Мангуп

Еще бы. Восток обступал со всех сторон, брал в тиски Черное море. Сулил богатства, манил ароматом шафрана и кофе. Но правители чувствовали: скоро не останется ни Запада, ни Севера, ни Юга. Останется только Восток.

Незаметно на смену ускользнувшим готским танцовщицам вокруг появляются восточные дивы. Тень же то подходит ближе, то ускользает в дыму, мелькая между ними. В разрезах широких шальвар видны крепкие бедра, а в изломе бровей читается яркое чувство. Неясно только какое. А Тень себя ни прочесть, ни угадать не дает, опуская глаза каждый раз, стоит хоть кому-то попытаться встретиться с ним взглядом.

День близится к закату, скоро последняя солнечная дуга скроется за тонкой полоской моря на западе. Разговоры за столами текут уже совсем неспешно, сыто и лениво, а подносы и кубки пустеют далеко не так быстро, как в начале пира. Воздух в зале становится плотным и тяжелым от запахов вина, людей и благовоний. Кое-кто из пирующих уже не успевает следить за танцем хмельным взглядом, но князь, напротив, запоминает каждое движение.

Посол с трудом скрывает удовлетворение. Когда танцор собирается подойти ближе, подает едва заметный знак: пойди прочь. Тень исчезает, напоследок сверкнув острым взглядом. Князь провожает его в задумчивости, но из размышлений правителя снова выдергивает вопрос посла:

– Я слышал: нравы у вас отличаются… от всех иных. Вы не Север, не Юг, не Восток и не Запад. Неужели в Доросе нынче центр мира?

Алексей кидает короткий, но проницательный взгляд на посла – тот слишком доволен, это видно по сдерживаемой речи, по живым, подвижным глазам. Будь князь менее хорош в дворцовых делах, которые пробуждали в нем немалый азарт, может, и не заметил бы этого ликования. Остается только смотреть, что будет дальше. Не упустить момент и взять свое.

– Центр мира? – отвлекается Алексей от мыслей о грядущем. – Если так полагает мой уважаемый гость, то не мне спорить.

Князь с трудом удерживается, чтобы не спросить, можно ли принять лестные слова за мнение всей Блистательной Порты, говорящей сейчас устами своего посла.

Молодое вино пьется легко, но отдается тяжестью в ногах. В старых ногах – гораздо больше, чем в молодых. Весь вечер князь мешает вино с водой незаметно: не льет ее в кубок, а пьет из нескольких. То глотнет пьянящий напиток, то дважды – родниковой воды. Кому-кому, а уж ему нужен крайне трезвый рассудок, особенно сейчас, когда у них такие… редкие гости.

После затихшей музыки князь молчит, постукивает пальцами по столу и теперь обращает внимание на шкатулку, которая привлекла внимание его сына. Сквозь стекло струится свечной свет, падая цветными пятнами на стол. Во времена, когда вместе с танцами дарят всех танцующих рабов, а иногда и музыкантов в придачу, посол оказывается на удивление скуп.

Джахан в это время не замечает, как теряет бдительность. Блистательная Порта не разменивается на мелочи, так чего следить за каким-то князьком, верно? С ним в мире не считается никто, а этот визит лишь формальность. Наверняка и хан окажется благоразумным человеком, в конце-то концов. Посол напевает себе под нос незатейливую навязчивую мелодию, смеется, переговариваясь с князем и окружением. Не замечает, что сам князь и не собирается терять рассудительности. И что один из придворных меняет местами две фигуры на доске для игры в шатрандж[3]. Просто так, шутки ради, прежде чем склониться к князю с донесением.

Владыка, в коридорах тени стали длиннее. Вы можете покинуть общество посла и заняться этим. Или отдохнуть, если угодно. За пиром присмотрят. Пусть музыка будет стихать постепенно, а гостей станут провожать в покои по одному. Так безопаснее. Для гостей, конечно. Ведь в Доросе принято заботиться обо всех, кто уснул на Отец-горе.

Вокруг посла постепенно становится все больше людей. Старший сын князя лично наполняет его кубок, задает вопросы, ловко перехватывает беседу. Юный княжич смеется, мешая в речи греческий и османский. Конечно, не для того, чтобы запутать посла. Одна из танцовщиц будто бы случайно, проходя по залу, задерживается рядом со столами господ. Увлекает зрителей коротким танцем, берет протянутый ей кубок и пьет – рубиновые капли вина падают с полных губ и текут по белой шее. Посол забывает смотреть на князя, расслабленный в своей уверенности и сытости.

