Тайный агент

   Войдя в бытовку, командир удивлённо бросил:

– Анатолич, ты не боишься под машину без помощника лазать? Мало ли что! К примеру, домкрат сорвать может.

– Я за свою жизнь не держусь, – спокойно ответил Анатолич, поднимаясь. – Чего хотел?

– Там бомжа нужно в ров сбросить, как весна будет – закопаем. Подсобишь?

– Ты ещё не всех бомжей перестрелял? С каждой группы по одному бомжу! Спать не мешают?

– Чего ты, старик, понимаешь в воспитании? У меня методика такая – повязать, … чтобы ни-ни. Чтоб пикнуть даже не смели! Сам понимаешь, с кем приходится работать, а начальство качество требует. Насчёт бомжей: чего их жалеть?

– Ты думаешь, твои пацаны не догадываются, чьих это рук дело?

– Смеёшься? У меня всё под контролем, так обставлено – комар носа не подточит. Короче, подсобишь?

– Лады. Заходи, когда надо будет. А деньги ты им платить не перестал? – Анатоличу видно хотелось поговорить, и он всё не отпускал командира.

– Земля слухами полнится?

– Да ты сам по пьяни мне выболтал. Сказал, что даёшь, а потом забираешь.

– Я же тебе говорю, метода у меня такая. Кнутом и пряником. А забираю – так ведь свои раздаю. Имею право.

– Ну, ну методист! Иди, придёшь, когда нужен буду, – Анатолич проводил командира до двери.

Глава 12

 Когда через две недели Сергей вернулся в казарму, за ним прочно закрепилась кличка Вонючка. Ребята демонстративно зажимали нос, когда он проходил рядом. Но на этом мучения Сергея не закончились. Казалось, командир поставил себе целью изжить парня. Не было ни дня, чтобы он не поиздевался над Сергеем в присутствии Коли: то подзатыльник отвесит, то подножку подставит. Коля видел издевательства, сжимал кулаки, но ударить командира не осмеливался. А Сергей тем временем таял на глазах. Он перестал общаться даже с Колей, в любую свободную минуту ложился на кровать и, отвернувшись, изображал из себя спящего. Сергей стал плохо есть, ссылаясь на то, что не голоден. Вот и сегодня: лишь поклевав еду, он ушёл из столовой первым. Коля застал друга в спальне. Тот лежал на кровати и притворялся спящим.

– Серёга, ты почему ушёл, не поев толком?

– Не охота было.

– Я тебе сюда пирожки принёс, – они были одни, и Коля смело достал еду.

– Не хочу, – голос Сергея дрожал, чувствовалось, что он плакал.

– Вставай, поешь!

– Чего привязался? Сказал же, что не хочу, – раздраженно бросил Сергей и отвернулся, положив подушку на голову

– Ну ты чего? – Коля сел рядом на кровать и убрал подушку.

– Я тебе только обуза. Тяжело мне, сил больше нет. Каждую секунду в страхе живу.

– Слушай, – Коля зло посмотрел другу в глаза. – эти сволочи твоего мизинца не стоят. Мы не сдадимся, слышишь? Надо сопротивляться. Всем, и командиру тоже. Пусть лучше убьют в драке, чем сдаться. Ты меня понял? Смотри мне в глаза!

   Взгляд Коли, в котором светилась злость и уверенность в своей правоте, вера в свои силы, благотворно подействовал на Сергея. У него стало легче на душе, и когда Коля вновь спросил, понял ли он его, Сергей, пусть не твёрдо, но ответил «да».

– В таком случае давай ешь, и на тренировку ночью пойдём.

   Коля заставил съесть друга пирожки, а когда все улеглись спать, они потихонечку вышли во двор. Ребята тренировались поздно ночью, в отведённое для сна время, когда командир уже спал. Склонный к алкоголизму, тот дня не мог прожить без выпивки, потому засыпал относительно рано.

