Кому нужна твоя правда?

– Да успокойся ты, – усмехнулся Тонов. – Все будет хорошо, я договорился.

Судя по тому, как постепенно хитрая улыбка на лице Мокрушина стала менять кривизну рта в иную сторону, а кожа преобретать мертвенную бледность, становилось ясно, что Тонов не шутит.

– Я тренирую ребятишек в спортивном клубе «Росток», если кто меня не знает. Виталий Витальев меня зовут, – представился человек из зала публике. – Так вот! Эти ребята, которые против Согрина выступают, предложили мне деньги, чтобы я насочинял всякое на него. Мол, и пьянствует, и наркоманствует и все такое. Более того! А теперь сама история: в прошлый раз пообещал мне Согрин сделать в спортклубе новые окна. Старые дрянь, там дыры с кулак, ребятишки тряпками заделывали. А он пообещал новые. Он проиграл те выборы, как помните. И знаете что? Звонок в зал, открываю – стоит бригада оконщиков. Все сделали как надо. Я ему звоню, спрашиваю – «а зачем, ведь выборы уже прошли?» И он мне в ответ: «Ну и что? Мои обещания вечны, они не зависят от выборов и прочей шелухи». И вот тогда я в него поверил. И сейчас у меня даже вопросов к нему нет, есть только пожелание – ребята, поддержите его!

Зал зашелся хохотом – в основном из-за зеленого лица противника Согрина. Тот открыл рот, закрыл, беспомощно выпучился на Мокрушина, мол, выручай, пиараст.

– Ложь! – крикнул тот, вставая с места. – Вас купил Согрин, чтобы вы оговорили его противника? Никому мы ничего не платили и платить не собираемся! Это все ложь!

– Уверен? – холодно спросил его тренер спорклуба и поднял в руке диктофон. – У меня есть отличная привычка записывать все разговоры. Чтобы ничего не забыть. И чтобы при случае подтвердить, что и когда мне говорили. Есть желание прослушать?

– Ннет, – мякнул совершенно опустошенный Мокрушин, садясь обратно на свое место. Его поведение тренер объяснил публике с насмешливой улыбкой:

– А как же. Вы же там все обкуренные, мат на мате, ваш кандидат визжит как поросенок… Кому охота это слушать?

В зале нарастала волна смеха. Кто-то попросил скинуть аудиозаписи в Интернет, кто-то настаивал все же послушать прямо сейчас, но публику остановил модератор, заявив, что это все выходит за рамки дебатов. Потому предложил вновь вернуться к конкретным вопросам, коли у тренера Витальева их не оказалось.

Поднялась рука и девушка подошла к миниатюрной шатенке в кепочке. Если не вглядываться, в ней можно было и не узнать Александру Валиеву. И голос она сделала нарочно чуть выше обычного, с изумлением спросив на весь зал:

– А я не поняла, то есть, если я сейчас расскажу, как меня учил Мокрушин, что Согрин меня соблазнил и оставил с ребенком, то мне не заплатят?

Зал просто грянул от дикого хохота. Тонов смеялся со всеми, даже собранный и взволнованный Согрин слегка дернул щекой, изображая улыбку. Кульбериев что-то бормотал, ничего не понимая. Тонов в ухо ему произнес:

– Ничего особенного – прослушка, подосланные люди и знакомство с Витальевым.

– А чего мне не сказал?

– А хрен тебя знает, – прямо пояснил Тонов. – Вдруг ты тоже Мокрушину продался. Или разболтаешь Бровкиной, а уж та я уверен точно – если не продалась полностью, то часть инфы точно сливает.

– Откуда… – попытался возразить Кульбериев. Но вспомнил слова про прослушку и сразу замолк.

– Давайте заканчивать клоунаду! – не выдержал модератор. – Последний вопрос, и заканчиваем встречу! О, господин Мокрушин?