Следы от стоп танцовщиц блестят на каменном полу, но князя интересуют не они. Он упирается ладонями в стол, поднимается на ноги и, уже стоя, возносит последний бокал вина за гостей. Ему отвечают жена, дети, подданные. Хмурый беловолосый стражник, наблюдающий за действием из-за поворота, покидает пост и уходит по коридору.

– Пусть прибытие гостей на наши земли будет благословением им и этим землям.

Речь на греческом подхватывают переводчики, шепчут на уши своим господам. Те довольно кивают, отдают честь и князю, и послу, с которым прибыли. Пир подходит к своему завершению.

В сопровождении стражи князь покидает зал. Обычно в этом нет нужды, но с таким количеством гостей нужна не одна пара глаз, а все три.

– Что думаешь? – Василина вскоре присоединяется к мужу. Стайка ее служанок следует по пятам, становится рядом с поверенными Алексея.

– Слишком много он вызнаёт для того, кто приехал договариваться. То ли присматривается, то ли выискивает что-то, зная, что мы не согласимся на их владычество. А что думаешь ты? – Алексей мягко берет ее руку в свои. Справа от них между арками мерцают последние солнечные лучи. На Дорос ложатся густые сумерки.

– А я думаю, что давненько не видела мужней ласки. Истосковалась вся. – Василина льнет к руке князя, склоняет голову к плечу, едва не касаясь. – Провожу тебя немного, не гони.

Всем известно, что в княгине Алексей души не чает и бережет больше прочих сокровищ – не стал бы от себя прогонять никогда, даже вертись она в кузне во время его работы. Также известно и то, что Василина необходимости в ласке искала столько же, сколько и дикая лисица: прикорми, похвали да по своим делам откланивайся. Ее логовом было все женское крыло дворца, и без крайней нужды выбираться оттуда она не спешила. Развлекали княгиню подруги, занимали дела, бесчисленные комнаты с рукоделием и иными занятиями.

В общем, с мужем они виделись вдоволь, по обоюдному согласию, и чаще всего любили думать друг о друге на некотором расстоянии. Не могло быть такого, чтоб Василина Палеологиня вдруг без внимания взяла и зачахла.

Поняв намек, стража переглядывается и внимательнее следит за силуэтами в сумерках.

– Тесно мне в груди, – вздыхает княгиня, прижимаясь покрепче к плечу Алексея. У самой и правда сердце бьется часто.

Неспокойно мне. Тревожно. Происходит что-то, но все мои служанки не смогли разузнать что. Один не ходи даже в спальню, выставь стражу, себя береги. Слишком тихо пир прошел – не может посланник Порты приехать, только чтоб выпить вина и развлечься.

– Гостить им у нас еще долго, всё нам на пиры ходить да на встречи. – Алексей вздыхает и замедляет шаг, чтобы было удобнее вести разговор. – А вместо того могли бы в Солхат поехать друзей навестить.

Василина знает, что в Солхат Алексей ездил только по самым важным случаям, обычно хан Герай сам приезжал к старому другу. Фыркнув, князь мягко отстраняется от жены, разворачивается на пятке и осматривает свою стражу с ног до головы. Сегодня командиры-сотники, Драгош Аларис и Хало Баду, проводят его до покоев, пока остальные Мечи и стража присмотрят за городом и семьей.

Височные кольца касаются высоких скул правителя, бросают отблеск.

– После первого солнца пусть вас сменят Алес и Хвитан. – Князь взмахивает ладонью.

Князь и княгиня расстаются. Василина сжимает на прощание пальцы супруга, задерживается, смотрит с тревогой в его светлые глаза. Ей не нравится, когда она не знает, что происходит. Ей не нравится, что она не может догадаться, отчего становится все более тревожно, чем дальше она отходит от спальни Алексея.

За князем плотно закрывается дверь. Теплая после жаркого дня комната пахнет сандалом и кипарисом.

Василина добирается до женского крыла дворца. В покоях ее окружают цветастой стайкой служанки: расчесывают волосы, переплетают косы, помогают снять парадные тяжелые платья. Оставшись в легкой нижней рубашке, она сама снимает тяжелые серьги, многочисленные шейные украшения, складывает это богатство на поднос. На груди становится легче, а в груди – нет. И, только коснувшись головой подушки, княгиня вскакивает: вот что случилось. Запах был чужой прямо у двери в спальню князя. К привычным сандалу и кипарису примешалось что-то, заставило беспокоиться.

Наскоро накинув бархатный халат, княгиня выглядывает за дверь, чтобы подозвать слугу. Нужно спешить.

Глава 2. Смерть и сказки

Алексей окидывает беглым взглядом свои покои, задерживается на плотно закрытых окнах и усмехается про себя, ничем не выдавая, что заметил подвох. Запах в комнатах плотный, приятный, пьянящий. Чужой. Аромат ведьминого сорняка он узнаёт далеко не сразу. Сначала мешкает, скидывает с плеч плащ, укладывает поперек курульного кресла[4]. Только после этого, когда голова начинает немного кружиться, князь настежь распахивает все окна и оборачивается лицом к пустоте, медленно вдыхая спасительную свежесть.

– Ну, здравствуй. – В том, что он тут не один, сомневаться не приходится. Окна снаружи не закрыть, а выбраться по коридору, ведущему из его спальни, незамеченным невозможно. Слишком много стражи.

И верно – едва смолкают отзвуки голоса князя, за его спиной слышится шорох и едва различимый звон, будто монистовый, но тише. Тень выбирается наружу через милостиво распахнутое окно. Повисает на кованых ставнях, бесшумно соскальзывает по стене, растворяется в ночи.

Цепочка приказов летит по дворцу быстро. В дверь стучат. Голос подает Хало Баду:

– Князь?

Если не ответит, выломают дверь. Медлить дольше нужного они, предупрежденные, не станут. Есть разрешение княгини.

– Все хорошо, я пока жив. – Алексей отзывается, провожая взглядом незваного гостя, и опускается на кровать. Посол рассказал ему не обо всех дарах, что привез.

– Зовите, как соберетесь умирать, мы помешаем, – угрюмо отзывается Драгош.

Утром после случившегося Василина с удовольствием не прибегала бы к иносказаниям. Но рядом снуют слуги посла в накидках, скрывающих всю фигуру, – не разберешь даже, кто это, лица не узнаешь. Княгиня оказывается подле мужа еще до завтрака.

– Я начала новый гобелен, – сообщает она. И это тревожная новость для обитателей дворца. – Но не знаю, кого бы вышить…

Значит, виновника ей найти не удалось, а прямой вопрос сейчас задать она не может.

– Ты любишь черный цвет? – Алексей отвечает лениво, потягивая вино из бокала. В нем не увидеть человека, который плохо спал после того, как его попытались похитить. Или убить. Обведя взглядом полупустую уже трапезную залу, князь поднимается на ноги. Подле жены он оставляет перетертые семена дурмана, которые нашел у свечей. Пусть она разведает, если пожелает. А ему пора браться за дело по-своему.

Поиск не занимает много времени. Если для кузнеца или кухарки восточные гости все на одно лицо, то князь знает, как найти разницу. Тот, кто ему нужен, умеет двигаться плавно и бесшумно. Почти бесшумно. А еще он хорошо танцует и, очевидно, предан послу. На лице Алексея появляется непередаваемое выражение: смесь интереса и брезгливости. Остается надеяться, что тот, кого он ищет, просто наемник, а не человек, который затеял праведную месть. Это бы все слишком усложнило.

В своем небольшом преследовании князь заходит вглубь садов. Туда, где переплетаются виноградники и инжир. Где вода из-под земли орошает землю и змеится ручьем вниз, в долину.

Мимо снуют дворцовые слуги – неподалеку летняя кухня. Две посольские Тени переговариваются под сенью плодового дерева. Одна, вероятно, завидев князя, останавливает разговор. Но ненадолго. Речь продолжается, неторопливая, не громче ручья, чтобы завершиться в положенное время.