Особое значение Коля уделял приёмам самообороны, которым когда-то научил его спецназовец-сосед. Тренировались по два часа, отбирая время у своего отдыха.

– Всё, Коля, больше не могу, хоть убей! – Сергей сел на снег, тяжело дыша после часовой тренировки. – Каждый день – одно и тоже. Не хочу я так, понимаешь, не хочу! Не нравится мне такая жизнь, уж лучше умереть, – парень сжал кулаки, чтобы не расплакаться.

– А кому нравится? – Коля сел рядом. – Пойми, по-другому нам здесь не выжить. Видал командира? Урод, сволочь! – Коля сплюнул на снег.

– Тяжело мне, Коля. Душевно тяжело. …Жить не хочется.

– Если ещё раз такие слова услышу – врежу. Ради того, чтобы не доставить удовольствие командиру, мы должны выжить. Понимаешь?

   Сергей, молча, кивнул головой.

Глава 13

  Виктор Марченко, что-то напевая, вошёл в класс. Он отличался от ребят тем, что никогда ни с кем не конфликтовал: то ли от того, что боялся иметь собственное мнение, то ли всегда боялся обидеть человека. Он был коренастым, с простым русским лицом, на котором особо выделялись глаза, всегда по-детски доверчиво глядящие на всех и всё вокруг. Руки у него были с большими ладонями. Казалось, природа предвидела тяжёлую судьбу парня, потому наделила его с рождения крепким здоровьем и большими руками, облегчающими выполнение физической работы. Когда Витя уходил с Артистом, его старшей сестрёнке было четырнадцать лет, а самому младшему братишке – десять. На общем собрании они решили отпустить Витю, желающего заработать денег, чтобы хоть кто-нибудь из их большой семьи смог получить образование.

   Витя вошёл в класс, когда все уже расселись за парты и листали конспекты.

– Здрасьте! – бросил он командиру, проходя возле стола, за которым тот сидел и что-то писал.

   Ничего не ответив, командир лишь поднял голову, чтобы посмотреть, кто опаздывает. Витя едва отошёл от стола, как вдруг он почувствовал, что кто-то накинул на его шею удавку. Всё произошло в считанные секунды. Витя захрипел, его рот инстинктивно открылся, глаза наполнились страхом и стали круглыми. Он стал несуразно махать руками, пытаясь оттянуть верёвку на шее, но у него это никак не получалось. Удавка была тонкая, и ему никак не удавалось просунуть руки под неё. Ноги у парня стали заплетаться, и, казалось, он сейчас рухнет на пол. Ребята с ужасом смотрели на происходящее.

– Сопротивляйся…мать твою! – сжав от напряжения зубы, рычал командир.

   Он время от времени ослаблял натяжение удавки, дабы не задушить парня и дать ему время, чтобы тот начал сопротивляться, но Виктора охватила паника. Его лицо стало синюшно-багровым, из горла выходили едва слышные хрипы, а сам он стал сползать на пол – ноги его просто не держали. Глаза закатились, и казалось, что он умирает или теряет сознание.

– Сопротивляйся! – командир тряс его.

