скачать книгу бесплатно
Похоронят или сожрут? Похоронят или сожрут? Почему только это в голове? Ведь Спартак спасал мальчика! «Все мы зверье», – Антон поднялся.
Мысли Антона путались все больше, и когда Кинг нанес сокрушительный, но еще не смертельный удар, мальчик потерял сознание и упал. Он не услышал, как где-то за его спиной, с холма запел охотничий манок, как толпа перестала орать «Сэмэ» и выкрикивать имя своего кудрявого вождя. Он не увидел, как из лесной чащи вышел худой высокий человек в черных очках, как бесноватая улыбка заиграла в уголках его синих губ, как губы тихо-тихо-тихо-тихо прошептали «Фу». И юми, все как один, прекратили кричать. Кинг продолжал неподвижно стоять над своим поверженным противником. Толпа стихла, но мальчик, лежащий в вечерней траве лицом к небу цвета циан, не услышал стрекота кузнечика откуда-то сбоку. Не услышал он и то, как один из молодых юми у ворот воскликнул «Джумла!», его подхватили другие робкие голоса, и вскоре все люди-нелюди у ворот вторили «Джумла! Джумла!» Это слово раскатистым эхом неслось над поляной и лесом, над разрушенным санаторием имени Дзержинского, над памятником Ленину и покинутыми остатками Чертовиц, а тот, кому принадлежало это странное имя, остановился над мальчиком и сказал:
– Я нашел тебя.
Антон открыл глаза и увидел над собой странного человека в высоких сапогах, так непохожего на всех тех, с которыми ему приходилось встречаться после побега из Нововоронежа. Чем-то он напомнил ему отца, наверное, тем спокойствием, которое исходило от него. Может, худобой. Или серой походной курткой, что висела в огромном шкафу в квартире на улице Курчатова, и которую отец надевал «в особых случаях», о которых почему-то не принято было говорить вслух.
Человек в черных очках протянул ему руку и представился:
– Гамлет. Называй меня Гамлетом. А я буду звать тебя Аттоном. Ты же уже Аттон?
Антон покосился в сторону толпы и вопросительно взглянул на нового знакомого.
– Твой заступник жив, – успокоил мальчика Гамлет, протягивая руку. – Спартак превзошел все мои ожидания, и он жив. Я как всегда вовремя!
Антон ухватился за крепкую ладонь человека в походной куртке и поднялся на ноги.
– Джумла! Джумла! – продолжали бесноваться юми, и их голоса были полны страха, послушания, веры и ненависти.
* * *
– Калигула, ты слышал это? – вздрогнув, спросил Хозяин.
– Да, – ответило животное.
– Значит, нам туда…
Глава 5. Бункер. Да и Нет
Ночная казарма – средоточие храпа, запаха портянок и обманчивых снов о гражданских мирных радостях и завтрашнем счастье. Радости убиты Давлением, счастье раздавлено беспросветным однообразным бытом – дежурство, уборка бункера, охота и рыбалка, бывало и под дулами карабинов, скудный обед из грибного супа и соснового чая с травами, вечерняя надежда, что ночью не вызовут в женскую казарму и не превратят к утру в замызганную тряпку.
Солдатские сны, они заставляют рядовых украдкой плакать по утрам в подушку, просыпаясь и понимая, что мир совсем другой, не такой, как в розовом мире снов, что он до предела напичкан чудовищами в человеческом и нечеловеческом обличье.
Со временем солдаты привыкают к этому уродливому миру, и сны меняются. Теперь в них есть место странным подвигам, героическим поединкам с юми или на худой конец с Красными Октябрями, и победам над живоглотами, о которых лишь слышали от валькирий-путешественниц. А некоторым снится вечно закрытая дверь в бункере, минус четвертый этаж и перекошенное ужасом лицо прапорщика Бырки. Рядовые уже не плачут, рядовые становятся рядовыми…
«Разобрали – собрали»… Эти слова стучали в мозгу прапорщика с тех самых пор, как Алина привела в бункер чужаков. Или с тех пор, когда Алина с валькириями ушли на Игры. Нет, Бырка не знал, что означают эти слова: «Разобрали – собрали»… Слова сверлили серое вещество каждую ночь, подолгу не давая заснуть. Будто чей-то голос, может, отца, пытался достучаться до него, докричаться, предупредить. Но о чем?
Прапорщик Бырка оглянулся на спящих военных: сержант Кос, рядовые Лимон, Третьяк, Лукин, Яндекс и гитарист Пашка Скляр. Да, еще недавно пришедший к ним из Бабяково узбек Шаман, его тоже временно поселили здесь, среди военных, пока не обустроят комнату для него и его семьи… Полудетские лица в призрачном мерцании свечей казались ангельскими, солдаты посапывали, посвистывали, попукивали, одеяла едва заметно поднимались и опускались.