Да, именно он и поднял руку, когда вокруг все уже собирали вещи, готовились к выходу, попутно похихикивая. Шоу получилось знатное, Согрин, проигрывая вначале собственным тусклым выступлением, победил в глазах электората, воспользовавшись помощью из зала. История про выполненное обещание, когда его уже не надо было выполнять, проняла народ.

– Вопрос господину Согрину, – едва взяв себя в руки, заявил Мокрушин, перехватив микрофон двумя руками. – А ведь у вас сын умер от наркотиков. Почему же вы ничего не сумели с этим сделать? Как вы сумеете что-то сделать для нашего района, если не смогли для себя?

В зале наступила тишина.

В ней отчетливо прозвучал чей-то уверенный мужской голос:

– За такие вопросы морду бьют.

Но Согрин жестом попросил воздержаться от оценки испрашиваемого. Он посмотрел в пол, тщательно подбирая слова.

Тонов тихо прошипел Кульбериеву:

– Вот кто Мокрушину настучал о сыне-наркомане? Бровкина! Сссука…

В свою очередь на сцене дворца культуры словно бы исчез и модератор, и соперник Согрина. Остался лишь он один, словно выступающий соло выдающийся артист. И зал внимал каждому его слову.

– Вы знаете, господин Мокрушин. Да, больно, когда твой единственный сын становится наркоманом… И я делал многое, я пытался оградить его от плохой компании, пытался обращаться к врачам, к правоохранительным органам. Но у меня не было опыта в таких делах. Врачи оказались шарлатанами. Именно его друзья и подсадили на наркоту, намереваясь через него выкачивать с меня деньги. Я обращался в прокуратуру, следственные органы, полицию… все было зря. Никого не задерживали, никого не садили. Вы знаете, я ведь даже до Госдумы дошел.

Согрин вздохнул, собираясь с мыслями.

– Да, бился, бился и добился. Назначили там совещание какого-то комитета, чтобы подумали, что делать против наркомании в стране в целом. И приспичило меня там зайти в туалет. Захожу после пачки местных депутатов их комитета, отвечающих за антинаркотическую ситуацию в стране… А там смотрю – в мусорке эти самые шприцы. Ну вы понимаете, да? И что эти люди могли мне, какую помощь оказать в борьбе с наркомафией? И вот я вернулся домой с железной уверенностью, что никто мне не поможет. Сын исчез, потом выяснилось, что умер от передозировки. Я продал часть бизнеса, стал подкупом и связями узнавать, кто подсадил его на иглу, как так получилось, что у нас в городе наркомания процветает пышным цветом, а власти не чешутся. Как так? Писал, долбился, все как в глухую стенку. Вышел в итоге на наркобарона местного. Он особо и не скрывался, кстати. Понимая, что мне никто не поможет, решил его убить. И вот я еду с раннего утра к его коттеджу со своим охотничьим ружьем, а там уже спецназ. Да не наш. А берите выше. Скрутили этого наркобарона, Кобеленок его кличка, а как имя и знать не хочу. Первыми, кто туда после штурма прибыли – местная полиция. Так ее всю там тоже скрутили. Все были мазаны одним миром, суки. Мне потом говорили, эту банду долго раскручивали, требовалось собрать много материала, выявить все цепочки. Много кого взяли на верхах. И действительно, выяснилось, что Кобеленок целенаправленно подсаживал молодежь на иглу. Вот такая история. Мог бы я спасти своего сына? Мог бы. Если бы пристрелил этого подонка раньше. Я и сейчас жалею об этом. Да, эти твари получили срока и гниют на зоне. Но от этого мне не легче. Встреться мне сейчас Кобеленок, убил бы на месте без раздумий. Слов нет. Но это уже никого не вернет…

16. Фактчекинг

Утром их всех собрал Согрин у себя на предприятии, в рабочем кабинете. В дорогих кожаных креслах уместились Бровкина, Кульбериев и Тонов. Сидели, травили шутки, пили кофе. Сам кандидат в депутаты недовольно смотрел в окно и хмурился. Его вид сильно контрастировал с только что полученной информацией: обнародованные результаты показали более чем убедительную победу Согрина на участке.

