Осколки жизни. Сборник рассказов

Тук-тук… Путник вздрогнул. Он резко всколыхнулся на кресле и замер, внимательно прислушиваясь. Прибывший отчётливо услышал стук в двери. Но не могло же это ему так хорошо послышаться или его воображение уже начало играть с ним злую шутку. А быть может… Он ждал, ждал затаив дыхание. Ждал очередного стука или то, что кто-то откроет двери, даже хотя бы звук шага, какого-нибудь движения. Он сидел и ожидал этого момента, ожидал в огромном мире, где по собственной вине он – гениальный учёный стал явным свидетелем Всеобщей гибели…

Старение

Я… я скоро умру во сне.

Фёдор Михайлович Достоевский, Идиот, 1869

Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Глубокое и протяжное, но вместе с этим мягкое шипение отдавалось от морских волн, что медленно ударялись о песчаный берег. Они старались доходить, покрыть своей белоснежной пеной как можно больше песка, дойдя до максимальной дальности, затем вновь вся эта водная вспенившаяся масса отправлялась обратно к тоннам вод. На берегу имелись различные ракушки, иногда камушки, редко пробегал краб, стараясь скорее погрузиться в воду. Иногда показывалось что-то иное – какая-нибудь рыбка, что начинала задыхаться, в первые мгновения начинала прыгать, пока не застывала, теряя сознание. Но океан благосклонен к своим обитателям, поэтому скоро забирал эту небольшую рыбку в свои владения. За всем этим наблюдал тощий высокий старик. На нём была только одна старая рубашка с короткими рукавами, обнажающие костлявые руки, на коих уже успели проступить вены. Голова с седой бородой и такой же седой не причёсанной шевелюрой, которую он только резко откидывал назад оголяла его широкий лоб, слегка смуглое лицо, яркие голубые глаза, потерявшие дар зоркости, узкие засохшие и слегка потрескавшиеся губы, впалые щёки и острый нос представляли его лицо с большим количеством морщин.

Светло-синяя рубашка еле держалась на нём, чуть ли не повисая – настолько он был худ. Брюки на уровне ниже колен были порваны, а на ногах ничего не было. Старик стоял с босыми ногами, опираясь на единственную, чуть ли не вышедшую к морю пальму спиной, скрестив руки на груди. Это дерево было уже давно высохшим, поэтому можно было явно не бояться получить кокосом по голове, чем и пользовался мужчина. Его голова бессильно порой нагибалась вперёд, веки слегка закрывались, затем вновь он поднимал голову, открывал глаза и продолжал смотреть в сторону заката. Со стороны океана до него доходил морской бриз, помогающий развеяться, но в глубине души наступала тоска, какая-то странная необъяснимая грусть.

Он посмотрел по сторонам, в очередной раз подмечая необычайно большую длину песчаного берега, которая завершала прибрежной скалой, у которой был небольшой трап с привязанной лодкой к одной из балок. За ним простирались малые тропические джунгли, где иногда можно было встретить силуэты обезьян, а справа от него на более высокой прибрежной скале находилось его убежище – одинокий маяк, который совсем скоро уже нужно будет включать, ибо с каждым разом Солнце всё быстрее и быстрее склоняется к длинной веренице горизонта.

Вокруг никого не было и только звуки морского прибоя, да лёгкие колыхания лепестков пальм доносилось до его ушей, вместе с оранжево-красным, переходящим в розовых на отражении к небу светом Солнца, из-за чего даже океан сменял свой окрас, принимая в свои объятия светило.

На ум приходили различные мысли, но мало кому он мог об этом сказать. Удивительно, но быть может случай услышал его, ибо почти в следующий момент он заметил шаги и то, как из его дома – маяка постепенно спускался среднего роста красивый антропоморфный дракон, порождённый его руками. Трудно понять, насколько это было правдой, или просто это игра воображения. В любом случае, старец заметил это и улыбнулся, освободив правую руку помахав ею, не опуская левую. Заметивший это дракон зелёного окраса с мягкими чешуйками, рядом шипов с макушки до кончика хвоста улыбнулся и побежал, размахивая руками в сторону отца. Как только он добежал они тепло обнялись, совершая каждое движение с лёгкостью и простотой, после чего дракон встал рядом со своим любимым отцом.

– Ты прибыл, сынок, – обрадовался старец, но сделал это невероятно сонно.

