Багровый грех

Аларик кивнул, выражение его лица было мрачным. Слова Аурелии только подтвердили его подозрения, добавив еще один уровень сложности к и без того опасной ситуации. Они также подтвердили то, что открыла ему карта Таро Императора. «Кровоточащий Глаз», – сказал он. Вот что это значило. Вейн. Коррупция. Все было связано. Это уже не просто расследование убийства. Это было нечто гораздо большее. Они имели дело с чем-то гораздо более коварным, чем-то, что грозило поглотить весь город, если не всю планету, и дестабилизировать весь сектор. Они столкнулись со скрытым врагом, который действовал в тени, манипулируя событиями издалека, дергая за ниточки тех, кто у власти, настраивая их в своих собственных целях. Это был, понял Аларик, враг, которого вполне возможно было бы невозможно полностью победить, не в таком мире, как этот, где его влияние было глубоким. По крайней мере, не без радикальных мер. Он посмотрел на своих товарищей, тех немногих, кому он мог по-настоящему доверять в этом темном месте. Аларик знал, что ему нужно сделать.

«Нам нужно действовать быстро», – заявил Аларик, его голос был решительным и решительным. Это была задача, бремя, которое он должен нести, как Священник-следователь. Он должен нести его ради блага Империи, ради безопасности тех, кто служил Императору. Аларик встал с того места, где сидел, обращаясь к собравшимся, зная, что они последуют за ним, куда бы он ни повел, чтобы увидеть, как эта задача будет выполнена. «Вейн – обуза, опасность для этого расследования. Если ею манипулируют, как предполагает Аурелия, то мы должны разорвать эту хватку. Если она действует по собственному желанию, мы должны остановить ее, прежде чем она нанесет еще больший ущерб, прежде чем она сможет предупредить тех, кто дергает за ниточки, и лишить нас любой возможности схватить ответственных. И, – добавил Аларик, устремив взгляд, в свою очередь, на Аурелию и Каста, его самых доверенных товарищей в этом темном начинании, – «мы должны раскрыть правду об этом «Хоре». Это ключ ко всему этому, я в этом уверен. К убийству Торна. К этому скрытому злу. Ко всему. Это, – заявил Аларик, начав расхаживать взад и вперед, – источник разложения. Это те, кого мы должны действительно уничтожить если мы хотим спасти этот город, этот мир и увидеть нашу задачу, наш долг выполненными». Именно это, прежде всего, позволит Аларику исполнить свои клятвы Богу-Императору. Именно это, прежде всего, решит судьбу этого мира. Он не должен потерпеть неудачу.

Император защищает.

Глава 7: Железо и Вера

Ситуация в Улье Сибелиус становилась все более опасной. Щупальца подозрений, заговоров и потенциальной ереси распространялись, как злокачественная опухоль, угрожая поглотить все, что было дорого Аларику, уничтожить этот город и, возможно, даже этот мир изнутри. Он чувствовал это в своих костях, чувство надвигающейся опасности, растущую уверенность в том, что он столкнулся с чем-то гораздо большим и коварным, чем простое расследование убийства. Это было то, что, вероятно, распространилось не только по Шпилю, не только по городу, но, возможно, даже в некоторых отдаленных поселениях на самом Кузняграде. Аларик знал, что это был первый признак широко распространенной коррупции, которая часто предшествовала открытому восстанию, мятежу и полному краху в анархию, оставляя население уязвимым для тех, кто служил Губительным Силам, отвращая их от Императора Человечества и их долга перед Империей.

Аларик знал, что ему нужно больше ресурсов, больше рабочей силы, если он хотел иметь хоть какую-то надежду сдержать ситуацию, предотвратить дальнейшее распространение гниения и принести правосудие Императора виновным, независимо от того, насколько высоко они могли находиться во властной структуре Мегаполиса или за ее пределами. Его небольшой команды, хотя и опытной и абсолютно преданной, было недостаточно. Не для этого. Не для того, что он подозревал. Не для масштабов коррупции, которые, как он теперь был уверен, нарывали в этом городе. Скоро они столкнутся с риском открытого конфликта с теми, кто стремился сохранить свою власть, с теми, кто отпал от благодати Императора и принял коварный шепот Варпа. Ему нужна была армия, бронированный кулак Империи, представленный мощью Гвардия. Ему нужны были солдаты, которым он мог доверять, чья преданность Империи была абсолютной, а вера в Бога-Императора непоколебимой, мужчины и женщины, которым он мог доверять, если не так полно, как он доверял своим Отпрыскам Император, то, по крайней мере, в большей степени, чем продажным, легко манипулируемым СПО Кузняграда.

