Формула

Почему-то мне верится, что Густав умер с чувством удовлетворения…

Мне известно кое-что из написанного о последних днях рейха. Я имею представление о том, как это могло происходить в действительности. Так что, могу восстановить картину достаточно точно. Не более чем для себя, разумеется.

В общем, они нашли всех, кого им хотелось найти. Некоторые были аутентичны. Рейфюрер и рейхсминистр, например. Рейхсмаршал ушёл другим путём…

В это время мы осваивались.

Крепость – Шангри-Ла.

Внешняя температура – минус 49 градусов по Цельсию.

Внутренняя температура – плюс 21 градус.

Гарнизон – триста двадцать восемь человек, в том числе двести пятьдесят пять мужчин, семьдесят три женщины и ни одного ребёнка. Первоначальные планы включали их появление, но дальнейшее развитие событий внесло коррективы.

Я не думаю, что этот дневник (или назовём его отчёт?) когда-либо будет прочтён.

Всё дело в том, что у меня становится всё больше свободного времени – а его надо как-то занять.

– Не кажется ли вам, тренер, что эти мои погружения становятся …

– … чересчур глубокими?

Тамсанарп покачал головой. Со своим обычным выражением – полное внимание и никакой аффектации. И то сказать – какие эмоции могут быть у сгустка энергии? Или всё-таки могут? Пару раз он таки показался мне слегка взволнованным. Возможно, сделал это специально – для пущей доходчивости. Так сказать, аффектировал. Чуть не забыл – я же теперь занимаюсь ещё и политикой.

– …И очень успешно, если позволите.

– Терпеть не могу, когда вы копаетесь в моих мозгах, Учитель. Особенно, зная, что вам это ничего не стоит.

Гномон изобразил на лице виноватое выражение.

– Издержки профессии, не побоюсь этого слова…. И потом – вреда в этом для вас нет. Напротив – сплошная польза. Кстати, насчёт вашего вопроса… Хотелось бы понять – что именно вас беспокоит?

… больной. Ни черта меня не беспокоит. Кроме перспективы однажды вернуться в свою реальность и обнаружить себя всё тем же наполеоновским лекарем, легатом шестого легиона, или того почище – штандартенфюрером на Южном полюсе. При первых экспериментах я как-то в большей степени оставался собой.

– Ваша степень идентификации с другой личностью повышается…

Тамсанарп пожал плечами.

– И в чём проблема? Насколько я понимаю, многие здесь об этом прямо-таки мечтают. В первую очередь, люди творческих профессий…

Иногда я на него злюсь – хотя и понимаю, насколько это бесперспективно.

– Я – человек нетворческой профессии. Если у меня вообще есть хоть какая-нибудь профессия. Честно говоря, не уверен. Во всяком случае, я не хочу погнать во цвете лет и со всеми этими замечательными способностями.

Вы понимаете, что я имею в виду.

– Разумеется. Вы хотите спросить – всегда ли возможен возврат в текущую реальность. Ответ – да. По-видимому, да. Прошу извинить за оговорку. Просто другие случаи мне неизвестны.

– Насколько я помню, всё когда-то случается в первый раз…

– Но почему это обязательно должен быть ваш случай? Поверьте, я занимаюсь этим достаточно давно…. И совсем не верю в то, что события могут происходить только потому, что раньше ничего подобного не происходило. Для всего существуют причины, предпосылки – называйте, как вам больше нравится. Разумеется, они не всегда понятны. Я сказал бы даже – они всегда непонятны. Но не мне. И в вашем случае я не вижу, не побоюсь этого слова, ничего. Следовательно, его и нет. Мои оговорки не имеют значения. Ещё одна издержка профессии, если это можно так назвать.

– Раньше мне удавалось смотреть на это как бы со стороны. Я сохранял представление о себе настоящем. Приспосабливался к новым для себя реалиям. В общем, чувствовал себя актёром, нетвёрдо заучившим роль…. Теперь всё иначе. Я прихожу в чужой мир – а он оказывается для меня своим. Мне не нужно адаптироваться. Я помню о событиях, в которых не принимал участия. Знаю людей, которых никогда не видел. Вы уверены, что это нормально?

– Не вполне типично – да, пожалуй. Но опасности нет никакой. В том смысле, что вы по-прежнему сможете возвращаться. Если захотите, разумеется.