   И тут кто-то накинул пиджак на голову самого командира и, ловкими движениями собрав ткань, туго стянул сзади. Поступление кислорода командиру было затруднено. То, что происходило дальш, походило на корриду. Разъярённый бык в образе командира отпустил удавку и обеими руками вцепился в пиджак, пытаясь сорвать его. Виктор же, почувствовав свободу, судорожно задышал в полную силу. Ему не хватало кислорода, его грудная клетка ходила ходуном, но она была не в состоянии быстро восполнить потерю. Ко всему прочему, подавившись воздухом, Виктор раскашлялся. Но никто из товарищей не смотрел на него, тем более не пытался помочь. Взоры ребят были прикованы к командиру, который резким, сильным движением развернулся, и руки, сжимавшие полы пиджака, не смогли противостоять силе рывка. Пиджак был буквально вырван из рук державшего его. Высвободив голову, командир в бешенстве уставился на героя, осмеливавшегося совершить подобное. Перед ним стоял Белохвостиков. Как оказалось, не Витя был последним. Вслед за ним через пару минут в класс вошёл Белохвостиков, а за ним и Коля. Белохвостикову хватило нескольких секунд, чтобы, увидев багрово-синее лицо друга, сообразить, что надо делать. Зубы командира скрежетали, желваки, как шарики, перекатывались на щеках. Было видно, что он с трудом сдерживает себя. Белохвостиков, инстинктивно пришедший на помощь другу, сейчас, видя бешеный взгляд командира, испуганно дрожал, и лишь когда Коля подошёл и встал рядом, ему стало спокойней.

– Ты! Ты!? …Ты на кого руку поднял?! – еле сдерживаясь, прохрипел командир.

– Так вы сами приказали сопротивляться! Я и…

– Дурень, …мать твою! Тебе, что ли, я говорил? Какого чёрта ты вообще влез?! – командир уже орал.

– Витёк мой друг, – Белохвостиков, опустив голову, всё же оправдывался.

   Казалось, командир лопнет от злости или убьёт парня, но ничего подобного не произошло, он лишь рявкнул:" Все по местам!", – и первым сел за стол.

   А потом грубо и со злостью добавил:

– Видели, как надо сопротивляться? Мне хватило пары секунд, чтобы освободиться от мешка на голове. А этот идиот панику развёл! Тьфу ты!

   Белохвостиков поднял с полу пиджак и прошёл на своё место. По пути он помог Вите подняться с пола и сесть за парту. Виктор был никакой. Отрешённое его лицо вызывало страх. Он походил на мертвеца или на человека, вернувшегося с того света, хотя, возможно, так оно и было. Его мозг, который был лишён достаточного количества кислорода и дал сбой, да ещё жуткий стресс, испытанный нервной системой, – все это окончательно выбило Виктора из колеи, и он сидел, не соображая ничего, тупо уставившись в одну точку.

В эту ночь Виктор Марченко не спал. Он отвернулся к стене и беззвучно плакал. Он много повидал в жизни за свои неполные семнадцать. На его глазах умирала от рака мать. Он видел её страдания и слышал мольбы о помощи. Его сердце разрывалось от отчаянья, когда не было возможности эти страдания облегчить, особенно в последние её дни, когда морфин уже не действовал. И пережив смерть матери, он думал, что нет на свете уже ничего страшнее этого. Но сегодня он понял, что есть. Как оказалось, видеть смерть другого, пусть даже очень родного, безгранично любимого тобой человека, – это не то, что умирать самому, да ещё при таких ужасающих обстоятельствах. Разрушительный стресс, которому сегодня подвергся мозг Виктора при удушении, отозвался в каждой клеточке его организма паническим страхом перед командиром. Если именно этого тот добивался, то можно с уверенностью сказать, что с задачей он успешно справился.

Глава 14

   Как ни странно, врачебной работы у Лёни было достаточно. Помимо ребят в лагере жил обслуживающий персонал – это уборщики, повара, водители, сантехники, которые давно уже были немолодыми людьми, и в основном с криминальным прошлым. Множество болячек, не долеченных в тюрьмах, свалились на голову Лёни. Он был за терапевта, за гастроэнтеролога и за кардиолога, одним словом – лечил всё. После появления Лёни старший доктор, он же зам начальника лагеря, весьма редко стал появляться в санчасти, да и то – только по вечерам. Обычно он приходил с начатой бутылкой водки и настойчиво предлагал Лёне составить ему компанию, но тот никогда не соглашался. Однажды, доктор задержался, его потянуло на разговоры, и он разоткровенничался.

– Ты, главное, никуда не суйся. Запомни мои слова, иначе – хана! – доктор устрашающе провёл пальцем по горлу.