Имея это в виду, Аларик запросил поддержку у местного гарнизона Гвардия, 187-го Кузняградского стрелкового полка, полка с долгой и легендарной историей службы Империи, которая длилась более двух тысячелетий и охватывала службу на большем количестве миров, чем Аларик мог вспомнить, заслужив им почести и отличия, на которые могли претендовать очень немногие другие полки в любом секторе Империи. За долгие годы он постарался понять расположение военных сил в этой области галактики. Именно эта дальновидность и внимание к деталям потенциально позволяли ему действовать быстро и эффективно, предотвращая дальнейшее распространение ереси. Их текущее место службы было Кузняградом, где они служили стратегическим резервом, оплотом против любого потенциального вторжения или широкомасштабных гражданских беспорядков, обученные и готовые к развертыванию в любой момент для усиления сражающихся секторов, поддержки местных СПО или защиты планеты от любой внешней или внутренней угрозы. В этот момент они представляли собой тонкую линию, которая защищала граждан Кузняграда от полного и абсолютного хаоса, если Аларик потерпит неудачу. Аларик также знал, что они могли быть единственной силой в этом мире, которая могла гарантировать, что он и его свита выживут достаточно долго, чтобы выполнить свою задачу. Силы, представленные Вейном, те, кто был связан с этим «Хором», даже сейчас мобилизовались против него. Если они застанут его врасплох, если они двинутся слишком рано, это может означать его гибель и привести к тому, что его расследование закончится неудачей. Этого нельзя было допустить.

Внутри защищенной коммуникационной комнаты, спартанского, функционального пространства, в котором доминировал большой, гудящий радио-кастер, Аларик приготовился связаться с командиром полка, полковником Кузнецовом, старым знакомым, товарищем по предыдущей кампании, сражавшимся много лет назад на далеком мире, против врага, само существование которого Аларик пытался, даже по сей день, полностью осознать. Воспоминания об их общей борьбе, сражениях, которые они вели бок о бок, ужасах, свидетелями которых они стали, остались запечатленными в его памяти, постоянным напоминанием о хрупкости Империи и важности долга, который он выполнял изо дня в день, ради постоянной безопасности Империи Человечества. Они спасали жизни друг друга, больше раз, чем он мог вспомнить, на той пустынной, продуваемой ветрами равнине, когда все казалось потерянным, когда враг прижал их к самому краю, и выковали узы доверия и уважения, которые выдержали долгие годы и огромные расстояния, разделявшие их с того времени, той последней битвы, где милость Императора указала им путь к победе.

"Полковник Кузнецов", – проговорил Аларик в радио-передатчик, его голос спокойный, размеренный, ничем не выдающий срочности ситуации или своих собственных, очень реальных, забот. Он знал, что не стоит казаться слабым или отчаянным, даже такому человеку, как Кузнецов, которого он считал одним из своих самых доверенных союзников. Он должен был всегда сохранять вид силы, авторитета, если он хотел, чтобы другие следовали его примеру. «Прошло слишком много времени, мой друг. Я нахожусь на Кузняграде, нуждаясь в твоей помощи».

Ответ пришел быстро, голос полковника, огрубевший за годы службы, эхом разнесся из динамиков радио-передатчика, неся в себе безошибочный вид опытного командира, привыкшего справляться со сложными ситуациями, принимать решения о жизни и смерти, которые сопровождали командование полком Гвардия, и отдавать приказы, которые отправят бесчисленное множество мужчин и женщин на смерть, служа Империи. Он был человеком, который столкнулся с ужасами, которые сломили бы менее сильных людей, и который нес бремя своего долга со стоицизмом, которым Аларик мог только восхищаться. «Священник-следователь Аларик», – ответил Кузнецов, его голос был полон удивления и уважения. «Это неожиданное удовольствие. Чему я обязан этой честью? Я верю, что это не просто светский визит. Вы никогда не были любителем пустой болтовни, особенно когда вы были на какой-то миссии для Императора». Возможно, в его тоне был легкий намек на юмор, напоминание об их общем прошлом и признание целеустремленности Аларика на своем долге. Аларик чувствовал, что было хорошо знать, что, несмотря на годы, прошедшие с их последней встречи, некоторые вещи, по крайней мере, остались неизменными. Именно эта стойкость могла спасти Аларика и этот Мегаполис, если его инстинкты окажутся верными.

