорить всё же перестала и для страховки, чуть погодя, встала с кровати и вышла в туалет. Катя не обиделась на Любу, стараясь понять её. “Что сказать, в довольно унизительную ситуацию она сегодня попала. И я ещё тут со своими нравоучениями. Нет, чтоб поддержать, как-то успокоить! Бедная девочка”, – жалея Любу и стыдясь своего поведения, Катя, немного погодя, вернулась в комнату. Ваза стояла на столе, Люба, свернувшись калачиком, лежала на кровати.

– Прости меня! – это первое, что сказала Катя, войдя в комнату и садясь на свою кровать.

– Это ты меня прости! – уже совсем другим тоном ответила Люба.

– Не знаешь ты себе цену, дурёха. У тебя есть главное – талант, а красота – это самый скоропортящийся капитал. Да, да! Не смотри так удивлённо на меня. Знаешь, что мне сказал редактор? Он сказал, что стихи твои замечательные. Тебе только нужно немного подучиться.

– Опять учиться! Не хочу! Ты только и делаешь, что заставляешь меня учиться. Надоело! – с раздражением бросила Люба.

Катя, стараясь смягчить ситуацию, быстро добавила.

– Учиться – это значит больше читать стихи известных поэтов. У тебя вкус разовьётся, слог улучшится.

– А говоришь – понравились! Вон сколько замечаний. Ничего ты, Катька, в жизни не понимаешь. Главное для женщины – удачно выйти замуж. За богатого.

– Нужна ты богатому, как козе баян. Женщина, к твоему сведению, имеют тенденцию стариться. А богатому только молодая нужна, так что он своих жён чуть ли не каждый год меняет. Самое главное для нас – стать независимыми, чтобы тобой интересовались, а не ты ими. А для этого надо профессию обрести, квартиру купить, тогда и счастье на горизонте забрезжит.

– Насчёт квартиры ты права. Свою иметь – это хорошо. Но она сколько стоит! – Люба тяжело вздохнула.

– Станешь известной, по телевизору начнут показывать – разбогатеешь. …

Подруги сидели, каждая – на своей кровати, и разговаривали. На дворе стояло начало лета. Шторы на окне были раздвинуты, и луна, до этого прятавшаяся за тучи, вышла и теперь, словно третья подружка, любопытно заглядывала в окно. Она бросала светлые блики на разговаривавших, и, словно в благодарность за разрешение слушать, красиво освещала тонкие, точёные черты лиц девушек и изящные изгибы их стройных тел, которые просматривались через ночные рубашки.

Глава 4

Первый курс закончили на «ура». Декан факультета предложил девушкам на летних каникулах поработать секретарями в приёмной комиссии. Девчонки ликовали. Работа чистая, до четырёх часов дня, потом – свобода. Но Люба радовалась, как оказалось, напрасно.

Сегодняшний день был особенно жарким, и после работы совсем не хотелось идти в пустое общежитие. Все жильцы разъехались по домам на каникулы, и свою обделённость девчонки чувствовали особенно остро.

– Я схожу в магазин за продуктами, ты иди домой. Покушай и приберись. Я скоро буду. Вечером сходим в кино, – Катя решила подбодрить подругу обещанием сходить в кино.

– Ладно, – с недовольным видом Люба отправилась в общагу.

Катя тем временем чуть ли не бегом побежала совсем в противоположную сторону, где находилась нужная ей остановка. А собиралась она съездить в театр. Таких в городе было целых два. Один – драматический – располагался в красивом старинном здании, которое само по себе представляло историческую ценность в связи с тем, что было построено более ста лет назад. Постепенно район театра застраивали только административными зданиями, такими как большая центральная библиотека, рядом был театр оперы и балета, чуть поодаль – и сам университет. Одним словом, театр, в достойном окружении, стал культурным центром города. Катя вышла на нужной остановке и пошла к зданию театра.

А Люба пришла в общежитие и угрюмо осмотрелась по сторонам. ” Всю жизнь одно и то же. Комната в детдоме, теперь комната в общежитии. До чего же всё осточертело!”, – она упала на кровать и раскинула руки. “Зря я Катьку слушаю. Так вся молодость пройдёт, и останемся мы с ней две старухи никому не нужные. Две старые училки! Без дома, без мужа, без детей. Надо мне лучше за Светку держаться. Она мне вчера своего “папика” показывала. Ну и что, что старый и толстый? Зато как её одевает, машину купил, обещает квартиру! Катька прибежала, накинулась на неё:” Не развращай, говорит, мне подругу”, – Люба изменила голос, передразнивая Катю. “Дура Катька, всю жизнь мне загубит. Я тоже хороша! Кто она такая, чтобы мне приказывать, указывать, что делать?”, – перебирая в памяти события дня, она незаметно уснула.

