Когда минует август

Он рассказал, что баром «Вторник» владел армянин по имени Карен, многими уважаемый в городе. Карен искал молодых музыкантов, чтобы те каждую пятницу играли для гостей. Андрюха оказался одним из таких музыкантов – барабанщиком группы «Яблоко рая», той самой, чьё название я видел в афише на входной двери бара.

– Сегодня как раз пятница, – продолжал он. – А перед концертом будет «Открытый микрофон». Кстати, если захочешь, можешь прочесть что-нибудь перед публикой. Только нужно записаться заранее.

Я замялся:

– Да не-е, я не готов. Я с дороги, я устал.

– Ну вот. Знал, что начнёшь ломаться.

– Ну…

– Вот тебе и «ну». Давай для храбрости, – поднял бокал Андрюха.

– И для тонуса, – поддакнул я.

Мы чокнулись, осушили бокалы, и бармен поднёс нам следующие…

Глава 3

Вечер постепенно набирал обороты. Бар пополнялся посетителями, становилось шумно и весело. Мы с Андрюхой допивали по второму бокалу.

– Ну так что, ты готов читать?

Я всё ещё сомневался, но друг, не отступая от начатого, подстрекал меня выступить:

– Братан, нельзя всю жизнь писать в стол! Если есть потенциал, нужно его показывать! Искать ходы, лазейки, изворачиваться, хитрить! Пробовать, ошибаться и снова пробовать! Чёрт возьми, ты – Молодец или кто?

Андрей умел убеждать. Но моя привычная неуверенность в себе, усталость с дороги и головокружение от выпитого – всё это было аргументом против проявления любой инициативы. Мне становилось противно от самого́ себя, противно от шума вокруг, противно оттого, что я искал нелепые оправдания, лишь бы не подниматься со стула.

– Пока думаю, – отмахнулся я.

– Ладно, – встал из-за стола Андрюха. – Мне пора идти готовиться. А ты, если созреешь… Вперёд. «Микрофон» начнётся через полчаса, запись завершиться через пятнадцать минут, вон там.

Он указал на дверь рядом со сценой, на которой была табличка «Администратор», и уже было отошёл, но тут же вернулся в каком-то совсем ином настроении:

– Кстати, привёз?

– Что?.. Ах да! – широко улыбнувшись, я достал из рюкзака скотч и протянул его другу.

– Вот молодец! – воскликнул тот и, откупорив бутылку, с наслаждением вдохнул аромат пряного напитка. – Хорош… После концерта продегустируем. Отметим твоё новоселье.

Последние слова он договаривал, уже уходя. Я остался сидеть один.

Бар к тому времени был уже битком набит. Молодёжь стремительно накидывалась пивом и коктейлями. В толпе кутили, балагурили, хохмили. Кто-то рассказывал пошлый анекдот, кто-то истерично смеялся; одни обжимались в углу, другие показушно целовались; где-то разбился бокал, где-то слышался хлёсткий мат; двое собирались устроить драку, но их вовремя растащили; одного рвало под стол.

Гости отдыхали с размахом, по-русски.

Я, дивясь и противясь этому балагану, вспомнил слова оборванки с Невского «Содом и Гоморра!» Читать стихи перед этим самым Содомом, значило стать шутом в королевстве распутства. Нет, оно того не стоило… Шум и гам вогнали меня в тоску. Я прикидывал, что нужно было пару часов потерпеть этот бедлам, дождаться друга и наконец спешить в тихую чистую квартиру.

Желая покоя, я вышел на крыльцо покурить. Там было пусто и свежо, отчего мне стало несколько легче.

Мимо прошли две дамы, примерно мои ровесницы. Та, что повыше – украдкой, дабы никто не услышал, рассказывала что-то весёленькое той, что пониже, отчего последняя в свою очередь громко хохотала, запрокинув голову. Мне показалось, что где-то я её уже видел. Не обратив на меня внимания, девушки вошли в бар.

Я выкурил ещё сигарету и глянул на часы: до «микрофона» оставалось десять минут. Вернулся к столику.

В атмосфере барного раздрая я снова почувствовал себя не в своей тарелке. Чтобы хоть немного расслабиться, я заказал ещё пива и почти залпом опрокинул бокал. Бар поплыл. Напряжение слегка отхлынуло.

Мой взгляд упал на тех двух дам, что встретились мне на крыльце. Они сидели неподалёку от барной стойки, пили какой-то коктейль, всё так же о чём-то весело сплетничая. Мне не давала покоя та, что пониже. Где же я мог её видеть?..

Изо всех сил напрягая память, я вдруг понял… Это была та самая девица, с которой я столкнулся на набережной пару часов назад. Та бестия, что была «не из хрупких». Та чертовка, фыркнувшая «Счастливого пути». Да, именно она!