Шестеро смелых, приписанных к несуществующей воинской части 68107-а. Шестеро смелых – так он называл их перед подъемом, но сегодня до рассвета оставалось еще два часа, и Бырка тихонечко, чтобы не разбудить спящих, толкнул дверь и вышел из казармы.
Валькирии – разговор особый. Почему их так назвали? Да хрен его знает, много воды утекло с тех пор. Женщины воительницы с татуировками в виде перевернутой восьмерки, знака бесконечности с точкой посередине, коварные беспощадные валькирии, завладели Бункером без боя, хитростью проникнув в помещение. Солдаты сразу и не поняли, что принесет новый порядок, поначалу обрадовавшись незваным гостям. Потом дошло…
По Бункеру прокатилась волна насилий на пьяной почве, самоубийств и убийств, пока в главном штабе на Дамбе о беспределе не узнала главная валькирия по имени Восьмая Марта, бывшая перелешинская бандитесса-авторитет. Посланные ей женщины-каратели быстро навели порядок, старшими оставив здесь по чину Мату Хари и неформального лидера Медузу. В силу своего предназначения, Алина была приходящим вождем, жестоким и не всегда справедливым. Так они и дожили до наших дней – шестерка караульных мужчин во главе с Быркой и десятка два-три в зависимости от ситуации валькирий.
«Разобрали – собрали»…
…С тех пор, как в новоусманском Бункере, который призваны были охранять военные, появилась пятерка непрошенных гостей из Бабяково, жизнь Бырки не то, чтобы очень изменилась, но явно претерпевала странные метаморфозы. Ему стали слышаться звуки, которых он раньше не слышал, мерещиться полупрозрачные фигуры в конце темных коридоров. Но самое главное – сны.
Однажды ему приснилась лаборатория – чистая, просторная, вся в стекле и зеркалах, с множеством каких-то светящихся и мигающих приборов, вокруг кнопки, кнопки, кнопки. В центре лаборатории вращалась квадратная черная конструкция со стальной надписью Parazit 237-е/2, вращалась медленно, будто ждала кого-то. В комнату вошла девочка, не старше десяти лет, появились люди в розовых халатах. На секунду Бырке показалось, что у них по шесть рук. Но нет… Они раздели ее донага и принялись тщательно растирать какой-то мазью – девочка не сопротивлялась. Ее подвели к конструкции, та остановилась. Девочку подтолкнули – перед ней открылась дверца, она вошла в нее. Конструкция снова начала вращаться – быстрее, еще быстрее. Когда конструкция встала, из нее вышли две девочки. И, о Боже, как две капли воды они были похожи на Да и Нет, тех самых немых близняшек, которых привели с собой Алина и Сова.
«Разобрали – собрали»…
Девочки подняли глаза на врача, стоящего ближе других, и яростно набросились на него, разрывая розовый медицинский халат и смешивая его с кровью. Когда во сне Бырки не оставалось ничего, кроме ярко-красного цвета и воя сирен, он просыпался в холодном поту и глотал пригоршню глицерина.
С незавидной регулярностью снился ему и другой сон. Будто девчонки на Луну воют, а потом в волчат маленьких превращаются. Поэтому Бырка частенько называл Да и Нет не девочками, а волчатами.
Прапорщик прислушался – тишина Бункера пугала его. Впервые за многие годы, проведенные здесь, ему хотелось движения и звуков, обычных человеческих звуков – докладов дневального, суеты уборки, песен Скляра, капающей воды…
Но вода нигде не капала, а Пашка Скляр даже не посапывал во сне. Бырка прокрался к женскому отсеку – ничего! Дальше идти было нельзя: в служебке дежурила Крыса, а она точно поднимет тревогу. Прапорщик развернулся и пошел назад, к спуску на минус второй этаж. Его целью была дверь на минус четвертом этаже, связка ключей оттопыривала карман, а фонарь в руке зажечь предстояло чуть позже.
– Собрали, разобрали, собрали, – прошептал Бырка и шагнул вниз по лестнице. – Шестирукие, блин!
Уже на минус третьем стало холодно, будто в морозильной камере. Бырка зажег фонарь и…
«Сюда нельзя, но ты умрешь не здесь», – пронеслось в голове.