– Я… мы, в смысле, наконец-то сделали этого Мокрушина! – не скрывал ликования Кульбериев. – Как долго я ждал! Наконец-то!

– Не благодари, – с деланной ленцой отвечал Тонов. – Это было довольно легко. Я даже половины заготовок не использовал!

– Ну да, – вынужден был признать Кульбериев. – Таких мозгов еще поискать. Я бы, честно говоря, ни за что бы не додумался так с Витальевым.

– Витальев – наша удача. Он сам по себе понял что к чему и вызвался сыграть свою роль.

Скрипнула дверь, высунулась секретарша.

– К вам посетитель!

– Кто?

– Как ваше имя? – спросила, повернувшись к невидимому из кабинета гостью девушка-красавица.

– Мокрушин, – ответил голос. Кульбериев нервно икнул, Бровкина вжалась в кресло, Тонов отставил кружку с кофе и принял позу заинтересованного человека, точно ребенок, которого усадили смотреть увлечательный мультфильм. Согрин с некоторым удивлением пригласил заходить.

Это был Мокрушин. Непобедимый доселе пиарщик. Бравший баснословные гонорары и смело гарантировавший возврат всех средств, если заказчик не победит на выборах. На этот раз ему, видимо, пришлось вернуть сумму.

– Привет честной компании! – слегка натянуто улыбнулся он. – Признаю вашу победу, господа пиарщики. Вы сумели меня удивить, да… И вас поздравляю с заслуженной победой!

Тут он слегка склонил голову, при этом едва не скинув на пол очки.

– Спасибо! – кисло ответил Согрин. Бровкина тоже что-то брякнула, а Тонов и Кульбериев не удостоили проигравшего даже звуком.

– И в качестве подарка у меня для вас небольшая информация, – слегка улыбнулся Мокрушин. – Но можно это сделать наедине? Уверяю, она вам очень понравится! Или, по крайней мере, будет полезна.

Пиарщики переглянулись и направились к выходу, оставляя Согрина с Мокрушиным наедине. В приемной, одеваясь, Кульбериев ехидно заметил Тонову:

– Говорят, за победу на выборах Мокруше посулили трехкомнатную квартиру в центре города. Как он обломился, да? Ха-ха!

– Нет, нет и еще раз нет – никаких судов! – это кричал Кулик, скрываясь в своем кабинете. К нему опять пытался найти подход Карамышев с идеей отсудить кучу денег с конкурентов за то, что воруют его фотографии. Хлопнула дверь прямо под носом фотокора. Тот с досадой выматерился. Даже рыбки из аквариума смотрели на него сочуственно. А уж что говорить про Тонова, проходящего мимо. Он как раз приехал от Согрина и находился в весьма веселом расположении духа.

– Не печалься! – похлопал Карамышева по плечу Тонов. – Имей терпение! Все еще поменяется!

– Да как поменяется! – едва не всхлипнул Карамышев. – Они же… мои… воруют! И каждый день все наглее и наглее!

– Ну и пусть воруют, больше потом отсудишь, – утешил Тонов. – Тем более, что скоро руководство может поменяться. А там и взгляды на суды тоже.

– А что, у нас Кулик куда-то уходит? – не понял намека Карамышев.

– Да нет, просто, говорят, сестра Вирхольма вступает в наследство, – ответил ему Тонов, приоткрывая дверь в свой кабинет. Дверь была не заперта – внутри уже находилась Александра Валиева. Она подняла на него подозрительный прищуренный взгляд с экрана ноутбука.

– Ты ее знаешь? Что за тетка? – вдогонку вопрошал фотокор.

