скачать книгу бесплатно
Тихий провинциальный городок, как и солнышко, не спешил просыпаться. Людмила Алексеевна любила свой город. Когда-то она безутешно плакала, узнав, что муж распределился в заштатный населённый пункт, а так хотелось остаться в Москве. Но тяжело сойдя с поезда (ждала ребёнка), вдохнула неопределённых ароматов воздух, окинула взглядом привокзальные строения в липовом убранстве и поняла: городок станет родным. Так и случилось. Доброжелательный, несуетливый и по-деревенски вежливый, где каждый житель хотя бы кивком поприветствует тебя, гостеприимно принял молодых специалистов в семью и стал домом, где жить легко и уютно.
Людмила выпила кофе, приготовила завтрак и стала ждать пробуждения дочери.
Непричёсанная, в старой короткой ночной рубашке Надя ворвалась на кухню:
– Чем так здорово пахнет? Ватрушки?! Ура, вкуснятина!
Дом наполнился шумом, смехом, плеском воды.
Геркулесовая каша съедена с мученической гримасой. Когда в руках оказалась ватрушка, Надя повеселела и, запивая «вкуснятину» молоком, стала рассказывать школьные новости. Мама вчера пришла поздно, почему-то всё чаще задерживаясь на работе, и Надя не успела рассказать: Димка Полянов пробрался в учительскую…
Людмила Алексеевна, поглощённая своими переживаниями, дочь почти не слушала.
– Надя, мне нужно поговорить с тобой, – выдавила она и не услышала своего голоса.
Надя продолжала рассказывать:
– Его застал учитель физкультуры. Представляешь. Димка обалдел. Теперь ему грозит отчисление…
Тогда Людмила Алексеевна вытолкнула из себя с силой:
– Надежда, мне нужно поговорить с тобой.
– Мам, ты чего, – Надя смотрела на мать. – Ты чего так кричишь?
– Говорю: мне нужно поговорить с тобой, а ты всё болтаешь и болтаешь, не даёшь слово вставить.
Надя опешила, мама никогда так не разговаривала, она последнее время стала другой.
– Помнишь, к нам приходил Сергей Николаевич?
Надя не ответила, выдохнула: «Да!»
– Я выхожу за него замуж.
– Замуж? Ты же старая!
Людмила Алексеевна ожидала любых слов, только не этих.
– Старая?! Значит, считаешь – я старая?! И у меня всё в прошлом? Значит, ты считаешь, я не имею права на личную жизнь? Всё только для тебя. Для меня ничего! – она выкрикивала постоянно задаваемые себе вопросы. У неё не было ответа, но появилась надежда, что кто-то ответит и освободит от сомнений.
Резкие, болезненные выкрики испугали Надю, она не готова отвечать на простые, но пока непонятные для неё вопросы.
– Нет, мама! Нет! Я не хотела тебя обидеть. Ты не так поняла. Ты не старая. Молодая. Самая молодая, – она заплакала, обхватив руками мать за талию. Людмила Алексеевна с самого начала стояла, опираясь на разделочный стол, кухонька такая маленькая, что Надя протянула руки и мама оказалась в объятиях. – Молодая! Самая красивая! Самая лучшая!
– Что ты?! Что ты?! – Людмила Алексеевна гладила и целовала непослушные волосы, лоб, щёки плачущей дочери.
«Что я делаю? Зачем, зачем всё это? Она ребёнок, а я?! – горько подумала Людмила Алексеевна, и пришло успокоение: – Нужно решать самой! Она моя дочь! Она любит меня и всё поймёт!»
Надя перестала плакать, и Людмила Алексеевна начала разговор издалека: она была чуть старше дочери, когда встретила Виктора, полюбила, родила дочь. Они были счастливы, но однажды он сказал: «Я больше не люблю тебя и не хочу жить с тобой под одной крышей». Как принять и согласиться с предательством? Тогда, да и сейчас ничего не изменилось, слова любимого человека – страшная черта, за которую, как ей казалось, переступать нельзя. «Что? Что ты сказал? Я не расслышала…» – «У меня есть другая женщина. И давай без истерик. Не ты первая, не ты последняя». «Как же дочь?» – она попыталась уцепиться за соломинку. «Когда вырастет, поймёт и простит. Без любви жить нельзя», – сказал он, собрал вещи и ушёл. Последний раз виделись во время развода. Общие знакомые рассказали: уехал в другой город, там у него семья, растёт сын.
Они говорили долго, впервые не как мама и дочь, как две взрослые, одна умудрённая опытом, другая только-только приоткрывшая створки сложного недетского мира женщины.
Получилось ли у Людмилы Алексеевны доказать дочери: она достойна личной жизни, она любит её больше Сергея, он хороший человек, и ничего в их семье с его приходом не изменится? Ей показалось – да.
