скачать книгу бесплатно
И первый раз за день мне становится тепло на душе. Все-таки Бо самый классный друг! Всегда знает, как поднять настроение. Уголки губ сами тянутся вверх, а руки за горшком.
– Бо, как здорово! – искренне благодарю его. Осторожно забираю цветок, не переставая восторженно смотреть на него – граптоверии у меня еще точно не было.
– На чай не зайдешь? – интересуется Бо, пока я пячусь к дверям своей квартиры.
– Ой, прости. Давай не сегодня, – поднимаю на него виноватый взгляд. – Что-то так устала.
Еще бы мне не устать! За один день и от местного ловеласа скрывалась, и, посетив всего лишь женский туалет, столько интересного о себе узнала… А Богдан уже обиженно хмурится. Но я, показав язык, скрываюсь за дверью своей квартиры.
Стоило только шагнуть на порог, как мне в нос ударяет запах чего-то пригорелого. О нет! Дедушка опять решил кашеварить сам.
– Дед! – кричу на весь дом.
– Я здесь, Лесь! – доносится из кухни бодрый голос.
Прижав одной рукой горшок с цветком к себе, я быстро скидываю сумку на пол, стягиваю с себя кроссовки и прямиком направляюсь туда.
– Дед, ну зачем? Я бы сама все приготовила! – возмущаюсь, едва ступив на крошечную кухню.
– Ужинать будешь? – Дедушка словно и не слышит моих причитаний.
В старой домашней футболке и растянутых трениках он колдует с половником над кастрюлей на плите. А вот запах чего-то паленого аж жжет нос. Прохожусь беглым взглядом по пространству кухни. Да уж… Мне теперь мыть это все часа три, не меньше!
Я пытаюсь не злиться на дедушкину инициативность. Ведь, кроме него, у меня никого нет. Отец сбежал почти сразу после моего рождения и больше на горизонте не появлялся. Все, что мне от него досталось, – это птичья фамилия. После развода с моим отцом мама вместе со мной переехала к своим родителям. Так мы и жили в этой просторной, но очень скромной трехкомнатной сталинке: мама, я – мелкая непоседа, бабуля и дед.
Пока не случилось непоправимое. Моя мама, по образованию геолог, погибла из-за несчастного случая в одной из своих экспедиций. И с тех пор моим воспитанием занимались бабушка и дедушка. Но несколько лет назад не стало и моей любимой бабули. Теперь есть только я и дед.
– Дедуль, мы же с тобой договаривались. Готовлю только я, – с укором качаю головой, а потом, вздохнув, перевожу взгляд на его седовласую макушку.
– Чего ты там бормочешь, Лесь? – Он наконец-то оборачивается. Широко улыбнувшись, откладывает половник и вытирает ладони о цветастый передник. – Как день прошел?
– Ты тему не переводи, – прижав поплотнее к себе горшок, строго смотрю на дедушку. – Хозяйка на кухне я.
– Ой, ну все, хозяйка! Знаю, как вы с Зоськой хозяйничаете, когда меня дома нет, – отмахивается он. – Едите одну заварную лапшу и шоколад.
И из-под стола, как в подтверждение его слов, слышится уверенное «мяу».
– А ты куда-то собрался? – удивленно округляю глаза.
– Вчера пригласили на конференцию, – гордо объявляет дедушка. – Завтра лечу.
– Нет, – строго отчеканиваю я. – Ты не летишь ни на какую конференцию.
– Это еще почему?
– Тебе что врач сказал? Снизить нагрузку, меньше работать…
– Ишь, командирша! Леся, билеты уже на руках, и меня там ждут с докладом. Я еду. Меня пригласили выступить платно. Так что это не обсуждается.
– А может, хватит все тянуть одному? – Я позволяю себе немного повысить голос и опять завести беседу о том, что обычно провоцирует между мной и дедом скандал. – Я тоже могла бы немного подзаработать. Устроилась бы официанткой куда-нибудь на вечерние смены и…
– И думать об этом не смей! – Дедушкины глаза гневно смотрят на меня из-под седой линии бровей. – Твоя задача – только учеба!
– Но дед!
– Олеся! – Его кулак слегка постукивает по столешнице, давая понять, что разговор закончен.