– Что тут происходит, если убить могут?

– Тебя это не касается. Ни о чём не спрашивай, делай своё дело, чтобы не увидел, если конечно домой живым вернуться хочешь. И ничему не удивляйся, а, впрочем, что я говорю, это место не хуже некоторых. Я вот, к примеру, двадцать лет проработал приходящим хирургом в одной психиатрической больнице. Психи – они часто себя калечат. Так я там такого насмотрелся! Это только в газетах пишут, что прекращена практика изоляции неугодных людей в подобных лечебницах. Ещё как изолируют и так их там ломают, прямо фашистские пытки! А придраться вроде как не к чему, лекарствами лечат, но ты, как врач, понимаешь, что значит увеличение дозировки. …Разболтался я тут с тобой, короче – жить хочешь?

– А кто не хочет?

– Ну и хорошо. С тобой контракт заключили?

– Да. На четыре года.

– Ну вот, глядишь – на квартиру, заработаешь, – доктор встал и уже на выходе оглянулся, и добавил. – Деньги-то заработаешь, но сможешь ли после лагеря на свободе жить?..

Он остановился, хлебнул водки, прямо из бутылки и добавил:

– Мои четыре года прошли, а я до сих пор здесь. Так-то, брат…

  Разодранная кисть Сергея, криминальный персонал со своими тюремными болезнями и замашками, теперь вот слова самого начальника лагеря достаточно серьёзно испугали Лёню. Как он не храбрился, вспоминая свои благие намерения разобраться в случившемся в церкви отца и попытаться найти его убийцу, но факт оставался фактом. Он уже сто раз пожалел, что оказался в лагере, пусть даже и врачом. И вообще, его мнение о себе резко ухудшилось. Он всё чаще стал склоняться к мысли, что он просто трус.

   Дни летели за днями, месяцы за месяцами. Зима заканчивалась по календарю, но морозы стояли невероятные. Оставался месяц с небольшим от времени, отведенного ребятам на подготовку. Затем начнется служба по "контракту", о чём не раз напоминал командир.

Сегодня, встав на лыжи, пошли в лес. Автомат за спиной непривычно тянул, но надо было торопиться, чтобы не отстать. Командир ехал на лыжах, порхая, как бабочка. Ритмичные шаги, казалось, давались ему легко, хотя снега было много, и колеи не было. Командир бежал первым. За ним – уже не так легко, если не сказать тяжело – плелись остальные, стараясь попасть в проложенную лыжню, что, конечно же, не у всех получалось. Коля замыкал ряд, перед ним шёл Сергей. У того словно гири были на ногах: он с трудом переставлял лыжи, зачастую, не удержав равновесия, падал.

– Ты чего такой неуклюжий? – Коля, в который раз сняв свои лыжи, подошёл к другу, чтобы помочь ему подняться.

– Я что тебе, спортсмен–лыжник?

– А в школе, что же, не ходил?

– Сравнил! Здесь в тулупе, с автоматом, да ещё чёрт знает куда!

– Ты вперёд больше наклоняйся, чтобы удержать равновесие. Поехали, а то мы и так порядочно отстали. Ребята убежали далеко. Слава Богу, ты стреляешь неплохо.

– Страшно представить, что с нами командир сделает. Ты, Коля, опять из-за меня пострадаешь.

– Ладно, не вешай нос. Поехали. Вперёд наклоняйся, – и Коля побежал к своим лыжам. Он специально держал расстояние от Сергея, чтобы в случае необходимости, вину за отставание взять на себя.