– Да, я уже всё сделал по дому, что ты просил, пап, и тебе стоило бы отдохнуть, – дивным и весьма приятным юношеским голосом сказал дракон.

– Гм, быть может. Я рад, что ты всё сделал, но ещё больше мне радость предоставлять видеть тебя и ещё большее счастье слышать это прекрасное «пап» или «отец» из твоих уст.

– Я знаю, отец, – с улыбкой добавил дракон, заломив руки за спину и с теплотой посмотрев на отца.

Старый особняк

Затем старец грустно улыбнулся, посмотрел каким-то потерянным взглядом и слегка опустил голову, смотря себе под ноги.

– Ты чем-то огорчён, отец? – поинтересовался сын. – Или я чем-то провинился?

– Вовсе нет, сынок, – поспешил ответить хриплым голосом старик, – просто я ощутил старость.

– Но, тебе всего лишь 49 лет, – недоумевающе сказал дракон.

– Хорошо, что ты рядом со мной, сынок, – тихо прошептал мужчина, а после продолжал. – Понимаешь, старость – это вовсе не усталость в ногах, не боль в мышцах, не число морщин на лице и не появляющееся артериальное давление, вместе с новым букетом болезней. Каждое разумное существо по своему определению обладает разумом, сознанием, которое может всё это перебороть – вспомни хотя бы тот чудесный эффект, который творит организм, когда нужно его спасать или ещё пуще – когда родителю нужно спасать своё чадо. Тогда ни возраст, ни боль в суставах, ни смертельный приговор, ни общество, ни даже самые страшные болезни не будут преградой.

– Но в таком случае, почему ты говоришь, что ощущаешь старость? – размышлял дракон. – В чём проблема?

– В том, сынок, что для того, чтобы ощутить старость вовсе не нужно быть старым и дряхлым. Старость – это когда ты видишь, что проходит твоё время, твоих товарищей более нет рядом, твои близкие уже ожидают тебя на том свете, те с кем ты учился уже давно имеют семью и вчерашние мальчишки стали отцами, а девочки матерями, если не бабушками и главное – ты видишь, как твои дети вырастают. Поначалу это радует, очень даже радует, но потом, приходиться им уходить – находиться свой путь в жизни, вот что значит старость сынок…

– Поэтому ты сказал, что рад тому, что я рядом?

– Да, моё дорогое создание.

– Значит, ты скучаешь и скучаешь по… младшему брату?

– Да, сынок, я скучаю по моему львёнку, – кашлянув ответил старец.

– Ты помнишь его? – спрашивал дракон. – Помнишь его детство?

– Как не помнить?

– И я помню, помню, как мы игрались, помню, как я его учил, помню, как все мы были вместе… – дракон говорил мечтательно, с неким наслаждением. – Но пап…

– Гм?

– Ты помнишь ведь ещё кое-что?

– Что же?

– Меня ведь нет, – внезапно произнёс дракон.

Глаза старика резко широко открылись, сердце начало колотиться, в голове начали пробуждаться воспоминания. Те страшные и ужасные воспоминания того, как его первенец – его старший сын вместе с его чудесной дочкой-единорогом выехал в плаванье, но произошёл шторм. Этот злосчастный шторм, который унёс в пучину океана его дорогого сына и его любимую дочь! На глаза проступили слёзы, который всё больше и больше заставляли мутнеть фигуру, что стояла перед ним – его уже покойного дракончика. Он крепко стиснул все оставшиеся жёлтые зубы, как только его сын испарился полностью, старец зажмурился, опустил руки, сжав их в кулаки, наклонив голову. Из его груди выходили завывания, когда он придавил виски костяшками и резко опрокинул голову назад, сильно ударяясь о пальму с её острой чешуёй, отчего на ней остался багровый след из-за столь тонкой кожи старика.

