скачать книгу бесплатно
– А что тебе Марцель говорил? Что это клинок его далекого предка? Фамильная реликвия? – с усмешкой спросил Григорий.
– Да… Но разве нет?
Ответом был снисходительный смех.
– Марцель всегда был этим… как на твоем языке? Блазень[5 - Шут], вот. Даже имя себе поменял. Марцель звучит поэтичнее, конечно. Ты ведь сама об этом только на свадьбе узнала, да?
– Это здесь не причем, – отрезала Каролина. – Если так, то скажи, откуда меч?
Кузнец почесал щетинистую скулу.
– Помнишь, у него «Лейка» была? Я тебе сейчас фото покажу. Если отыщется.
Когда Григорий отошел, Каролина наклонилась к мечу.
– Ты тоже думаешь, что он ненастоящий? – спросила меня.
Как мне ни жаль было тетю, но я вынужден был согласиться с Григорием – меч был всего лишь репликой.
– Но разве это важно? – задала она вопрос скорее к себе, – Если он давал ему силу…
Григорий вернулся и выглядел немного раздосадованным.
– Эх, не нашел. Зато… – он развернул на столе большой рисунок.
Это оказалась афиша к фильму. На нас смотрели дивно разодетые персонажи – в жупанах и мешковатых сапогах, с меховыми колпаками на голове. Художник изобразил такие густые усы и бороды, что разглядеть лица было почти невозможно. Своим видом и уверенной позой герои излучали силу и отвагу. Такой, по-моему, была задумка. На их фоне разворачивалась настоящая баталия, в которой участвовали менее прорисованные персонажи. «ВРЕМЯ САРМАТОВ 2» было подписано внизу на польском. Я узнал язык – выучил понемногу во время работы в хостеле. Ниже, более мелкими буквами: «Эпическая история семьи из шляхты Потоцких».
– Узнали Марцеля-то?
Григорий показал на одного из персонажей на заднем плане. Художник не вложил много деталей в его изображение, но длинные светлые волосы и сверкающий меч в руках действительно придавали ему сходства с дядей.
– Рисунок с него делали, это я сам видел, – не без гордости сказал кузнец.
– Я не понимаю, – в растерянности сказала Каролина. – Какое отношение это имеет к Марцелю?
– Он и про фильм не рассказывал? Ну дела, – вздохнул Григорий, – Это до того, как он тебя встретил, было. Только начал в доме обживаться. В Нагору приехала киногруппа. Снимали вот этот фильм, про Потоцких. В Купавах решили поставить батальную сцену. И массовка нужна была, конечно. Мы с Марцелем кино любили. Как сейчас помню, целой толпой гоняли по полю коней. В доспехах, с мечами – как положено. Загнали животину до седьмого пота, жалко лошадей было. Потом-то я вернул реквизиты, а Марцель нет. Сказал, что сгубил.
– Вот, значит, как. Реквизит к фильму, – тихо сказала Каролина. Но тут же уверенно выдала, – Не важно! Ему нужен этот меч!
– Но зачем? – непонимающе спросил кузнец, – Посмотри сама. Посмотри на гарду, на лезвие. Андрей уже все понял, вижу. Это дешевая подделка.
– Этот меч – его мурти! Без него он погибнет! – вскричала она и быстро взметнулась с лавки. На стол полетела россыпь слез.
– Ты ведь сам знаешь, что такое потеря близкого! – продолжала тетя гневным голосом, – Почему не хочешь помочь?
Эти слова задели Григория. Лицо его посуровело, а голос сделался строже:
– Потому, Каролина, что ты должна обратиться к врачам! Брось говорить эти глупости! Марцелю поможет медицина, а не бабьи наветы.
Тут громко хлопнула входная дверь и через середу мимо нас – вжиииик – пронеслась чья-то фигура. Так быстро, что я не успел разглядеть вошедшего. Григорий, впрочем, сразу обернулся ему вслед и зычно крикнул:
– Юлия!
Громкий звук шагов прервался. Недовольный голос:
– Чего тебе?
– Подойди, – приказал Григорий, – Поздоровайся с гостями. К нам пришли тетя Каролина и ее племянник Андрей.
– Могу отсюда здороваться. Привет всем!
– Юлия, подойди, я сказал! – сильнее прикрикнул Григорий.
Последовало невнятное бормотание, и в середу вошла девушка. Она выглядела совсем юной, скорее подросток. В глаза бросался противоречивый облик: хотя она была одета в строгую школьную форму, внутренний бунт выдавали кожаные браслеты с шипами на обоих руках, и амулет, изображавший череп, – не говоря о полукольце в носу. Вызывающий образ дополняли косички, что глядели с плеч разными цветами: белым и черным. Граница цвета проходила точно посередине головы Юлии. Впрочем, для меня ее облик не был необычным: кто часто ездит в московском метро, быстро привыкает к любому проявлению индивидуальности. Меня удивляло, что так выглядела дочь нашего хозяина.