Прапорщик чертыхнулся и пошел дальше. В конце концов, уже ходил сюда на разведку. На минус четвертом пахло плесенью и еще чем-то сладким. Холод здесь был ужасным, с перил свисали сосульки, а под ногами шуршал лед. Еще немного и – дверь! А рядом тот самый люк. «Я только попробую ключи, я только попробую ключи», – твердил Бырка и шел.
«Нельзя!» – стучало в голове.
– Вот я и на месте, – он с удивлением увидел прямо перед дверью висящий на веревке целлофан, много целлофана, еще несколько дней назад которого здесь не было. Не было здесь и натянутой под потолком веревки. Бырка обернулся – другой конец недлинного коридора был завален грязными коробками, а с потолка также свисал целлофан.
– Чертовщина какая-то…
Прапорщик достал ключи и пошел к двери. Вдруг что-то зашуршало. Бырка остановился, прислушался – показалось. Он сделал пару шагов и замер как вкопанный: прямо перед ним за полупрозрачным сверкающим целлофановым покрывалом что-то стояло. Или кто-то.
– Кто здесь? – прошептал Бырка.
Он почувствовал, как сердце забарабанило в его груди, как кровь ударила в голову, подскочило давление. Руки задрожали.
– Кто здесь? – повторил он.
«Мы не умеем говорить», – тихо прозвучало в холодном воздухе.
Бырка отпрянул и бросился прочь. Лишь на минус первом этаже он перевел дух и шагнул в казарму. Солдаты, все как один, сидели на незаправленных постелях и пристально, без эмоций, смотрели на Бырку.
Тяжело дыша, тот полез в нагрудный карман и достал упаковку глицерина. Без лишних вопросов он забрался на свою кровать в углу комнаты и с головой накрылся махровым одеялом с двумя дырками посередине. Соседние кровати заскрипели. Он высунулся и увидел, что солдаты, как по команде, снова улеглись спать. Будто и не вставали. Прогоревшие свечи распространяли неприятный запах, не такой, как обычно. Бырка отвернулся к стене, и остаток ночи провел в тревожном ожидании общего подъема…
Проснулся он от веселого гама в казарме – Кос и Третьяк что-то бурно обсуждали, остальные то и дело задирали их.
– А вот и наш беглец! – рядовой Лимонов подошел к кровати Бырки и сел на самый краешек. – Куда вас носило ночью, товарищ прапорщик?
Бырка, превозмогая головную боль, привстал и покосился на ребят:
– Вы-то чего не спали?
– Мы-то спали, – ответил Лимон, – как убитые спали. Это нас Крыса с утра уже допрашивала. А мы и знать ничего не знаем…
– Вы что, не помните, как я вернулся? Вы же все сидели и буравили меня своими глупыми глазенками! Вы же…
– Мы спали, – повторил Лимон.
Солдаты недоуменно переглянулись.
– Крыса видела, как вы входили в казарму. А на минус четвертом час назад нашли мертвого ежика. Весь Бункер спал, поэтому думают на вас…
– Бред какой! Да и откуда у меня ежик? – Бырка поднялся и потянулся за стаканом с водой. – А вы что думаете по этому поводу?
– Да что тут думать!? Издеваться над ежиками – не ваше амплуа. Не знаем мы, что думать.
– А по какому празднику веселье? – Бырка сделал глоток.
– Просто анекдот, хотите? – ответил за всех Кос.
– Нет, – сухо сказал Бырка и подозвал сержанта. – Пойдем, потолковать надо!
Они вышли.
– Ничего странного не замечал в последнее время? Может, мужики что толкуют? – начал прапорщик.
– Ну, если вы о девочках этих, Да и Нет, – Кос почесал затылок, – есть немного. Подозрительные они какие-то. Ощущение, будто говорить умеют, но скрывают. И почему-то бабы выпускать их начали часто. Правда, под присмотром выходят, но все же…
– И девки странные, и сны какие-то… Мерещится все что-то. Кстати, недавно у Шамана справлялся, мужик вроде нормальный, говорит – не замечал за ними ничего в Бабяково. Это только в последние дни…
– Да, узбек нормальный, – подтвердил сержант, – и жена его нормальная, и мальчик тот, сынишка атамана Кабякина… А вот девочки подозрительные, словно порча на них какая!
– Мне тоже кажется, что говорят они. Может, попробовать потолковать?
– Товарищ прапорщик, – покачал головой сержант, – Иван, не надо, всему свое время. Давай наших дождемся с Игр, тогда и придумаем чего-нибудь…
– Кого это ты «нашими» называешь? Наши все здесь.
– Алину дождаться надо. Сову… Медузу…
– Ага. Мы даже не знаем, что там на Стадионе. Может, не дошли девки. Может, не вернется никто. А нам надо действовать! Я решил.