– Неа не знаю, я просто надеюсь, что она будет очень адекватной собственницей, – проникновенно ответил Тонов, хлопаясь на свое кресло. – Ну как адекватной… вот Фродо наша вроде временами тоже адекватная, но те биткоины я никогда не забуду.

Валиева свирепо фыркнула. В кабинет зашел Плашкин с вопросом в глазах. Он всегда так делал, когда не хватало материала в газету и срочно требовалось что-то сдать, дабы прикрыть дыры в полосах. Тонов уверенным жестом дал понять, что ситуация под контролем и скоро он порадует очередным горячим материалом. Как раз на заданный объем текста.

– Много ставить придется, – вздохнул Плашкин. – У нас же слетела полоса про садоводство, забухал нештатный автор, председатель СНТ, который нам поставлял экспертные статьи о выращивании растений на даче. Осталось только письмо ветеранов с просьбой установить памятник… хм, Жукову. Смешно. Каким он боком к нашему городу. Плюс, это же кровавый мясник Сталина.

Александра глянула поверх ноутбука на Плашкина с насмешливым недоверием, еще раз фыркнула и продолжила работу.

– Да, да, он же кровавый мясник! – решив, что ему не верят, сказал Плашкин. – Вы знаете эту страшную историю, которую сам Жуков рассказывал Эйзенхауэру? Что когда во время войны в бою за какой-то поселок наши войска наткнулись на поле с противотанковыми минами, он погнал солдат в атаку прямо по этому полю, мол, бабы еще нарожают!

Валиева сделала непонятный жест ладошкой, еле оторвавшись от набивания какого-то текста. Ее пальцы так и порхали двумя бабочками по клавиатуре ноутбука.

– Вы мне не верите? – удивился Плашкин.

– Да мне, собственно, плевать на кровавого мясника Жукова, – пожала плечами Валиева. – Вот только фразу «бабы еще нарожают» он никогда не говорил. Плюс противотанковая мина не взрывается, если на нее наступит человек. Она как раз на вес танка рассчитана. Так что чем здесь Жуков кровавый мясник не понять.

– Но это же всем известно! – взмахнул руками в изумлении Плашкин. Александра впилась в него испытующим взглядом. Потом тихо спросила:

– А вы точно редактор? Вы слышали что-нибудь про фактчекинг? Проверка фактов называется. Даже если вы железно уверенны в факте, его все равно требуется проверить. Как раз чтобы не впадать в такие ситуации. А то еще начнете болтать всякую фигню, что, например, человек произошел от обезъяны, а Земля круглая.

– Земля круглая, – уверенно заявил Плашкин. – А человек произошел от обезьяны.

Александра тяжело вздохнула.

– Дяденька как бы редактор… Земля не может быть круглой. Круг – двухмерная фигура. Земля трехмерная, она шар, а еще точнее – геоид!

– Блин, – почесал подбородок Плашкин. – И впрямь! А обезьяны чем тебя в виде наших предков не устраивают? Мы создания божьи?

– Вы – точно нет, – уверенно объявила Александра. – Мы не предки обезьян, мы с ними имеем единых предков. Еще какие-то вопросы?

– Да есть один, – усмехнулся Плашкин. – Отчего вы тут, милая девушка, а не в академии наук?

– А можно потише? – попросил Тонов. – Я уже как бы работаю!

17. Подарок от Согрина

За окном громыхала весенняя гроза. Затем хлынул настоящий ливень. Весь промокший – оттого что в принципе не доверял зонтикам – Тонов с негодованием отряхивался в коридоре, когда в его кабинете раздался звонок телефона. Пришлось добираться к аппарату, шлепая грязными мокрыми штиблетами по чистенькому полу.

– Але? – спросил трубку Тонов, едва добрался до нее.

– Кульбериев беспокоит, – убитым голосом вздохнула трубка.

– Чего опять недоброго случилось? – попытался взбодрить того шуткой Тонов. – Наш общий дружок распустил новый слушок – что ты натурал?

