Я – эмпат

– Именно, – сказала Люда, уже успокаиваясь.

– И ничего не хочет делать! – подхватила я. – Хоть бы вышел, во дворе убрался, зимой снег почистил! А то сидит целыми днями, пока мать здоровье убивает. Какой негодяй, а! Не видит, как матери тяжело!

Я уже не просто злилась – меня захлестывала ярость. Я размахивала руками, кричала, мои пальцы судорожно сжимались у груди, пародируя жест Людмилы. Слова вырывались ядовитым, бурлящим потоком, и я с ужасом понимала, что не могу его остановить. Я не управляла собой.

А потом Людмила повернулась ко мне. Абсолютно спокойная, без тени той злости, которую она только что выплеснула на своего сына. Она внимательно посмотрела на меня, словно видит в первый раз. И, ничего не сказав, удалилась к себе.

Я осталась стоять возле забора, и злость потихоньку начала отступать. И не просто злость, а осознание, что я влезла в чужую жизнь, ранее мне абсолютно безразличную. Показала свои эмоции, которые раньше прятала за стеной равнодушия. Я никогда не поддерживала Люду в ее претензиях к сыну. И не потому, что лезть с непрошенными советами – плохо, и не потому, что я ничего не понимаю в воспитании детей, а просто потому, что мне было плевать.

Я резко развернулась и пошла к себе. Снова равнодушная, снова безучастная. Но теперь с твердым пониманием, что со мной что-то происходит.

Я проснулась ночью от осознания того, что за мной кто-то наблюдает. Я ощущала на своей коже холодный, неприятный взгляд, и не решалась открыть глаза. Было по-настоящему страшно увидеть того, кто буравит меня взглядом в доме, где кроме меня никого нет. Я старалась не дышать и не шевелиться, чтобы ко мне потеряли интерес.

Потом давящее чувство ослабло, и я с огромным усилием подняла веки. Сначала я уставилась в белый распашной шкаф, потом медленно, позвонок за позвонком, повернула голову. Мой взгляд скользнул по двери, по противоположной стене и, наконец, пополз к окну. В окно бил лунный свет, оставляя на полу тонкую дорожку, которую я тоже увидела. В комнате было пусто.

Облегченно вздохнув, и подумав, что у меня разыгрывается паранойя, я спокойно перевернулась на другой бок, подтягивая одеяло к подбородку. Взгляд сам выхватил в темноте мой черный письменный стол с компьютером и остановились на фигуре. Страх заставил сначала вздрогнуть, а потом впасть в ступор. Сердце бешено колотилось, дыхание стало быстрым и тяжелым.

Темная фигура стояла перед столом, наблюдая за мной. Я не видела ни лица, ни глаз. Только черный силуэт человека с капюшоном на голове. Я закрыла глаза и зажмурилась, пытаясь прогнать галлюцинацию, но, когда открыла глаза, фигура стояла на том же месте.

– Вы… кто? – жалобно и очень хриплым голосом сказала я.

Фигура молчала и даже не двигалась.

– В доме нет денег, могу отдать телефон, технику, карты, – проскулила я, еще сильнее зарываясь в одеяло.

Фигура слегка дернулась и заговорила грубым мужским голосом:

– Мы будем наблюдать за тобой, эмпат. Контролируй силу.

– Чего? – я почти плакала.

– Я предупредил, – сказал он и тут же растворился в воздухе через мягкие колебания, словно расплылась волна.

Я еще смотрела несколько секунд на то место, где была фигура, а потом резко подскочила с кровати и включила свет. Яркое освещение заставило меня зажмуриться и интуитивно закрыть лицо. Открыв глаза через боль и слезы, я начала судорожно искать в комнате незнакомца. Но от него не осталось и следа, даже пыльного пятна на ламинате. Я выбежала из комнаты, по пути включая свет в коридоре, прихожей и на кухне. Но никого не было.

Я подбежала к входной двери, подергала ручку – закрыто. Даже хлипкая щеколда была сдвинута. Сердце еще бешено билось в груди, отдавая в виски.

Я схватила телефон и набрала телефон службы спасения, нетерпеливо подождала два гудка, а когда на том конце провода ответили, с нескрываемой паникой крикнула в трубку:

– Помогите!! В мой дом залезли!

-5-

До приезда полиции прошли томительные, ужасно долгие двадцать минут. Я стояла на кухне, дрожа всем телом. В руке держала большой и самый острый нож, которым я обычно разделывала мясо. Его деревянная рукоятка удобно лежала в ладони, но я сжимала ее так сильно, что ногти воткнулись в кожу.

