История войн на море с древнейших времен до конца XIX века

Тем не менее, достигнуты были громадные результаты: в Америке и Ост-Индии были созданы два громадных колониальных владения с самыми блестящими перспективами будущего развития; во всех морях были приобретены острова как базы для флота и опорные пункты для мореплавания и торговли. Вместе с тем, две самые могущественные морские державы того времени были везде оттеснены на второй план, на материке, в колониях и, еще более того – на море; самый источник их благосостояния был подорван. Мировое мореплавание и мировая торговля сделались почти монополией Англии.

Итоги войны

Все это оказалось возможным только благодаря морскому могуществу Англии, и ловкому и энергичному пользованию им. Все операции и вся деятельность, которые развивала Англия на всех морях в то же время развивали и расширяли собственную ее торговлю и мореплавание, которые и расцвели блестяще… В Англии умели концентрировать свои силы и «снимать сливки».

В политическом и стратегическом отношениях изучение этой войны дает много достойных внимания выводов относительно общей и частной централизации управления, твердого соблюдения плана войны, широких приемов при ее ведении, взаимной поддержки сухопутных и морских сил, относительно общих забот о снабжении всем необходимым при выполнении крупных операций и проч. Политики и стратеги играли в этой войне первенствующую роль – особенно политики, на которых лежали заботы о дальнейшем развитии колоний, судоходства и торговли. Во Франции также была признана и принята политика централизации.

В тактическом отношении почти все осталось по старому. Французы сохранили свою оборонительную тактику, боящуюся всяких жертв, англичане не ушли вперед от тех устарелых приемов атаки, которые были выработаны еще в конце прошлого столетия; старые схемы еще всецело властвуют в этой сфере. Только приемы Гауке при Кибероне являются блестящим исключением. Если бы англичане раньше прониклись принципами нельсоновской тактики «уничтожения» противника и могучими ударами разбили бы противника в его собственных водах, то французам не удалось бы столько раз и на такое долгое время возобновлять войну в колониях. Поэтому французам, всякий раз, когда они не были окончательно уничтожены, всегда казалось, что они одержали победу, а англичане довольствовались тем, что одно их присутствие или одно решительное выступление нагоняло страх на противников. В политике, при заключении мира, произошло то же самое.

Морская тактика, заключавшаяся в неуклонном соблюдении сомкнутой боевой линии, один лишь раз со времен Рюйтера нарушенная Дорждем Бингом при Пассаро, получила новые формы при Гауке. Он первый решился отбросить линейную тактику и ведет сражение и в других боевых порядках, если они сулят ему большую вероятность успеха. Заслуживает внимания, что Родней и Гоу были у него лучшими командирами судов, но Клерк в своем сочинении по тактике о нем не упоминает. Гауке не без основания сравнивали с Блэком, с которым он имел особенное сходство в отношении поддержки тесной связи с офицерами и командой; с ними он мог с полной уверенностью отважиться на самые трудные предприятия: начальник и подчиненные слепо доверяли друг другу. Поэтому Гауке иногда решался нарушать строй даже при тяжелых условиях сражения; когда он отбрасывал мертвое линейное построение, которое сковывало настоящий морской дух, и бросался к «общей погоне», в битву один на один, никакого замешательства не происходило. Необходимо было освободить флот от мертвых форм, навязанных ему морскими генералами и предоставить морякам более свободную инициативу; однако сделать это мог только тот, кто в каждый момент способен был снова твердо взять подчиненных в руки. В качестве упражнения – плаванье в тесно сомкнутой кильватерной колонне было очень полезно, но держаться этого строя в сражении и при всяких обстоятельствах было ошибкой. Гауке первый разбил те оковы, которые со времен Рюйтера держали всех связанными. В противоположность Нельсону он не был честолюбив и знал только одну заповедь – выполнение долга. Он неусыпно заботился о подчиненных и тщательно следил за исправностью материальной части; корабли его, например, часто должны были заходить в доки для очистки подводной части.