– Была сегодня в школе? – спросил он.
– Ааааа-га.
– Тогда расскажи, что там было.
– Эй, дай спокой! Думаешь, пришли гости, можешь на меня кричать, – дала отпор раздраженно.
– Григорий, нам пора, – сказала как можно любезнее Каролина и встала из-за стола.
– Сиди-сиди, Каролка, – пропыхтел кузнец.
Он схватил дочь за руку и резко потянул к себе.
– Не хочешь говорить со мной, так поговори с ними, – холодным голосом сказал Григорий, – Расскажи, как ты пропускаешь школу.
– А по что мне учиться? Я все время помогаю тебе! Огород, лошади, козы – все время!
– Мы говорили об этом, – рассудительным тоном возразил кузнец, – Это – наше, и мы должны о нем заботиться.
– Но нас двое, тата! Только двое! А работы – в хуй!
Кузнец побагровел.
– Не смей такие слова говорить.
Сцена была более чем нелицеприятной. Я поддерживал желание Каролины уйти, но в то же время мне было жаль Юлию. Кузнец слишком много позволял себе, хоть она и была его дочерью. Девушка тем временем еще сильнее распалилась.
– Я не собираюсь себя загонять, – голос ее звучал натянутой струной, – Наш дом – не Великий совет и ты мне не хозяин. Не можешь давать наказы!
– Да что ты… Я просто волнуюсь о тебе, – смягчившись, сказал он.
– Волнуешься?! Волнуйся о себе! Ты не видишь дальше носа, тата. Мир изменился, а ты остался в прошлом. Все это «наше», как ты говоришь, скоро умрет!
– Что ты!
– И ты виноват, что мы вдвоем остались. Мама сгинула из-за тебя!
Эти слова застали Григория врасплох. Лицо его скорчилось от гнева, и он вдруг навис над девушкой огромной скалой. Огромная рука поднялась в воздух. Не помню, как оказался перед ним. Я взнес локоть и принял удар на себя – с таким же успехом мог загородиться от падающего дерева. Юлия воспользовалась моментом и скользнула в сторону двери. Григорий успел схватить ее сумку, но девушка быстро избавилась от ноши и выскочила на порог.
– Как она смела? Как смела? – повторял он, шумно глотая ртом воздух.
– Как смел ты поднять на нее руку?! – вступила Каролина. – Андрей, ты в порядке?
Неудавшаяся оплеуха бросила меня на пол. Я представил, что было бы с девушкой после такого удара. Григорий не обращал на нас внимания и будто вовсе не хотел говорить о том, что произошло. Вместо этого он запустил руки в сумку и перебрал содержимое.
– Ах, вот оно что.
Его пальцы вынырнули с маленьким белым флаконом без этикеток. Он снял крышку и высыпал на стол горсть мелких желтых таблеток.
– Наркотики! – выплюнул Григорий, – Так вот почему она такие бздуры плела!
– Ты уверен? – с сомнением спросила Каролина, – Возможно, это ее лекарство.
– От чего? Не больна она!
– Это могут быть антидепрессанты, – вздохнула тетя, – Неважно. Нельзя с ней так обращаться. Что бы она ни сказала. Я помню, что Юлия была другой.
– Хочешь сказать, это моя вина?
– Вас всего двое, тут она права. Тебе и так не хватает рук. Если она направду убежит, что станется с хозяйством? Кто поможет тебе?
– Придет, никуда не денется! Всегда возвращалась. – хмуро пробасил кузнец.
Григорий извинился, что ему пора заняться делами, и мы с Каролиной вернулись к лошадям. Наш визит оказался впустую, и разочарование в ситуации витало в воздухе – большую часть пути мы ехали в гнетущем молчании. Только недалеко от дома тетя задумчиво проговорила:
– Может, Григорий был прав. Все это ерунда, и никакой силы нет в мече. Но тогда ни в чем ее нет.
– Откуда ему знать?
– А ты веришь? Веришь, что в предметах есть сила?
– Ну, скажем так…
– Наверно, ты по-другому веришь. Иначе зачем тебе выполнять этот наказ Веславы? Ведь никто не помогает тебе. Ты сам решил это делать. Но почему?
– Даже не знаю. Просто так было правильно. Наша семья никогда не собиралась вместе. Бабушка, наверно, это чувствовала.
– Думаешь, это бы ее порадовало? Что вся семья ради нее собралась?
– Конечно.
– Здорово, что ты веришь. Но тяжело верить, когда ты один. Вот я хотела тебе помочь, но не вышло.
– Надо просто найти другой способ.