Когда за окном я увидела проблесковые маячки полицейской машины, выбежала на улицу и сразу кинулась открывать ворота. Передо мной стояли двое сотрудников полиции, и я сразу начала рассказывать свою историю, удивляясь их испуганному взгляду.

– Женщина, нож на землю бросьте. Сейчас же, – сказал один из них, прижимая руку к кобуре.

И только тогда я поняла, что до сих пор держу кухонный нож в руке, размахивая им перед их лицом. Я бросила нож в траву, но не чувствуя вины или стыда.

Они не спеша прошлись по двору, заглянули в гараж, потом походили по дому, оставляя грязные следы на полу. Я шла за ними следом, едва не наступая на пятки.

– Чисто. Никого нет, – сказал более молодой полицейский с крупным шрамом на лице.

– Дверь заприте и ложитесь спать. – второй полицейский с сочувствием посмотрел на меня, но было видно, что они мне не поверили.

Я не стала спорить, но очень хотелось, чтобы они остались до рассвета. Проводив их до ворот, я подхватила нож с травы и побежала в дом. Закрыла дверь на все три замка и подперла ручку стулом, как это обычно делается в кино.

Спать, я, конечно же не легла. Постоянно озиралась по сторонам, выискивая фигуру. В каждой тени я ловила пугающий облик, всматривалась, и только потом понимала, что уже начинаю бредить. Я просидела всю ночь за кухонным столом с ножом в уже онемевшей от напряжения руке.

Когда солнце забросило мне в окно свои первые лучики, я ушла к себе и упала на кровать. Долго ворочалась, вспоминая слова фигуры, а потом поднялась с кровати. Налила горячего, крепкого кофе и включила ноутбук.

Он назвал меня эмпатом. Значение этого слова я знала, но решила убедиться. Интернет выдал, что это люди, которые умеют считывать эмоции других, переживать их и сочувствовать. Я хмыкнула. Даже муж от меня ушел, потому что я холодная и безразличная. А уж считывать чужие эмоции и подавно не умела, просто потому что было плевать.

Я постучала по белому стеклянному столу пальцами и задумалась. Недавние всплески эмоций были такими яркими, непривычными для меня. Дима обрадовался возвращению собаки, и мне стало радостно. Потом Лиза, рыдающая над своей утратой и, наконец, соседка Люда и ее сын.

– Да не, бред какой-то, – сказала я вслух.

Это просто совпадение, просто психологическая травма от того, что ушел муж. Я копнула внутри себя и попыталась понять, какую эмоцию вызывает у меня уход Кирилла. Безразличие? Радость? Облегчение? Или мне было обидно или больно? Подумав, я снова убедилась, что мне никак от его ухода. Словно он для меня пустое место. Или не словно, а так и было.

Я налила вторую порцию горячего кофе, достала с холодильника кусочек слегка подсохшего сыра и, закинув его в рот, снова начала думать. Если этот мужик прав, и я эмпат, то почему так произошло? Где я так нагрешила, что теперь мало того, что мне придется реагировать на чужие эмоции, так еще и по ночам терпеть визиты странного гостя в капюшоне.

Встав со стула, все еще жуя сыр и отмечая, что понятие «слегка» засохший к этому камню во рту не подходит, я начала ходить по кухне. Потом посмотрела на часы и поняла, что уже два часа занимаюсь какой-то ерундой. Голова начала проясняться, принимая уже вполне реалистичные мысли. Мужик мне просто приснился. А вся эта история с эмоциями – полный бред. Может, я и рада уходу Кирилла, а вот моя психика считала иначе.

Остановившись возле ноутбука, я решила найти психолога. И посетить его. Желательно сегодня.

Психолога я выбрала по очень простому принципу – есть окошко на сегодня. Ждать день или больше я не могла, решить вопрос нужно было до наступления ночи и появления следующей галлюцинации. И, на мое счастье, нашлось свободное окошко к молодому врачу, фамилию которого я, конечно, же не запомнила.

Я зашла в кабинет врача и осмотрелась. Он совсем не был похож на кабинет психолога из фильмов, где пациентам предлагают мягкое кресло и даже диван, а на журнальном столике стоит пачка открытых салфеток. Передо мной открывался обычный медицинский кабинет. Скромный стол в углу и два самых обычных металлических стула с мягкой сидушкой и спинкой.

Врач тоже сильно отличался от тех, кого я рисовала в своем воображении. Передо мной была миловидная девушка лет тридцати. Красивая, стройная фигура, длинные светлые волосы, голубые глаза. Отметив про себя, что женщинам с комплексами ходить к ней не стоит, я села на стул.

Сначала она что-то писала, задавала стандартнее вопросы вроде имени, даты рождения, хронических заболеваний. А потом посмотрела на меня, отложив ручку.

– Я вас слушаю, – сказала она таким приятным голосом, что я улыбнулась.

– У меня галлюцинации, – сразу выпалила я, а потом быстро добавила. – Кажется.

– Расскажите подробнее.

– Сегодня ночью мне привиделся человек в моей комнате. Но никаких признаков взлома не было. Он ушел, растворившись в воздухе.

Я замолчала, ожидая ее реакцию. Она покивала головой, наверняка я не первая пришла с такими словами.

– А еще я начала сочувствовать людям. – я посмотрела на нее, на ее удивленный взгляд.

– Раньше не сочувствовали?

– Ну… – я замялась. – Понимаете, человек я такой. Безэмоциональный. Черствый, холодный.

– Это вы сами так решили или вам кто сказал?

– Я сама так считаю, и мне об этом говорили. Да не важно это, важно то, что эмоции других людей мне передаются, и я начинаю их чувствовать.

Врач посмотрела за мою спину, немного подумала.

– А что здесь плохого? Эмпатия – это нормально, это даже хорошо. Люди должны как делиться, так и принимать эмоции. Это и отличает нас от других существ.

– Дело не в хорошо или плохо, а в том, что я всю жизнь так живу. Ну безразличны мне люди, их эмоции. Я никого не обижаю, если надо, выслушаю, если надо поддержу. Но так, чтобы кто-то злился и я тоже начинала злиться, такого не было. И это меня пугает, доктор. Вдруг у меня шизофрения или еще что-то страшное?

– У вас было какое-то травмирующее событие недавно? До того, как это начало проявляться?

– От меня ушел муж, – спокойно сказала я. – Кстати, из-за этого и ушел, потому что не чувствовал мою любовь к нему. Он не интересен мне и все. И я знала, что он уйдет. Был только вопрос во времени. Он постоянно винил меня в отсутствии эмоций, а что я могла сделать, если мне и правда плевать? Наигранно радоваться его жалким подаркам, которые были как позорная подачка? Бежать встречать его с работы, как собачка?

Плечи доктора расслабились. Я сама ей дала подсказку своего состояния. Сейчас она скажет, что психика выстроила стену, что это такая защитная реакция и прочую всю психологическую муть.

– Когда от женщины уходит любимый муж, они выглядят по-другому. Вам же, судя по всему, и правда безразлично. Но я смею предположить, что это именно ваш муж и сдерживал ваши эмоции. А сейчас, когда он ушел, вы начали возвращаться к своему истинному Я.

– Я была такой всегда. И до мужа тоже, – ответила я и перевела взгляд на стену, где висел плакат с изображением внутреннего строения человека.

И почему-то картинка показалась мне смешной. Я смотрела на ребра, на легкие и желудок и хотела рассмеяться. Пришлось крепко сжать челюсть, чтобы сдержать накативший приступ смеха. Из глаз потекли слезы от напряжения, щеки надулись, а внутри пошла судорога от вырывающегося смеха. И я не смогла сдержать себя. Открыла рот и начала смеяться. Громко, истерично, хватаясь за живот и вытирая слезы. Лицо пылало огнем, и даже пришлось сжать ноги, чтобы не случилось неприятного казуса.

Доктор молчал, лишь проследив за моим взглядом, но причину смеха она не поняла. Она смотрела на меня с таким удивлением, что я начала смеяться еще сильнее и громче, едва не тыкая в нее пальцем.

Я встала со стула, все еще пытаясь остановиться, кинула ей, что приду в следующий раз, и вышла из кабинета. Живот уже болел от смеха, в легких не оставалось воздуха. В коридоре мой смех отбивался от стен и уносился вдаль, его, наверное, слышали все. Я пошла на выход, чувствуя подкатывающую тошноту, но не в силах остановиться.

И когда я повернула за угол, то увидела двух мальчишек лет семи. Они смотрели в телефон и заразительно смеялись, тоже хватаясь за животы, как и я. Увидев меня и мою истерику, она сразу успокоились. Я еще пару раз хихикнула, и приступ закончился. Наступило понимание и осознание, что я снова отреагировала на чужие эмоции.

Посмотрев еще раз на пацанов, я развернулась и побежала по лестнице вниз, вытирая слезы ладонью. Сильно болел живот и грудная клетка, голова кружилась от недостатка кислорода и вдобавок началась икота.

Я выбежала на улицу, метнулась к парковке и сразу села в свою машину. «Эмпат» прозвучал в моей голове голос ночного гостя.

Я просидела в машине не меньше часа, осмысливая то, что произошло со мной сейчас. Стыд накрыл меня с головой, и я вжалась в кресло, опустив голову на грудь, чтобы спрятаться. Так стыдно мне не было даже перед Димой, когда я бросилась к нему обниматься. Хорошо, что врач не вызвала психиатра, а то пришлось бы мне смеяться в комнате с мягкими стенами. Неприятная мысль ударила в голову – она же знает мои данные! Вдруг теперь ко мне придут врачи, начнут обследовать меня на наркоманию и шизофрению? Уронив голову на руль, я застонала от собственной глупости, твердо решив больше не соваться к врачам.

Тяжело вздохнув, я запустила двигатель и поехала домой с мутной головой. Нужно было поискать информацию об эмпатах подробнее, попробовать выяснить, откуда это берется и как с этим бороться.

Подъезжая к дому, я заметила несколько полицейских машин, стоящих на моей улице. Рядом уже собралась толпа зевак, которые заглядывали за спины полицейских в сторону дома. Отметив, что есть же люди, которым интересна чужая жизнь, я подкатила к воротам и оставила машину на улице, решив загнать ее позже.

И только я закрыла за собой металлическую дверь ворот, как в нее постучали. Подавив дикое желание не открывать, я щелкнула замком и распахнула дверь. Передо мной стоял мужчина, одетый просто, но со вкусом. Классические темно-синие джинсы, рубашка мятного цвета и белые кроссовки. На вид мужчине было около тридцати пяти, и я отметила, что он довольно-таки привлекательный.

– Добрый день, – сказал он и протянул открытое удостоверение, удерживая его двумя пальцами, – старший следователь по уголовным делам, капитан Морозов Сергей Юрьевич.

Я внимательно посмотрела на удостоверение, делая вид, что умею отличать оригинал от подделки, но на самом деле изучала только фотографию. Вроде похож, моложе только, лет на десять точно.

Я наконец оторвала взгляд от документа и посмотрела на следователя.

– Добрый день, – тихо ответила я, – Воронова Ольга Павловна, специалист по связям с клиентами.

И тут же захлопнула рот. Зачем я ему это сказала, он же не спрашивал? Но следователь и глазом не повел на мое представление, видимо, таких чудаков он встречал регулярно.

– Мне нужно задать вам пару вопросов, – сказал он и заглянул за мое плечо, ожидая, что я приглашу его.

Я помялась пару секунд, но впустила, снова закрыв дверь на защелку. В фильмах говорили, что нельзя спорить с полицией, и если они хотят поговорить, то нужно говорить, даже если не виноват.

Мы прошли в дом, он быстро окинул взглядом прихожую и последовал за мной на кухню.

– Кофе будете? – спросила я, показывая ему на стул.

– Да, спасибо, – ответил следователь и сел, облокотившись на спинку стула.

Я включила кофемашину, поставила два стакана, не глядя на гостя. Но почему-то чувствовала на себе его взгляд, от чего слегка вздрогнула. Прошли томительные пять минут, прежде чем машина замолчала, приглашая забрать горячий, ароматный кофе. Я забрала кружки, поставила одну перед следователем, подвинула к нему сахарницу и вытащила из ящика стола ложку.

– Спасибо, – сказал он, но к сахару не притронулся.

Я же закинула в кофе одну ложку сахара и размешала, стараясь громко не стучать по стакану, несмотря на дрожь в руках. Меня еще колотило от приступа в больнице, и присутствие полиции совершенно не успокаивало, а наоборот.

– От вас сегодня ночью поступил звонок о проникновении в дом. В рапорте указано, что следы взлома отсутствуют, а наряд не обнаружил посторонних. Верно? – он смотрел на меня через пар, поднимающийся от его кружки.

– Да, – коротко, но уже с сомнением бросила я.

Старший следователь, да еще и по уголовным делам, пришел по такому плевому делу? Я незаметно перевела взгляд на кухонный гарнитур в поисках своего ножа.