Вот как? Оказывается, допускаются варианты?

– Разумеется, речь не идёт о полном перемещении…. Это не смогло бы стать адекватной заменой, если вы понимаете, о чём я говорю.

– Вы говорите о том, что реальность может надоесть настолько…

– …что вы предпочтёте ей иллюзию – одну, другую, третью… Бесконечное количество разнообразных иллюзий.

– И превращусь в Агасфера?

– Своего рода. С гораздо большими возможностями, если вам угодно. И полным правом вернуться восвояси по первому желанию.

Я тщательно затушил сигарету. Прикурил новую. Размешал в чашке новую порцию «Нескафе Голд» и включил чайник. Выключил, как только он зашумел, чтобы не кипятить воду повторно. Возможно, про то, что она имеет память, врут. Но отчего не принять меры, тем более что это практически не требует усилий? Вам бы лично понравилось принудительное нагревание до 100 градусов? А повторное? А неоднократное? …Поневоле затаишь какую-нибудь недобрую мысль.

Тамсанарп следил за мной, никак не задействуя свою богатую мимику. Времена, когда я пытался его угостить, давно прошли. Пожалуй, я научился не воспринимать его, как человека. Этакая трёхмерная проекция… чёрт его знает чего.

– Третья чашка, четвёртая сигарета. За те полчаса, что я здесь. Не то чтобы это могло так уж повредить вашему здоровью…

– … И тем не менее?

Гномон пожал плечами.

– Мне кажется, или вы действительно практически перестали употреблять алкоголь?

С чего бы это? Впрочем, в последний раз…

Вчера. Рюмку-другую рассосал за компанию с патроном при вечернем подведении итогов.

Рюмка-другая не в счёт. Если речь идёт о субъекте, который на протяжении ряда лет впадает в беспокойство при отсутствии запасной пары-тройки литров.

Когда же за последнюю неделю мне удалось по-настоящему надраться? Или надо вспоминать весь месяц?

Ни хрена не вспоминается. Гниль завелась в Датском королевстве. Сенсей совершенно прав. Я незаметно становлюсь трезвенником. Как следствие, возрастает потребление кофеина…

… и непреодолимое желание оказаться отсюда подальше.

Мои внечеловеческие способности не могут ответить на вопрос, почему это происходит. Собственно говоря, они даже никак не помогли мне заметить происходящее вовремя. Или здоровый образ жизни не считается такой уж большой опасностью?

Кстати, о здоровом образе жизни…. Насчёт секса у нас, похоже, тоже проблемы. Не формальные. Не те, в отношении которых можно принимать меры. Назовём их, что ли, эмоциональными.

Одним словом, наиболее важные для меня вещи (не будём спорить об их универсальной ценности) как-то незаметно отошли на второе, а то и какое-то ещё место. При этом совершенно неясно, что вышло на первое.

Я понял, что размешиваю свой кофе слишком уж старательно. Ничего не говорите о сублимации и тому подобном дерьме.

– Если можно, хотел бы задать практический вопрос.

Тамсанарп благосклонно кивнул. Сути он знать не мог – поскольку не знал её и я, а вопрос только формировался в лабиринте извилин.

– Чунь Ю… Кто она?

Офис господина Бельского не выглядел крепостью, хотя, на самом деле, несомненно, ей являлся.

Выглядел он роскошно – если брать за образец то понимание роскоши, которое пронырливые архитекторы впаривают нашим нуворишам. Собственно говоря, причём тут архитекторы – может, всё происходит ровно наоборот?

Лично меня особенно умиляют маскирующие фасад блоки сплитов. Здесь их было никак не меньше, чем в фонде занятости. То есть, очень много и, во всяком случае, больше, чем необходимо. Всем своим видом они говорили – внутри-то у нас ещё покруче будет. Да-да, а также имеется абсолютно крутейшая зона – но туда, мил человек, тебя, скорее всего, не пустят.

– Странное дело…. Давненько мне не приходилось быть просителем. Отвык-с.

Самсонов хлопнул дверью, в чём не было особой необходимости. Из машины он всегда выходил без поддержки, – хотя и сидел сзади, не в пример «красным директорам».

– Что ж, начнём с божьей помощью. Или не с божьей, – он покосился на меня. – Разумеется, нет. …Кстати, вы-то в себе уверены?