Собственно, как и всегда, когда заходит речь о том, что все наши финансовые тяготы мы бы могли делить уже на двоих. Мы же семья. А полгода назад мне исполнилось восемнадцать. Теперь я могу без проблем устроиться на какую-нибудь подработку. Ведь мои пятерки в зачетке никак не покроют долги по квартплате.
Но я опять замолкаю. Правда, состроив весьма недовольное лицо. Дедушка все равно сделает, как хочется ему. Несколько секунд мы все еще буравим друг друга взглядом.
– Лучше иди мой руки, переодевайся и помогай накрывать на стол. – Дедушка смягчается первым. – А что это у тебя в руках? – Он заинтересованно щурится.
Я вздыхаю. Ясно. Нормального разговора о моей подработке опять не будет. Я бы могла сейчас поругаться с дедом, снова разозлиться, но уже даже от намека на скандал ощущаю какое-то бессилие. Поэтому цепляю на лицо улыбку и ставлю горшок с цветком на стол.
– Это граптоверия.
Дед внимательно осматривает зелено-серебристые крепкие листья и недовольно говорит:
– Красиво, но бессмысленно. Цветок рано или поздно засохнет. А вот если коллекционировать книги… Я недавно в книжном видел подарочное издание «Капитала» Карла Маркса…
И я вздыхаю еще раз, переставая внимать словам дедушки. Кто бы сомневался, что он скажет что-то подобное. Дед слишком прагматичен, чтобы разделять мою любовь к цветам. Точнее, к определенному их виду – суккулентам.
Раньше я и бабушка занимались этим вместе. Дедушка только ворчал, что все окна заставлены странными, словно инопланетными, растениями. А после того как бабушки не стало, он будто бы злится на маленькие горшочки. Выселил их все на подоконник моей спальни, куда я и несу подаренный Богданом цветок.
Поставив горшок к своим собратьям, еще раз осматриваю тугие листья с розовыми щетинками на концах.
– И как же тебя назвать? – задумчиво бормочу себе под нос.
Привычка давать имена цветам у меня тоже от бабушки. Она часто обращалась к ним то «Прошенька», то «Ванечка». Так у меня на подоконнике теперь имеются и рипсалис Петр, и сансевиерия Семен, и шлюмбергера Глаша, и еще с десяток имен. И какое же имя будет у граптоверии? Вопрос решается сам собой. На белом пластиковом горшке я замечаю надпись «iggor». Точно!
– Будешь Игорем, – довольно хмыкаю.
– Леся! Мой руки! Я жду тебя ужинать! – слышу дедушкин зов из глубины квартиры.
– Иду! – кричу ему в ответ.
Но, повернувшись к двери спальни, ловлю краем глаза свое отражение в зеркале, стоящем у шкафа. Задерживаю на себе взгляд. А в отражении вижу все то же, что и тогда в женском туалете: девочку в сером вязаном кардигане, под которым видны края рюш блузки и синие застиранные джинсы. На голове растрепавшийся хвост, а на лице ни румянца, ни блеска в глазах. В моих мыслях опять возникают слова: «Она стремная».
Едва приподнятое подарком Бо, мое настроение сразу же падает до нулевой отметки. Еще раз кисло зыркнув на свое отражение, я плетусь в ванную.
Глава 5
Макс
– Всем привет! – громко оповещаю о своем появлении на весь холл.
Но даже дверь у меня за спиной не успевает хлопнуть, как из-за угла слышу задорный звон колокольчика и радостное тявканье. А через секунду по паркету летит золотистый пушистый шар на коротеньких ножках.
– Тикси! – восклицаю я.
Шпиц уже скачет как попрыгунчик, а за ним следом и его хозяйка. Моя мама. Невольно отмечаю, что с последней нашей встречи она как будто опять помолодела. Лицо сияет, короткие волосы по-модному выкрашены в пепельный цвет и идеально уложены. И когда она все успевает? После того как я и моя старшая сестра покинули отчий дом, мама, чтобы не погрязнуть в депрессии из-за синдрома опустевшего гнезда, решила, что будет печь торты. И это решение оказалось весьма удачным. Теперь у нее свой блог, масса подписчиков и постоянные заказы. Если бы я умел готовить такие сладкие шедевры, то давно бы уже и в дверь не проходил. А мама, наоборот, лишь хорошеет.