– Вы можете подробно описать человека, который к вам приходил? – спросил он спокойным тоном, положив руки на стол. Я машинально посмотрела на его крупные, загорелые ладони, наручные часы, потом на рукав рубашки, сама не понимая, почему разглядываю его.

Он терпеливо ждал ответа, наверняка подумав, что я чокнутая, раз так долго думаю.

– Я не видела ни его лица, ни одежды. Он стоял возле моего стола, было темно, – наконец ответила я.

– И все же. Все, что разглядели, – настаивал следователь, беззвучно отхлебывая кофе.

Я проследила за его рукой, столкнулась с его взглядом и почувствовала неловкость.

– Мужчина, рост около ста восьмидесяти, среднего телосложения, но в этом я не уверена. У него на голове был капюшон, а дальше как темное пятно с очертаниями рук. – под пристальным взглядом следователя я напряглась, голос начал дрожать.

– Что он делал, что говорил? – он говорил спокойно, даже равнодушно, но это пугало еще больше.

– Он… стоял и смотрел на меня. Я предложила ему забрать технику и карты, потому в доме ничего ценного нет. Он сказал…. Сказал, что будет следить за мной, – я опустила взгляд.

– Еще что-нибудь сказал? – не унимался следователь, чувствуя, что я не договариваю.

– Он назвал меня эмпатом, – тихо сказала я, поднимая взгляд, чтобы посмотреть на его реакцию.

– Что? – брови следователя поползли вверх. – Эмпатом? Почему?

Я пожала плечами и покачала головой. Самой бы понять, кто он и кто я, чтобы потом точно об этом никому не рассказывать.

– Так, ладно. И как он ушел? – спросил следователь после моего молчания.

Я замерла, внутри все похолодело. Сказать правду, что он растворился в воздухе? И тогда он сразу вызовет психушку, подумает, что я неадекватная. Хотя он уже и так об этом думал, я бы сама так на себя подумала.

– Не знаю, – я пыталась говорить уверенно, но предательская дрожь в голосе выдавала меня, – Я от испуга закрыла глаза, а когда открыла, его уже не было. Честное слово!

Вот черт, зачем я сказала про честное слово?! Как ребенок. Разозлившись на свое безрассудство, я резко поставила стакан на блюдце и едва не разбила его. Звон получился очень громким, но следователь даже не дернулся.

– В трех домах от вас, примерно в это же время, ночью произошло убийство, – низкий голос следователя звучал как приговор. – Жена убила мужа ножом, но отрицает это, говорит, что кто-то приходил.

Я застыла от ужаса, пытаясь усвоить информацию.

– Думаете, это был мой гость? – мой голос сорвался на писк комара.

– Обрабатываем все версии, – пояснил он. – Что вы можете сказать об этой семье? Бурдо Ирина и Олег.

Я попыталась вспомнить их. Проезжая на машине, видела возле дома, но что-то конкретное сказать о них точно не могла.

– Вообще ничего. Сталкивались на улице, но не больше, – тихо сказала я. – Даже не знаю, как их зовут.

– Не общаетесь с соседями? – с любопытством спросил он.

– Не общаюсь, – кивнула я, едва не ляпнув, что я вообще мало с кем общаюсь, но вовремя сдержалась.

Следователь встал, поправил закатанные рукава на рубашке, потом достал черный бумажник, вытащил картонную визитку и протянул мне.

– Если что-то вспомните, либо если вдруг к вам опять придут, сразу звоните мне. На обратной стороне мой личный номер телефона.

Я машинально перевернула визитку, посмотрев на нервно написанные цифры черной гелевой ручкой.

– Вы одна живете? – зачем-то спросил он, окидывая взглядом кухню.

– Да, муж недавно ушел, и я… – я снова еле заставила себя заткнуться. – Одна.

– Поставьте сигнализацию. Так будет безопасней. – не отреагировав на мою болтливость, ответил следователь и пошел на выход.

Я смотрела вслед его удаляющейся прямой спине, и меня охватила такая паника, что я еле сдержалась, чтобы не разреветься. Убийство? Совпадение или нет?

Чувствуя, что начинается головная боль, я сразу выпила таблетку и пошла в свою комнату, захватив визитку и телефон. Следователь казался обычным, задавал стандартные вопросы, не стал углубляться в преступление, рассказав только то, что и так узнают люди из прессы. Но вдруг он только казался обычным, а на самом деле был той самой фигурой в капюшоне и пришел проверить меня? Я вздрогнула от этой мысли, сжимаясь в комок и обхватывая себя руками.