   Дорога пошла вверх на холм, за которым начинался лес. Сергей послушался совета и стал наклоняться вперёд, потому больше не падал, хотя скорости всё равно не прибавил. С горем пополам поднялись на вершину холма, который обдувался со всех сторон ветрами. Снега там было мало, и голая, промёрзшая земля стонала от холода. Одиноко торчали кусты низкорослой дикой яблони, вишни: впереди более густые, а по бокам – менее. Основной лес был дальше и, похоже, ребята во главе с командиром были уже там, так как никого из них не то, чтобы видно, – уже и слышно не было. Сергей в очередной раз поскользнулся и упал. Коля, расстегнув замки и сняв лыжи, хотел было уже подбежать к другу, чтобы помочь подняться, но он не успел этого сделать. Неожиданно из-за кустов послышалась автоматная очередь, отрезая ему подходы к другу. Сергея же буквально расстреливали, возле его ног словно бороной вспарывалась промёрзшая земля. Это стрелял командир из своего карабина. Сидя на попе, Сергей вертелся, пытаясь укрыться руками от пуль, крича: "Ай, ай!", – но все его попытки были напрасны, ибо он был открыт со всех сторон.

– Сними лыжи и беги! – кричал Коля, тщетно пытаясь приблизиться к другу, у которого началась паника.

   Сергей сидел и, ограниченный лыжами в движении, не пытался даже расстегнуть крепления, а лишь навзрыд плакал от страха. Реальный расстрел продолжался уже больше минуты, некоторые выстрелы рикошетом отскакивали от земли и, сбавив скорость, всё же попадали Сергею в ноги, и не только.

   Коля осмотрелся и понял, что ему блокируют подход к другу со всех сторон. По очереди стреляли и из редких кустов, и из более густых. Одиночные, они не могли хорошо спрятать "охотника", потому Коля сразу узнал в одном из стрелявших своего солагерьника.

   Вот сволочь! Поддонок! Ребят заставил стрелять. “, – подумал Коля.

Этих выстрелов он не боялся. Расстояние между ребятами и ним было достаточно далёкое, потому их холостые патроны не долетали до него, но как только он сам предпринимал попытку приблизиться к Сергею, в его сторону начинал стрелять командир. А стрелял он далеко не холостыми, потому как, его пули со свистом пролетали мимо.

Коля, решительно снял с плеча автомат и стал очередью палить в ответ по густым кустам, твёрдо зная, что оттуда стреляет командир. Коля отдавал себе отчёт, что его пальба – это фикция и безопасна для командира, но сам факт, что он пошёл против него, возымело действие. Грязный трёхэтажный мат послышался из кустов.

– Перестань стрелять! На кого руку поднял?! Убью! – кричал командир, но Коля прекратил лишь тогда, когда первыми перестали стрелять с той стороны.

   Когда установилась тишина, командир поднялся с земли и, лавируя между кустами, побежал к Коле.

– Ты на кого автомат поднял?! На командира?! В кого стрелял? Убью! – на перекошенное злобой лицо командира было страшно смотреть.

   Подбежав к ребятам, он зло пнул ногой Сергея, отшвыривая его с дороги. Они стояли друг против друга: Коля с автоматом наготове – и командир. Доли секунды командиру хватило понять, что, Коля не струсит и продолжит стрелять. Расстояние было близким, но не это пугало его. Командир испугался, что сам расстреляет пацана. Потому, отбросив свой карабин и тулуп в сторону, он замер, выжидая ответной реакции. Коля сделал то же самое, и ещё не успел его тулуп упасть на землю, как разъярённый взрослый мужчина накинулся на подростка, по сути – совсем ещё мальчишку. Ребята, словно подснежники, выросли из снега и наблюдали за поединком. Коля сопротивлялся, сколько мог, но силы были слишком неравные. Избив парня, командир наконец-то остановился. Он, не раздумывая, убил бы его, но по приказу начальства разрешалось портить " товар" в допустимых пределах. На счету командира было уже ряд серьёзных предупреждений, и следующего ему бы не простили, потому, еле сдерживая ярость, он всё же прекратил махать кулаками. Переведя дыхание, сплюнув кровь на снег, командир, указывая на лежащего Колю, произнёс.