Несмотря на токсичные впечатления, коими незнакомка одарила меня на набережной, – в баре она была уже совсем другим человеком. От прошлой её надменности не сохранилось и намёка. Девица вела себя просто и непринуждённо. Мне хотелось подойти к ней, завести ничем не обременявший разговор. Хотелось. Но как?

Для начала я достал из рюкзака листок с ручкой и написал номер своего телефона…

Девушка заметила меня, тут же изменившись в лице: веселье резко перешло в растерянность. Она меня узнала, я сразу это понял. Демонстративно переведя взгляд на свою собеседницу, девица принялась снова хохотать. Меня это только раззадорило. Я уже было собирался подойти, но меня осадил звонкий голос из микрофона:

– Дабы и господа! Мы рады приветствовать вас в нашем баре!

Зазвучали бурные овации.

– Спасибо! – со сцены вещал долговязый конферансье. – Наша культурная столица, помимо пасмурного климата, славится ещё климатом творческим! А когда как не в пятницу-развратницу (ха-ха) искусство достигает своего апогея?

Снова овации.

– Да! Именно! Мы начинаем наш «Открытый микрофон»! Все записавшиеся имеют полное право показать, на что способны! Ну а после для вас выступит группа «Яблоко рая»!

Долговязый ушёл за кулисы. На сцену вышел длинноволосый хлюпик с гитарой и, представившись, неумелым тенором начал завывать какую-то неизвестную мне нудную рок-балладу. Некоторые из публики подпевали, кто-то даже пританцовывал, но по большей части все были заняты выпивкой.

Я отчего-то уже не решался подойти к незнакомке, а только издали наблюдал за ней, без конца о чём-то хохотавшей со своей, вероятно, подружкой. Наверное, именно присутствие подружки меня и смущало; вот если бы она отлучилась попудрить носик или что-нибудь в этом роде…

Выступавшие быстро сменяли друг друга: в основном это были гитаристы, исполнявшие хиты русского рока, но также были и чтецы. В общем и целом – оригинальностью никто не блистал.

Спустя плеяду выступивших на сцену вернулся конферансье и в своей высокопарной манере гаркнул в микрофон:

– Дамы и господа! Как настроение?

Публика оживилась.

– А скажите, есть ли среди вас некий… Э-э… Антон Молодцов?

Сорокаградусный мороз пробежал по моей спине.

– Нету! – крикнул пьяный голос откуда-то из зала.

– Не может такого быть, – держал образ долговязый. – Мне тут за кулисами сообщили, что у данного субъекта есть, что сказать нам!

Я с опасением посмотрел в сторону кулис, откуда высунулся Андрюха, строго глазевший на меня. Друг размазанными жестами буквально приказывал мне выйти на сцену. Выбора у меня не оставалось. Нехотя поднявшись со стула, я дал знак ведущему и поплёлся в его сторону. Тот, увидев меня, выпалил:

– Ага, вот же он! Поприветствуем Антона Молодцова!

Публика жидко похлопала. Долговязый удалился. Ватные ноги привели меня к микрофону. Тело сковывал ледяной ступор, в голове гудело, в глазах рябило. Как назло я забыл все свои стихи и мысленно проклинал балбеса-друга, который, очевидно, записал меня на выступление без моего ведома.

Софиты слепили глаза, вопреки чему мне едва удавалось разглядеть что-либо на расстоянии вытянутой руки. На секунду я поймал ощущение, будто оказался совсем один в баре: ничего, кроме меня, сцены, микрофона и софитов. Это придало мне немного уверенности, нужно было только удержаться в том состоянии. Я ещё раз посмотрел на Андрюху, что шёпотом подбодрил меня:

– Вмажь им, братан!

Я кивнул и попробовал вглядеться в публику. Свет слегка рассеялся, и я уже мог отыскать в толпе силуэт незнакомки. В её глазах зияло презрение, но в то же время она была удивлена. Я аккуратно постучал пальцем по микрофону, проверив его на звук, и, собираясь с силами, спросил у зрителей:

– Хотите, я прочту стихи?

– Нет! – пьяный голос из толпы.

Это меня покоробило. Вернулись прежние ощущения: тот же ступор, те же ватные ноги – тот же страх. Но доро́ги назад не было. Я, превозмогая растерянность, продолжил:

Хотите, я прочту стихи?

Не нужно? Тем же лучше!

Ведь не для вас мои грехи

Писались в стол до кучи!

Ведь не для вас поэт пылал

В своём степенном росте!

В огне поэзии он клал

Болты, шурупы, гвозди,

Отвёртки, шилья, молотки,

Стамески да отмычки

На мнение людей таких,

Как вы, скупых, типичных;

На вкус и моду серых масс,

Устои да монеты —

Всё это точно не для нас,

Отшельников-поэтов.

На всякий шалый ваш удар

Я блок поставлю тотчас.

Святой «Эвтерповый радар»

Сканирует мой образ.