По пути в комнату взгляд сам понесся в окно, и я увидела Людмилу, которая поливала цветы с каким-то отсутствующим, пустым взглядом. Я помялась пару секунд, борясь с любопытством, но решила пообщаться с ней, с надеждой, что сейчас она спокойна.

Я вышла из дома и подошла к забору. Люда меня не видела, она словно вообще ничего не видела.

– Людмил, привет! – крикнула я, и она вздрогнула от неожиданности. – Кошмар, да? Ирина и Олег, вот как так?

Крючок сработал отлично. Людмила ожила, бросила шланг под яблоню и, вытерев руки о цветастый халат, подошла ко мне.

– Дааа, – протянула я, – слушай, я отойти не могу! Иринка-то всегда такая молчаливая, спокойная, вежливая. – она цокнула языком и покачала головой.

– Да и Олег нормальный был, и что на нее нашло, – врала я грустным голосом.

Людмила подошла чуть ближе и, озираясь по сторонам, начала шептать:

– Я всегда говорила, что в тихом омуте черти водятся. Иринка хоть и тихая, но взгляд у нее всегда такой тяжелый.

Она помолчала, озираясь в сторону дома, где произошло убийство.

– А, может, это не она? – с сомнением спросила я.

– Да ты что! – Люда махнула рукой. – Ее, когда выводили, у нее такой взгляд безумный был! Ночнушка и руки все в крови! Я слышала, полиция говорила, что еле нож у нее отобрали. Сидела в углу комнаты, держала его, даже себя хотела убить. А комната как после бойни! Даже полиция в шоке!

– Ого, – у меня внутри похолодело от ужаса, – крыша поехала у нее что ли?

– Не знаю, – ответила Люда. – Но ты представляешь, она убила его ночью, а обнаружили это только в полдень! И то случайно, когда к ней мать пришла. Ирка сидела со своим мертвым мужиком почти двенадцать часов!

Я застыла, не в силах сказать ни слова.

– И ведь отрицает это, стерва, – прошептала Люда, – Я слышала, как она кричала, что это не она, что кто-то приходил. Но там отрицай – не отрицай, и так все понятно.

– Мам! – раздался голос Артема из дома Людмилы. – У тебя потоп, выключи воду!

Людмила выругалась и обернулась на яблоню, под которой уже образовалось болото, растекающееся на их кирпичную дорожку.

– Заболтала ты меня, Ольга! Бегу! – спохватилась соседка и ушла выключать воду.

Я еще смотрела, как она крутит вентиль возле дома, как вода медленно перестает течь из черного шланга, а потом ушла домой на тяжелых ногах. Может, Ирина тоже стала… эмпатом? И чью-то ярость выплеснула на мужа? А вдруг со мной произойдет тоже самое? Я вздрогнула от этой мысли. Как хорошо, что Кирилл ушел, и мне не придется его убивать.

Я зашла в дом и несколько секунд простояла возле двери, прислонившись к ней затылком. Образ окровавленной Ирины и ее мертвого мужа, с которым она просидела полдня, не желал покидать мои мысли. Я рисовала в воображении, как она ночью встает, идет на кухню, берет нож, возвращается в спальню и методично вонзает клинок в тело супруга. Олег просыпается от шока и боли, смотрит на нее испуганными, непонимающими глазами, пытается ухватиться за ее руки, но она продолжает… Кровь брызгами летит на стены, на ее ночнушку, на подушки, растекается по простыням. А потом он затихает, его тело обмякает, слышен последний хрип.

Я потрясла головой, стараясь отогнать пугающую картинку. Но на смену ему пришел другой. Безумный взгляд Ирины, ее выпученные от ярости глаза, трясущиеся руки, удерживающие нож, стекающая по подбородку слюна. А потом осознание. Осознание того, что она своими руками убила человека. Даже если Олег не был образцовым мужем, убийство – это та грань, переступив которую ты больше никогда не станешь прежним.

Отогнав от себя и эту мысль, я пошла к ноутбуку. Он все еще стоял открытый на кухонном столе с потухшим экраном. Я приложила палец к сканеру отпечатка пальцев, и экран ожил.

В поисковой строке браузера я вбила «Эмпатия, неконтролируемые эмоции». Гугл предложил стандартные ответы – расстройство, психоз, депрессия. Ничего нового.