– Подъём! – возле кровати стояла Катя.

Люба спросонья еле открыла глаза.

– Ты что, уже пришла?

– Пришла. А ты, между прочим, и не прибралась, и не поела, – Катя ворчала, двигаясь по комнате. Поставив разогреваться кастрюлю с обедом, она взялась за тряпку. – Пыли-то сколько, могла бы протереть. …Кино сегодня отменяется. Они продлили на несколько дней вчерашний фильм, только на следующей неделе сменится репертуар.

– У тебя вечно так! – расстроенная Люба сидела на кровати, обхватив коленки руками.

– Я тут при чём?

– А при том, что только и носишь плохие новости.

– Ничего подобного! У меня хорошая новость. Вот сядем обедать, расскажу.

Разлив по тарелкам суп и нарезав хлеба, Катя торжественно объявила.

– Пора тебе выходить в свет.

Люба радостно захлопала в ладоши.

– И куда я пойду?

– Ты – никуда, пойдёт твой талант!

– И куда же он пойдёт?

– В театр, дорогая моя! В театр! Летом труппа уезжает на гастроли. К твоему сведению, я узнавала, этим летом у них тур по Европе. Ты представляешь?

– Чего радуешься, нам то что?! – в сердцах сказала Люба.

– До тебя доходит как до жирафа, – одёрнула её Катя. – Ты к сентябрю должна написать пьесу. И не простую, а талантливую! Если им понравится, то они захотят её поставить! Всё, дорогая! Путь к славе тебе открыт! Понимаешь? – радостно кричала Катя, словно сказанное было реальностью.

– Её ещё написать надо, ты думаешь, у меня получится? – пессимистически спросила Люба.

– Я просто уверена! А ты уж постарайся. Вспомни какой-нибудь случай из детдомовской жизни. Ну, хотя бы этот. Помнишь Ирку, которая в десятом классе родила? Её ещё все учителя стыдили, на аборт отправляли, а она всё равно родила. В школу вместе с ребенком приходила. Технички в коридоре коляску катали, пока она на уроках сидела. Мальчишки дразнили, учителя гнобили, один лишь директор поддержал её. Мы с тобой тогда в седьмом классе учились. Помнишь? Она школу окончила, в институт поступила. Закончив, в ту самую школу преподавателем вернулась. Чем не история? Ты приукрась, всё получится.

– Помню я эту историю. Сама за ребёнком весь урок смотрела. Меня техничка, тогда за руку поймала, говорит:” Выручи, мне полы домыть надо”.

– Замечательно! Попробуй.

– Постараюсь.

Катя, создала все условия Любе для творчества. Готовку, уборку, магазин – всё взяла на себя. После работы в институте – бегом в общагу.

Однажды, возвращаясь домой из магазина, Катя вновь увидела его: парня, высокого и симпатичного. Как и в прошлый раз, зимой, он, почему-то прячась, следил за ней. Парень показался девушке знакомым, хотя она могла и ошибаться. Тогда, зимой, он три дня ходил за ней, а потом куда-то исчез. Сейчас вновь объявился. Катя повернулась лицом к парню и в упор стала на него смотреть. Тот, очевидно, понял, что его разоблачили, и, перестав скрываться, смело подошёл к девушке. Каково же было её удивление, когда подошедший парень, оказался её одноклассником Сергеем, – тем самым молодым человеком, который тщетно ухаживал за Катей в школе.

– Катюша, здравствуй, – робко поздоровался Сергей.

– Серёжка! – обрадовано воскликнула Катя. – Ты что здесь делаешь? – Я тебя не узнала. Возмужал, какой-то серьёзный стал, очки. Ну, прямо Джеймс Бонд! Ты в Новосибирске учишься?

– Нет, учусь я в Москве, в медицинском. А ты в педагогическом институте?

– Да. Тогда что ты здесь делаешь? – с любопытством спросила девушка.

– Я так, – замявшись, ответил Сергей, а потом добавил. – Проездом.

– Что-то часто ты здесь проезжаешь, – засмеялась Катя. – Пойдём к нам в общагу, чайку попьём.

– Можно? – обрадовался молодой человек.

– Конечно, мы с Любкой в комнате вдвоём живём.

Люба тоже обрадовалась Сергею: как-никак одноклассник. По дороге Сергей купил торт. Катя сварила готовые пельмени, сначала поели их, затем с тортом попили чай. Катя заставила Любу почитать стихи, та поломалась для приличия, а потом без остановки читала целый час. Люба была из тех девушек, которые хотят нравиться всем. И сейчас она для чтения выбирала стихи, особенно удавшиеся, как казалось ей. Все они были про любовь.