Он продолжал выть, а слёзы сами текли ручьём, когда он прикрывал лицо, слегка стараясь опуститься на колени, но на половине пути он резко развернулся и замахнувшись ударил о пальму. Та, будучи уже полностью высохшей лишилась последней связи в корнях, опрокинувшись на старика, который лишь крепко закрыл глаза принимая свою поначалу ужасную, но затем справедливую участь…

Совсем скоро наступало время прилива, помогая волнам доходить до пальмы и до того, что осталось под ней. Постепенно это тело приподнималось и уходило в пучины океана, туда, где не ощущалось время, подобно тому, как оно не чувствуется под землёй. Так прошло время, которая часто обвиняется в причине старости, но старость есть нечто абстрактное, то, что создаёт общество, то, что водружают вокруг себя люди и чувствуют по воле случая. Но теперь, старец спит и спит глубоко в морской пучине, глаза его боле не откроются, он умер, ощутив в последний раз даже не состояние и не возраст, а чувство под названием Старение…

Голос

Я хочу, чтобы все были счастливы…

Сумеречная Искорка

Воспоминания, воспоминания… Как же они прекрасны. И сколько всего рождали в голове размышляющего…

Яркое и приятное для глаза светило украшало небосвод, по коему мирно проходили небольшие тучи лишь очень редко как-то преграждая путь тёплым и даже порой горячим лучам. Ветерок дул и с нежностью обдувал листья высоких деревьев. Колыхались веточки высоких кустов, колебались на этом потоке в приятном танце на месте цветы самых различных видов. Меж них прорастала трава с чистейшим зелёным окрасом, пока на ней постепенно сползала капля росы, не принимая в себя ни единую пылинку, казалось их тут попросту нет. Меж садиков, где находились цветы, ограждённые высокими кустами, словно превращаясь в отдельные природные залы проходили дорожки из чудного мрамора иногда переходящий в блестящий с лёгкими шероховатостями магматический камень. Так образовывались небольшие площадки, где иногда можно было встретить фонтаны из самых лучших минералов, и где, поднимаясь на значительную высоту падала чистейшая вода, создавая ту завораживающую синеватую гладь с миллионами кружков, расходящиеся в стороны с поднимающимися каплями.

По этой территории слышался лёгкий топот и по этому звуку можно было отчётливо узнать совершаемые почти поочерёдно шаги четырьмя конечностями, а особенность звука сразу же позволяла угадывать обладателя копыт. И совсем показывалось это создание – красивые единорог с большими красивыми почти человеческими или даже сверхчеловеческими глазами, небольшой маленькой мордочкой, округлой головой, что делало её кардинально не похожим на то привычное представление людей об этих существах. Прекрасно расчёсанная грива, спадающая в правую сторону, переливаясь на свету, где из её начала исходит красивый заострённый светло-фиолетовый рог. Пышный хвост и геометрически неотразимая фигура сего существа – венца мысли, была достойна наивысшего восхищения скульптора.

Эта единорог Сумеречная Искорка грациозными и спокойными движениями наслаждаясь видами проходила по сторонам, когда остановилась в одном из поворотов сего сказочно красивого сада. Она делала свои лёгкие движения, вовсе не подозревая, что в это время в кустах, опираясь на более крепкие две ветви за ними пристально наблюдали два больших не менее красивых карих глаза. Здесь, внимание её привлекли цветы, к коим она подошла поближе и наклонилась, вдыхая с огромным удовольствием их аромат. Они были восхитительны, просто прекрасны.

– Божественно, – приятным, но отдающим духом озорства голосом единорога её возраста – начального подростка произнесла она. – Нужно будет по возвращении взять их немного, – сказав это она начала отходить в сторону.

– И положить в вазу в моей комнате, – послышалось внезапно, при том, эти слова были произнесены практически голосом самой Искорки, из-за чего она посчитала это за свои мысли.

– Да, именно, – думая, что отвечает своим мыслям добавила путешественница.

– А ещё стоит собрать фруктов у ближайшей яблони, – не унимался голос.

– О, точно, он как раз в соседней части, – обрадовалась своей догадливости Искорка, остановившись и развернувшись проходя близ кустов.

– Ведь их так любит мой младший братец, для него и сорву, – с лёгким хихиканьем послышалось со стороны.

– Да, ведь их… – внезапно остановилась идущая с довольным видом и закрытыми глазами леди-единорога, резко впав в ступор. – Что? – сказала она, широко открыв глаза и резко изменившись в лице.

Она осмотрелась по сторонам, стараясь понять, кто же это мог говорить.

– Гм, – приблизившись к кустам и заметив быстрые движения веток она хитро улыбнулась, особенно заметив часто виляющий хвост и тихое хихиканье. – Да, точно, нужно будет и сорвать яблоки, для моего любимого братца, который… – она сделала паузу и с необычайной осторожностью приблизившись ближе к кустам приподняла переднее копыто, – не вышел мне помогать!

Райский сад

С этими словами она резко раздвинула ветки и из-за неожиданности щенок немецкой овчарки, который там всё это время находился вскрикнул и рухнул прямо на нижние ветки, а потом на быстро поднятое очередное переднее копыто единорога. Она поспешила опустить правое поднятое копыто и левой удерживала на весу красивого щенка немецкой овчарки, который также мог как она говорить, иметь красивые карие глаза, слегка пухлые и свойственные его возрасту щёки, а также невероятно чудное телосложение с не меньшей топологической красотой.

– О, здравствуй, дорогая сестра, – проговорил щенок, но уже своим голосом, лишь очень-очень немного отличающийся от голоса сестры, что та вновь подумала о том, что он подражает ей.

– Здравствуйте, дорогой суфлёр, – с невероятно гордым видом победителя, раскрывший все карты противника заявила старшая сестра. – И что же ты тут делаешь?

Она опустила младшего брата на землю и он, переминаясь с лапы на лапу колебался в своём положении.

– Да так, решил просто прогуляться… прогуляться в саду, – теребя небольшой участок земли с травой левой передней лапой говорил щенок, – вот внезапно заметил тебя и…

– И решил меня так разыграть, да?

– Почему разыграть? – поспешил возразить братец. – Только поднять настроение, ведь наши голоса так похожи.

– В этом не спорю и за артистичность даже похвалю, а если ещё в добавок пойдёшь со мной, обещаю сорвать пару яблок.

– Только пару?

– Тогда троицу?

– А может четверить… четверть… ицу? – с улыбкой спросил щенок.

Единорог тихо похихикала и добавила.

– Четыре штуки, ты хотел сказать?

– Да, – словно ничего не было сказал щенок. – И для Скай тоже.

В ответ на это единорог уже рассмеялась и добавила:

– Она же не любит зелёные яблоки, глупыш.

– А я говорю любит, – насупив брови и обидевшись на последнее слово сестры слегка отвернулся щенок.

– Ладно тебе, – подойдя ближе и заглядывая за плечо младшего брата, который продолжал отворачиваться говорила единорог, что выглядело невероятно мило, – если хочешь четыре, так четыре.

Она с теплотой улыбнулась на что не желая поддаваться щенок приподнял одну из бровей и посмотрел на неё. Но не сумев сдержать себя при таком добром взгляде старшей сестры он широко улыбнулся и быстро кивнув заявил:

– Идёт!

– Вот и прекрасно, тогда пойдём? – с задором спросила старшая сестра, отходя в сторону и с удовольствием возвращаясь на дорогу с мраморным покрытием.

– Да, только я пойду впереди, не забывай – наша разница всего лишь в полтора года, – быстро подбегая и переходя вперёд сказал щенок.

– Хорошо-хорошо, – ответила единорог. – Только тогда не забудь и для отца сорвать один апельсин и одно яблоко.

– Для папы самое большой и вкусное, которое обязательно найду я, – с гордостью заявил щенок.

– А если я? – с задором и уже подражая голосу младшего брата сказала единорог.

– Нет я, – настаивал щенок.

– Нет я, – парировала единорог.

– А если добежишь первой, – начав бежать говорил щенок.

– Тогда догоняй, – ответила единорог и со всей прыти хохоча кинулась за любимым младшим братом.

Они смеялись, хихикали и веселились, смотря с радостью, теплотой и одновременно семейным добрым азартом, ибо они знали, что они самые лучшие брат и сестра, которые так сильно любят друг друга и всех остальных своих товарищей. За их радостью издали стоя далеко-далеко с улыбкой наблюдал их статный и могущественный создатель, их дорогой отец – самый гениальный учёный, с такой тёплой отеческой улыбкой слушая их приятный и радостный Голос…

Хищник

В некоторых частях света водятся обезьяны, в Европе же водятся французы, что почти одно и то же.

Артур Шопенгауэр

Большие два зелёных холодных глаза, смотрящие прямо жестоким, безжалостным и до ужаса равнодушным взглядом, взглядом сражающий наповал своим молчаливым утверждением о том, что выживает достойный, сверкнули в темноте. Ничего вокруг нельзя было увидеть, даже Луна, что в эту ночь была полной ничем не могла помочь – густые ветви с почему-то быстро поредевшими листьями колосились и закрывали собой весь свет. Тучи же активно в этом им помогали, не давая никакой возможности хоть как-то ориентироваться в этой ужасной мгле. Человек шагал, стараясь наступить на ровную землю, с ужасом озираясь вокруг. Его глаза бегали по сторонам, он прекрасно понимал в каком он страшном и чудовищно опасном положении.

Ни его лёгкая одежда, ни любой предмет из сумки, ни шляпа, которым он размахивал и ни ветка, на которую он упал, и кою ухватил себе в руки, стараясь защищаться не могли ему помочь или как-то спасти. Ноги не слушались и сами по себе подкашивались, рот беспомощно открылся, как у самого глупого барана, глаза изображали животный страх жертвы, которой больше не осталось возможности жить. В ушах всё звенело, слух заострился настолько, что казалось слышал в этом шуме веток под силой ветра, вперемежку со звуками пролетающего филина – свидетеля сего часа и воя волков вдали, самые ужасные звуки – тихие, размеренные шаги преследователя, наступающие на листву и сдавливающие её под своим весом.

– Прошу, пожалуйста, – словно ожидая, что его кто-нибудь услышит или поймёт, мямлил человек, – прошу, если вы меня понимаете, прошу!

Он падал, часто озираясь во все стороны, получал раны, шипел, но тут же поднимался. Из глаз текли слёзы и как же это было мерзко видеть взрослого представителя вида человек загнанным в угол. Именно эту эмоцию лишь в темноте слегка выразила на секунду дрогнувшая мышца на лице преследователя, который постепенно приближался.

– Умоляю, умоляю вас, – твердила жертва.

Он шептал это, мимолётно вспоминая миллионы божеств, в которые тот лицемерно верил и не верил, он был готов отречься от них всех и одновременно поклоняться всем, только бы они спасли его шкуру. Тем временем оставалось совсем немного, всего пару шагов и вот, уже отдающее адским жаром и одновременно могильным холодом дыханье ударило жертве в спину. Тот замер, не в силах даже подышать, его сердце казалось перестало биться, всё тело замерло и ослабились все мышцы, из-за чего земля под ним начала намокать, руки дрожали в судорогах, дрожали и ноги, из глаз текли слёзы, зубы стучали друг о друга. Такая жертва даже умереть не может достойно и в этот момент зелёные зрачки слегка сузились, изображая самый настоящий гнев, после чего последовало резкое движение, разорвавшее одним махом жертву на части. Тело, хлюпая рухнуло в темноте, наконец прекратив своё жалкое существование. Было даже противно брать эту жертву, но благо пара почек и печень не помешают, которые столь удачно упали не столь далеко и кои не были задеты. Подобрав их и слегка протерев, приближенные к ним шаги, наступающие на листья, ощущающие поток немного усиливающегося ветра и только начинающийся дождь, отдалились от сего места.

Они шли и продолжались в глубинах чащи, пока с каждым разом дождь учащался, образовывались лужи, а деревья словно получая удовольствие от сего процесса раскрыли свои спрятанные листья. В миг небо разразилось молчаливой вспышкой озаряя округу и в том числе обладателя этого взгляда. Высокого существа с двумя руками, двумя ногами, на коих были плотные светло-коричневые непромокаемые ботинки, наверху ветровка с удобным велюровым жакетом внутри и тёплые бесшумные плотные брюки. На голове низко опущенная шляпа, что закрывала своей тенью старое лицо с проступившими морщинами, орлиным носом и неопрятной оттопыренной в разные стороны бородой. Шаги продолжались, когда раскаты грома донеслись приятным интересным звуком, подхватываемые воем ветра.

Мощнейшая гроза, в которую ничто не было видно

В этот миг в руке сверкнуло нечто – это был небольшой топорик, а в другой та самая печень и почки, что ловко разглядел идущий, подходя к одному из деревьев, что так хорошо его охранял от дождя. Достав из внутреннего кармана плотный материал, чем-то напоминающий пластиковую скатерть, он расстелил её у дерева, где и присел, попутно откусывая небольшой кусок печени, а затем протерев краем ладони усы. Его взгляд оставался всё таким же безразличным и холодным, когда он услышал резкие рывки впереди себя. Очи быстро уловили приближающегося – представитель семейства псовых с красивым светло-оранжевым, а теперь тёмно-оранжевым окрасом. Это был лисёнок, который приблизившись начал шипеть, внезапно встретив противника, на что сидящий сразу же отобразил резкий оскал, оголяя острые белые зубы. Лисёнок испугался и тут же прижавшись к мокрой земле закрылся клубочком.

