Прерыватель. Чёрный песок

– Пообщаться? Полагаете, она захочет снова что-то сказать?

– Не исключаю. А у неё есть родители?

– Они погибли.

– Вот как… И давно она живёт в этом доме?

– С самого своего рождения. Впрочем, наверное, я делюсь сейчас лишней информацией.

– Не беспокойтесь. Я подписал документ о неразглашении.

– Мы пытались пристроить её в других местах. Но… Вдали от института она начинала чувствовать себя очень плохо. Настолько плохо, что врачи боялись за её жизнь. Мы не знаем, с чем это связано. Но связь очевидна, и с тех пор мы не рискуем удаляться от дома дальше, чем на сто метров.

– Невероятно, – покачал головой Громов. – А у неё есть имя?

– Аэлита.

Сердце Громова ёкнуло. Совсем недавно он вспоминал о «гнёздышке», о Даше и лодке возле пруда, названной как разэтим именем. Профессора будто окатило волной, принёсшей аромат пожухлых кленовых листьев.

– Давайте, – сдавленным голосом проговорил он, – зайдём внутрь.

– Разумеется. – Ольга Сергеевна встала и жестом попросила профессора выйти из кабинета.

С помощью электронной карты она открыла железную дверь и пропустила Громова вперёд.

– Я останусь в наблюдательной, – сказала она. – Когда закончите, дайте знать.

Лев Николаевич кивнул и переступил за порог.

К удивлению профессора, девочка уже ждала его в общей зале. Она сидела за столом и внимательно всматривалась в лицо гостя. От её пристального взгляда профессора пробрало. Он попробовал улыбнуться, но получилось это неубедительно, что не ускользнуло от внимания Аэлиты – она опустила глаза, а потом посмотрела в сторону зеркала, отделявшего это помещение от наблюдательной.

– Здравствуй, – тихо сказал профессор и сделал несколько шагов вперёд.

Девочка промолчала.

– Мне сказали, – продолжил Громов, – что ты назвала моё имя. Ты хотела меня видеть? Я Лев Николаевич Громов.

Девочка взяла карандаш и листок бумаги, заранее приготовленные на столе, и принялась что-то сосредоточенно писать.

Громов решил, что вербального диалога пока что не состоится, и следовало, наверное, дать девочке ещё какое-то время. Подойдя к стене, он стал рассматривать формулы. Все они были ему знакомы. Однако никакой связи между ними не наблюдалось – записи походили на большую шпаргалку, располагая уравнения в произвольном порядке. К тому же в большинство из них были внесены намеренные ошибки – в неуместных позициях девочка вписала символы, совершенно не относящиеся к квантовой механике. Скорее они походили на астрологические и именно этим выдавали свою намеренность. Увлечённый изучением формул, Лев Николаевич обошёл весь периметр, но так и не обнаружил в записях никакой системы. Было очевидно, что этими художествами Аэлита просто хотела привлечь к себе внимание – не более того. Но в чём же в таком случае состояла её конечная цель?

Громов посмотрел на девочку. Листок, на котором она писала, уже полностью был испещрён цифрами. Возможно, разгадка скрывалась в нём?

Аэлита указала на стул напротив себя.

Громов послушно на него сел.

Девочка протянула ему листок. Те же знакомые формулы. Уравнения. Только уже без лишних символов. Но и в этот раз Громов заметил странность – с определённой периодичностью между формулами были вписаны двенадцать цифр. Цифры были одни и те же. В этом уже чувствовалась система. Аэлита явно хотела этим что-то сказать. Но что? Как это понять? За десять минут это не расшифровать. С этими записями пришлось бы поработать не один час и в более привычной для себя обстановке.

– Чёрный лёд.

Громов аж подпрыгнул на стуле. Это сказала девочка. Неожиданно. Совершенно без связи с чем-либо. И от этого слова́её прозвучали как-то зловеще.

– Что? – переспросил Громов.