Охваченный любовно-лирическим настроением, навеянным стихами, Сергей не сводил глаз с Кати, а когда она пошла провожать его, то признался, что приезжает в Новосибирск только чтобы увидеть её. Кате, конечно, как девушке, была приятна его преданность, и сама она частенько вспоминала о нём, он ей даже снился, но она никак не могла принять, ни его, ни свою любовь, считая подобные чувства по отношению к ней неприемлемыми. Возможно, она просто идеализировала любовь, считая, что любить можно только высокообразованных, каких-то особенных людей. Себя она к ним не относила.

Два месяца каникул пролетели быстро. Катя за это время успела прочитать много умных книг, Люба написала пьесу. Второй курс начали с воодушевлением.

Вместе отнесли пьесу художественному руководителю драматического театра. Это был мужчина, которому на вид можно было дать больше шестидесяти лет, но держался он по-молодецки. Не сутулился, был спортивного телосложения, весь такой импозантный, хорошо одетый. Волосы, правда, довольно сильно тронуты сединой, морщины над переносицей свидетельствовали о серьёзности, выступающий подбородок – о властности натуры. Девушек принял с усмешкой.

– Первую пьесу – и сразу в театр? – иронично заметил он.

– Пьесы, они для театра и пишутся, – нашлась, что ответить Катя.

Он с интересом, даже с какой-то радостью, словно увидел знакомую – посмотрел на Катю, и пьесу оставил у себя.

– Девчонки, загляните, ну, скажем через недельку – в пятницу. Вас устраивает?

– Вполне, – ответила Катя, и они вышли из кабинета.

– Какой мужчина! – восхищённо заметила Люба.

– Ты что, старый же!

– Обратила внимание на правую руку? – продолжила разговор Люба.

– Рука как рука.

– Кольца нет, значит, не женат. Это хорошо!

– Это означает всего лишь то, что он либо пьяница, либо гуляка! В таком возрасте все приличные мужчины должны быть женаты, – категорично заметила Катя.

В пятницу, в назначенное время, девушки уже были у художественного руководителя. Увидев их, он, радостно всплеснул руками и пошёл им навстречу.

– Проходите, проходите, молодые таланты! – любезно начал он.

– Талант среди нас один, – и Катя пальцем указала на рядом стоящую Любу. – А я так, греюсь в лучах чужой славы.

– Тепловые процедуры, знаете ли, полезны для здоровья! – соригинальничал худрук.

– Проходите девочки, проходите, – продолжал он суетиться.

Девушки прошли и сели на диван.

– Чай, кофе?

– Дело! – тоном, не требующим возражений, остановила его Катя.

– Ну, дело так дело. Мы, наш театр, в качестве эксперимента готовы поставить пьесу, – и он замолчал, уставившись на девчонок.

Услышав эти слова, Люба взвизгнула и захлопала в ладоши. Она была на седьмом небе от счастья и уже намерилась встать и уйти, наивно полагая, что разговор окончен.

– Значит, вы готовы. Но вот Люба не готова без контракта отдать её вам, – вступила в разговор, Катя.

– Какой контракт, девчонки, вы с ума сошли? Пришли с улицы, сунули филькину грамоту, и вам ещё контракт подавай!

– Да! Двадцать процентов от продажи билетов, представление автора, зарубежные гастроли с её участием, – стала перечислять Катя.

Художественный руководитель рассмеялся.

– Да вы что! Это грабёж! Больше двух процентов от выручки не дам. Могу предложить сотрудничество в течение двух лет, – поймав удивлённые взгляды девушек, пояснил, – то есть, если она напишет ещё пьесу в течение этого времени, то мы её поставим.

– Пьесу верните, пожалуйста, в стране много театров, – не уступала Катя.

– Хорошо, первый год десять. По рукам!

Катя пожалела, что не зашла к юристу, прежде чем относить пьесу, но сейчас, испугавшись, что своей чрезмерной напористостью вызовет раздражение худрука и он от пьесы вовсе откажется, поспешно произнесла.

– По рукам. Наши юристы подготовят соответствующие документы, завтра в это же время и подпишем. Согласны?

– Согласен, – сказал он, с восхищением отметив деловые качества Кати.

Проводив девушек до двери, он придержал Катю за локоть.

– Ты чертовски хороша, и столь же умна! Позвони мне. Я буду ждать, если ты, конечно, хочешь, чтобы пьесу поставили, – шёпотом произнёс художественный руководитель и сунул визитную карточку в ладонь девушки.

– Судьба подруги отныне в твоих руках, – на прощание сказал он.

– Не позвоню! – резко ответила Катя, возмущённая намёками, и высвободила локоть, но визитку всё же зажала в ладони. Люба шла впереди и не слышала этого разговора.

Выйдя на улицу, Люба стала благодарить подругу.