– Ну, решил так решил. Если что – мы рядом. Когда толковать пойдешь?
– Если суд не устроят какой, пойду сегодня.
– Ладно, давай… Еще что?
Бырка хотел было ответить, вспомнив ночной кошмар, но помахал головой, нет, мол, а то за дурачка сочтут. Он направился к служебке, где Крысу сменила Конопля, «свой» человек в Бункере. В небольшом помещение мерцал тусклый свет, с потолка свисала труба, под трубой стоял пустой медный таз. На стене висела большая карта местности с надписью «Воронежская область, Новоусманский район». Другой конец трубы уходил к секретному месту на поверхность, чтобы пришедшие к Бункеру могли до него «дозвониться». Достаточно снаружи кинуть в трубу камешек, как о твоем приходе тотчас узнает дневальный. Пневмопочта, мать ее!
– Никаких вестей – ни с Дамбы, ни со Стадиона? – покачал головой Бырка, глядя в пустой таз.
– Ничего, – ответила Конопля, темноволосая девушка спортивного сложения со следами затянувшегося алкоголизма на все еще симпатичном лице. – Я думаю, они там победу праздновать месяц еще будут…
– У них нет шансов против динамовцев и генерала Че, там бойцы что надо!
– У Алины интуиция чертовская, а у Совы сиськи, – Конопля хохотнула. – Видел ее сиськи, товарищ прапорщик?
Бырка улыбнулся, вспомнив мудреные татуировки-мишени вокруг сосков Совы.
– Да кто ж не видел! Весь караул ее по очереди рассматривал однажды. Пьяные были все, сговорчивые… Или обкурились, не помню уже.
Конопля спохватилась:
– Слушай, тут все утро только о тебе и твердят, мол, Бырка каких-то сусликов придушил.
– Ежиков, – поправил ее прапорщик. – Угомонились уже?
– Угомониться-то угомонились, но ведь их кто-то убил. Кто, если не ты? Понимаешь, убил и принес к той злополучной двери. Ночью! И тебя Крыса ночью видела, шатающегося по коридорам. Ерунда какая-то… Не спалось тебе?
– Не спалось…
И Бырка рассказал часть из того, что можно было рассказывать про прошедшую ночь.
Конопля внимательно выслушала прапорщика.
– Хорошо, Иван, будь по твоему, никому не скажу. Отпущу тебя с ними в лес за хворостом, и наряд оформлю. Ох уж эти Да и Нет… Мы их, собственно, только подышать свежим воздухом отпускаем, да и самим пробздеться хочется. Вызвать девчонок или не готов еще?
– Валяй, готов я.
– Только смотри, осторожней. Помнишь, Шаман рассказывал, как юми на Бабяково напали. Октябри их перестали патрулировать – себя бы сберечь! Сначала там кони стали пропадать, потом люди. А потом они на мосту трехметрового урода увидели: мускулистый, голый, весь в шрамах. Простоял часа три и ушел. Вскоре началось…
– Да помню я все! Идут юми по Левобережью, идут, и никуда нам от них не деться.
– Может, со Стадиона и не вернутся вовсе – ни Светка Рабица, ни Молекула с Алиной, ни Медуза. А мне повезло, если б не алкоголь, тоже была б сейчас неизвестно где…
Конопля поднялась со стула, протянула ему карабин.
– Заряжено, не переживай! Не по делу не стрелять! – Конопля дернула за какую-то веревку, торчащую из углубления в стене, вдали раздался негромкий звонок. Вскоре в «служебке» появилась заспанная Лагунья.
– Что, пора уже? – спросила она.
– Нет, отдыхай, я за тебя отдежурю… Ты мне девчонок немых позови, с Быркой пойдут.
Лагунья послушно кивнула и исчезла в дверях.
Когда появились девочки, в воздухе повисла почти осязаемая тревога. Девочки держались за руки и смотрели в пол. Конопля поинтересовалась:
– Все в порядке?
Девочки промолчали. На них были легкие платьица в нелепый горошек: у Да – синий, у Нет – розовый. Пожалуй, только этим они и отличались…
Пока Конопля объясняла им про хворост, Бырка пытался вспомнить, как они выглядели в его снах – уж точно не в таких платьях с дурацкими кармашками. Какая-то деталь не давала ему покоя. Вспомнил! Ногти… Их желтые, совсем не детские ногти были испачканы грязью, будто они рыли руками землю. Еще – запекшаяся кровь под ногтями. Понимая, что все это было во сне, прапорщик с какой-то особой злостью процедил сквозь зубы:
