скачать книгу бесплатно
– Мартин, миленький, – взмолился Себастьян, вспомнив волшебное обращение, – дай, пожалуйста, поспать!..
«Синеглазый черт» резко изменился в лице и принялся озадаченно хлопать длинными изогнутыми ресницами, а нахлопавшись вдоволь, презрительно фыркнул и побрел прочь к письменному столу, то и дело, бормоча о каких-то загадочных перекурах, а после грянул страшную песню о какой-то несчастной наречено-обреченной на смерть.
Вникая в бредово-устрашающий песенный напев, Себастьян решил, что Мартин поет о безжалостном жертвоприношении и уже всей душой проникся к судьбе несчастной девушки, но заслышав о том, что стались в крови рукава, сразу понял, что Мартин просто поет о своей врачебной работе, и тут же перестал проникаться всей душой, порешив, что «строгая врачебная интеллигенция» за работой это вовсе не тот случай, выразил свое отношение к услышанному брезгливым фырканьем, затем демонстративно заснул.
На протяжении всей этой ночи, Себастьян то и дело просыпался от громогласных фраз и нецензурных ругательств, которыми возмущенный донельзя Мартин щедро подкреплял озвучиваемые вслух события «званого ужина», а вконец замучив «братика» и заслышав неспешные шаги по коридору отправился не давать покоя уже хлопочущей за утренними делами Стефаниде.
Эпизод 2. Ovis virgo
Проснувшись раньше всех, Стефанида размеренно и неторопливо занималась своими утренними делами, а неуместная компания, отчего-то вскочившего ни свет ни заря, Мартина ей очень мешала.
– Напрасно ты, Мартин, так сердишься, – нарочито усталым тоном парировала Стефанида, в сотый раз слушая одно и тоже, – семья Старосты Фрэнка порядочные и весьма уважаемые люди, а Элизабет просто замечательная девочка, кроткая и добрая…
– Вот именно, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – резко парировал Мартин, – это просто малолетний ребенок! Себастьяна засватайте к ней лучше!
– Себастьяну еще рано думать о женитьбе, – молвила Стефанида, – а для тебя Элизабет в самый раз…
– Ей хоть шестнадцать-то есть? – парировал Мартин.
– Ей целых восемнадцать по осени исполнится! – гордо заявила Стефанида.
– Как много!.. – всплеснул руками Мартин и возмущенно добавил, – Не надобно мне тут опекунства подкидывать! Пусть сами растят свой выводок! Мне Себастьяна с Лючией хватает!
Вконец рассерженная Стефанида всучила Мартину горку мисок.
– Займись-ка лучше делом! – приказала она, одаривая строгим материнским взглядом.
Замерев с тарелками в руках, Мартин озадаченно захлопал длинными изогнутыми ресницами и принялся послушно раскладывать миски на столе.
– Ovis virgo (лат. Овца-девственница)… Ovis virgo (лат. Овца-девственница)… – то и дело ворчал он, – Что я с ней делать-то вообще буду? Сказки на ночь читать, сластями угощать, да кукол покупать что ли?
– Ну, для начала можно, и так, – произнесла Стефанида, хлопоча у раковины, – а как до первой ночи дойдет, тогда…
Она красноречиво хихикнула и загадочно замолчала, покосившись на встрепенувшегося Мартина.
– Достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида, – заявил тот, резко отставив в сторону тарелки и стремительно приближаясь, – Вы что же думаете, что я променяю свою ненагляднейшую, распрекраснейшую, расчудеснейшую красавицу… Променяю Вас на какую-то там недоспелую Ovis virgo (лат. Овцу-девственница)?
Заслышав это, Стефанида так и застыла с мыльной тарелкой в руках. Меж тем звонкие шаги все приближались и приближались.
– Ягодка Вы моя наливная… – страстно прошептал ей на ушко Мартин и артистично воскликнул, – Эх, держите меня семеро!..