Семилетняя война была первой крупной войной, в которой Англия уже не посылала на материк собственных войск, а воевала только одними деньгами, а не солдатами. Эта война, так же как и последующая, по словам фон-Мальтцана, отличалась тем, что колонии приобретали для европейских государств все большее значение и создали между ними такую зависимость, какой до тех пор не существовало… Чем обширнее делались области, занятые европейцами по ту сторону океанов и чем теснее эти области входили в связь с государством, как производители колониальных товаров, без которых уже не мог обходиться европейский рынок, или как потребителя отечественных произведений, – тем необходимее делалось поддерживать морскую силу, обеспечивающую сообщения колоний с метрополией, а вместе с тем росло и значение этих колониальных морей. Таким образом, главный театр войны в европейских водах постепенно распространился на второстепенные театры в колониальных водах, а господство на море должно было создать между ними как бы мост, так как сила сопротивления колоний находится в прямой зависимости от источника силы – родины.

Морская война заняла место рядом с сухопутной войной; она сделалась уже не только вспомогательной войной, как это было еще в войне за испанское наследство, но заняла самостоятельное и даже главное место, а сухопутные операции, без которых невозможно вообще довести до конца какую бы то ни было войну наоборот, заняли второстепенное место, как вспомогательные. Но эту истину уразумели только в Англии; континентальные же государства, и в особенности Франция, не доросли еще до понимания этого, как мы еще не раз увидим дальше. Дорогостоящие флоты все еще продолжали казаться другим государствам не более, как неизбежным злом.

Особенностью этой войны является то обстоятельство, что Англия разбила и уничтожила неприятельские флоты, не выдержав ни одного большого, правильного сражения, так как большая часть боев не дали решительного результата; выигрыш от них сказывался только впоследствии. В этом отношении не является исключением даже битва при Кибероне, в которой потери французов были не столько результатом сражения, сколько гибели судов в устьях рек. Ни начальники морских сил в Америке, на Ямайке, на островах Вест-Индии, ни командиры отечественных станций Северного моря, Доунса, Ла-Манша и Бискайи не сумели разбить неприятеля в большом сражении, да, строго говоря, и не пытались этого сделать. Постоянная наступательная тактика настолько нанесла везде вреда противнику, что в конечном результате он оказался совершенно обессиленным; и результат этот во всех случаях был достигнут с ничтожными потерями.

Нужно еще считаться с тем обстоятельством, что Англия держалась почти совершенно в стороне от Балтийского моря и никакой помощи своему сухопутному союзнику не оказывала. Наступление на Померанском побережье несомненно, вызвало бы отпор со стороны северных морских держав – Дании, Швеции и России. Весьма вероятным является предположение, что, главной причиной такого поведения Англии было то обстоятельство, что прилегающие к Балтийскому морю страны являлись главными поставщиками материалов для английского флота – леса, дегтя, пеньки, пакли и проч., а вместе с тем торговля с этими странами играла крупную роль в доходах Англии. Каперство в Каттегате и в Балтийском море нанесло бы Англии неисчислимые убытки, хотя бы для защиты ее торговли и были посланы сильные эскадры.

Глава X. Войны России и Турции 1768-1792 гг.

Русско-турецкая война 1768-1774 гг.

Как мы уже говорили в первой главе, русский флот и на севере и на юге, после смерти Петра Великого, пришел в совершенный упадок, в особенности в отношении личного состава. Непродолжительная Шведская война 1741-1743 года вызвала лишь временное оживление на севере.

С особенными затруднениями было связано развитие нового черноморского флота. Петр Великий, который и здесь проложил новые пути, вынужден был в 1711 году снова отдать Азов, еще до того, как был заложен балтийский флот. После турецкой войны 1736-1739 годов Азов был снова занят, но Россия должна была обязаться срыть укрепления Азова и Таганрога и не содержать флота ни на Азовском, ни на Черном море. Даже торговля на Черном море могла вестись только на судах, принадлежавших туркам, что было особенно унизительным условием. Известно, что и до сих пор у России не вполне развязаны руки в отношении ее черноморского флота.

В 1752 году в северных морях было еще до двух дюжин русских линейных кораблей и около полуторы дюжины фрегатов; число галер доходило до ста пятидесяти. Однако и материальная часть и личный состав все более и более приходили в упадок, так что десять лет спустя имелось только 15 пригодных для плавания судов. Усилиями Петра III окончательный развал флота был несколько приостановлен; были выписаны из Англии материалы и личный состав. Новый расцвет наступил в царствование Екатерины II, но вначале только на юге. Пришлось приглашать из-за границы все больше людей, например, штурмана во флоте были почти исключительно голландцы, датчане и англичане.

Из всех народов, живущих по берегам Средиземного моря, турки последними завели себе парусный флот; турецкий галерный флот был упразднен даже позднее французского (французский – в 1748 году, а турецкий – в 1790 г.). Причиной этого были прежде всего местные условия – сильно развитая береговая линия, множество островов; кроме того, объясняется это еще и тем, что мореплавание и морская торговля вообще были мало развиты у турок, а для морского разбоя в тамошних тесных водах весельные суда тоже были более пригодны. Наконец, турки и вообще никогда не были настоящими моряками, а только солдатами на воде.

В начале 18 столетия турецкий флот на Черном море был очень силен и состоял из 45 парусных судов; флот в Архипелаге состоял, насколько известно, из 30 линейных кораблей и нескольких дюжин галер, с 60 000 людей. Кроме того, имелась еще Дунайская флотилия, состоявшая приблизительно из 200 судов, преимущественно 8-10-весельных канонерских лодок, с двумя орудиями (3-8 фунтовыми). После 1750 года новый капудан-паша Гассан ввел некоторые реформы; флот предполагалось увеличить до 40 линейных кораблей, но на это не хватило средств. Вопрос о личном составе и в армии и во флоте представлял большие трудности; дело в том, что турки были обязаны службой только в летние месяцы, осенью же уходили домой. Чтобы помочь такому положению дела, предполагалось построить большие казармы в Синопе, Константинополе и Митиленах, но план этот был выполнен только отчасти. Арсеналы существовали в Синопе, Константинополе и Родосе. Настоящими моряками были собственно говоря, только греки, варварийцы и небольшая часть прибрежных жителей Румынии.

Россия в то время еще не граничила с Черным морем; во время польского восстания на юго-западной польской границе возник целый ряд недоразумений, в которые, как соседка, была втянута и Турция; недоразумения эти приняли настолько острый характер, что новая война стала неизбежной. Франция поощряла военные замыслы Турции, а Турция тем более склонялась к войне, что считала необходимым положить предел постоянному поступательному движению России. Вследствие этого, в Черное море Турцией была послана эскадра, в конце 1768 года к русской границе были двинуты войска, а русский посланник был заключен в крепость.

О сухопутных операциях можно не говорить вовсе, так как черноморские флоты той и другой стороны, так же как и флот архипелага не оказали почти никакого влияния на ход этих операций; большую пользу армии принесла только русская дунайская флотилия. Уже в конце 1769 года русские войска подошли к берегам Дуная, а в следующем году – к Черному морю. В 1770 году, взятием крепости на нижнем течении Дуная, была прервана связь турок с крымскими татарами, против которых действовала другая русская армия. В 1771 году был завоеван Крым, и Россия утвердилась на Черном море. Весной 1772 года было заключено перемирие, которое продолжалось до конца марта 1773 года; в 1773 году произошли крупные бои за обладание позициями на Дунае, и Россия продвинулась до Варны; наконец, в 1774 году победы России у Шумлы, к западу от Варны и серьезные бунты в турецкой армии вынудили Турцию заключить мир.

В начале войны на Черном море развевался только турецкий флаг; турецкие суда облегчали сношения и снабжение своей армии. В России тотчас после начала войны была построена в Воронеже на Дону целая флотилия, и мало помалу, была сформирована морская сила в 60 судов, из коих 15 галер, 10 полугалер и 5 прамов. На флотилии этой было более 1000 пушек и экипаж в 12.000 человек; действовать она должна была под командой адмирала Зиновьева. Суда эти были двинуты только после того, как русская армия заняла Крым; в первый раз они появились на Азовском море в июле 1771 года с целью запереть Керченский пролив; после падения Каффы вскоре капитулировали Керчь и Теникале, и путь в Черное море был для них открыт.

Между тем и на Дунае была создана боевая и транспортная флотилия, которая принесла большую пользу при атаке крепостей в устьях Дуная; не раз эта флотилия выступала против турок, у которых было 100 судов, в том числе 30 крупных. Вследствие соединенных усилий русских сухопутных и морских сил, турки понемногу потеряли большую часть своих судов. В июле у них было взято близ Тульчи 43 судна с 80 орудиями, 30 судов были ими самими сожжено, остальные успели спастись бегством; это был блестящий успех для русских.

Однако с 1771 года турки начали усиливать свой черноморский флот, с целью снова овладеть Крымом. В Константинополе было заложено много судов. В начале 1773 года эскадра, состоявшая из 4 линейных кораблей (50-60-пушечных), 10 больших и 40 меньших судов, двинулась к Очакову; другая большая эскадра вышла навстречу новому русскому черноморскому флоту. Однако турки понесли такие потери и аварии во время бури, что должны были отказаться от намерения перевезти в Крым.30 000 войска, стоявшего наготове в Трапезунде.

На Дунае русская флотилия одержала также большие успехи и вынудила своих противников отступить вверх по течению; при осаде Силистрии, к востоку от Рущука, особенно отличились русские канонерские лодки. Но на водах Черного моря турецкий флот настолько превосходил русский, что не было даже возможности подать помощи с моря русским войскам, которые еще в 1769 году вторглись с Кавказа в Армению. Однако турецкая десантная дивизия, которой удалось благополучно добраться до Крыма, должна была вскоре опять убраться на суда.

Русский флот под командой адмирала Чичагова одержал и еще некоторые успехи; было взято несколько отдельных турецких судов, при чем особенно отличился капитан Кинсберген, голландец по происхождению. В начале июня адмирал вышел в крейсерство и 9 июня встретил неприятеля около пролива Йеникале (Керчь). У турок было 40 судов, в том числе 6 линейных кораблей и 9 фрегатов, у русских только 7 судов; русские, под непрерывным огнем наступавшего на них по ветру неприятеля, отступили и укрылись в пролив, где и были заблокированы до конца войны.

Таким образом русские речные флотилии показали себя в этой войне с самой лучшей стороны, между тем, как линейный флот по своей слабости не мог одержать почти ни одного успеха.

Совсем иначе обстояло дело в Средиземном море. Нужно поставить в особую заслугу императрице Екатерине II, что Россия в первый раз с успехом выступила в Средиземное море с значительным флотом. Говорят, что первая мысль об этом, которая, впрочем и раньше высказывалась русскими представителями на востоке, была подана графом Алексеем Орловым, одним из первых фаворитов императрицы; Екатерина горячо ухватилась за эту мысль и энергично принялась за ее выполнение, несмотря на то, что министры были против этого плана, в особенности вследствие значительных расходов, вызываемых его выполнением.

Дело прежде всего заключалось в том, чтобы высадить в Морее и в южной Далмации вспомогательный корпус и побудить греков отложиться от Турции. Вольтер также поощрял императрицу к этому грандиозному предприятию, и в конце 1769 года, перед тем как Нева стала, две эскадры, силой всего в 10 линейных кораблей и 12 фрегатов и транспортов тронулись в путь. Первый дивизион под командой контр-адмирала Спиридова вышел из Кронштадта летом, второй последовал за ним осенью под начальством контр-адмирала Эльфинстона, и наконец, третий выступил весной 1770 года. Многие офицеры были иностранцы, штурмана большей частью англичане, голландцы, датчане. В Зунде на борт было принято 800 датских матросов. В Думбере и в Портсмуте снаряжение было пополнено, а в декабре, после многих трудностей и аварий, эскадра пришла в Порт-Магон, где Алексей Орлов вступил в командование эскадрой и снова привел в исправность ее порядочно запущенное снаряжение.

Когда известие об этом походе дошло до Константинополя, никто не хотел ему верить, так как считали невероятным, чтобы могло существовать сообщение между Балтийским и Средиземным морями; не верили также и в возможность того, чтобы русские могли решиться на такое предприятие, и чтобы оно могло удаться. Но уже осенью получились в Константинополе сведения о выходе первого русского дивизиона, и тогда варварийцам было послано приказание выступить против него, однако они были задержаны датской морской экспедицией, состоявшей из семи линейных кораблей.

Екатерина лично и с большой энергией занималась подробностями этой экспедиции; между прочим она писала одному пользовавшемуся ее доверием лицу: «Если захочет Бог, то ты увидишь чудеса, я дам флоту такие задачи, как это до сих пор было невидано». Алексей Орлов вначале находился в Италии для поправления здоровья; он руководил работами по снабжению флота провиантом и запасами, а в начале 1770 года принял командование всем флотом, который к тому времени, по непрерывным настояниям императрицы, собрался наконец в Леванте; она писала Орлову: «Вся Европа удивляется вашему подвигу и с ожиданием взирает на вас…» Со стороны англичан к удивлению, не последовало никакой помехи; наоборот – герцог Шуазель настаивал, хотя и без успеха, на том, чтобы уничтожить флот при самом его появлении в Средиземном море. Однако английское правительство уже заранее начало создавать дипломатические затруднения по вопросу о могущих быть приобретениях на побережье Черного моря.

В конце февраля Спиридов находился перед Пассавой, к северу от мыса Матапан, в северо-западном углу залива Марафона, в южной Морее, чтобы поддержать восставших греков. С последними, обитателями Лакедемона, уже два года шли переговоры. Русские войска осадили Спарту; 10 марта был осажден Корони, вскоре после того был взят Наварин; но ни Модон, ни Корони не могли быть взяты; также и восставшим грекам не удалось овладеть Патрасом и Триполицей. В виду этого и понесенных значительных потерь – 500 человек и 45 орудий – Орлов в июне покинул Морею, так как нигде не нашел достаточно сильной поддержки со стороны восставших греков и дольше держаться не мог. Результатом его похода было только то, что на юге было задержано значительное количество турецких войск, которые, с уходом русских, снова вторглись в Морею, опустошая все на своем пути. Таким образом и русские и греки взаимно обманулись друг в друге.

Орлов собрал свой флот у Наварина, срыл его форты и оттуда вышел в море с целью напасть на турецкий флот, который до тех пор держался довольно пассивно (если не считать схватки между Эльфинстоном и Гассан-беем) и стоял на якоре в Хиосском проливе в ожидании нападения противника; турки выстроили линию в форме полумесяца, имея фланги, защищенные рифами. 5 июля Эльфинстон осмотрел расположение турок и Орлов решил атаковать их клинообразным строем; у него было под командой 9 линейных кораблей (1-80 пуш. и 8-66 пуш.) 3 фрегата и бомбардирский корабль. В турецком флоте было 5 линейных кораблей по 80 пушек каждый, 10 – по 70-60 пушек, 4 фрегата и 6 транспортов; таким образом турки были по крайней мере на одну треть сильнее русских, тем более, что и калибры их орудий были больше.

Спиридов с авангардом начал нападение, идя в галфвинд, центром командовал Орлов и арьергардом Эльфинстон. Спиридов не отвечал на сильный огонь ближайшего турецкого правого фланга; передовой корабль его, сильно поврежденный, должен был остановиться; флагманский корабль его лишился мачт. Этот корабль, «Св. Евстафий», навалился на корабль турецкого вице-адмирала, загорелся от него, и немного спустя взлетел на воздух. Из 850 человек его экипажа спаслись только адмирал, командир, несколько офицеров и 40 человек команды; с турецкого адмиральского судна также спаслись только адмирал, командир и несколько человек команды. Ночью все турецкие суда, из которых многие понесли большие потери и тяжелые аварии, обрубили якорные канаты и бежали в недалеко отстоящую на малоазиатском берегу Чесменскую бухту, защищенную несколькими батареями. Орлов не преследовал их.