Что я мог ответить? Общение с гномоном девятого разряда в ком хочешь выработает уклончивость в оценках и неопределённость в прогнозах.

Конечно же, я был уверен. Но заявлять об этом вслух не хотел – да, собственно, как-то уже и не мог.

– В конце концов, это ваш хороший знакомый. Дальше придётся сложней.

Самсонов хмыкнул, и мы проследовали.

Сразу же стало очевидно, что нас здесь не только знают, но и ждут. Охранники едва не взяли «на караул», затем один из них сделал попытку сопровождать, но был остановлен дружелюбным жестом начальственной длани. Самсонов шагал по знакомым коридорам энергично, но без излишней резвости, с едва заметной улыбкой на лице; кому-то кивал, с кем-то обменивался рукопожатиями.

Мы отрабатывали этот проход примерно неделю. Надо сказать, получилось у него практически сразу – но я настоял на необходимости длительных тренировок. Мне казалось, люди должны были увидеть немного нового Самсонова.

Михаил Львович Бельский встретил нас на пороге своей обширной приёмной и оказался щуплым лысоватым субъектом слегка за пятьдесят. Его костюм, рубашка и галстук выглядели так, будто не более часа назад их сняли с манекена. Запах неизвестного мне одеколона не создавал обонятельной завесы, но ощущался достаточно явственно; так что можно было предположить, что хозяин офиса держит его в ящике стола. В левой руке он сжимал носовой платок, что, видимо, объясняло красноту глаз и некоторую припухлость физиономии.

– Чёртова простуда, – платок исчез в кармане. – Поэтому без объятий, господа. Не ровён час… Зина, намешай мне ещё этой гадости!

Изнутри офис короля минералки выглядел обжитым и даже уютным. Возможно, из-за целой галереи каких-то дипломов и фотографий в рамках. Этапы большого пути, насколько можно понять, не приближаясь. В общем, адепту Карнеги было бы за что зацепиться.

– Эдуард Сергеевич, мой помощник, – Самсонов подметил некоторое сомнение в боковом взгляде хозяина. – Непосредственно занимается проектом. Можно сказать, курирует.

– Ну да, конечно, – Бельский затряс головой. – Весьма рад, весьма рад…

Мы расселись вокруг низкого столика в углу офиса. Бельский дождался слегка парящего стакана с «гадостью», отхлебнул мутную жидкость, скривился, привёл лицо в нормальное состояние и уставился на патрона. Покрасневший нос и глаза придавали ему несколько возбужденный вид.

– Не совсем понимаю, почему здесь… Можно было куда-нибудь выехать.

Самсонов заулыбался.

– Собственно говоря, прятаться нам не от кого. Не тот случай. Тем более, что суть я тебе уже изложил по телефону. Так что…

Бельский снова вытащил платок, но использовать его не стал.

– Никак не возьму в толк…. На черта тебе это надо, Рома?

Я сосредоточился.

– Если ты не против, излагать будет Эдуард Сергеевич. У него это как-то лучше получается.

Я взглянул на патрона вопросительно.

– Да, по продвинутому варианту, без купюр.

Хватило пяти минут. За время, прошедшее после первого чернового изложения, концепция в моей голове значительно усовершенствовалась. Появилась некая перспектива, даже глубина. В общем, до превращения в догму оставались считанные шаги. Сделав их, её можно было бы выпускать в широкое обращение. Разумеется, с теми купюрами, которых я сейчас не делал.

Бельский слушал внимательно, не вставляя ни слова. Взял паузу.

– Вроде бы, звучит симпатично, – но как-то всё это… наивно. Все же знают, для чего делаются фонды. И просто не смогут поверить в твой альтруизм – на подсознательном уровне. Положим, меня ты уговоришь – да что там, считай, уже уговорил. Мне всегда нравились твои идеи. Найдутся ещё люди – кто-то знает меня, кто-то тебя…. Но мы же провинция, Рома! Чтобы эта штука сработала, таких дураков, как я, понадобятся тысячи! Совершенно незнакомых людей. По всей стране. И чем ты их собираешься заманить? Проповедью о том, что пора делиться?

Бельский замолчал и чихнул – беззвучно, как-то внутрь себя. Приложил к носу платок. Надо сказать, с платком у него получалось ловко – тот появлялся и исчезал, будто сам собой.

– Во-первых, Михаил Львович, откровенничать, как с тобой, я мало с кем собираюсь. Может, и вообще ни с кем. Во-вторых, если всё пойдёт правильно, с протянутой рукой придётся ходить только первое время. Потому что, в-третьих, что-то мне говорит: господа толстосумы созрели делиться. Не из этических соображений, в большинстве своём. Но сути дела это не меняет. И, наконец, в-четвёртых: я – всего лишь провинциальный чиновник. Ты – магнат, но тоже провинциальный. Нам с тобой это не надоело? Или не надоест в ближайшие полтора-два десятка лет?

Не назвал бы логические построения своего начальника безупречными, но Бельский выслушал его ещё внимательней. Особенно «в-четвёртых», которое, на мой взгляд, совсем уж выбивалось из ряда. Покрутил головой, откинулся в кресле. Вздохнул.

– В сущности…. Что я на этом теряю? Сколько-нибудь денег? Меньше на шлюх с водкой потратим, здоровее будем. Я должен получить согласие московских акционеров, но сам понимаешь – это проформа. Через пару дней встретимся насчёт деталей – назначай место и время.

… Садясь в машину, Самсонов посмотрел на часы.

– Пятьдесят шесть минут, Эдуард Сергеевич. Чистого, так сказать, времени. И чёрт знает сколько неохваченного идеей народа. Нам явно нужно ускоряться.

Новая Швабия была абсолютно неприступной крепостью. Главным образом, потому, что её местонахождение, как предполагалось, никому не известно.

Однако, уже через пару лет начался приступ.

Фрагментом нашей операции отвлечения была посылка сюда в последние дни войны нескольких подводных лодок. В их инструкции входила доставка ящиков с неопределённым содержимым и поспешная капитуляция в нейтральных портах.

Естественно, командоры попали в руки победителей.

Не знаю, какие методы были использованы. Возможно, наши офицеры действительно наплели чего-нибудь лишнего. Возможно, у янки не оказалось достаточно хороших переводчиков.

Так или иначе, но целая эскадра из полутора десятков кораблей, включая, как минимум, один авианосец со всеми своими грозными причиндалами, отправилась в антарктический круиз.

Остаётся радоваться их оперативности – в тот момент мы располагали десятью субмаринами нового поколения. Равных им в мире тогда не было – и появятся они ещё не скоро. В основном, этот маленький флот осуществлял снабжение базы и её связь с остальным миром. Но, при нужде, мог стать непобедимым оружием.

Наконец, пять из восьми тарелок Белонце к этому времени были собраны и опробованы. К сожалению, трём оставшимся уже не удалось подняться в воздух – со временем наши инженеры были вынуждены попросту пустить их на запчасти.

В общем, к началу 1947-го, мы были готовы к драке. Гораздо лучше, чем за полгода до этого, или, скажем, десяток лет спустя. Время источило нашу крепость, как египетские пирамиды – только гораздо быстрей. Но об этом враги уже не узнали. Или не захотели узнать? Может быть, в последующие годы им было спокойнее думать, что мы умерли естественной смертью, – или вообще никогда не существовали. У них хватало своих забот.

Думаю, именно это стало причиной какой-то многолетней нерешительности антарктических исследователей. Робость, с которой они продвигались вглубь континента, невозможно списать только на суровость климата. К тому же, определённые районы попросту обходились. Этим людям явно дали соответствующие инструкции. Возможно, даже какую-то информацию. И они очень опасались найти что-нибудь лишнее.

Например, нас.

Адмирал Берг, командующий той первой экспедицией, был честным воякой – он составил подробный рапорт. Само собой, мы его не читали, однако, ясно, сколько место в нём могло быть уделено атаке дисков Белонце, мгновенно потопивших один из его кораблей. (Вообще-то, для настоящей обороны сил у нас даже тогда было маловато; весь расчёт строился на том, что хватит одной впечатляющей демонстрации. К счастью, именно так и произошло. Противник поспешно ретировался. Нас навсегда оставили в покое).

По правде говоря, это было не совсем то, чего мы добивались. В то время мало кто мог предположить, что ледяное убежище останется нашим на десятилетия и, в конечном счёте, станет общей могилой.