С этими словами он схватил вконец опешившую Стефаниду под грудью и, пылко прижав к себе, принялся тискать самым бесстыдным образом.
– Мартин, Мартин… – смущенно запричитала Стефанида, робко вырываясь из настойчивых объятий, – Что ты, что ты… Сейчас ведь Патрик…
– Не стенка, – невозмутимым тоном молвил Мартин, не ослабляя своей страстной хватки, – подвинется!..
– Кто там у тебя подвинется? – раздался за прикоридорной шторкой хриплый голос.
Поджав уши, Мартин отпрянул обратно к столу и принялся одаривать растерянно-испуганную Стефаниду искрящимся синим взором.
– Тарелка, достопочтенный и премногоуважаемый господин Патрик, – молвил он, продолжив расставлять тарелки по должным местам, – тарелка, говорю, подвинется. На таком распрекраснейшем столе обширному яству должное место всегда найдется!.. Не так ли, достопочтенная и премногоуважаемая госпожа Стефанида?..
Изящные гибкие пальцы томительно-нежно провели по синей кайме тарелки. Пронзительно синий взор до краев наполнился сиреневыми отблесками, лукавая улыбка вожделенно растянулась по бледному лику. Не сводя мерцающих глаз со Стефаниды, Мартин выжидающе замер.
– Да ну тебя, Мартин! – моментально пыхнув, заявила та и, махнув рукой, принялась выставлять на стол соленья, ломти свежеиспеченного ржаного хлеба, а в центр большую сковороду дымящегося омлета с салом.
– Ну, что я сказал!.. – произнес Мартин полоумно-восторженным тоном, артистично раскидывая руки в стороны и тут же добавил, – А ваша худосочная Элизабет – это возмутительно… Это крайне возмутительно!..
Далее пошла бурная лексика о том, как «возмутительно», во время которой Стефанида успела сто раз покраснеть, двести раз побледнеть и тысячу раз осенить себя размашистым крестным знаменем, подошедшие к столу Себастьян с Лючией обхихикаться до изнеможения, а Патрик сделаться чернее тучи.
– Что ж ты никак не поймешь, Черт ты упрямый, – вдруг принялся свирепствовать Патрик, стукнув кулаком по столу, – какая удача тебе подвернулась!
– Да никогда в жизни! – с жаром выпалил Мартин, – Никогда в жизни… Ни единого разу я ничего не добивался за счет других! Все мои достижения являются исключительным результатом собственных заслуг и стремлений!.. И если я захочу, то пренепременно достигну таких непревзойденных высот, которые Вам и не снились, премногоуважаемый и достопочтенный господин Патрик!.. И без всяких там Старост Фрэнков с их малолетними дочерьми!..
В мгновение ока Мартин смел полсковороды омлета, и в самых разобиженных чувствах принялся хлебать сладкий чай, не забыв про баранки с вареньем, а вылизав под чистую всю трехлитровую банку черной смородины, кротко откланялся и понесся к себе в больницу. Патрик со Стефанидой проводили его печальным покачиванием головы и тяжко вздохнули.
В это время Себастьян невольно вспомнил про Жанет, и в который раз поразился, насколько сильно Мартин все-таки ее любит.
Тотчас же перед изумрудно-зеленными глазами всплыла картина недавних времен.
– Жанет, немедленно вернись! – неистово визжал Мартин, – У меня там пациентик!..
Не обратив на то никакого внимания, Жанет ринулась к узкому шкафчику и принялась нервно дергать ручки стеклянных створок. В это время подошел Мартин и оттолкнул Жанет в сторону.
– Ты мне стекло так сломаешь, – произнес он возмущенным тоном, – и в конце концов, соблюдай рамки хоть какого-то должного приличия!..
– Дай!!! Дай мне его!!! – завопила Жанет сиплым голосом, – Я сейчас умру!!!
Этот весомый аргумент не произвел на Мартина никакого впечатления. С надменной холодностью смотрел он на полоумные прошения умирающей Жанет, но вскоре смилостивился и нехотя принялся шарить по карманам, очевидно, в поисках ключа от того самого неподдающегося шкафчика, вызвав своими неспешными движениями целый шквал бурных эмоций со стороны импозантной гостьи.
– Мартин, – меж тем тихо хрипела Жанет умирающим голосом, – я прошу тебя…
С совершенным спокойствием Мартин принялся объяснять ей, что никак не может вспомнить, куда положил ключ, вызвав тем самым целую бурю разнообразных чувств и эмоций со стороны Жанет.
Пока Мартин лениво искал, Жанет то молила, то проклинала, то рыдала, то требовала дать ей спасительное лекарство. Промучив, таким образом, свою нетерпеливую гостью с добрый час времени, он с усмешкой на бледном лице и с хитрым блеском в пронзительно-синих глазах объявил, что, наконец-то, вспомнил, куда подевал тот самый ключ, и к превеликой радости практически умирающей Жанет, достал из кармана брюк тоненькую серебряную цепочку с аккуратным маленьким ключиком.
В безумных серых глазах женщины промелькнула искренняя радость, бледные сухие губы расплылись в улыбке, оскаливая совершенно беззубый рот, а учитывая то, что лицо Жанет было худым и желтушным, то это выглядело более чем жутко.
– Мартин… – в полном отчаянии простонала Жанет, смиренно опуская голову со спутанными, белесыми у корней, медно-рыжими волосами, – я прошу тебя…
С самодовольно-брезгливым видом Мартин посмотрел на нее сверху вниз, по-кошачьи сощурил синие глаза и кровожадно заулыбался.
Добившись полного безмолвия и безропотного повиновения, он лукаво усмехнулся, отворил стеклянную дверку и достал крошечный пузырек. Преклонив перед Жанет колено, он поднял ее лицо за острый подбородок, сочувствующе посмотрел в заплаканные глаза и со словами: «Не надо так, милая!..» бережно поднял трясущееся истощенное тело с пола.
Заботливо поправив на Жанет темно-серое платье, Мартин полюбовно посмотрел в желтушное лицо и в дразнящем движении поднял пузырек выше уровня своего роста, принимаясь играть в игру «Ну-ка отними!», подкрепляя свои действия ехидным смехом. После неимоверного количества попыток, вконец запыхавшаяся Жанет все-таки взяла колоссальную высоту. С вороватым видом прижала она желанный пузырек к впалой груди и побежала к двери.
– Милейшая Жанет, кровожадным тоном произнес Мартин, смеривая пронзительно-сапфировым взором, – как видите, я все выполнил, Ваша очередь…
– Но, Мартин, – испуганно встрепенулась Жанет, – прошу тебя, только не сегодня!
Он посмотрел так строго и сердито, что Жанет тяжело вздохнула и обреченно уронила лохматую рыжую голову на впалую желтушную грудь.
– Мартин, миленький, – принялась канючить она, – дай хотя бы еще один!..
– Нет, милейшая Жанет, – резко парировал тот, – я не пойду на подобного рода риски, ведь ты совершенно не знаешь меры.
– Ты чудовище!!! – заверезжала Жанет, – Ты… безжалостный тип!..
– Я знаю… – усмехнулся тот Мартин и требовательно добавил, – Продолжаем, не сдерживаем себя…
С этими словами он подошел к перепуганному насмерть Себастьяну и снял с его кровати кожаные ремешки, вызвав тем самым отчаянные вопли со стороны Жанет.
– Пошли… – приказал ей Мартин, устремляясь на выход.
Жанет обреченно последовала за черной взъерошенной тенью.
Потом дверь за ними закрылась, а через некоторое время до ушей Себастьяна донеслись приглушенные звуки какой-то возни, вперемешку с истошными криками, нецензурной бранью, скрежетом, грохотом. Вскоре раздался ритмичный скрип кровати, пылкие ахи-вздохи, стремительно набирающие темп и громкость.
