SOS «Спасите наши души»

– Молодец!

С почином! Хорошо ты его наказал…

Я знаю, что я молодец, но также я знаю, что без определённой доли везения тут не обошлось, ведь мы с Игорем Васильевичем понимаем насколько вся эта моя затея была авантюрой. Этот детский контрприём, на который я поймал Равиля знают все моло-мальски посвящённые в борцовские дела, и Равиль, конечно же, тоже хорошо знает его, но мой расчёт на то, что в первую долю секунды его победы (как ему казалось), такой тяжёлой и такой желанной его победы он потеряет голову сработало.

А могло и не сработать…

………………………………………………………………………

Потом были ещё два дня тяжёлых схваток, но я, как следует «продышавшись» в первой, вошёл в «рабочий» режим турнира и раз за разом приближал себя к заветному пьедесталу.

И к последнему, финальному дню турнира из сорока с лишним борцов в нашем весе осталось трое: я, парень из Новосибирска и долговязый киевлянин. Киевлянина я в серьёз не брал, я видел, как через весь турнир его тянули за уши: сначала под него явно лёг львовский мальчик (лёг так неумело-откровенно, что даже был освистан публикой), потом на следующий день к нему на схватку просто не вышел ещё один член их киевской команды (вроде бы снялся с соревнования из за травмы), и таким образом этот долговязый совершенно незаслуженно получил две чистые победы в свой актив, да и там где ему пришлось бороться, ничего выдающегося я у него не заметил. А вот сибиряк честно отпахал своё до финала. Кстати, он тоже выиграл у Айсина, и выиграл довольно убедительно, оставив его на четвёртом месте без медали. Поэтому, только он немного тревожил меня в последний день.

………………………………………………………………….

Финал.

В нашем весе предстояли всего две схватки. Так как киевлянин и сибиряк встречались между собой во время турнира (странно, но их схватку я почему-то просмотрел), то тот их поединок шел уже им в зачёт и в финале, а мне предстояло побороться с ними обоими.

На первую схватку вызвали меня и новосибирца. Схватка была трудной, но всё пошло по задуманному. Поймав сибиряка на «ломок» и заработав два выигрышных очка, я вынудил его отыгрываться, и дальше работая вторым номером, просто ждал его рискованных, плохо подготовленных выпадов, на контратаках которым ещё заработал несколько выигрышных балов. Короче, получилась рабочая, заслуженная победа по баллам.

А на киевлянине я неожиданно споткнулся.

На киевлянина я выходил, будучи уверенным, что всех девяти минут борьбы не будет, и я положу этого долговязого (на целую голову выше меня) где-то во втором периоде.

Но…

В первом периоде недостаточно плотно войдя в захват для броска через спину, я не сумел затащить на себя эту «каланчу» и оказался в партере снизу и там мы провозились весь период. Так что в первом периоде борьбы как таковой толком и не было, киевлянин, накрыв меня, сам ничего не делал, а просто продержал меня внизу. Конечно, судья на ковре мог бы, и поднять нас в стойку, но он почему-то этого делать не стал, и это была далеко не последняя судейская странность в этой схватке (не зря ведь потом московская команда подавала протест на судейство в этом поединке).

Второй период.

Я решительно иду на середину ковра (пора «брать быка за рога»). Сразу после свистка иду вперёд, напираю, план простой: войти на этот раз хорошенько в захват, бросить… и дожать, если потребуется. Но, не тут-то было, к моему удивлению киевлянин довольно умело защищается, опасно контратакует («что-то я не доглядел у этого долговязова»), и схватка приобретает характер бескомпромиссной рубки…

Наша схватка последняя на этом турнире, и весь зал, уже в ожидании награждения победителей и торжественного закрытия соревнования наблюдает за ней. У киевлянина большая поддержка на трибунах (что тут поделаешь: не любит провинция нас, москвичей, и каждое его удачное действие сопровождается многочисленными криками одобрения), а за меня болеют только наши, но тоже болеют не слабо.