Мир вокруг сереет и темнеет перед грозой. Вместе с одеждами Теней шуршат верхушки деревьев. Копятся тучи, которые вскоре прольются дождем, затопят низкие пещеры и выманят наружу их жителей – от играющих детей до прячущихся в низинах оленей. Шуршит и браслет на смуглой ноге. Князь узнаёт его безошибочно, подходит ближе к людям посла и кладет ладонь на плечо не того человека.

– Идем со мной.

Выбор падает на другого. Не на того, кого можно было бы заподозрить в нападении. Не на того, за кем тянутся ниточки, к кому ведут все дороги. Чьи взгляды он неизменно ловит на себе – так ли просто? Но иногда невиновный может рассказать куда больше, чем преступник.

– Да, господин, – отзывается Тень. Обе фигуры кланяются синхронно. Из-за княжеской руки на плече Тень не может поклониться слишком низко, а так согнулась бы до пола, как это делает его спутник.

Князь осматривает своих гостей, которым не место в этих землях: замкнутые, молчаливые, скрытные, они тяжелее туч оседают во взглядах тех, кто их видит. Не знаешь, добра ждать от них или зла. Хорошо им самим, плохо, нужны ли ласка, наказание или спасение. Князь не спрашивает ничего из этого.

– Подожди меня, – говорит он второму и отводит своего спутника к страже. Отдает приказ на чудном, неведомом почти никому языке, прежде чем вернуться к оставшемуся в одиночестве танцору. – Ты неплохо справился вчера, хотя финал мог бы быть интереснее.

Разумеется, они говорят о танце. Конечно. Посол так старается показать, какие сокровища он может дать при союзе с ним. Но отчего-то не может показать счастливых людей, живущих под его началом.

– Благодарю, владыка. Отрадно слышать. – Ровный, лишенный красок голос принадлежит молодому человеку, увидевшему на своем веку чуть больше, чем нужно для счастья… Алексею даже приходилось видеть его лицо. Но сейчас не сказать, улыбка на этом лице или тоска, слова выплывают ровно и чисто, как если бы их произносили тысячу раз точно в этом порядке. Их нельзя назвать неискренними, но и к честным не причислишь. Как рукой сквозь туман водить.

– Как зовут твоего друга? – Князь спрашивает негромко, опираясь спиной о дерево. В саду пахнет землей и разгорающимся летом. От надвигающейся грозы запах становится только сильнее. Светлые глаза смотрят на тропинку, на спины двух удаляющихся людей.

– Хасан, государь. – Тень снова склоняет голову. Руки темной фигуры сцеплены, кончики пальцев виднеются из-под накидки.

– Его не тронут. – Собеседник князя молчалив и вежлив. Алексей поднимает взгляд к небу и думает, как правильнее облечь свои мысли в слова. – Я искал тебя, и отчего-то тебя оказалось слишком просто найти.

Убийцы и наемники не остаются на виду, даже если уверены в своих силах. Вряд ли раб посла может противостоять армии многолюдного города. За этим кроется что-то другое. Алексей собирается выяснить что, не ждет ответа и вновь заговаривает сам:

– Я тебя отпущу, не задав ни одного вопроса, но с условием: расскажи мне сказку.

Алексей не задает вопросов и тем становится чужаку интересен. Над горой делается темно и душно. Жар хватает за горло, стелется под одеждами, добираясь до тела. Тень склоняет голову набок. Едва заметно, ромашкой под вечер. В голосе появляется оттенок – неявный, разбавленный дождевой водой, что вот-вот прольется.

– Какую сказку вы желаете слышать, господин?

– Одну из тех, что не слышали в этих краях. Может, ту, что знаешь только ты. – Князь срывает несколько ягод винограда и передает их собеседнику. – Угощайся. Вместо воды. В плодах моих земель нет яда.

Алексей отщипывает веточку от грозди и сам тоже ест, всматриваясь в бурю, которая идет к ним от Партения.

– Благодарю за угощение.

Тень принимает скромный дар, но не ест. Не отступает ни на шаг, следуя бесшумно, куда сказано, не задает вопросов ни о визите князя, ни о его желаниях, ни о ядах. Но задумчиво перекатывает в пальцах круглую ягоду. Он заговаривает голосом сказочника, вынувшего из сумы одну из бесконечных причудливых историй.