Слышать подобного рода вещи Себастьяну было стыдно и даже весьма страшно, но особенно жутко ему стало, когда раздались душераздирающие женские вопли, от которых кровь застыла в жилах.
На следующее утро Мартин с видом полной невозмутимости заявился к Себастьяну и, как ни в чем не бывало, принялся выдавать привычные врачебные команды. Вечером же, уводя за собой дрожащую Жанет, Мартин достал из шкафчика вазелиновое масло, при виде которого Жанет, плача навзрыд, пала на колени.
– Только не это, – завопила она, – лучше сразу убей!
Мартин заливисто расхохотался и чуть ли не волоком потащил Жанет за дверь, но вскоре влетел к Себастьяну, сильно перепугав того своим громогласным появлением.
– Лярва бешеная! – заверезжал он, зажигая свет, и метнулся к тумбочке.
Ошарашенный, ослепленный ярким светом, Себастьян вскочил с кровати и тотчас болезненно застонал, хватаясь за левый бок.
– Да лежи ты, бестолочь истерическая, – буркнул Мартин, роясь в ящике, – а то сейчас ненароком тоже отхватишь за компанию…
Себастьян резко затих и с уже привычной сноровкой принялся выполнять команду «Лежим смирненько!», параллельно подсматривая за бурной деятельностью «пылкой врачебной интеллигенции».
Темные влажные волосы были растрепаннее прежнего, да и дышал Мартин так тяжко, словно только что обежал целое поле на предельной скорости, а если судить по тому, что «похоронный костюм» пребывал в израненном состояние, то скорее всего «пылкая врачебная интеллигенция» спасалась бегством.
Выудив из недр ящика нитку с иголкой, Мартин снял с себя черный фрак и рассевшись на стуле, принялась старательно пришивать оторванный рукав.
– Нет, ну ты представляешь, какая паскуда! – ловко орудуя иглой, обратился он к Себастьяну, – вырвалась все ж таки!.. Как руки себе не оторвала!.. Cana (лат. Сука)!.. Запястье себе она точно свернула!.. Дура отчаянная!.. Тварь конченная!.. Поутру пренепременно прибежит, скулить будет, мол, Мартин, почини миленький!.. Устрою я ей посля прехорошенькую порочку!.. Вот она у меня завоет!..
Он вдруг осекся, устремив на Себастьяна ярко-синий взор и премило заулыбался, кокетливо похлопывая длинными изогнутыми ресницами, а после сказал с невинным видом, что Жанет всего на всего его давняя знакомая, с которой у них чисто деловое партнерство.
Это, так называемое, деловое партнерство в понимании Себастьяна совсем не укладывалось в рамки пылких любовных отношений.
Не успел Мартин до конца изложить свой план мести, как в дверь тихонько постучали, и вскоре взору Себастьяна предстала Жанет. Вид у нее был крайне растерянный и весьма понурый, к привычной желтизне исхудалого лица добавился подбитый глаз. С умоляющим испугом смотрела она на Мартина, полюбовно прижимая к впалой груди левую руку с сильно распухшим запястьем.
– Ну, что, – усмехнулся Мартин, – долеталась, пташечка?..
Жанет виновато опустила глаза и тихонько шмыгнула носом. Далее случилось нечто такое, что перевернуло сознание Себастьяна с ног на голову. С невозмутимым видом холодной врачебной надменности Мартин, закончив чинить рукав, перекусил нитку, положил иголку с катушкой на место, неспешно облачился в свой фрак, и нежно прижав к себе Жанет, принялся вразумлять ее ласковым отеческим тоном, подкрепляя свои действия нежными поглаживаниями.
Успокоив безутешную Жанет, он занялся ее плачевным запястьем, то и дело, подкрепляя свои врачебные действия ободряющими фразами и довольно лестными комплиментами. Однако, когда запястье было загипсовано, подбитый глаз промыт ромашкой и промазан мазью, все полюбовное отношение резко сошло на нет.