Аларик быстро обрисовал ситуацию в улье Сибелиус, осторожно подчеркивая потенциал широко распространенной коррупции, ереси и растущее свидетельство скрытой силы, представленной этим таинственным «Хором», действующим в городе, манипулирующим событиями из тени, контролирующим тех, кто находится внутри структуры власти Мегаполиса в своих собственных, неизвестных целях. Он говорил об убийстве Торна, о препятствовании Вейна и о шепоте непристойностей, который цеплялся за Шпиль, как саван, угрожая задушить любые попытки раскрыть правду. Однако он был осторожен, чтобы сказать как можно меньше об истинной природе их врага, о причастности Хаоса, пока не убедится, что Кузнецов действительно в безопасности, что его штаб-квартира и эта связь не могут быть скомпрометированы. Он знал, насколько коварными могут быть Губительные Силы, как они могут проникнуть даже в самые безопасные места и развратить даже самых преданных людей. Это потребует большой осторожности с его стороны.

«Мне нужна твоя помощь, Кузнецов», – заявил Аларик, его голос стал жестче, не оставляя места для сомнений в серьезности ситуации. Ему нужна была поддержка Кузнецова, его рабочая сила, само его присутствие в этом Улье, если они хотят добиться успеха. Однако это потребует деликатного подхода. В конце концов, он не мог просто обвинить Лорда-Генерала в ереси без неопровержимых доказательств. Сейчас он должен сделать вид, будто эта просьба была просто о расследовании убийства, чтобы защитить Священника-следователя от тех, кто хотел бы, чтобы его убрали, не выполнив свой долг по защите губернатора Торна. «Мне нужны войска, которым я могу доверять, солдаты, которые выступят вместе со мной против всего, что будет дальше, которые не колеблясь выполнят приказы, какими бы трудными или опасными они ни были. В этом городе гниль, мой друг, раковая опухоль, которую нужно вырезать, прежде чем она распространится на всю планету, прежде чем она поглотит все на своем пути. Я считаю, – добавил Аларик после минутного колебания, – что мы можем столкнуться с началом организованного восстания или чего-то похуже, и что может потребоваться крупномасштабное военное вмешательство, чтобы восстановить порядок и обеспечить безопасность тех, кто находится в этом Улье, кому нельзя позволить попасть в руки тех, кто хочет настроить их против Империи, кто хочет разрушить этот мир изнутри». Признать такое, показать то, что может быть воспринято как слабость, противоречило его природе, его многолетним тренировкам, его инстинктам. Он знал, однако, что Кузнецов , из всех людей, поймет, что он увидит правду в его словах, как один солдат другому, как один верный слуга Императора другому. В конце концов, они не раз спасали друг другу жизни. Он мог доверять Кузнецову , насколько он мог доверять кому-либо в этой ситуации.

На другом конце провода повисла долгая тишина, вес слов Аларика тяжело висел в воздухе, последствия того, что он предлагал, чего он просил, проникали в сознание. Аларик почти слышал, как крутятся шестеренки в голове Кузнецова, полковник взвешивал свои варианты, оценивал ситуацию, рассчитывал риски, как он делал это бесчисленное количество раз до этого на полях сражений по всей галактике, в ситуациях, когда одно решение могло означать разницу между победой и поражением, между жизнью и смертью для тех, кого он вел, для миров, которые ему было поручено защищать. Аларик терпеливо ждал, зная, что Кузнецов не примет такое решение легкомысленно, что ему понадобится время, чтобы обдумать последствия того, о чем его просили, и подготовить свой полк к тому, что может потребоваться от них.