Жил на свете царь степных великанов. Было у него множество жен, но ни одна не могла дать ему сына. Тогда обратился он за помощью к мудрецу. Мудрец советовал взять в жены волшебную кобылицу, но предупредил, что есть два условия: ни разу за жизнь он не должен поднять на нее руки и ни разу за жизнь он не должен мечтать. Условия показались простыми, ведь, будь у царя великанов сын, мечтать ему больше было бы не о чем. Царь великанов женился на кобылице. У них родился крепкий мальчик, назвали его Жеребенком. Царь смотрел, как тот растет, и радовался. В день его тринадцатой осени Жеребенку устроили пышное празднование. Царь великанов пил на пиру сверх меры и давно позабыл о любых страхах. Он выхватил саблю и заговорил перед всеми: «А вот возмужает мой сын, станет великим воином, каким я не был! Его сабля будет разить врага, его слава принесет нам богатство!»

Размечтавшись, он взмахнул своей саблей так, что вспорол кобылице живот. Оба запрета были нарушены. Придя в ярость от гибели своей матери, Жеребенок тотчас обратился в Чудовище и умертвил отца.

Князь некоторое время молчит. Трогает кончиками пальцев лозу, оплетающую упругий ствол инжира, прикрывает глаза, то ли вслушиваясь в чужой голос, то ли наслаждаясь историей. Она совсем не похожа на те, что он слышал сам. Не похожа на то, что могли бы рассказать ему мать или отец перед сном, когда он едва учился ходить. Не зная имени своего собеседника, Алексей лишь по-кошачьи приоткрывает один глаз и не обращается к нему напрямую.

– Никто не заступится за женщину так же рьяно, как это сделал бы сын. – За их спинами грохочет гром. Еще немного, и на головы прольется дождь. Одежды станут тяжелыми, подолы испачкаются в земле. – Выслушай и ты мою сказку перед тем, как уйти.

– Слушаю, повелитель.

Князь указывает на крытый коридор, по которому торопятся слуги: скоро обед. По коридору можно перейти в другое крыло, по нему – в город, где остановился посол со своими людьми. Далеко же забрел танцор. Князь набирает воздуха в грудь и начинает рассказ.

К востоку отсюда, в горах, жил дракон. Все было у него из того, что он мог бы пожелать: и леса, и пастбища, и золото, и люди. Одного лишь ему не удавалось: побороть Великого Зубра, который оставил множество шрамов на его чешуе в многочисленных битвах. Разозлившись, дракон попросил о помощи богов, которым клялся, что не возьмет себе от зубра ни мяса, ни шкуры, все отдаст народу, которым правит. Боги помогли дракону. Его злейший враг был повержен, но не смог он исполнить данное им слово, за что был наказан. Великий Зубр должен был лежать на его плечах до тех пор, пока дракон сам не захочет отдать свою ношу.

Тяжела была ноша дракона. Перешел он с ней море, достиг скалы Калафатлар и хотел лечь на дно между мысов, чтобы закончить там свой век. Потерял он от своей великой жадности все, что когда-либо имел. Но на пути к заливу встретился дракону человек, который предложил забрать его ношу. Разозлившись, дракон оросил огнем землю подле ног человека и велел тому идти прочь. Но человек повторил свое предложение. И тогда дракон спросил, зачем человеку столь тяжелая ноша. Тот пообещал показать, если дракон пойдет за ним.

Путь их был неблизок. Их вели горы, каменистая почва, витиеватые ручьи, прорезающие оставленную жителями землю. Они пришли в поселение, не так давно разрушенное разверзнувшейся землей. Человек присоединился к людям, которые ворочали камни, вспахивали почву, огораживали родники. Им нужны были пища, одежда и инструменты. И тогда дракон скинул со своих плеч Великого Зубра, отдал человеку мясо и шкуру, рассказал, как сделать из полых костей инструменты для возделывания земли. После этого дракона никто не видел. Но говорят, что он спит в одной из пещер и, когда зима выдается слишком холодной, дышит огнем, чтобы согреть обитателей своей горы.

– И что же, господин, предложил человек дракону, чтобы тот остался на горе? – Тень впервые задает вопрос.