Раздёргав и запутав киевлянина, рывком за руку перевожу его в партер (один – один), сразу беру его руку на «ключ», как учили, и тут же, преодолевая его сопротивление, переворачиваю его на спину (три один в мою пользу). Но удержать его в опасном положении не получается. Этот глист выскальзывает, выворачивается, и тут же залезает на меня сверху, и теперь уже только три – два.

Ладно, «ещё не вечер», как говорят.

Под конец второго периода судья на ковре даёт моему противнику очень сомнительные два выигрышных бала (технического действия с его стороны как такового не было, была лишь попытка проведения приёма). Моему возмущению нет предела, но моё дело бороться, с судьёй во время схватки спорить нельзя, за это могут дисквалифицировать. Но вся московская команда кипятится в негодовании, Игорь Васильевич громко протестует и получает предупреждение от судьи за столиком с угрозой удаления его из зала. Счёт становится четыре три в пользу киевлянина. Злость на несправедливое судейское решение только распаляет меня, и я бросаюсь на штурм этой, такой неудобной для меня «каланчи». На последней секунде периода я сажаю противника в партер, и мне опять не дают выигрышный бал (якобы техническое действие было зафиксировано уже после гонга)… На минутный отдых я ухожу в свой угол, уже понимая, что судейство в этой схватке на стороне киевлянина.

Весь минутный перерыв Игорь Васильевич провёл у судейского столика, что-то доказывая обоим судьям отчаянно жестикулируя и волнуясь, но без результата – счёт на табло остался прежним: четыре – три в пользу киевлянина.

Третий период.

Я иду к центру ковра понимая, что выигрывать нужно явно, победу с разницей в бал или два запросто могут украсть, а схватка финальная, за золотую медаль, и борьбы осталось последние три минуты… Так что за дело.

Этот длиннорукий и длинноногий киевлянин, да ещё с его низкой стойкой – очень неудобный мне противник, и сейчас, когда он, видимо, решил просто удержать своё минимальное преимущество в один бал задача поймать его на бросок почти нереальная. Навязывая ему борьбу на руках, я постоянно ищу возможность пройти в корпус, но он очень умело уходит от обострения и даже сам порой пытается атаковать. По-хорошему, судье на ковре давно следовало бы дать ему предупреждение за пассивное ведение борьбы, а мне выигрышный бал, но только не в этот раз, как я понимаю.

Страсти, разогретые за два первых периода, начинают раскаляться до предела. Публика в зале громко гонит нас друг на друга, борьба без бросков и обострений ей не интересна.

Неожиданно, киевлянин проходит мне в ногу, подняв восторженные крики в украинской команде, и мне ценой невероятных усилий удаётся разорвать захват его цепких рук, не отдав ему ещё один бал. Я слышу возглас разочарования украинцев и подбадривающие крики наших. Но сил у меня всё меньше и меньше, и всё меньше и меньше остаётся времени на борьбу. Практически только на спортивной злости иду на отчаянный штурм, швунгую его на грани фола, пытаюсь вывести его из комфортного равновесия его низкой стойки… Киевлянин тоже устал, он тяжело дышит, он гнётся под моим натиском, пытается оторваться от меня, уйти от этой плотной борьбы и передохнуть… Но я давлю, давлю его к ковру, пытаюсь посадить его на колени… И тут я резко отпускаю его и одновременно ныряю ему в ноги, а киевлянин, по инерции выпрямляясь, невольно пропускает эту мою неожиданную атаку. Схватив в охапку бедра киевлянина, я с трудом, но всё же вытаскиваю его на «второй этаж» и теперь, когда главное сделано, нужно просто, подработав его там наверху, как следует припечатать к ковру.

Зал в предвкушении красивой развязки взрывается в неистовым восторге.

А я, таская по ковру на себе этого верзилу, из последних сил пытаюсь, как следует перехватить руками его бедро и тело, что бы поставить жирную точку в этом поединке, но киевлянин вертится у меня на плече как уж под вилами и не даётся.