Тогда убийца изменился в лице и со взором, в коем слегка промелькнуло странное высшее чувство отломил кусок печени в одно движение, отложив топорик и кинул лисёнку. Тот резко подпрыгнул от испуга, отбежав назад. Какое-то время он находился всё в том же положении, когда начал приближаться, принюхиваясь. Один за другим он начал нюхать, после решившись на лакомство, когда сидящий встал сам и быстро приподняв лисёнка, который опять закрылся в клубок, вернулся на своё место. Они сидели под дождём, освещаемые ударами молнии и слушая раскаты грома с воем ветра, закрытые под плотную ветровку бородатого, некто, который предложил ещё немного своей добычи. Лисёнок сразу же изменился и проявил то, что запрещено демонстрировать – доброту и простоту, своё состояние слабости.

– Гм, – наконец заговорил кормящий и поедающий мясо сам. – Хорошо, что ты открылся. Мне ты можешь, но никому боле, особенно перед жертвами.

Лисёнок внимательно слушал, как будто всё понимал прекрасно. Через некоторую паузу преступник для жертв добавил:

– Мы с тобой должны держаться вместе, обозначаемые одним красивым словом – Хищник…

Детство

Все мы родом из детства.

Антуан де Сент-Экзюпери

Ровные руки с выделенными венами были скрещены на груди, спина была ровной, хоть плечи слегка наклонились, как и голова, красиво посаженная на высокой шее. Пышные седые волосы слегка трепетали, подхватываемые лёгким потоком воздуха из открытого большого вентиляционного отверстия в верхней части массивного почти панорамного окна. Но этот поток не задевал нижней части бороды, хоть и заставлял слегка колебаться самого человека, что вызывало движения подола его лёгкого домашнего летнего батистового халата. Сквозь очки мужчина смотрел на окно, будучи в красивом и роскошном зале, откуда свет проникал через это большое окно, разделённое на отдельные секции, один из коих был достаточно широко открыт.

Мужчина с наслаждением бросал взор в сторону своих владений, когда послышались шаги и показалась фигура дворецкого, который ступал по богатому персидскому ковру, принося холодные напитки с печеньем, ставя на ближайшую столешницу. Хозяин особняка сразу обратил внимание на его приход, мимолётно посмотрев на красивый диван с креслами и их бархатной фиолетовой обшивкой, молчаливый камин из белого мрамора, некоторые картины с чудными видами природы, а также на основной стол и малые столики, где неподалёку находилась большая ваза, напоминающая высокий восточный кувшин ручной работы с росписью.

– Что-нибудь желаете ещё, господин? – поинтересовался слуга в чёрном костюме, брюках галстуке и белой рубашке, но проявляющейся лысиной, чёрными с проседью волосами на висках и небольшими усами, наряду с моноклем, что дополнял его образ.

– Благодарю вас, Эванс, можете ступать, но совсем скоро я попрошу вас позвать моих сыновей, – обратился он, возвращаясь свой взгляд в сторону окна, попутно взяв бокал с налитым холодным гранатовым соком и положив вторую руку в карман.

– Как будет угодно, – ответил слуга и кивнув отлучился.

Мужчина же оставался в гостиной с радостью смотря в окно. Там он видел пышный красивый и весьма широкий сад, ограниченный высоким забором, где имелись самые различные виды деревьев, кустарников, небольшой фонтан и пышная зелёная трава. Пусть и было лето, но эти приятные лёгкие брызги, почти напоминающие приятный морской бриз охлаждали всю атмосферу, о чём говорил и тот радостный смех, доносящийся оттуда. В этом чудном, уютном, почти райском саду виднелась стройная и весьма элегантная фигура антропоморфного дракона с ровной походкой, красивыми широкими, ныне сложенными крыльями, прямыми идеально выстроенными шипами от макушки до кончика сильного хвоста и зелёным окрасом, создаваемые мягкими приятными чешуйками, радующими глаз наглядной мягкостью и милостью.