Турецкий флот, таким образом, оказался запертым в узкой бухте и считал себя в безопасности от нападения. Орлов решился уничтожить его, не пуская в ход своих боевых сил, и стал готовить нападение брандерами. Было заготовлено 4 брандера, которые 7 июля, в час пополуночи, были введены в бухту особым дивизионом, под командой коммодора Грейга, шотландца. Впереди шли два линейных корабля, за которыми следовали один фрегат и два больших транспорта, с брандерами на буксире. Была ясная лунная ночь, вследствие чего передовой линейный корабль «Европа» при входе в бухту подвергся сильнейшему огню со всех береговых батарей и кораблей, на который тот отвечал по мере сил. Другой линейный корабль, вместе с транспортами, под непрерывным огнем подошел к турецкому флоту и тотчас поджег один из брандеров, который направился к турецкому адмиральскому кораблю; после получасового боя корабль этот вместе с пятью другими линейными кораблями, пылал ярким пламенем. Зажигательные снаряды и два других брандера также сделали свое дело, причем особенно отличился лейтенант Дугдаль, англичанин.

Нападавший дивизион с большим трудом выбрался из всеобщего пожара, который охватил все турецкие суда; он был вытащен своими шлюпками и теми шлюпками, которые тотчас были высланы со всех остальных линейных кораблей. Взято было русскими около 10 транспортов и один линейный корабль; все остальные суда и транспорты загорелись и взлетели на воздух. Город Чесма тоже большей частью погиб в пламени. Кроме турецких адмиралов спаслись очень немногие; более 9000 офицеров и команды сделались жертвами огня и воды.

Орлов сделал тщетную попытку поднять из воды кассу адмиральского корабля и орудия с остальных кораблей. Дивизион Эльфинстона направился к Дарданеллам, чтобы отрезать подвоз припасов к Константинополю, а Орлов с главными силами вскоре должен был покинуть Чесменскую бухту, так как масса выбрасываемых на берег трупов заражала воздух; он направился на Лемнос, которого однако взять не мог, а затем на Парос на зимовку. Оставшиеся на Лемносе небольшие команды были прогнаны прибывшими с севера и из Малой Азии турецкими десантными войсками. Императрица воздала Орлову выдающиеся почести; он получил прибавку «Чесменский» к своей фамилии, все участники получили серебряные медали.

Чесма была самым крупным поражением турок со времени Лепанто; турецкий флот в Архипелаге был уничтожен. Русская победа произвела такое впечатление в Европе и вызвала такое смущение в политических кругах, что Англия оказалась вынужденной отозвать всех англичан, служивших на турецких судах.

По-видимому, заслуга самого Орлова во всем этом деле очень невелика; ему впоследствии ставилось в упрек, что он тотчас же не пошел к Константинополю, в чем ему не могли бы послужить помехой развалившиеся замки в Дарданеллах. Дело ограничилось блокадой Дарданелл до конца войны.

Одним из ближайших последствий понесенного турецким флотом поражения было возрождение греческого морского разбоя, против которого, впрочем, Орлов скоро принял решительные меры. Часть своего флота он отправил в итальянские порты для исправлений, а в течение зимы получил подкрепление в виде 3 линейных кораблей, 1 фрегата и 13 транспортов с 2000 людей, под командой контр-адмирала Арфа.

Переговоры Турции с Англией и Францией относительно оказания помощи турецкому флоту не дали результатов. Турция не доверяла Англии, Франция же отклонила предложенный ей союз и только согласилась продать 15 военных кораблей с боевыми припасами. Англия снова начала свои интриги, чтобы не дать кому-нибудь из своих соперников чересчур усилиться на море; посланник в Константинополе получил инструкцию, что «проход русских кораблей из Черного моря в Средиземное не может быть допущен».

Летом русские снова блокировали Дарданеллы. Орлов разделил свой флот на три, отряда, которые заняли острова, уничтожали на побережье склады запасов, например, на Родосе, прерывали торговые сношения и проч. 12 октября Орлов снова собрал все свои корабли перед Дарданеллами, с целью форсировать их; после напряженной бомбардировки укреплений, которые к тому времени были значительно усилены, 14 и 15 октября должен был произойти прорыв, но сильная буря рассеяла его корабли. В конце ноября Орлов снова произвел атаку, но должен был окончательно отступить с тяжелыми потерями и отправился с главными силами на Парос; блокада, однако, все-таки продолжалась.