– Дом. – На них проливаются первые капли дождя, и оттого Алексей замолкает. Но не для того, чтобы оставить вопрос Тени без должного ответа. А для того, чтобы скорее уйти вместе с ним под одну из арок. Делают они это вовремя. Из распоротого брюха облаков на землю проливается дождь. Молния бьет в одно из высящихся деревьев, сбивает верхнюю из ветвей, проходя по касательной, уходит в землю. Воздух пронзает рваный звук грома. – Дракон нашел место, за которое был готов отдать самое ценное, что у него есть. И ему позволили остаться. Дракон и сам стал ценностью. У него вновь были поля, луга, золото и люди, как прежде, но теперь, помимо того, он подружился со Львом, Вороном и другими жителями горы. Для охоты на Великих Зубров, хищных морских чудовищ или хитрых змей ему больше не нужны стали боги. Любой стал рад биться с ним плечом к плечу.

Тень долго молчит. Единожды позволив себе проявить любопытство, теперь он будто бы яснее стал виден под черным покрывалом. Легко было представить, как юноша поджимает губы, сузив глаза, подведенные сурьмой.

– Благодарю за историю, господин. Теперь, если не могу быть иным образом полезен, попрошу вашего позволения уйти.

– Конечно, иди. – Алексей держит слово так же легко, как его дает. – Пусть твой день будет добрым.

Князь кивает Тени, не думая о том, раб тот, слуга под маской раба или равный под той же личиной. Это не имеет никакого значения. Почти не имеет. Но об этом князь молчит, опирается плечом об одну из колонн и вслушивается в грозу, наблюдая за всполохами молний, которые, ударив, начинают уходить дальше.

Все началось с винограда. Нет, ягоды не были отравлены – лишь легко сбрызнуты сонным отваром. Так, чтобы голову к подушке легко тянуло. Чтобы притупилось внимание и зоркий глаз молодого князя не увидел подвоха так скоро, как в минувшую ночь.

Новая ночь приходит мирно. Даже собаки не лают, попрятавшись от грозы. После ужина гости расходятся отдыхать, все идет своим чередом.

Алексей ступает босыми ногами по холодному полу внешнего коридора дворца – идти в обуви, когда воды по щиколотку, себе дороже. Даже там, где дорога выложена надежно, нет-нет да и встречаются лужи. Алес, идущий позади князя, напевает что-то себе под нос, обращая все больше внимания на яркую луну, то и дело выглядывающую из-за облаков. Судя по всему, до полудня следующего дня не распогодится.

– Следует проверить, как там наши гости, – говорит князь с усмешкой. – Непривычны они к такой погоде.

– Почему тогда не уедут, если им здесь не по нраву? – фыркает стражник и кивает в сторону города, где из каждого окна виднеется огонь от лучины, свечи или очага.

– На этот вопрос они не отвечают, – спокойно отзывается Алексей и потягивается. Время сна наступит через час или больше, а лечь хочется уже сейчас. – Пока гости не уедут, пусть у наших покоев кто-то остается даже ночью.

Алес сверкает оскалом и кивает. В его кинжале князь может не сомневаться.

Стража проверяет покои князя. Внутри никого. Нет ни опасного дурмана, ни подозрительных подарков. Быть может, случившееся вчера и вправду было совпадением. Или неудавшийся убийца, потерпев поражение, решил скрыться.

Алексей остается один. Движения у него медленные, плавные, размеренные. Ему не нужно спешить жить, спешить спать. Все в его жизни идет своим чередом. Сложив большую часть вещей на стул, князь проверяет, хорошо ли заперта дверь, и только после этого идет к кровати.

– Fahilpskalkispein. – Незнакомый чужакам, но известный этим стенам язык звучит мелодично.

Поддавшись сонной ягоде, князь ложится в постель, не проверив ее. Да и кто стал бы? А под одеялом его поджидает змея. Напуганная и запутавшаяся, она нападает, не разобравшись, тот ли это человек, что принес ее сюда, или другой, которому не за что мстить. Молодой князь падает с кровати, как только чувствует шевеление. Лунного света недостаточно, чтобы увидеть нового противника. Однако отяжелевшая голова не мешает спасти себе жизнь: схватиться за кинжал и вонзить его несколько раз в подушки, кровать и одеяла. До тех пор, пока не проступает кровь. Чтобы убедиться, что смерть его в этот раз поджидала одна, он зовет своих людей и, на взводе, уходит на короткую прогулку. Чтобы голова остыла.

Конец ознакомительного фрагмента.