– Наш общий дружок все же обыграл нас, идиотов восторженных. А еще поздравлять пришел, весь из себя убитый… ссука, ненавижу…

Кульбериев злобно выругался.

– Чего случилось-то?

– Согрин задержан по подозрению в убийстве, – огорошил собеседника пиарщик. – Поскольку в отношении него возбуждено уголовное дело, он снимается с выборов автоматом и победу присуждают следующему по количеству голосов кандидату!

– Чего? За убийство? – не поверил Тонов. – Это шутка такая замечательная пиаристическая с утра пораньше?

– Это реальность, Нео, – горько вздохнула трубка. – Но я тебе не по этому поводу звоню. Это только вводная часть. Согрин попросил тебя к нему в тюрягу приехать. Ты не против? Тогда водитель с адвокатом и нотариусом уже в пути, подхватят.

– Водитель – понятно, адвокат – естественно. Нотариус нахрена?

– Не ко мне вопрос, – вздохнул Кульбериев, отключаясь от связи.

Куча хмурых сотрудников полиции, скрипучие двери, решетки, лязг, еще лязг, гнетущие стены и пустые взгляды встречных. Таково было помещение, куда вошли Тонов вместе с молчаливым адвокатом и нотариусом. Адвокат – в аккуратном смокинге, манерный, аки Джеймс Бонд, нотариус – пожилая женщина с лицом «ну чем вы меня еще собираетесь удивить в этой жизни». В камере их ждал Согин, слегка осунувшийся, с сочным синяком под глазом и уже в спортивном костюме. Видимо, отлично подготовился к комфортной жизни за решеткой.

– Ну и какого хрена? – спросил вместо приветствия Тонов. – Победу слишком активно отмечали?

– Да нужна мне эта победа, – усмехнулся Согрин.

– Ладно, рассказывайте, чего натворили, – тяжело вздохнул журналист. Он выглядел, словно мамаша, которую вызвали в школу из-за поведения набедокурившего не первый раз сына-хулигана. Согрин и смотрелся набедокурившим сыном-хулиганом.

– Вы что, вообще телевизор не смотрите? – мягко спросил Тонова адвокат, раскрывая перед задержанным по обвинению в убийстве какую-то папочку с документами. Подал ручку.

– Из первых уст оно звучит надежнее, – туманно ответил Тонов. Он действительно не смотрел никаких новостей в последние дни, а тем более – в эту ночь, отмечая победу своего депутата в пафосном баре.

Согрин посмотрел на него с легким вызовом, как бы говоря, что совершенно ни о чем не жалеет. После чего поведал:

– Когда ко мне пришел с поздравлением наш вражеский пиарщик, он не только поздравил с победой. Он еще и передал мне интересную информацию. Как раз про того наркобарона и его сынков, что подсадили моего сына в свое время на иглу и проводили на Тот Свет, активно поставляя это дерьмо. Так вот, он провел небольшую изыскательскую работу и нашел информацию, что они все вышли по УДО, я даже предполагать не стану, как подобное возможно… после всех их преступлений, всего, что они натворили. Так вот – вышли и живут на воле, подумывая продолжить свой бизнес.

Тонов прошипел несколько гнусных ругательств в адрес вражеского пиарщика. Согрин посмотрел на него с удивлением.

– Напротив, он действительно молодец! Я понимаю, что им двигали другие мотивы, ему нужна была победа любой ценой и он ее действительно теперь получил, даже ценой моей свободы. Но что свобода тела по сравнению с душевной свободой?

Согрин резко откинулся на спинку стула, так что даже стоявший за ним конвоир слегка дрогнул, видимо, посчитав, что тот сейчас попытается рвануть в побег.

– Короче, мой дорогой… хха, журналист Тонов. Он дал мне их адрес. Я взял родную «Сайгу», поехал по адресу, высадил дверь, и перешмалял и эту тварину и его отпрысков. Они как раз там наркоту в мешочки затаривали.