Заявив, что он свою работу выполнил, Мартин потащил опешившую Жанет из комнаты, а вскоре принялся творить над ней какие-то невообразимые зверствования, причем на этот раз это делалось особенно шумно, нескончаемо долго и крайне жестоко.
– «Неужели Жанет ему действительно дорога и любима?» – все думал про себя Себастьян, пока отец не велел собираться на работу.
Эпизод 3. Телега с сеном
Весь день Мартин пребывал в прескверном расположении духа, «званый ужин» никак не выходил у него из головы, что явно сбивало с привычного рабочего настроя. С пришедшими крестьянами он был совершенно неразговорчив, чрезмерно строг, к тому же крайне рассеян в своей работе. Перетруженные мышцы и растяжения «выжимал» с лютой безжалостностью, костоправил неимоверно сильной ударной техникой коротких толчков и тычков, а врачебные предписания озвучивал отстраненной интонацией сильно заикающегося голоса.
К концу рабочего дня Мартин взвинтил себя до такой степени отчаяния, что пошел домой совершенно другой тропинкой. Возможно, это произошло по рассеянности, а возможно, он решил добровольно поплутать, ища приключений на свою голову.
Он все шел и шел невесть куда и, в конце концов, очутился среди скошенных полей. В сердцах плюнув и выругавшись вполголоса, Мартин испуганно заозирался по сторонам и разом просиял, завидев знакомый силуэт в зеленом платье.
Матильда стояла посреди золоченного поля и проворно сгребала сено в кучу. Словно крошечная песчинка, потерявшаяся средь бескрайних вод, стояла она в лучах вечернего солнца, увлеченная своей кропотливой работой. У окраины поля ее ждала запряженная в телегу лохматая серая лошадь.
Ехидно посмеиваясь, Мартин начал тихонько приближаться. Поправив белую косынку, Матильда затянула народную песню.
– В огороде мята да все приломата!.. – во всю силу голоса подхватил Мартин.
Заслышав это, Матильда остановила свою бурную деятельность и боязливо оглянулась, а увидев в шаге от себя высокий черный силуэт, испуганно вскрикнула.
– Ох! Ну и напугал же ты меня! – придя в себя, сказала она и принялась звонко смеяться.
Отсмеявшись, «маленькое существо» суетливо побежала к телеге и взяв под уздцы лошадь, воротилась обратно.
– Держи, скомандовала Матильда, всучив Мартину вилы, – помогай! Нечего стоять без дела…
С нескрываемым интересом Мартин принялся крутить вилы в руках.
– А тебе идет! – подколола Матильда и принялась заливаться ехидным смехом.
Закончив свое внимательное изучение, Мартин оперся на рукоятку вилл, перевел пронзительно-синий взор на Матильду, по-кошачьи сощурился и лукаво заулыбался.
– Милейшая Матильда, – молвил он надменной интонацией, – если Вам нравится лицезреть меня с таким вот инструментом в руках, то дело, конечно же, Ваше, но смею заметить, что мне больше по душе большой ампутационный нож…
Перестав смеяться, Матильда принахмурилась.
– Меньше языком трепись, – вдруг приказала она, – грузи телегу!..
– А ты не командуй мне тут, – сердито парировал Мартин, – ишь раскомандовалась, командирша! От горшка два вершка, а из себя корежит, видите ли!..
С видом обиженного ребенка Матильда отошла в сторонку и принялась грести сено. Каждое движение ее было преисполнено такой показушной яростью, что моментально вызвало ехидный смех у Мартина. Злобно фыркнув, Матильда принялась грести с удвоенной злостью.
– Ну, полно-полно тебе!.. – пошел на попятную Мартин, выставляя вперед ладони, – Не кипятись шибко!..
Метнув на него яростную молнию презренного взгляда, Матильда крепко сомкнула губы и в сто увеличила продуктивность своей деятельности.