Я говорил слова утешения, но совершенно не знал, как нам быть дальше. Действительно, во что я верил? Я с таким рвением взялся за исполнение наказа, что не подумал, как именно я это сделаю. Сначала попал под лавину, и меня спас Лалу. Теперь следовал за Каролиной, потому что у меня не было идей. А впереди были поиски отца, по слабой и невнятной наводке. «Ты привык давать обещания, которые не можешь выполнить». Дарья говорила это в другом контексте, но я на мгновение задумался – не позвать ли его? Нет, я не должен. Врач говорил, что слишком опасно. А кроме того, нет никакого способа. Так ведь? Я должен забыть о нем. И о Москве тоже.
У калитки мы спешились и за поводья повели лошадей к загону. Небо к этому времени потемнело: ветер нагнал больших туч пепельного цвета. Издалека доносился, приглушенно, клокочущий рокот – предвестник грозы. Ветер окатывал землю волнами холодного воздуха и трепал полы курток.
– А у тебя тоже есть мурти? – спросил я Каролину.
– Марцель – мой мурти.
– Как? Я не понимаю.
– Это сложно объяснить. У меня раньше был покровитель… В детстве. Но он отвернулся от меня. Ах, Андрей, сейчас это все неважно. Я никчемная.
Она снова обвиняла себя. Что все-таки скрывалось за фасадом беззаботной хиппи? Со стороны крыльца кто-то вдруг громко запел:
– Харе Кришна, Харе Кришна, Харе Харе, Рама Рама!
– А, листонош пришел, – сказала Каролина.
Мантры пел входной звонок. Худой подтянутый мужчина с ранцем на плечах приветливо улыбнулся Каролине.
– Витай-витай. Тебе сегодня посылка. Из Польши.
– Как, из Польши?
– Несподянка[6 - Сюрприз], да? Молвила, у тебя там нет никого. А вот подивись… – Он протянул ей запечатанную картонную коробку, – «От кого» – Агата Берут. Старая знакомая, ведомо.
– О матко, – выдохнула Каролина.
Вид посылки ошеломил ее. Она стояла не двигаясь с места и все смотрела на коробку, пока листонош не тронул ее за плечо.
– Андрей, загони лошадей, – вдруг скомандовала тетя. Выхватила посылку и кивнула, – Дякую.
Мужик поскреб затылок. Спросил вслед утекающей за дверь Каролине:
– Марцель как? Есть знахарка по дороге. Она может…
Дверь с шумом захлопнулось, и остаток фразы разбился о дерево.
– Не женщина – бестия. Как он давал ладу? – слышалось бормотание, пока он спускался к калитке.
Я тем временем подвел лошадей к загону. Под навесом было пусто. Деревянная дверь – распахнута настежь. Белка, любимица дяди, убежала. Но как? Я постарался вспомнить, закрыл ли засов, когда выводил Росу. Виноватая память не давала точного ответа. Черт, наверняка нет. Я припал к земле и различил следы копыт. Они уходили за дом – туда, где тропа вела через лес к Ильмень-роще.
По заплывшему черными тучами небу пробежала трещина, и на землю обрушилась долгая раскатистая дробь. Если пойдет дождь, отпечатки смоет, и Белку будет не найти. Надо действовать быстро. Я поменял кобылу – Лоза немного заупрямилась, когда я взялся за гриву, но кусок сахара все же завоевал ее расположение – и поскакал вслед за беглянкой. Двигаться приходилось медленно: я все время спешивался, чтобы проверить след. Белка следовала протоптанной канве. Я вспомнил, что Марцель часто водил ее этой дорогой на поляну. Ильмень-роща действительно была особым местом. Наверно, про такие говорят – «точка силы». Я до сих пор мог отчетливо воссоздать в памяти первое впечатление от ее вида.
Тогда стояло жаркое лето. Я потерялся в лесу. Оказавшись в сени густого ольшаника, я подумал, что пошел неверной дорогой и нужно возвращаться. Но вдруг заслышал где-то неподалеку сдержанное конское ржание и цокот копыт. Двигаясь на звук, сошел с тропы. В сопровождении треска сучьев под ногами и стрекота сверчков, я раздвинул ветки с золотыми сережками и очутился на чистой лесной прогалине, в центре которой высился гигантский вяз. Возле него Марцель пас лошадей. Он завидел меня и помахал рукой.
Но я не отвечал. Несколько минут стоял, не шевелясь, захваченный моментом. Возможно, сердце тронуло слабое дуновение ветра, колышащее траву, или шум листвы, подобный звуку ленивого морского прилива. А может, это тонкие лучики солнца, что просачивались сквозь ветви ольховника над моей головой. Казалось, что на этой леваде объединялись вместе моменты прошлого, настоящего и будущего: и те, что я прожил, и те, что мне никогда не было суждено прожить. Впрочем, здесь будто не было необходимости в самом времени. Это был черный ход для беглецов от безжалостных ритмов современной жизни, проулок безмятежности, откуда Бог снисходительно глядел на человеческую суету. Вот, чем была тогда для меня Ильмень-роща. Я верил, что дядя тоже так чувствовал.