– Видели, что бывает с теми, кто идёт против меня? Мы любим только тех, кто с нами, – кто против нас, мы убиваем, – ребята в страхе переминались с ноги на ногу. – Я наблюдал за теми, кто стрелял. Шведько, Баталов, Марченко, Белохвостиков – молодцы! Коновалов, а ты почему не стрелял?

– Я в человека не стреляю, – многие ребята восхитились смелостью Коли, но лишь Степан нашёл в себе мужество выступить против командира.

– Да?! – командир аж поперхнулся от возмущения. – Как же ты, мать твою, собрался воевать? Тебя же в первый день убьют, или в плен возьмут!

– Сергей не враг.

– Приказ командира – закон! – он грязно выругался. – Приказ не критикуют, не обсуждают! Его незамедлительно исполняют! Ясно? Коновалов наказан! Как придём – в карцер! – сжатые кулаки командира с трудом сдерживали ярость порыва избить, понимая, что если он изобьёт и Степана, то это уже будет явный перебор. …

– Группа, стройся! – приказал командир, поднимая свой карабин и тулуп. Виктор Марченко услужливо подвёз ему лыжи. И вскоре встав на лыжи, группа во главе с командиром двинулась в обратный путь.

   Избитый Коля и раненый Сергей остались на холме. Двадцать минут понадобилось Коле, чтобы подняться. Темнело рано, мороз крепчал, и оставаться на ночь одним в лесу было опасно. Превозмогая боль, Коля подошёл к Сергею. У того сильно болела нога, и идти он не мог. Пришлось вязать верёвки из того, что было: футболки, шарфы. Два конца этих верёвок Коля привязал к своим палкам, два других конца – к палкам Сергея.

– От тебя требуется, чтобы ты удерживался на лыжах, сидя на корточках. Руками держись за свои палки.

   Подготовившись, тронулись в путь. Сергей до крови искусал себе губы, так сильно болела нога. До казарм добрались в шесть часов вечера. На обед они опоздали, но им было и не до ужина, который начинался как раз в это время. Сейчас больше всего им требовался врач.

Глава 15

  Увидев окровавленную одежду Коли и раненого Сергея, Лёня заскрежетал зубами от злости и бессилия остановить этот произвол. Ему не надо было ничего объяснять. Быстро отправив бабу Клаву за ужином для ребят, Лёня принялся осматривать пацанов. Самые большие опасения вызывал Коля, так как была большая вероятность повреждения внутренних органов. Никакой аппаратуры по части рентгена в санчасти, разумеется, не было, и приходилось опираться на свой профессионализм и опыт. К счастью, никаких отрывов органов Лёня не предположил, были только сильные ушибы. Обработав их и сделав необходимые уколы, он уложил Колю в постель. О возвращении в казарму не могло быть и речи. У Сергея на ногах и ягодицах были небольшие ранки. Лёня насчитал их пять. Оказав ребятам помощь и накормив их, Лёня прошёл в процедурный кабинет. Он проводил ревизию лекарств, когда к нему зашёл Артист.

– Смотрю – знакомые всё лица! – парень прошёл к окну и стал лицом к врачу: очевидно, чтобы его было лучше видно. – Я давно вас приметил. Всё думал: вы не вы? Какими судьбами в наших краях, не меня ли ищете?

   Лёня оторвался от пересчёта лекарств и посмотрел на часы. Время было двенадцать ночи. Покачав головой, он посмотрел на ночного гостя, который в уличной обуви прошёл в процедурный кабинет, не соизволив даже спросить разрешения, не говоря уже об элементарном "Здрасьте". И каково же было его удивление, когда, присмотревшись, он узнал парня, обвинявшегося в убийстве его отца, и которого он оперировал. Глаза сами спустились на шею, но парень был в свитере, и было неизвестно, крестик отца по-прежнему у него или нет.