– Вы не обязаны давать показания против себя! – вскинулся адвокат. Согрин успокоил его одним лишь взглядом.

– Виктор Маркович, я не прошу вас строить мою защиту на доказательстве невиновности. Постарайтесь это сделать с опорой на мое чистосердечное признание.

Тут он слегка усмехнулся и в глазах его блеснул недобрый огонек.

– Но не раскаяние.

– Глупо это все, – сказал Тонов. – Вы сейчас оставили кучу работяг своей фирмы, она же навернется без нормального руководства. А у них семьи, дети… Не жалко? И в качестве депутата могли много чего сделать полезного. Нафига? Наняли бы меня, я б все устроил красиво.

– Ты мне льстишь. Не настолько уж моя личность играет роль в управлении компанией. Тем более что я оставлю ее в надежные руки. В связи с чем и вызвал нотариуса. Маргарита Петровна?

– Все готово, – сообщила нотариус, протягивая Согрину бумаги. Тот взял их, внимательно изучил, попросил ручку для подписи.

– Знаешь, Тонов, почему я позвал тебя?

– Написать красивую статью о заключении?

– Если ты напишешь, как реально все было, я буду только благодарен. В этом мире осталось еще много выродков, торгующих жизнями чьих-то детей. И если даже один из них, ознакомившись с этой историей, решит завязать, значит – статья твоя будет полезной.

Адвокат скривил лицо в негодовании. Профессиональная деформация звала его заставить клиента отрицать все начисто, заметать следы, путать следствие – лишь бы скостить срок, а лучше и вообще перевести его на условное заключение, представив дело аффектом или самозащитой.

– В общем, Тонов, присмотрелся я к теме. Думаю, ты тот человек, который сможешь вывести газету из того болота, в которое окунул ее Кулик. Смекаешь, о чем я?

– Неа, – отвечал Тонов, ковыряясь в носу.

– Треть газеты теперь твоя, – Согрин энергично расписался в бумагах, часть отдал нотариусу, одну протянул Тонову. Тот взял ее, перечитал, с удивлением произнес:

– Блядь!

– Это сейчас у молодежи вместо «спасибо», – пояснил Согрин адвокату и нотуриусу.

– Это больше, чем спасибо! – поправил его Тонов. – Это намного больше!

– Мда, похоже, в городе теперь властям станет веселее жить, – задумчиво сказал Согрин. – К счастью, это уже не моя забота.

На этом их свидание и завершилось.

18. Планерка и стрельба

Кулик с самого утра пребывал в очень мрачном настроении. Едва появился Карамышев, в очередной раз заикнувшийся по поводу суда по авторскому праву, поскольку у него своровали фотографии, он отчитал его последними словами и велел не беспокоить по пустякам.

– Да и сайт ваш пора прикрыть, а компьютерную девочку рассчитать и пусть валит на все четыре стороны! – прикрикнул он вслед выходящему из его кабинета фотокору. – Вот не было их, и проблем не было! А тут все к одному, то мэр звонит, орет благим матом, то его замша… А, вот и господин редактор пришел порадовать. Чем порадуешь?

– Чего это вы с утра такой злой, Сергей Феддеевич? – спросил Плашкин, подавая начальству стопку материалов, преимущественно от руки Тонова. Красавина в последние дни стала все чаще брать больничные и просто отпуски без содержания, глядя в потолок и мечтательно улыбаясь. Скомкав распечатки трудов нового, но уже довольно маститого журналиста, Кулик поднялся с места, прошел мимо Плашкина и демонстративно закрыл дверь кабинета на замок.

– А тебе не показалось изначально, что вот этот наш прекрасный автор… слегка как бы не тот, за кого себя выдает? – спросил заговорщицки Кулик Плашкина.

– То есть? – не понял редактор странного вопроса.

– Да звонил тут недавно господин Мокрушин… или Мокрецов… или как там его. Ну ты должен знать, такой весь из себя пиарщик от Бога.