– Чёрный лёд, – медленно повторила Аэлита, потом положила свою ладошку на сжатый кулак Громова и добавила: – Даша вернётся. Время.

Прикосновение девочки обожгло. Профессор машинально отдёрнул руку. Имя его супруги прозвучало ещё неожиданней. Он в конец растерялся, не зная, что говорить и даже о чём думать. Волна страха окатила всё его существо. Страха первобытного, как если бы он стоял у входа в тёмную пещеру и собирался в неё войти.

Аэлита встала и стремительно скрылась в комнате, которую видел профессор на мониторе.

Громов дрожащими руками взял оставленный ею листок, ещё раз попытался в него всмотреться. Но цифры прыгали перед глазами, утрачивая последние смыслы.

Он поднялся со стула и посмотрел в зеркало. Первые несколько секунд он не узнавал себя – на него смотрело совершенно чужое лицо. Щёлкнул замок на железной двери. На пороге появилась Ольга Сергеевна.

– Лев Николаевич, – сказала она. – Пойдёмте.

Глава 3

Майор Сонин, к удивлению профессора, оказался весьма учтивым – распорядился, чтобы Громова довезли обратно до института, позволил взять с собой для изучения копию исписанного Аэлитой листка и даже не настоял на том, чтобы Лев Николаевич прямо тут же разъяснил ему слова́ девочки о загадочном чёрном льде. Громов и в самом деле пока что не имел чёткого представления о том, что бы это могло значить. Так, смутные всего лишь догадки… Но что больше всего удивило профессора, так это то, что Сонин ни словом не обмолвился о прозвучавшем имени Даши. Видимо, он знал, кто она была и кем остаётся для Льва Николаевича по сей день. Впрочем, пятидесятишестилетний мужчина не был настолько наивен, чтобы не понимать, что подобная лояльность со стороны майора могла быть самой обыкновенной ловушкой – за потерявшим бдительность человеком намного легче было бы вести наблюдение. А в том, что с этого момента за ним повсюду будет тянуться хвост, Громов не сомневался.

«Да и бог с ним, – подумал профессор, выходя из чёрного внедорожника и прощаясь с молчаливым водителем. – В конце концов, я не совершил никакого преступления. Почему я должен чего-то там опасаться? Ерунда».

Относительно чёрного льда были у Льва Николаевича кое-какие мысли. Козырять своими догадками перед майором он, конечно, не стал. Прежде следовало понять, чего именно хочет от него Аэлита. Кто она? Зачем её держат в этом доме? Почему, если верить словам Ольги Сергеевны, девочке становится плохо вдали от институтского городка? И… И каким образом Даша может вернуться? Время… Девочка сказала всего лишь одно слово – время. Тут не сложно было бы провести параллель между «временем» и её «возвращением». Повернуть время вспять. Оказаться в прошлом и изменить судьбу. Вернуться в тот дождливый день, когда Даша села за руль своего новенького автомобиля и поехала к своей сестре в Тулу, чтобы похвастаться перед ней этим приобретением. Она всегда дико боялась водить. Громов боролся с этим её комплексом четыре года. И вместе они справились. И с того момента супругу было не оторвать от баранки. Даже в соседний магазин, располагавшийся в пятистах метрах от дома, она ездила на машине. Ей казалось, что она обуздала монстра, приручила дракона – и теперь наслаждалась этим. Но в тот дождливый день, десятого октября, ей не суждено было вернуться назад – не справилась с управлением, и её «дракон» рухнул с моста в реку с высоты пятнадцати метров…

Даша – время – чёрный лёд. Именно такая цепочка и позволила Громову предположить почти невозможное. Но это невозможное единственно объясняло и слова девочки, и отчасти тот загадочный инцидент, который случился в лаборатории НИИ в две тысячи семнадцатом году.

В квантовой физике термином «чёрный лёд» называли суперионный лёд. Он образуется при очень высоком давлении и температуре. В таких условиях водородные ионы в структуре льда ведут себя как жидкость, а кислород формирует устойчивую кристаллическую решётку. По этой причине чёрный лёд приобретает металлические свойства, может проводить электричество и действительно выглядит чёрным из-за своих необычных оптических свойств. Но… Это очень большое «но». Подобный лёд мог бы существовать в недрах планет типа Урана или Нептуна при крайне экстремальных условиях.

Майор Сонин явно дал понять, что история появления девочки как-то связана с трагическими событиями в две тысячи семнадцатом, случившимися в той самой лаборатории. А что если слухи об инциденте вовсе не квантовая легенда? Что если учёные тогда действительно собирались телепортировать что-то, но события развернулись не по их сценарию? Это было единственным предположением, пусть даже и фантастическим, которое могло бы объяснить существование чёрного льда не где-то в недрах Урана, а здесь, на земле. Положим, телепортация осуществлялась посредством кротовой норы – червоточины в пространстве-времени, некоего топологического туннеля, связывающего удалённые точки пространства. Кротовая нора – вовсе не вымысел чудаков, а вполне допустимое явление, хотя бы с точки зрения чистой теории. Частицы в квантово запутанном состоянии имеют связанные свойства вне зависимости от расстояния. Чтобы стабилизировать кротовую нору, потребуется, по крайней мере, экзотическая материя с отрицательной энергией. И это не говоря о сложнейших расчётах и о соответствующей аппаратуре. Впрочем… Те штуки, которые вытащили из злополучной лаборатории, вполне могли быть пригодны для подобного эксперимента. Допустим, учёные совершили ошибку. Что в таком случае могло бы произойти? Могла случиться дезинтеграция материи, попавшей в зону воздействия энергии кротовой норы. Возможно, кем-то даже управляемая с «другой» стороны.

«Боже! – удивлялся Громов. – Куда меня понесло?»

Но он уже не мог остановить поток разогнавшихся мыслей. Они текли сами собою, не подчиняясь его воле. Предположим, думал он, дезинтегрировалась только живая материя. Ведь аппаратура осталась целой. А учёных, ни живых, ни мёртвых, никто, опять же по слухам, больше не видел. До какого состояния могли бы дезинтегрироваться те люди? Случившееся в момент ошибки могло бы вызвать фазовый переход учёных в новые квантово-механические состояния: атомы углерода могли переформироваться в графеновую структуру (чёрный песок), а молекулы воды – в чёрный суперионный лёд. Всё это выглядело почти бредом. Но Аэлитой было произнесено это слово – чёрный лёд. А так же слово «время» и, главное, «Даша вернётся». И чтобы вернуть её, Громов был способен поверить в любой бред. Он словно вернулся в свои студенческие годы, только роль профессора, вещающего с кафедры о феноменальных вещах, стали обстоятельства, в которых он сейчас оказался.

Профессор уже минут десять сидел в своём автомобиле возле здания института, с силой вцепившись в руль и немигающими глазами уставившись в лобовое стекло. Из оцепенения его вывел стук в правую дверцу. Громов вздрогнул и повернулся на звук. За стеклом, усыпанным мелкими каплями дождя, он увидел встревоженное лицо Вероники, той студентки, которая упомянула на его лекции Бога.

Профессор опустил стекло.

– Лев Николаевич, – сказала девушка, – мне нужно с вами поговорить.

– Прямо сейчас?

– Да.

– А это не может подождать?

– Может. Но… Но боюсь, что я могу передумать. Это очень важно, Лев Николаевич.