Я чувствую, что сжигаю последние силы, мне предательски не хватает воздуха, в глазах начинает темнеть, всё тело становится какими-то чужим, ватными и… киевлянин выскальзывает из моих рук.

Будто замедленное кино, опустошённо, сквозь пелену какого-то тумана смотрю я, как он делает шаг в сторону от центра ковра, выпрямляется и победно смотрит на меня. Сил бороться у меня уже просто нет. Я знаю, что теперь он спокойно достоит оставшиеся секунды поединка и выиграет…

Сказать что я разочарован – это ничего не сказать.

Обида на моё полное бессилие, на то, что так глупо отдал схватку, на ангажированное судейство душит меня, я изо всех сил пытаюсь не разревется прямо там, на ковре и свисток судьи к окончанию поединка воспринимаю как спасение…

…………………………………………………………………

Скорый поезд Киев – Москва уносит нашу команду домой, в Москву. В вагоне обычная, посадочная движуха уже затихла: все распределились по своим местам, проводница уже прошла по вагону, собрала билеты и раздала постельное бельё, а теперь гремит стаканами у себя в рабочем купе (значит – скоро будет чай).

Я один, мои соседи по купе Толик, Стас и Валерка ушли к соседям и я, наслаждаясь такой редкой тишиной, безучастно наблюдаю, как за окном мелькают бесконечные поля, перелески, речки, какие-то полустанки, белые мазанки украинских деревень. День подходит к концу, и вся эта красота, как-то по особенному притягательна в косых лучах заходящего солнца. Мерный стук колёс и постоянно меняющаяся картинка за окном убаюкивают…

В купе заходит Игорь Васильевич.

– Как устроились?

– Нормально.

– А ты что один?

– Ребята пошли в купе к Борману играть в карты.

– А ты что не пошёл?

– Не хочу…

Игорь Васильевич присаживается напротив.

Помолчали…

– Ну что ты так расстроился? Второе место – это тоже результат. А свой магнитофон ты ещё выиграешь (чемпионам всех весов организаторы подарили по магнитофону).

– Да причём тут магнитофон? – я даже не сумел скрыть своей досады.

Игорь Васильевич выдерживает паузу.

– Да пойми же ты, тут уже дело политическое. Ну, никак не могла Украина (в Киеве!) проиграть в финале какому-то москалю…

Ну просто, никак не могла и всё тут…

Я не очень понимаю, зачем Игорь Васильевич приплёл сюда политику, борьба – это просто спорт, а в спорте всё должно быть честно. Впрочем, мои юношеские иллюзии насчёт честности в спорте уже не впервые трещат по швам…

– Игорь Васильевич, а я на Союз в этом году уже не попадаю?

Тренер смотрит мне прямо в глаза и, кажется, начинает понимать, что творится у меня душе, что гнетёт меня последнее время. И вдруг, как-то особенно твёрдо объявляет мне.

– На Союз ты поедешь обязательно, это я тебе обещаю.

Я тренеру верю, главная мечта этого года опять обретает очертания реальности, и я невольно улыбаюсь ему в ответ.

– Я тебе это обещаю. – Повторяет он. И после паузы. – Давай не раскисай тут. Приходи в восьмое купе, там сейчас ребята устраивают чаепитие, режут киевские торты на всю команду.

………………………………………………………….

Тёплый, солнечный сентябрь 1972 года, город Новогорск.

Спортивные чиновники задумали провести в стране грандиозный фестиваль спортивной борьбы в городе Баку в ноябре. По задумке организаторов пятнадцать союзных республик плюс Москва и Ленинград должны выставить на этот спортивный праздник по три команды борцов (юношей, юниоров и взрослых) в каждом из трёх видов спортивной борьбы (вольная, классическая и самбо) и назвали это мероприятие кубком СССР. По этому поводу московская федерация спортивной борьбы срочно организовала на спортивной базе олимпийского резерва в Новогорске смотр всех своих сил, собрав в одном месте девять своих сборных команд на оздоровительно – тренировочный сбор. Нельзя сказать, чтобы мы там сильно упирались, скорее наоборот: утром необязательная индивидуальная зарядка, днём ковёр, а вечером, как правило, футбол на свежем воздухе, и опять же, по желанию – не хочешь бегать – сиди в холле у телевизора или в номере с книжкой. Кормили отменно, на ковре тренера сильно не грузили – не жизнь, а лафа…

Вот и сегодня Серёга Корнилаев, Сашка Соловьёв и я, все трое с пятьдесят пятого года рождения, члены юношеской сборной Москвы по вольной борьбе сидим перед ужином в номере у «Соловья» и убиваем время игрой в карты. Ласковое осеннее солнце приятно греет, греет «без фанатизма» как летом. С улицы через открытое окно слышны крики азартных футболистов.

Сашка на правах хозяина банкует.

– Лёх, и как тебе сегодняшний спарринг с самбистом?

– Да никак. Если такие у них чемпионами Москвы становятся, то самбо – это полуборьба какая-то…

Здесь, в Новогорске я подружился с чемпионом Москвы по самбо Ильёй, парнем моего веса и сегодня на ковре мы с ним попробовали друг друга. Я (для удобства партнёру) надел его самбовку, а он моё трико и каждый из нас боролся в свою борьбу, хотя борьба-то в сущности одна и та же, просто каждая со своими нюансами. Нужно сказать, что я остался разочарован уровнем мастерства этого чемпиона Москвы, у нас, у вольников, он на Москве, пожалуй, и в пятерку лучших не вошёл бы…

– Да, – соглашается со мной «Соловей», – ты им, кажется, весь ковёр сегодня вытер.

– С самбистом главное – не попасть на болевой, всё остальное – дело техники.

– И подсечки у них хорошо получаются. – Вставляет Сергей.

– Подсечки? Да. – Соглашаюсь я, – это у них тоже неплохо отработано.

– А ты, чего своего чемпиона не проверишь? – Обращается «Соловей» к Корнилаеву.

– Да… – Отмахивается всегда серьёзный Серёга. – Мне – то это зачем?

– Кстати, – Сашка бьёт мою карту. – А ты прав. Вон Сободырёв, тяж из ЦСКА, какие физические данные, а по мастерам на Союзе выше пятого места ни разу не поднимался. А стоило ему из вольной перейти в самбо, так сразу и чемпионом СССР стал, и мир выиграл…

Вялая игра без интереса не зажигает, но встать и уйти – это значит развалить всю игру, да и делать реально нечего…

– Слушай, Лёш, а почему тебя не было на союзе в этом году? В твоём весе никого достойного и не было, единственный мальчик, что и стал чемпионом, был неплохой, а больше никого… Уж в тройке ты там точно был бы.

Я болезненно пожимаю плечами. Сказать мне нечего. Сашка, не подозревая того, задел очень чувствительную для меня тему. То, что Игорь Васильевич не сдержал своё слово и не сделал мне вызов на первенство страны, было мне тогда непонятно и обидно. Непонятно мне было и то, почему вдруг Игорь Васильевич перестал вообще замечать меня на тренеровках, хотя до этого много индивидуально работал именно со мной. Тогда я ещё не знал, что в чистый спорт опять вмешалась это самая политика. Не знал я, что, заполняя в сборной анкету, в графе «твой тренер» следовало обязательно написать и фамилию давно уже лично не тренировавшего нас главного тренера нашего спортивного общества – Александра Петровича Соловова, а не только Игоря Васильевича Смородинова…

……………………………………………………………….

Воспоминания из моей далёкой спортивной юности всегда греют меня своей грустью, как греют воспоминания о близком и дорогом тебе человеке, но, увы, уже покойнике…

Мир спортивной борьбы…

Это особый мир.

Это мир настоящих мужчин (а не этих бессмысленных «додиков», что наводнили всё вокруг, и у которых с настоящими мужиками только-то и общего так это штаны и что в штанах). Мир спортивной борьбы – это мир постоянной тяжёлой физической работы по строительству своего тела, дающий ежедневные осязаемые результаты, работы на пределе возможного, такой работы, когда, после тренировки нет сил просто встать с ковра и пройти в душ… Это мир постоянного волевого преодоления себя, своей лени, боли от бесконечных травм, это мир ежедневных открытий и достижений в удивительной науке, науке всевозможных телодвижений, где нет (и не может быть) предела совершенству. Это мир сумасшедшего адреналина соревнований, в котором (если всё получилось) ты стоишь на пьедестале после нескольких дней изнурительных схваток, и в твою честь, в честь тебя, победителя, играет туш, а какой-нибудь в прошлом заслуженный мастер одевает в это время тебе на шею медаль… В конце концов, это мир приятных бонусов в виде частых сборов и разъездов по разным городам и весям, где всё за тебя предусмотрели старшие товарищи…

Как так получилось, почему так вышло, что я выбыл из той комфортной для меня среды спортивной состязательности? Почему я не состоялся как спортсмен? Я часто задавался этим вопросом.

С одной стороны всё просто. Получив в восемнадцать лет свои три года за попытку перехода государственной границы, я сошёл с дистанции, освободив дорогу тем, кто шёл за мной.

Но ведь и в Беларусии (где я отбывал свой срок) у меня была возможность и как-то тренироваться, и даже выступать. Да и в двадцать один год, по возвращении в Москву, было ещё совсем не поздно вернутся на ковёр…

В конце концов, я мог бы состояться в мире спорта в амплуа тренера (я уверен – из меня получился бы хороший тренер) и реализовать все свои спортивные амбиции в своих учениках. Но и учёбу в институте физкультуры, и тренерскую практику я забросил ради подвернувшихся больших заработков… Помню как-то встретил я на Большой Колхозной (нынче это опять Сухаревская) своего одноклубника Валерку Лебедева, парня моего веса, который к тому времени, уже будучи мастером спорта по трём видам борьбы, был профессиональным спортсменом. В разговоре коснулись темы его денежного довольствия, и выяснилось, что примерно столько же, сколько тогда ему платило Динамо в месяц, я мог заработать в удачный день… Так и разошлись с ним, завидуя друг другу (он моему достатку, а я его спортивной карьере).

Сейчас я склонен думать, что это Господь увёл меня из спорта.

Увёл, чтобы не тешил, не взращивал я свою гордыню. Чтобы не ходил сегодня с титановыми суставами (как из наших тот же Валерка, Толик Пузатиков или Назым Люкманов, да мало ли ещё инвалидов от спорта таскаются сегодня по врачебным кабинетам). Наш тренер Игорь Васильевич часто повторял: «Физкультура лечит, а спорт калечит» (кстати, тоже с двумя титановыми тазобедренными суставами). Но главное, я думаю, останься я тогда в спорте, в «лихие девяностые» затащили бы меня в какую-нибудь группировку, да и грохнули бы где-нибудь на очередной стрелке… Как грохнули Сашку Соловьёва (расстреляли из автомата «средь бела дня» у выхода из Краснопресненских бань, расстреляли вместе с малолетним сыном). Как потом перестреляли почти всю его коптевскую бригаду. Как поубивали больше десятка человек только из нашего спортивного клуба…

Но я не наборолся…

Я, как будто не наевшись, вышел из-за праздничного стола, и это чувство неудовлетворённости сидело во мне всю мою последующую жизнь. Отсюда и вся эта неуместная борьба после пьяных посиделок на чьей-нибудь даче, среди грядок с зеленью, а то и просто в офисе, среди столов, компьютеров и пустых бутылок…

Да, не наборолся…

Но я так странно устроен, что начиная новое дело, я на первом этапе делаю потрясающие успехи, успехи, которые заставляют профессионалов этого дела ахать от удивления, но потом, не дождавшись действительного результата (результата, ради которого и стоило всё затевать) я остываю и по тем или иным причинам (и чаще без сожаления) бросаю начатое…

Например, мне всегда был интересен процесс познания (причём, в любых, самых разных сферах), я никогда не мог пресытиться этим процессом, мне всегда хотелось узнать что-то ещё, ещё глубже копнуть тему. И за свою долгую жизнь я, поступив в шесть различных учебных заведений (в три разных техникума и в три института) я все их, по разным причинам, бросил, закончив с горем пополам только один техникум.

Или вот предпринимательство.

Когда Горбачёв затеял в стране свою перестройку, один из первых кооперативов в нашем городе был мой (регистрационный номер – 26), и на первых порах наш проектно-строительный взлетел как ракета (достаточно сказать, что менеджмент ПИКа, того самого, что обустраивает сегодня половину Москвы, открыв свой первый магазин по продаже строительной техники и инструментария на Грайвороновской, смотрел мне в рот, как одному из самых своих «сладких» постоянных покупателей). И что? Через пару лет работы в режиме 24 х 7 я совершенно спокойно, без сожаления отдал всё созданное в чужие руки…

А три моих правильных брака, и один неправильный?..

Да мало ли за что я брался по жизни и, заставив всех вокруг поверить в то, что это всё всерьёз и надолго, потом просто бросал…

Но со спортом не так.

Спорт – это действительно моя неспетая песня…

Спорт – это действительно моя печаль…

Мир спортивной борьбы…

Я перебираю в памяти «вольников», прославивших московскую федерацию своими спортивными достижениями, с кем довелось попотеть на ковре.

Заслуженный мастер спорта СССР Роман Дмитриев, олимпийский чемпион, показывавший нам, тогда, в сущности, ещё мальчишкам приёмы национальной якутской борьбы Хапсагай… Олимпийский призёр Геннадий Страхов, стокилограммовый громила с тридцать девятым размером обуви… Правдоруб Зэнди Аласханов и чеченец Хасан Арцуев (не многим старше нас, призванный на срочную в ЦСКА и ставший в последствии чемпионом мира)… Мой одногодка Серёга Корнилаев, ставший четырёхкратным чемпионом мира и так досадно споткнувшийся на московской олимпиаде об какого-то итальяшку… Сашка Соловьёв (мой год и мой вес, с кем когда-то рубился на Москве) тоже рано отваливший, но, тем не менее, успевший взять Европу…

А ещё абхазец Журулия, призёр спартакиады народов СССР, а ещё татарин Ингильдиев, чемпион Европы, или его земляк – мой первый тренер, неоднократный чемпион Москвы Шамиль Тагирович Невретдинов…

Сейчас я абсолютно уверен в том, что если бы вся моя жизнь (а не только юношеские годы) прошла среди таких людей, я бы точно был доволен своей судьбой. И титановые колени сейчас мне представляются вполне себе допустимой платой за такую жизнь…

Глава 5

«ГОРОДСКИЕ АКВАРЕЛИ»

– № 1 -

Июньский дневной зной плавит асфальт и мой мозг, солнце слепит (за всю свою долгую жизнь и почти сорокалетний стаж вождения я так и не привык к солнцезащитным очкам). Мы медленно ползём в этой, кажется, бесконечной пробке по Краснопрудной, и я, изнывая от палящей духоты и загазованности, невольно размякаю, бдительность притупляется, чувство реальности тает в этом солнечном мареве, все мои движения становятся чисто механическими, мысли блуждают в каких-то других сферах, и управление моим автомобилем переходит в разряд автопилота.

Потеряв в какой-то момент контроль над дорожной ситуацией, я чуть не въезжаю в зад переднему «корейцу», но всё же, успеваю затормозить в самый последний момент («мастерство не пропьёшь!»). Испуганно перевожу дух («Спасибо тебе, мой ангел!»), понимая, насколько всё было бы плохо для меня сегодня, ударься я в это ржавое корыто. Кажется, водитель «корейца» тоже заметил мой неловкий манёвр и занервничал: насколько смог сдал вперёд, вышел из машины, якобы для того, чтобы что-то достать из багажника, а в действительности просто осмотрел сзади свою развалюху.