– Максимилиан! Солнышко! – Она распахивает для объятия руки, ее яркий домашний халат-кимоно придает ей вид взмахивающей крыльями птицы. И через секунду я оказываюсь в маминых объятиях. – Ну наконец-то. А то совсем забыл, что у тебя родители есть.
– Ма, хватит называть меня Максимилианом. Можно же просто Макс, – бурчу я в пепельную макушку, обнимая маму в ответ.
– А ты прекращай стесняться своего имени. – Она поднимает голову и кидает на меня осуждающий взгляд. Но уже через секунду ее лицо озаряется счастливой улыбкой. – Руки мой и быстро на кухню. Ужин на столе, – и чмокает меня в щеку.
Беспрекословно выполняю наказ мамы. Тем более мой нос уже уловил теплые запахи специй, плывущие из кухни, а желудок громким урчанием напомнил, что еду он видел аж три часа назад. Под приветственное тявканье Тикси посещаю ванную и направляюсь на кухню, ощущая, как рот наполняется слюной.
Оказавшись в просторной столовой, смотрю на стол, заставленный едой, и на мгновение даже жалею, что съехал от родителей. Мог бы сейчас не заказной пиццей питаться, а котлетами, супчиками и тортом в придачу. Я сглатываю слюну и уже мечтаю, как проглочу во-о-он то золотистое и румяное, похожее на мясной пирог.
На мое плечо ложится что-то тяжелое.
– Макс, привет, – слышу над ухом голос отца.
Обернувшись, встречаюсь с ним взглядом. Папа улыбается, и в отличие от мамы на его лице стало больше морщин, в темных волосах прибавилось седины. Да и пивной живот под домашней футболкой стал как-то заметнее. И это я не был в родительском доме всего недели две. Ну ладно, три. Или я уже месяц здесь не был?
Отвечаю папе крепким рукопожатием, но внутри почему-то все напрягается. Нет, с отцом у меня хорошие отношения, если не считать его несгибаемую упертость по поводу моего высшего образования и увлечения рисованием. Не мужское это дело, и все тут. Ему все мечтается, что я когда-нибудь возглавлю его консалтинговый бизнес.
Любое наше общение рано или поздно касается этой темы. Сегодняшний ужин не стал исключением. Разговоры за столом о чем-то нейтральном – финальном ремонте дома, маминых безумных заказчиках и о тапке, погрызенной Тикси, – заканчиваются как раз под десерт. Как только мама ставит на стол порцию аппетитных капкейков, мой отец решает завести свою шарманку.
– Ну, Макс, – вздыхает он, расслабленно откидываясь на спинку стула, – мы с мамой все свои новости рассказали, теперь рассказывай, как дела у тебя.
Потянувшись за капкейком с фисташковым кремом, забираю его с блюда, а заодно, приметив еще и капкейк со странным ярко-розовым кремом и уже представив его вкус, отвечаю:
– Хорошо. Недавно масло в машине поменял.
– Масло – это хорошо. О машине надо заботиться, – тянет папа. – А что там с эконометрикой? Можно поподробнее.
Шмяк. Фисташковый крем, слетев с капкейка, падает прямо на скатерть светло-зеленым расквашенным пятном. Таким же становится и мое настроение. Откуда отец узнал об эконометрике?
– Я сейчас все уберу. – Мама сразу же подрывается за салфеткой и недовольно косится на отца. – Виталик, ну обязательно сейчас об этом говорить?
– Обязательно, Вер, – чеканит он.
А я, потеряв всяческий аппетит и положив «обезглавленный» капкейк себе на тарелку, осторожно интересуюсь:
– А что не так с эконометрикой? – Решаю сразу ни в чем не признаваться. А вдруг папа назвал эконометрику просто так, случайно?
– Это ты мне скажи, что с ней не так. Почему у тебя диплом на носу, а экзамен по эконометрике с зимней сессии до сих пор не сдан? – Папа серьезно смотрит на меня из-под густых, почти полностью седых бровей.
И его тяжелый взгляд буквально впечатывает меня в стул. А шестеренки в моей голове усиленно крутятся. Мне срочно нужна отмазка. Но, видимо, это слишком явно отражается на моем лице, потому что отец пресекает мой мыслительный процесс.