– Или еще от кого, – кивнул Плашкин, поскольку про данного пиарщика был уже наслышан.

– Вииитя! – тут собственник поднял указательный палец к потолку и выпучил глаза для важности. – Кто бы он ни был, но информацию выдает как надо! Он сообщил, что наш господин Тонов та еще личность! Мошенник и проныра! Он настолько проныра, что все его проделки никто не мог просечь, пока он их не совершал! Может, он и у нас что-то такое затеял, а? Вот где ты его встретил вообще?

– Ну я упал с крыши, держался из последних сил, а тут он свисает… он промышленным альпинистом подрабатывал.

– И рано утром внезапно оказался на стене дома, – задумчиво произнес Кулик. Видимо, в его голове начали складываться отдельные пазлы в единую картину. – А что это за дом?

– Кстати! – оживился Виктор Плашкин. – Я не хотел вас особо пугать, это был ваш дом! Еще подумалось – вот если загремлю, это будет забавно выглядеть, вы выходите из квартиры, а тут родной редактор распластался.

– Ой какое совпадение, – всплеснул руками Кулик, будучи уже давно в курсе с какого именно дома падал его редактор. – А ты в курсе, что я навел справки у домкома – никто в тот день не заказывал высотных работ в моем доме? Этот твой господин Тонов внезапно оказывается у меня под окошком и что-то там устанавливает. Под видом работ. Прослушку или что-то еще подобное. И тут ты ему приятным бонусом…

– Что? – распахнул глаза от удивления Плашкин. – Вы хотите сказать, что он шпионил за вами, а потом нашел повод внедриться в газету!?

– Прям ловишь на лету, – похвалил Кулик. И не понять, реально похвалил, либо съязвил.

– А зачем это ему?

– Хороший вопрос, да? Я думаю, его Согрин подослал. Все неймется дуралею, думает, это я Вирхольма заказал тому дурачку с ружьем. Вот мне делать больше нечего!

– Вы поэтому тогда и решили дать Тонову задание написать статью, когда пришла та парочка алкоголиков гасить Согрина? – догадался Плашкин.

– Угу, угу. – невнятно признался Кулик, прикладываясь к кофе с коньяком. Хотя, скорее, это был коньяк с кофе. – Должен был я понять, откуда этот перец нарисовался? Сам по себе или под Согрина работает?

– И что в итоге выяснилось?

– Ничего. Не было похоже, чтобы Согрин его нанимал под меня копать. Тем более что не такой Согра человек… не такой.

Тут Кулик вздохнул. Плашкину даже показалось – с завистью. Глянул с тоской в окошко, за стеклом моросил мелкий дождь. Громыхнула гроза.

Потому они и не открыли дверь сразу, когда в нее требовально застучали – решили, будто это отголоски грома. Плашкин вопросительно посмотрел на шефа, тот кивнул, разрешая открыть кабинет. Это была Красавина. Возмущенная до предела, на что указывала растрепанная прическа, пунцовое лицо и сверкающие глаза.

– Здравствуйте! Я как раз пришла на Плашкина вам пожаловаться, Сергей Фаддеевич, и как хорошо, что он тут. Не придется говорить за его спиной. А почему это вы опять задвинули мои статьи и берете материалы только этого… любителя? Тонова!

– Почему? – переадресовал вопрос журналистки собственник редактору. Явно собираясь остаться в этом деле нейтральной стороной. Хотя лично давал распоряжение редактору притормозить творчество Красавиной, практически целиком состоящее из скопированных интернетовских текстов, дав преимущество Тонову – у того и язык оказался что надо, и темы интересные. Кроме того, требовалось выставлять предвыборные материалы от Согрина. Но обидчивой журналистке до этого дела не имелось: нет публикаций, нет гонораров, а значит – нет существенного куска зарплаты. А все намеки на копипасту из Сети она воспринимала в штыки. Тонкая душевная организация творческой натуры, что поделать.