Сенсационный поход Берга был засекречен так умело, что слухи о нём затерялись среди историй Лох-Несского чудовища и Биг Фута – и стали выглядеть ничуть не более правдоподобными.

Товарищи по партии, с которыми наши ветшающие субмарины ещё могли поддерживать связь, отнюдь не рвались в бой. Игра в прятки стала для большинства из них смыслом жизни. При этом многие начали прятаться и от нас тоже.

Наша идея, наша символика – они не только утратили весь свой блеск, но и вызывали всеобщее отторжение.

У фюрера ушли годы на то, чтобы осознать, что в глазах всего мира он действительно умер. При этом, заявить обратное было невозможно. С одной стороны, нас бы растерзала толпа. С другой, тихо прикончило бы любое правительство – и сделало вид, что ничего не было, чтобы не переписывать историю.

Таким образом, нам оставалось доживать свой век в обществе пингвинов.

И работать над планом «Последний удар».

– Вы же понимаете, я не имею права разглашать…

Я остановил гномона. С некоторых пор у меня это стало получаться.

– Это исключительный случай. Вы уже проговорились, тренер. Дали понять, что вы знакомы. Назвали её принцессой. Если у вас существует какой-нибудь свой Принцип, то он серьёзно нарушен.

Тамсанарп выглядел смущенным. Возможно, только выглядел. Вполне могу допустить, что меня попросту дурачили, и никакой подписки о неразглашении не существовало. Тем не менее, оставалось тупо давить на гномона. Влезть в мозги другого Посвященного невозможно. Спросить саму принцессу… Она не показалась мне человеком, который станет откровенно отвечать на вопросы.

– Ну, хорошо. Если это так для вас важно.

Тамсанарп сделал длинную паузу.

Я курил. Торопиться уже было некуда.

– Как вам известно, некоторые люди склонны к постоянным перемещениям в пространстве. Попросту говоря, путешествиям, как они это называют. Склонность довольно обременительная – если учесть, с какими затратами, трудами и даже опасностями это связано. Однако представьте на их месте себя…

– …Вообще-то, мне и до сих пор хватает телевизора.

– Я понимаю. Вам больше по душе короткие погружения в относительно знакомые времена и ситуации. Однако, такое под силу немногим. И для них существует другая возможность. Назовём её линейным путешествием – причём без малейших ограничений, как в пространстве, так и во времени. Вы нисколько не выпадаете из реальности. Так сказать всегда остаётесь современником происходящего. Вы начинаете сегодня здесь – через сто лет вы где-то там, через тысячу – ещё дальше, или, наоборот, возвращаетесь на прежнее место. …Поверьте, от такой перспективы у многих, не побоюсь этого слова, захватило бы дух.

Я намешал себе ещё чашку. Вообще говоря, сомневаюсь. Нам известен один персонаж с подобной судьбой. Как будто, особенно счастлив он не был. К тому же, в последнее время о нём ничего не слышно.

– Вы хотите сказать, что принцессе Чунь …тысяча лет?

Тамсанарп потупился.

– Собственно говоря, значительно больше. В Посвящении её привлекла возможность прожить множество жизней. Не слава, не богатство… Возможно, потому, что и то и другое она имела от рождения.

– Наверно, ей частенько приходилось менять внешность. Или даже пол?

– Пол – никогда. Внешность – изредка, по обстоятельствам. Вообще-то, вы могли заметить, что своей внешностью она вполне довольна. Но что есть, то есть – для того, чтобы расширить, так сказать, территорию своей деятельности…. В общем, вы понимаете.

Да как сказать. Не очень-то я понимал. Главным образом, непонятно было, что пожилой дамочке нужно от меня. И как с ней себя вести в дальнейшем.

– Каким образом принцесса вышла на меня? И зачем ей это нужно? Не просто же, чтобы трахнуться?

Тамсанарп скривился, явно демонстрируя, что вопрос ему неприятен. Или только сама постановка?

– У Чунь Ю очень развит дар идентификации подобных себе.

Ага. С одним таким дарованием я уже свёл приятное знакомство.

– Но зачем? У неё есть какая-то цель?

Гномон отмахнулся.

– Считайте, просто, не побоюсь этого слова, любопытство. В общем, не могу вам ответить.

– Поймите, для меня это важно. Она приходит ниоткуда, раскрывает меня очень странным способом, принимает живое участие в моих делах, спит со мной, наконец. Вскользь оговаривается, что хочет привлечь меня в какой-то союз; тут же об этом забывает. Затем исчезает. Полагаю, скоро появится. Я должен понять, что мне со всем этим делать.

Тамсанарп смотрел в потолок.

– Вы поймёте. Несомненно. Однако позвольте и мне спросить. Возможно, мне показалось… но вы, как будто, начинаете испытывать к принцессе нечто вроде привязанности? Прошу прощения за бестактность – конечно же, вы можете не отвечать…

Сгусток энергии попал в точку. Мне следовало задать этот вопрос самому себе. И давно. Вчера, хотя бы.

– Отчего же. Я отвечу. Как только сам буду знать ответ.

Гномон заметно оживился.

– Видите ли, это многое бы могло объяснить. Хотя, ни вы, ни принцесса не производите впечатления людей чересчур эмоциональных…

Он не стал развивать свою мысль.

Нет, не похожи.

Значит ли это, что мы подходим друг другу?

Если не принимать во внимание разницу в возрасте, разумеется.

По прошествии нескольких недель можно было констатировать, что начальная фаза операции проходит успешно.

Самсонов зарегистрировал фонд и снял неприметный офис на окраине. Мы обставили его с подобающей скромностью. (Но без ранящей глаз нищеты). Я настоял на приобретении недорогих отечественных автомобилей. (По крайней мере, снаружи). Это вызвало некоторое бурчание персонала, в первую очередь, водительского, но, в целом, было встречено с пониманием. Персонал, кстати, остался прежний, включая девушку Екатерину, которая с готовностью переоделась в брючный костюм и туфли на низком ходу. Впрочем, не так уж это её изменило.

Служебная квартира, как ни странно, осталась за мной. Собственно говоря, ничего странного – просто она принадлежала совсем другой службе.

Забыл сказать – мы таки назвали свою контору «Фонд сопричастности». Или Фонд «Сопричастность». Возможно, не самое нарядное название. Но достаточно внушительное, никем не задействованное и – ничего другого в голову нам просто не пришло, а время было ограничено.

Вы заметили, как часто я употребляю местоимение «мы»?

Не знаю, каким образом это произошло, но проект потихоньку начал меня увлекать. Причём совершенно искренне. Шантаж Самсонова как-то отступил на задний план, а затем попросту потускнел и забылся. Эта перемена может показаться непонятной, но я никогда не был склонен к самоанализу. Равно как и анализу других людей. Я знаю, что надо поступить так-то и так-то. Я знаю, что мой визави, скорее всего, поступит так-то. Никогда не задумываюсь о глубинных мотивах. Возможно, этот метод чреват большим количеством брака, но сколько сил и времени он экономит!

К тому же, с некоторых пор я совершенно не заморачиваюсь вопросом прогнозирования поступков окружающих. Вы понимаете, о чём речь.

Кстати об окружающих. После вторых или третьих по счёту переговоров с местной олигархией до меня внезапно дошло, насколько излишне присутствие на них третьего лица. Не то, чтобы они действительно могли понять в чём дело…. Но заподозрить во мне какого-нибудь гипнотизёра – почему бы и нет? С тем же, собственно говоря, результатом.

(И, самое главное, в этом случае я мог забросить галстук и вернуться к джинсам).

В общем, было принято решение о переходе к дистанционной промывке мозгов. Оказалось, здесь есть важный плюс. Когда меня не стало рядом, Роман Ильич начал чувствовать себя уверенней. Чистая психология. Ему стало казаться, что дело не только во мне.

Косвенно, это подтвердилось во время процедуры его отставки.

У нас были сомнения относительно того, что всё пройдёт гладко.

Они оказались безосновательными. Причём, от меня не потребовалось никаких телодвижений. (Возможно, точнее звучит «мозгодвижений», но, во-первых, я в этом не уверен, а во-вторых, просто не могу заставить себя это выговорить).

Разумеется, первой реакцией был всеобщий шок. Беседа с губернатором длилась около трёх часов; в коридорах тревожно перешёптывались.

Через два дня состоялись почётные проводы. Самсонов получил несколько медалек местного значения и, – что гораздо важней – полное благословление на новом поприще.

Народ осознал, что «так надо».