Наконец, Кузнецов заговорил, его голос был мрачным, решительным, наполненным тихой уверенностью человека, который смотрел в бездну и вышел из нее непоколебимым, его вера в Императора и его преданность своему долгу были сильнее, чем когда-либо прежде. Аларик знал, что он был человеком, который не колеблясь сделает все необходимое, независимо от цены, чтобы защитить Империя, даже если это означало пожертвовать всем, что ему дорого. Именно это качество, эта абсолютная преданность долгу, эта непоколебимая вера сделали его идеальным союзником в этой ситуации. Аларик знал, что это может быть тем, что спасет их в конце. «Ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня, Аларик», – заявил Кузнецов, его голос не оставлял места для сомнений, для неуверенности. Он доверял Аларику, как Аларик доверял ему, безоговорочно. «187-й будет с тобой. Мы не позволим этому городу, этому миру попасть в руки еретиков, мятежников или любого другого врага, который угрожает Империи. Мы увидим, как воля Императора будет исполнена, неважно какой ценой». Он помолчал, затем добавил, его голос понизился до почти шепота, тон конфиденциальности, который красноречиво говорил о доверии между этими двумя мужчинами: «Но сейчас конфиденциальность имеет ключевое значение. Мне понадобится больше информации об этом «Хоре», прежде чем я смогу действовать. И, Аларик, – сказал Кузнецов, его голос стал жестче, – будь осторожен. Если то, что вы говорите, правда, то мы имеем дело с чем-то гораздо более опасным, чем просто восстание. Мы имеем дело с чем-то, что наносит удар в самое сердце Империи, что грозит подорвать все, за что мы боролись тысячи лет на бесчисленных мирах."

Позже, под покровом темноты, под бдительным оком тех, кто жил и работал на верхних уровнях Мегаполиса, Аларик в сопровождении Аурелии и Каста направился в штаб-квартиру 187-го Кузняградского стрелкового полка, расположенную в укрепленном комплексе на окраине Мегаполиса Сибелиус, недалеко от самого края города, вдали от любопытных глаз Вейн и ее шпионов. Путешествие было напряженным, чревато опасностями. Каждая тень, казалось, скрывала потенциальную угрозу, каждое проезжающее транспортное средство, каждый темный переулок, казалось, скрывал убийцу, еретика, одного из тех, кто пал жертвой хищничества Варпа, их разумы были извращены, их души испорчены. В конце концов, они могли чувствовать это в воздухе, растущую чувство беспокойства, ощущение, что за ними следят, за ними охотятся. Как будто сам город восстал против них, восстал, чтобы защитить свои секреты, не дать им раскрыть правду, чего бы это ни стоило. Аларик не мог избавиться от ощущения, что время уходит, что им нужно действовать быстро, пока не стало слишком поздно. Они должны преуспеть, Аларик знал, потому что от этого зависела судьба этого города, этого мира.

Штаб полка резко контрастировал с роскошью Шпиля, свидетельством разницы между этими двумя мирами, Шпилем, олицетворяющим упадок и роскошь, и Гвардия, олицетворяющим долг, жертвенность и честь. Это был обширный комплекс сборных зданий, укрепленных бункеров и тщательно охраняемых контрольно-пропускных пунктов, окруженный высокими стенами, увенчанными колючей проволокой и огневыми точками. Это было место войны, оплот Имперской мощи, зримое напоминание о постоянной борьбе с врагами Империи, напоминание всем тем, кто служил там, что они никогда не должны ослаблять бдительность, ни на мгновение. Воздух гудел от постоянного гудения деятельности: грохота тяжелой техники, ритмичного топота марширующих ног, лающих приказов сержантов-инструкторов и вездесущего, тихого гудения машин, ауспиков и других, более эзотерических технологий, сканирующих любые признаки вражеской активности, любые намеки на ересь или коррупцию. Это был мир, далекий от позолоченной клетки Шпиля, место, где вера и долг, а не богатство и статус, были истинными мерами ценности человека. Это было место, где воля Императора исполнялась без вопросов, без колебаний, независимо от личной цены.

Их встретил у входа сам полковник Кузнецов, высокая, внушительная фигура в поношенном, покрытом боевыми шрамами ионефрите, его коротко подстриженные волосы и аккуратно подстриженная борода, с проседью, свидетельствовали о его долгих годах службы. Его лицо, морщинистое и обветренное, носило следы бесчисленных кампаний, каждая черта была свидетельством перенесенных им трудностей, сражений, в которых он сражался, и жертв, которые он принес на службе Императору. Однако внимание Алариха привлекли его глаза. Они были хрустальными, стально-серыми, наполненными тихой интенсивностью, глубиной опыта, который говорил об ужасах, которые он видел, о выигранных сражениях и потерянный, и воля, которая была испытана до самых пределов, и никогда не была найдена слабой. Это были глаза человека, который смотрел в бездну и не дрогнул, который столкнулся с самым худшим, что могла предложить галактика, и вышел непоколебимым, его вера в Императора и его преданность своему долгу были сильнее, чем когда-либо. Это были глаза человека, которому Аларик знал, что он может доверить, свою жизнь, судьбу этого мира.

«Аларик», Кузнецов приветствовал его, протягивая руку в знак дружбы, его пожатие было крепким, успокаивающим. Это был жест уважения, товарищества, между двумя старыми солдатами, двумя ветеранами бесчисленных войн, которые вместе столкнулись со смертью и выжили. Это была связь, выкованная в огне битвы, связь, которая превосходила слова, молчаливое понимание между двумя людьми, которые знали истинное значение долга, жертвы, чести. «Рад снова видеть тебя, мой друг, хотя я хотел бы, чтобы это произошло при лучших обстоятельствах».

«И ты, Кузнецов», – ответил Аларик, возвращая жест, его собственное рукопожатие было столь же крепким. Он понял, что хорошо быть среди тех, кому он мог доверять, быть в компании человека, который понимал серьезность ситуации, опасности, с которыми они сталкивались, без необходимости, чтобы ему об этом говорили. Это было облегчением, после недель плавания по предательским водам Шпиля, когда он был окружен врагами, скрытыми и не скрытыми, наконец-то иметь возможность говорить свободно, не боясь быть услышанным, быть преданным. «Ваша поддержка будет бесценна в грядущие дни».

В личном командном центре полковника, тускло освещенной комнате, заполненной голографическими дисплеями, тактическими картами и постоянным, тихим гулом коммуникационного оборудования, Аларик изложил все свои выводы, поделившись с Кузнецовом собранными им доказательствами, услышанными им шепотом, опасностями, которые он подозревал. Он говорил о скрытой силе, действующей в городе, о «Хоре», о его коварном влиянии, о его возможной связи со Искусителя, об угрозе, которую он представлял не только для Мегаполиса Сибелиус, но и для всей планеты и, возможно, для сектора в целом. Он объяснил риски, потенциал для широкомасштабной коррупции, для открытого восстания, для погружения в полный и абсолютный хаос, если они не будут действовать, если они будут колебаться хотя бы мгновение. Он знал, что может быть честен с Кузнецовом, может поделиться своими опасениями, не боясь осуждения, репрессий. В конце концов, это был человек, с которым он сражался бок о бок, человек, который знал его лучше, чем кто-либо другой в галактике.

«Мне нужны твои люди, Кузнецов», – заявил Аларик, его голос был тихим, настойчивым, не оставляющим места для недопонимания. Ему нужна была помощь Кузнецова, его опыт, само его присутствие в этом Улье, если они хотели иметь хоть какую-то надежду на успех. Это было выше его возможностей справиться в одиночку, даже при поддержке его собственной свиты. Для этого требовалась сила намного больше, намного более мощная, чем все, что он мог собрать самостоятельно. Для этого требовалась вся мощь Гвардия. «Мне нужно, чтобы они обезопасили ключевые места в Улье, чтобы защитить тех, кто верен Императору, чтобы противостоять тем, кто пал от хищничества Варпа. Возможно, – добавил Аларик, его голос стал жестче, – нам нужно будет взять под контроль сам Шпиль, устранить Вейн и ее последователей, разрушить власть этого «Хора» над структурой власти города, помешать им осуществить свои планы, какими бы они ни были. Это уже не просто расследование убийства, мой друг, – сказал Аларик, встретившись взглядом с Кузнецовом. – Это война за саму душу Кузняграда. И мы, – добавил он, указывая на себя, Аурелия, Каст и Кузнецов, – единственные, кто может с ней бороться. Единственные, кто может спасти этот мир от проклятия». Кузнецов терпеливо слушал, выражение его лица было мрачным, его глаза не отрывались от лица Аларика. Он впитывал каждую деталь, каждый нюанс, каждый намёк, его разум уже работал, рассчитывал, планировал, как он делал бесчисленное количество раз до этого, на полях сражений по всей галактике. Он был солдатом, до мозга костей, человеком действия, а не слов, человеком, который понимал язык войны, стратегии, тактики лучше, чем кто-либо, кого знал Аларик. Он был человеком, который знал, как сражаться, как побеждать, несмотря ни на что, несмотря ни на что. И он был человеком, который знал, как и Аларик, что судьба целого мира теперь лежит на их плечах, что они были последней линией обороны против угрозы, которая могла поглотить всё, что им было дорого, всё, за что выступал Империя.

Когда Аларик закончил, Кузнецов долго молчал, его взгляд был прикован к голографической карте Мегаполиса Сибелиус, его мысли метались, обдумывая возможности, потенциальные опасности, наилучший курс действий. Аларик почти слышал, как вращаются шестеренки, производятся расчеты, формулируются планы, как и много лет назад, когда они сражались вместе, бок о бок, против врага, который угрожал сокрушить их, уничтожить все, что они боролись, чтобы защитить. Аларик терпеливо ждал зная, что Кузнецов не примет такое решение легкомысленно, что ему понадобится время, чтобы обдумать последствия того, что от него требуется, того, что требуется от его полка.

Наконец, Кузнецов заговорил, его голос был тихим, решительным, полным тихой уверенности человека, который принял свое решение, который выбрал свой путь и который не отступит от него, несмотря ни на какие последствия. Это было решение, знал Аларик, которое изменит все, которое направит их на путь, с которого не будет возврата. Это было решение, которое может спасти этот мир или навсегда его проклясть.

"Ты прав, Аларик", сказал Кузнецов, встретившись глазами с Алариком, молчаливое понимание прошло между ними, признание серьезности ситуации, бремени, которое они разделили. Они оба знали, что это значит, что они собирались выпустить на волю. Это был момент, понял Аларик, который навсегда останется в его памяти, поворотный момент не только в этом расследовании, но и в истории Кузняграда, возможно, даже в истории самого Империи. «187-й будет развернут. Мы поддержим ваше расследование. Мы искореним эту коррупцию, этот «Хор», чего бы это ни стоило. Мы обезопасим этот Мегаполис, этот мир для Императора». Он помолчал, затем добавил, его голос стал жестче: «Но знай, Аларик. Как только мы примем решение, пути назад не будет. Мы будем играть в опасную игру, в которой нет ни правил, ни границ. «И, если нас обнаружат слишком рано, – сказал Кузнецов, скользнув взглядом по лицам собравшихся, – это может означать открытую войну на улицах Сибелиуса». Это может означать смерть бесчисленного множества невинных, тех самых людей, которых мы поклялись защищать. Мы должны действовать осторожно, мой друг, – сказал он, положив руку на плечо Аларика, жест солидарности, общей ответственности, – но мы также должны действовать решительно. Мы не можем позволить этой угрозе нагноиться, стать сильнее. Мы должны ударить жестко, и ударить быстро, пока не стало слишком поздно. Пока этот «Хор» не успел сделать свой ход и уничтожить все, что нам дорого».

«Согласен», – ответил Аларик, его собственный голос был столь же решителен. Он знал риски, понимал опасности, возможно, лучше, чем кто-либо другой. Он видел своими глазами, что происходит, когда таким угрозам позволяют не обращать внимания, когда порче позволяют укореняться, когда ереси позволяют распространяться. Он видел, как горят миры, был свидетелем ужасов, которые ждут тех, кто пал от хищничества Варпа, кто отвернулся от света Императора. Он не допустит, чтобы это произошло здесь, не на Кузняграде, не пока он еще дышит. «Мы сделаем то, что должны, Кузнецов. Для Императора. Для Империи. Мы не подведем. Мы не можем подвести». Он помолчал, затем добавил, его голос был полон мрачной решимости: «И пусть Император помилует наши души за то, что мы собираемся сделать». Император защищает.