– Катюш, спасибо! Что бы я без тебя делала!

– Любка, ты теперь, пожалуйста, не ленись. Сегодня же садись и пиши.

– Опять писать…, – Люба капризно поджала губы. – Я уже обо всём написала. У меня нет больше мыслей. Кать, может, хватит уже? Пьесы в театрах по многу лет ставятся. Мне бы только квартиру купить – и всё.

– Ты что?! В своём уме?! На квартиру ей хватит! А дальше что? Кушать, между прочим, всегда хочется. Детишки будут – их кормить надо.

– Их пусть муж кормит. И потом, когда ещё они будут! Невезучая я в любви, – Люба тяжело вздохнула.

– Вот что, подруга, пока я жива – ты будешь писать. Я не позволю тебе губить свой талант, – строго сказала Катя, но, заметив сдвинутые к переносице брови подруги, уже другим тоном продолжила. – Ну что ты, Любка, работа чистая. Сиди себе и пиши. А насчёт тем – придумает что-нибудь.

Катя не предала значения тому, что худрук недвусмысленно ей предложил, но решила визитку попридержать.

На следующий день они вдвоём с Любой пришли в юридическую контору. Молодой юрист встретил девушек с радостью. Он подробнейшим образом объяснил Любе её права и обязанности театра по отношению к ней. Многозначительно улыбаясь, он быстро подготовил необходимые документы, но отдавать их не спешил. Протянув какой-то бланк, он сказал:

– Договор готов, и вы, Люба, можете его прочесть. А вы, девушка, – он обратился к Кате, – сходите, пожалуйста, и оплатите услуги. Касса на первом этаже.

Катя молча взяла бланк и спустилась к кассе. Счёт оказался на сумму в три тысячи рублей, что очень расстроило её. Первым её желанием было подняться к юристу и спросить его, что такого он сделал на три тысячи за пятнадцать минут, но она пересилила себя и молча заплатила, решив, что не стоит первый успех омрачать скандалом. Взяв чек, она вернулась к юристу.

Люба сияла от счастья. Во сколько обошёлся договор, она даже не поинтересовалась. Приехав в театр, они не сумели попасть к художественному руководителю. Секретарша сказала, что его нет на месте, и попросила оставить договор у неё.

– Девочки, вы зря торопитесь, – секретарша ехидно улыбнулась. – Такие дела быстро не делаются. …Если, конечно, вы не дети высокопоставленных чиновников, – многозначительно добавила она. – Ждите. Вам сообщат.

Катя и Люба оставили документ секретарше и вышли на улицу.

– Что она имела в виду, говоря” дети высокопоставленных чиновников”? – задала вопрос Люба.

– Чёрт её знает! Не морочь себе голову, – успокаивая подругу, сама Катя серьёзно расстроилась. Она вспомнила слова редактора студенческой газеты, который тоже говорил о подобных вещах.

Вечером, сидя за столом, Люба стала жаловаться, что ей не нечего надеть.

– Кать, не обижайся, но первой мне надо хорошо одеться. Как я покажусь зрителю? У меня нет ни одного приличного платья!

Катя молча ела суп.

– Ты не переживай, вот получу первый гонорар всё тебе отдам.

– Ничего мне не надо. Пообедали, садимся заниматься.

– А как насчёт платья? – не унималась Люба.

– Я что-нибудь придумаю. Доставай учебники.

– Ты занимайся, а я попишу. Ты же сама говорила!

– Ну, хорошо, – Катя сразу сдалась, понимая, что Люба все равно найдёт причину не заниматься, так пусть хоть пишет.

Два часа потратили, чтобы найти тему. Когда тема была выбрана, часы уже показывали семь вечера.

– Я лягу, посплю. Мне ночью лучше работается, – Люба была неисправима в своей лени. Она улеглась на кровать и, укрывшись одеялом, тотчас заснула.

Глава 5

На следующий же день Катя поехала в бюро трудоустройства. Уборщицы требовались везде, потому работу она получила без проблем. Работа была на химическом заводе, сменная, и Кате приходилось бы пропускать занятия, но зато она хорошо оплачивалась. Это было главным для Кати, потому такие неудобства как дальнее расположение завода, большой объём помещений, которые нужно было мыть, в расчёт не принимались. Помимо учёбы и работы Катя взвалила на себя и готовку еды, хождение по магазинам за продуктами. Любе были обеспечены все условия для творчества.

Втайне от Любы, Катя отправила пьесу и в театры других городов. В самом только их городе было два театра. В одном, куда они отнесли договор, упорно молчали. Во второй – молодёжный театр, ей пришлось несколько раз приезжать и подолгу сидеть, ожидая своей очереди на приём к администрации, хотя все её старания в итоге оказались тщетными. Рукопись пьесы у неё даже не приняли.