Сердце Громова предательски встрепенулось. Возможно, Вероника совсем не то имела в виду, о чём подумал профессор. Но он подумал – и испугался. Он всегда понимал, что эта девушка к нему неравнодушна. За два года он успел привыкнуть к этому пониманию. Отчасти такое ненастойчивое внимание студентки ему даже нравилось. Вероника была необычной. Не как все. Ветреные забавы, свойственные её сверстникам, ничуть не увлекали её. Мыслями и мечтами она витала где-то высоко над всей этой рутиной. В ней была даже какая-то тайна, лёгкая дымка, притягивающая и пугающая одновременно. Громов всегда отгонял от своего сердца этот морок. Да, Вероника ему тоже нравилась. Но об этом он запрещал себе думать. Во-первых, ему было пятьдесят шесть, во-вторых, она была его студенткой, и в-третьих… Главное крылось в третьем пункте – его мысли и чувства не отпускала Даша. Он целиком принадлежал ей, даже спустя шесть лет после её ухода. Он принадлежал ей до конца своих дней. А много ли ему этих дней осталось? Ну, допустим лет четырнадцать. Да даже если и двадцать четыре. Время теперь летело быстро. Задумаешься – и вот тебе уже шестьдесят… Может быть, он был и не прав, не позволяя себе жить настоящим. Может быть, ему и сто́ило простить себя за то, что не отговорил Дашу не ехать тогда к сестре, и подумать о собственном будущем. Он вовсе не выглядел на свои годы. Был высок, по-спортивному подтянут, красив лицом и умён. Истинный суперэйджер, как говорили многие из его знакомых коллег. Не удивительно, что Вероника прониклась к нему такой симпатией. Но и в этот раз, услышав от девушки о серьёзном разговоре и о том, что она может передумать, Громов струхнул и предпочёл спрятаться обратно под свой панцирь.

– Извини, – сказал он, – сейчас никак не могу. Давай завтра.

Девушка ничего не ответила. Легонько стукнула тонкими пальчиками по стеклу, нахмурилась и отошла от автомобиля.

Громов завёл мотор, нажал на газ и наконец-то поехал, сам пока не зная куда. В боковое зеркало он видел, как Вероника, укрывшись под красным зонтиком, провожает его взглядом. Сердце заныло. По телу прокатилась волна тепла. На секунду Громову вдруг показалось, что он едет домой, где его, как и раньше, ждёт Даша, по комнате разносятся ароматы приготовленного для него ужина, из гостиной доносится весёлая музыка телевизионной рекламы.

Он мотнул головой, стряхивая с себя наваждение. Никто не ждёт его в этот вечер дома: ни Даша, ни ужин, ни телевизор. Надо как-то сосредоточиться на шифре, написанном Аэлитой. Расслабляться сейчас не время.

Лев Николаевич, выехав на трассу, невольно повернул не в сторону своего дома, а в сторону «гнёздышка». И понял это слишком поздно, чтобы развернуться обратно. Так даже и лучше, подумал он. В «гнёздышке» ему будет спокойней.

Глава 4

К четырём вечера дождь перестал моросить. Небо прояснилось. Клонившееся к западу солнце подчеркнуло багряно-жёлтые тона, в которые укуталось «гнёздышко» и все его памятные окрестности, исхоженные когда-то вдоль и поперёк.

Громов бросил машину на берегу пруда и решил пройтись стороной, прежде чем зайти в дом.

Всю округу окутала тишина. Изредка её прерывали то далёкий грай во́рона, то стук дятла, то шелест листьев, поднятых над землёй внезапным порывом ветра. Природа готовилась к зиме, впадала в дрёму, прощалась с солнцем до следующей весны.

По этой тропинке, огибавшей пруд и уходящей в тополиную аллею, Громов часто бродил с Дашей. Здесь он училеё кататься на велосипеде (она до тридцати лет этого не умела), здесь они вспоминали свою юность и пытались спланировать счастливое будущее. С детьми у них не сложилось и потому все силы их были направлены на творческое общение и работу. Даша была дизайнером интерьеров. Очень хорошим дизайнером. Заказы сыпались как из рога изобилия, так что иногда приходилось работать без выходных. Вся обстановка и внутри их городской квартиры, и внутри «гнёздышка» быларезультатом её фантазии и расчётов. Лев Николаевич с тех пор не сдвинул с места ни одной вещи.

Спонтанное решение приехать сюда оставило его на этот вечер голодным. Дойдя наконец до дома, Громов пошарил по полкам, но из съедобного так ничего и не нашёл. Тяжело вздохнув, разжёг камин, налил стакан воды, сел за кухонный стол и решил заняться изучением скана с формулами, написанными Аэлитой.

Смысла в самих формулах он так и не обнаружил – тут просто беспорядочно чередовались волновая функция, уравнение Шрёдингера, оператор кинетической энергии, матрица плотности и ещё целая куча всего, вплоть до теории струн и соотношения неопределённостей. Восклицательный знак и обратная косая черта служили разделителями между какими-то значимыми частями. Система продолжала просматриваться только в повторяющихся числах. Азбука Морзе? Если формулы принять, к примеру, за точки, а числа за тире, то это могла быть именно она.

Громов включил мобильник. В ясную погоду сигнал в этой местности был хорошим. Не помня алфавита азбуки Морзе, Лев Николаевич решил воспользоваться для расшифровки нейросетью. Сфотографировал скан и попросил ИИ проанализировать формулы на предмет скрытого в них послания.

554046372230!Ψ(x,t)!ħ∇²/2mψ(x,t)!iℏ∂ψ/∂t=Ĥψ\Ψ(x,t)!554046372230!ħ/√(2π)! ∫ψ²dx=1\Ψ(x,t)!554046372230\554046372230![x̂,p̂]=iℏ!554046372230!(iγᵘ∂ᵤ-mc/ℏ)ψ=0\554046372230!H|ψ⟩=E|ψ⟩!554046372230\S=−1/4πα′∫d²σ√ggᵃᵇGₘₙ∂ₐXᵐ∂ᵇXⁿ!⟨ψ|A|ψ⟩\554046372230!e^(-iHt/ℏ)!554046372230!ρ=|ψ⟩⟨ψ\ΔxΔp≥ℏ/2

Его предположение подтвердилось – в послании азбукой Морзе было зашифровано английское «black ice» (чёрный лёд).

– · ·\· · – · ·\· –\– · – ·\– · –\· ·\– · – ·\·

Опять этот чёрный лёд! И что? Что с этим льдом не так? Где его отыскать? Отправиться с миссией на Нептун?! Относительно самостоятельного значения двенадцати цифр нейросеть не выдала никакой вразумительной версии. Но ведь должны же они что-то значить! Громов и так и этак пробовал сопоставить их с формулами, но сопоставляться они не хотели.

Меж тем сумерки за окном сгустились. В чёрном безлунном небе мерцали яркие звёзды, будто и они отбивали морзянку, пытаясь донести до глупого Льва Николаевича какую-то очевидную для них мысль. Профессор действительно почувствовал себя глупым. В последний год, когда жива была Даша, она сильно возмущалась, видя с какой скоростью начинает проникать во все творческие сферы искусственный интеллект. Проник он и в её королевство. Заказов с каждым месяцем становилось всё меньше. Не так чтобы Даша сидела без дела, но всё-таки ощутимо. Нейросети генерировали неплохие интерьеры – оставалось только подогнать их под параметры определённого помещения. Самого Громова ИИ тоже беспокоил. Он понимал все риски, которые тот несёт. Но в то же время были у нейросетей и явные достоинства, которые сложно было бы отрицать, если посмотреть на эту проблему здраво. Квантовая физика – это область, состоящая на девяноста процентов из белых пятен. Познание квантовых истин, больше походивших на чудеса, требовало предельного напряжение человеческого ума. И здесь без искусственного интеллекта обойтись было бы уже невозможно. В гонке за первенство в передовых технологиях были приемлемы любые инструменты, даже если они неслипотенциальные риски. Так устроено человеческое общество, и всё, что бы оно ни изобрело, есть лишь его собственное отражение в зеркале, нравится это кому-то или нет.

Приглушив свет настольной лампы, Громов смотрел в чёрное небо, когда заметил белую вспышку, скользнувшую по стволам берёз за прудом. По всей видимости где-то недалеко ехал автомобиль. Вспышка больше не повторилась. Однако Громова уже не отпускала тревога. Никаких гостей он не ждал. Мало кому из знакомых было известно об этом месте. Единственный, кто мог бы оказаться здесь посреди ночи, это майор Сонин или кто-то из его подопечных. Но ведь не убьют же его, в конце концов. От профессора ждут ответов. Да и сам бы он хотел их для себя получить.

Льву Николаевичу захотелось вдруг выпить. Ночь в любом случае предстояла бессонной. Логически вычислить значение двенадцати цифр не было пока никаких шансов. Здесь нужно подключить интуицию, разбудить в себе шестое чувство. Странное, конечно, занятие для специалиста по квантовой физике, но другого выхода нет.

На всякий случай Громов ещё раз проверил шкафы и полки, но снова ничего из желаемого не обнаружил. Вот тут-то его и осенило! Он даже хлопнул себя по лбу ладонью. Конечно же! Та бутылка белого вина из Фраскати, которую когда-то они с Дашей купили, путешествуя по пригородам вечного Рима. Они припрятали её в «гнёздышке», в лесу, чтобы откупорить на двадцатипятилетие своей супружеской жизни… До серебряной свадьбы Даша не дожила пять лет. А Громов об этом тайнике совершенно забыл, погружённый в печаль и в преподавательскую работу.

Координаты тайника они с Дашей написали на стикере, который приклеили к обратной стороне спинки кровати. Это Лев Николаевич помнил точно. Ночуя в «гнёздышке», он не раз вспоминал об этом, но желание найти вино если и возникало, то всегда натыкалось на какую-то внутреннюю стену, которую Громов даже не пытался ломать. Где-то глубоко в его сердце таилась детская надежда на чудо – пока вино спрятано, всё ещё можно вернуть назад. Это он теперь смог бы сформулировать свою былую нерешительность как надежду. Потому что сегодня она обрела призрачную возможность осуществиться. Может быть, эта странная девочка и ходит по воде… А может… Может, она – просто чрезмерно одарённый ребёнок, в уме которого стёрлись границы между гениальностью и безумием.

Громов с трудом отодвинул от стены тяжёлую кровать. Включил фонарик на мобильнике и заглянул в образовавшееся пространство. Под слоем пыли увидел квадратный листок бумаги, чуть выцветший, но всё ещё с чёткими линиями цифр, выведенными рукой Даши обычным карандашом. Профессор осторожно отклеил стикер.

Так… 55°11'31"N 37°19'59"E. Вот и всё. Пришло время расставить всё по местам: прошлое оставить в прошлом, настоящее – в настоящем. Обещанное Аэлитой чудо уже не было воскрешением призраков из ушедших времён. Это было совсем другое, и это Громов осознавал ясно.

Однако, вглядываясь в цифры координат, он заметил одну деталь: широта и долгота состояли каждая из шести цифр, то есть вместе, если их написать в строчку и убрать градусы, минуты и секунды, они составляли число из двенадцати цифр. Ну конечно! Постоянно повторяющееся число могло быть координатами! Разумеется. Ну зачем так настойчиво – и в устной, и в письменной форме – твердить о чёрном льде и при этом не указать место, где его отыскать?!

Громов уже забыл о бутылке. Снова включил мобильник, вывел на экран карты и ввёл число из зашифрованной записки в виде координат: 55°40'46"N 37°22'30"E.

– Да! – воскликнул он, по-мальчишески вскинув вверх руки.

Местоположение гипотетического чёрного льда лишний раз убедило Громова в том, что цифры – это действительно координаты, потому что указывали они на лабораторию, вокруг которой всё теперь и вертелось.