– Можешь не придумывать, что соврать. Я звонил в твой деканат, – хмыкает он.
Морщусь. Да как же так?! Все четыре года не звонил, а именно сейчас позвонил.
– Пап, это ерунда. – Мне остается только держать лицо и делать вид, что все это так… пшик, а не проблема. Даже глаза для пущей уверенности закатываю. – К защите диплома я все успею сдать.
– А чего раньше-то не сдал? Не так сильно хочется уже в… – Папа делает паузу, будто что-то вспоминает, и смотрит на маму. – Верочка, куда он там собрался? Напомни.
– В Калифорнийскую студию современного искусства, – со вздохом договаривает мама, уже убравшая крем со скатерти и снова севшая за стол.
Услышав знакомое название, которое давно бередило мою душу, я напрягаюсь.
– Вот. Ты же все еще хочешь попасть туда на обучение? – Папа переводит взгляд на меня.
– Конечно, хочу. Мы ведь договорились с тобой, пап.
– Мы договорились, что сначала ты получишь нормальную профессию, а потом хоть в дворники иди.
Внутри медленно закипает злость. Снова я слышу эту фразу про нормальную профессию и дворника. Отец повторяет и повторяет ее с того самого момента, как только я заикнулся, что хочу заниматься иллюстрациями, то есть со старшей школы.
– А художник-иллюстратор – это не профессия? – Как папа свою фразу, так и я в тысячный раз повторяю свою.
– Дизайнер интерьеров и ландшафтов – это профессия, архитектор – профессия, а вот рисовать какие-то там комиксы, иллюстрации в книжки – это не профессия, – сурово заявляет отец.
– Виталик… – мягко начинает мама.
Ее я не вижу, так как смотрю только на отца, но замечаю, что она кладет свою ладонь поверх его ладони.
– Да? – язвительно прищуриваюсь. – Что же ты Нину не запихнул учиться куда-нибудь в экономический? Или юридический? Она вон вообще одежду рисует.
– Твоя сестра – девушка, если ты забыл. А рисовать всякие платьица и кукол – для девочек это нормально. А мужчина должен заниматься чем-то серьезным. – Папа даже голос повышает и выпрямляется на стуле.
– Как и держать слово. Я сделал так, как ты хотел. Отучился, где ты хотел. – Я выпрямляюсь тоже. И мы оба буравим друг друга взглядом.
– Я все помню, Максим. И слово свое держу. Но ты, – папа освобождает свою ладонь из-под ладони мамы и демонстративно тыкает в меня указательным пальцем, – еще не отучился. Тебя вот-вот перед самым дипломом отчислят.
– Да принесу я тебе твой диплом на блюдечке с голубой каемочкой, как и обещал, – фыркаю я. – А ты готовься свою часть обещания выполнять.
– Да я всегда готов, сын. А тебе советую не говорить гоп, пока не перепрыгнешь.
– Ну хватит, мальчики! – громко прерывает нас мама. – Мы так давно не собирались. Виталик, – она строго обращается к моему отцу, – ты не прав.
– Вера! – восклицает он. – Я же хочу для него лучшего, а он хочет рисовать комиксы. Ну и еще на себе. – Папа указывает подбородком на мои татуировки, виднеющиеся из-под рукавов футболки.
Я закрываю лицо ладонями и не могу сдержать бессильный стон. Все. Понеслось. Старые песни о главном. Часть миллион первая. Рисование. Татуировки. Сейчас еще и про одежду что-то должен сказать. И я, как всегда, прав…
– Этому здоровому лбу уже двадцать один, а он ходит вон в чем. Балахоны какие-то с рисунками, кроссовки цветные. Мама тебя даже в детстве так не наряжала, – продолжает тираду отец.
– Виталик, хватит! – пытается встрять мама.
Мое терпение почти лопается. Чувствую, что лицо краснеет и я готов ляпнуть сейчас что-нибудь не то, и это окончательно испортит мои договоренности с отцом. Я лучше промолчу, но получу от него то, что он обещал. Полугодовое обучение под палящим солнцем Калифорнии.
– Ясно, – быстро поднимаюсь на ноги. Капкейки уже не вызывают во мне никакого аппетита. Бросаю взгляд на хмурую маму и пытаюсь улыбнуться. – Спасибо за ужин, мамуль. Я домой.