– Выйди из кабинета. Это тебе не проходной двор, – Лёня сурово посмотрел на вошедшего.

Надо сказать, что в душе Артист испытывал удовольствие, что так легко облапошил наивного Лёню, спасшего ему жизнь, и даже был горд тем, что самого подполковника обвёл вокруг пальца. Увидев в лагере Лёню, он был весьма удивлён, что судьба свела их вновь, и, посчитав, что это какой-то добрый знак, решил с ним не конфликтовать. И сегодня, направляясь в санчасть, он не собирался открывать правду -наоборот, рассчитывал даже выпить с доктором на брудершафт, полагая, что спирт у того наверняка есть. Но неприветливость доктора его завела, и благостные намерения улетучились.

– Да бросьте вы, доктор, выкаблучиваться! Здесь моя территория: что хочу, то и делаю. Ничего, помоете – не обломитесь, – и он демонстративно сплюнул на пол.

   Коля лежал через стенку в соседней палате и слышал разговор. Он в любую минуту готов был прийти на помощь доктору, потому даже сел на кровати, хотя до этого времени лежал. Не только Коля услышал, что пришёл Артист, но и медсестра тоже.

Она была у себя в комнате, готовясь ко сну.

– Интересно, кто это так поздно? – шёпотом произнесла она и встала с кровати.

Потом на цыпочках, потихоньку подошла к шкафу, что стоял у стены.

Открыв дверцу, раздвинула свои вещи. На задней стенке шкафа был вырезан кусочек, как раз в размер кирпича. Просунув руку в отверстие, медсестра аккуратно вытащила кирпич. Теперь она всё хорошо слышала, хотя видеть не могла, так как с другой стороны стены на этом месте висела полка.

Она затихла, чтобы не пропустить ни слова.

Лёня не ответил на слова Артиста, понимая, что, возможно, перед ним бандит, который ни перед чем не остановится. Артист, между тем, продолжал.

– Я вот не могу никак понять, каким ветром вас сюда занесло. Это, между прочим, закрытая территория. Посторонним вход воспрещён.

– Если ты надеешься, что я стану перед тобой отчитываться, то зря стараешься, – Лёня не смог промолчать и ответил – если не грубо, то вызывающе, это точно.

– Зря вы, доктор, из себя смельчака строите и со мной ссоритесь. Я ведь вас предупреждал – это моя территория, – голос Артиста стал угрожающе жёстким. – Мне сказали, что вас Николай Фёдорович на работу принял. Не знаю, что вы ему там наплели, но, наверное, не то, что были в полиции, где, кстати, мы с вами и познакомились. Может, вас подполковник нанял – меня выследить. А? Так или не так? Что молчите?

– Да кому ты нужен? – огрызнулся Лёня.

– Да? А чего тогда вы здесь ошиваетесь?

Артист сделал паузу, но Лёня промолчал.

– Молчите? Вот думаю, не подбросить ли мне мысль начальству, что вы – подстава, агент, так сказать, полиции. А что тихий, неприметный – паук, который делает своё чёрное дело: плетёт паутину, а потом – бац, и спецназ тут как тут! – Артист, заметив растерянное лицо Лёни, громко захохотал.

– Что, испугались? И правильно сделали. Наше начальство надо бояться…

– Не надейся, никого я не испугался. Выйди, мне надо работать, – раздражённо бросил Лёня.

– Грубо вы со мной. А я, между прочим, поблагодарить вас пришёл, – Артист закурил. Чувствовалось, что он на взводе. Лёня понял это и промолчал. Но, похоже, Артиста уже было не остановить, потому как он презрительно продолжил:

– Вы меня, можно сказать, от тюряги спасли, хотя … вряд ли это сделали бы, если б знали, что я вашего батяню замочил. Я его ножичком по горлу полоснул. Сам виноват: нечего было за Саньку заступаться, – Артист в подробностях рассказывал об убийстве.