Надя утвердительно кивала головой и отвечала: «Да, конечно. Я всё поняла. Ничего не изменится. Ты любишь меня больше него», – но в душе зародилась и за разговор окрепла обида, подпитываемая эгоизмом: мама променяла её на чужого человека, как когда-то папа. Вдобавок ко всему ей не нравится Сергей Николаевич. Смотрит он на неё как-то не так…
Глава 2. Лучшая подруга
Ольга Калинина встала поздно. Мать заступила на смену, отец вторую неделю отсутствовал, работал дальнобойщиком. Разбудить некому.
Ольга какое-то время повалялась в постели, затем встала, приняла душ. Цивилизация дошла и до их частного дома. Три года назад микрорайон газифицировали, и отец, как всегда он говорит: «Всё для вас, мои любимые женщины!» – переоборудовал террасу под кухню, ванную и туалет. Не квартира, но вполне сносно.
Отец у Ольги классный, балует, покупает, что ни попросишь, и особенно не напрягает. Учёбой не интересуется, если мать заведёт волынку: «Опять в дневнике одни замечания, двойка по физике и химии. Поговорил бы с дочерью», – отмахивается: «Главное замуж удачно выйти, и никакая учёба не нужна. Вот ты. Что толку? Училище окончила, а зарплата копеечная, работа сменная. Хорошо – я тебя люблю и обеспечиваю всем, что ни пожелаешь». Мать замолкала и с осуждением смотрела на мужа. Ольга про себя усмехалась: «Ага, любишь?!»
Отец матери изменял, и знала об этом вся округа. Ольга и сама неоднократно видела, как из его огромной машины высаживались расфуфыренные и не очень тётки. Соседка неоднократно, ехидно улыбаясь, говорила:
– У твоего отца, Оля, в другом городе другая семья имеется, неофициальная. Сын растёт. Сам проговорился по пьяному делу.
Только мать ничего не замечала! Ольга её за это не очень… уважала. Иногда, когда отец возвращался из рейса довольный, сытый, ей так и хотелось крикнуть матери в лицо: «Курица! Не видишь? Он изменяет тебе налево и направо. Где твоя гордость?»
Ольга вообще была не по годам взрослой. То ли сказывалась наследственность, отец с четырнадцати лет жил самостоятельно, то ли раннее половое созревание. Она первой в классе надела бюстгальтер, первой начала встречаться с мальчиком, на четыре года старше себя. Первой познала, что такое по-взрослому любить.
Напарником у отца был неженатый тридцатидвухлетний Толик. Холостяцкая жизнь его вполне устраивала. Жил с мамой, окружённый заботой и вниманием. Не оставался и без женской ласки. Его склада симпатичные, заводные парни у женщин разных возрастов пользовались успехом.
Толик часто бывал в гостях у Калининых, подолгу беседовал с Ольгой, интересовался успехами в школе, какие читает книги, смотрит фильмы, с кем дружит, есть ли мальчик. Из домашних с ней никто так не разговаривал, и она встречала его с восторгом, тем более – он приходил всегда с подарком. Шоколадка, книга, жвачка. Пустяк, но одно дело шоколад, привезённый отцом, другое дело подаренный таким взрослым и симпатичным парнем.
Ей исполнилось шестнадцать, она расцвела ещё робкой, но уже притягательной красотой желания, Толик начал посматривать по-другому, отец заметил и, пригрозив, предупредил:
– Смотри, Толян, если что, ноги выдерну и на сук намотаю.
– Что ты, Николаевич? Разве не понимаю, с кем дело имею, – отмахнулся он и стал реже заходить.
В прошлом году перед Восьмым марта мать трудилась на смене, отец побрился, приоделся и ближе к вечеру засобирался из дома.
– Ты куда? – спросила Ольга.
– Пойду к Володьке в картишки перекинусь?
Армейский друг отца Володька жил в десяти минутах.
– Наодеколонился, за километр несёт. Для Володьки, что ли? – язвительно поинтересовалась Ольга.
– Что ж я, из дома как босяк должен выходить?
– Это ты матери сказки рассказывай – к Володьке он, в «картишки перекинуться». Знаю, куда ты, – Ольге стало обидно за мать, всё-таки завтра – женский день.
– Доченька, а по твоему разумению, куда я собрался? – отец жёстко смотрел на Ольгу.
– Туда.
Ольге захотелось выкрикнуть отцу в лицо: всё знаю и расскажу матери. Но прикинув: кассетник может остаться обещанием, – решила: «Пусть сами разбираются. Если мать ничего не видит и не понимает, это её проблема! Таким дурам, как она, так и надо».
Отец ждал ответа.
– Так куда, доченька, я собрался? – повторил он.
– Куда хочешь, туда и иди. Мне какое дело? – Ольга развернулась и пошла в свою комнату.
«Взрослой совсем стала. Как бёдрами виляет! Не одному мужику кровь попортит. В меня вся! Не в мать», – довольно подумал он и сказал:
– Закройся и ложись спать. Буду поздно.
Примерно через час Ольга услышала звонок в дверь:
«Облом вышел», – язвительно подумала она и, не накидывая халат, в пижаме пошла открывать.
При виде Ольги в коротеньких штанишках, малюсенькой кофточке на лямках у Толика перехватило дыхание. Ольга не ожидала позднего гостя, но не растерялась и не застеснялась своего полуобнажённого вида.
– Ой, отца нет. Вы проходите, – Ольга игриво улыбалась. – Я одна дома, – она многозначительно посмотрела на Толика и облизнула губы. Как-то видела: отец разговаривал с какой-то тёткой, улыбался и нет-нет кончиком языка облизывал губы. Тётка опускала глаза и теребила поясок у платья.
У Толика перехватило дыхание, он отвёл взгляд.
– Я мимо шёл, – начал оправдываться он и увидел покатые бёдра девушки, обтянутые тонкой тканью пижамы. – Отец где? Скоро будет? – он заставил себя не смотреть на завораживающие бёдра и наткнулся на откровенный разрез, Ольга секунду назад обернула пижаму, и девичья грудь заманчиво вырвалась из-под кофточки.
– К любовнице пошёл, придёт под утро, – развязно сказала Ольга. – Чай, кофе? Может, что покрепче? – предложила она и, не дожидаясь ответа, стала накрывать на стол.
Толик в нерешительности стоял в дверях, понимая: оставаться нельзя, но и уйти выше сил.
– Я тут подарки принёс, тебе и Ирине Петровне.
Он начал открывать спортивную сумку, но молнию заело, он дёргал замок вперёд-назад, вперёд-назад, застёжка не поддавалась.
– Ласково нужно, – неслышно подошла Ольга, взяла сумку и одним движением открыла. – Вот так нужно. Нежно и бережно, – она улыбнулась и облизнула нижнюю губу.
«Что я делаю?! Она же малолетка! Ребёнок! Да какой она ребёнок!!» – пронеслось у Толика в голове.
Что было потом, он помнил плохо. Помнил лишь: никогда в жизни так не желал и никогда в жизни ничего подобного не испытывал.
Ольге любовь, из-за которой у взрослых «сносит мозги», совсем не понравилась. Когда стало больно, хотела сбросить Толика с себя, но видя, как он корчится и сладострастно стонет над ней, решила дотерпеть до конца. Он наконец-то успокоился и сполз с неё. Она брезгливо отодвинулась и накрылась одеялом. Как он оказался в её комнате, он не заметил.
Толик, осознав, что произошло, испугался:
– Олюшка! Милая! Ты никому не говори. Слышишь, никому не рассказывай, – у него перехватило дыхание от одной только мысли, что с ним станет, узнай об этом кто-либо.
– Да не бойся ты, – по-взрослому сказала Ольга. – Ты здесь ни при чём. Я давно хотела попробовать. Лучше уж с тобой, чем со слюнявым одноклассником. К тому же ещё и дома.
– Тебе было хорошо со мной? Больно не сделал?
– Всё нормально, – сказала она и поднялась. – Тебе нужно уходить.
Толик уже в который раз за вечер удивился взрослости девушки. Или распущенности?
– Да, да. Конечно, – он встал, натянул брюки.
Ольга сдёрнула простынь, Толик увидел пятно, к горлу подступил комок, он обнял Ольгу и стал целовать.
– Олюшка, милая. Ты только скажи, я для тебя всё сделаю. Всё что захочешь, только скажи.
– Правда?
– Правда. Лишь бы ещё раз прикоснуться к тебе, ещё раз быть с тобой, – у него вновь просыпалось желание.
– Я видела в магазине для железнодорожников часики красивые, позолоченные. Купишь?
– Куплю, – Толик не мог оторваться от девушки, она решительно его оттолкнула.
– На сегодня хватит. Сам должен понимать.
– Да, да, – засуетился он. – Когда теперь? Где?
– Не знаю, – Ольга надула щёчки. – Я ещё не решила, подумаю. От тебя всё зависит.
– Олюшка, скажи, что ты хочешь, – Толик был в полной её власти.
– Хочу часики.
– Куплю! Только не надо больше ни с кем, кроме меня. Хорошо? – попросил он, почему-то нисколько не сомневаясь: Ольга легко отдастся и другому, и от такого понимания ему становилось невыносимо больно.
Ольга долгим взглядом посмотрела на него.
– С кем и когда, решать буду сама. Ты мне не указ.
– Олюшка, – Толик прижал её к себе. – Ты же девушка порядочная и должна понимать, что ты теперь моя.
Она отстранилась и повелительно произнесла:
– Всё. Уходи. И запомни, я не твоя.
– Но?..
– Уходи, – скомандовала она, и он послушно пошёл прочь.
От позолоченных часов Ольга отказалась: как объяснишь близким их происхождение? – взяла деньги. Купюры – десятки, двадцатипятирублевые – появлялись в её кармане какое-то время частенько. Часть «кровно заработанных», так она называла их, тратила на школьных друзей, часть откладывала, спрятав на чердаке дома.
Вскоре Толик ей надоел, она была не готова к его взрослой потребности. Он же, окончательно запутавшись в сетях юного тела, умолял не бросать его, что только злило её, и она безжалостно высказала ему своё безразличие, близкое к отвращению. Не обидело его и это. Тогда она пригрозила:
– Не отстанешь – скажу отцу, что ты меня изнасиловал.