Лирический герой живёт,

И смерть его не ждите,

Покуда он ещё всё тот

Промысловик до литер,

Пока до слова жаден он

И борется на взводе

За лирику, как эпигон

В очередном походе;

Покуда внутренний конфликт

Не растерзает демон,

Иль херувим не победит;

Пока маршрут неведом.

Пускай заносит, как драккар

То на́ мель, то на камень,

Пусть дно нарвётся под удар.

Но вот я перед вами!

Я здесь, ведь мой удел – писать,

Во кровь стирая пальцы.

Но рифму не для вас рождать!

И не для вас стараться!..

Повисла пауза, что медленно переросла во всплеск эмоций со стороны зрителей. Стокилограммовый камень упал с моей шеи. Смахнув пот со лба, я посмотрел на незнакомку: она прощалась с подружкой, что торопилась на выход.

Появился долговязый со словами «Спасибо, Антон!»

– Погодите, я ещё не всё! – перебил я уже надоевшего мне ведущего.

– Ох… – единственное, что вымолвил тот, после чего исчез.

– Знаете, – почувствовав прилив уверенности, обратился я к публике, – возможно, мои стихи не каждому по душе…

– Сто пудов! – всё тот же пьяный голос.

– Да помолчи ты уже! Дайте ему закусить! – не вытерпел я.

В баре засмеялись. Я уже считал себя хозяином положения. Быстро успокоившись, вернулся к начатому:

– Важно то, что существует классика, которая не должна забываться даже в этих стенах… Итак… – я сделал небольшую паузу-интригу. – Владимир Владимирович Маяковский… Стихи о советском паспорте…

Андрюха от удивления раскрыл рот. Я думаю, он догадывался, что́ собиралось произойти. Подняв руку вверх, я начал читать.

Всецело погрузившись в исполнение, я ни на секунду не отвлёкся от заветных глаз. Сцена словно приковала меня, не желая отпускать ни на мгновение. Но стихи приближались к магической скрижали «Я достаю из широких штанин», под которые я направился к цели.

Мимо столиков, где важно восседали голодные до зрелищ зеваки, мимо искоса посматривавших на меня пьяных взглядов, мимо неразборчивых выкриков я шаг за шагом протискивался к незнакомке. И вот оказался напротив неё. Совсем рядом. Глаза девушки заметно округлились. Такие красивые глаза. Такие дерзкие. Такие вызывающие.

Бар затих. Все были в ожидании чего-то. Наступила театральная пауза.

– Читайте… – тихо произнёс я, положив перед девицей листок с моим номером.

И тут у меня потемнело в зрачках. Давление резко ударило в виски, в ушах противно зазвенело. Стало душно. Девушка была в оцепенении. Я боялся, что она даст мне пощёчину или выкинет ещё чего хуже (например, плеснёт коктейлем в лицо). Резко покраснев, я опустил голову и, захватив свои вещи, ринулся из бара.

Не зная, что делать и куда идти, я притормозил на крыльце, сел на ступеньки и стал курить одну за другой. В голову лезли мысли о содеянном. Умно ли я поступил? Наверное, нет. Жалкий трюк с листочком мог впечатлить Светку, но не ту строптивую в баре. Никак не её.

Внезапно я почувствовал, как кто-то встал за моей спиной и тоже закурил. Я обернулся и… Чёрт возьми, только не она! То был не лучший момент, чтобы попадаться ей на глаза.

Незнакомка стояла спиной ко входу, облокотившись локтями на перила. Я встал точно так же в шаге от неё. Стараясь сохранять хладнокровие, повернул голову в сторону девушки. Меня она умышленно не замечала, будто на крыльце была одна – всё такая же гордая и независимая.

– Знаешь, на детские выпады меня не купишь, – произнесла девица, не глядя на меня.

Я не знал, что ответить. Холод бегал вдоль моего позвоночника, сердце колотилось, видимо, намереваясь выпрыгнуть из грудной клетки, дыхание перехватывало.

– Что ж ты не уехал? Ведь собирался. Причём навсегда, – язвила незнакомка.

– Передумал.

– Отчего же?

– Ну-у… Тебя встретил…

Ляпнув эту пошлость, я хотел провалиться сквозь землю.

– Да ну! – улыбнулась девушка, наконец посмотрев на меня. Похоже, она начинала оттаивать.

– Да! – улыбнулся я в ответ и протянул руку. – Антон.

– Я не знакомлюсь в барах.

Она выбросила окурок и направилась к двери, но мой вопрос притормозил её:

– А где ты знакомишься?

– В светских раутах.

Я понимал, что девица кокетничала. Мне это начинало нравиться.

– Ну а здесь, – кивнул я на дверь, – чем не раут?

– А ты, значит, любишь такие рауты? – скрестив руки на груди, продолжала кокетничать девушка.

– А ты разве нет? Я же видел, как ты там веселилась.

– Так, значит, ты шпионил за мной?

– Я не шпион… Я поэт…

– Вот как! – незнакомка приблизилась ко мне на пару шагов. – Значит, Антон Молодцов… Поэт… Современник…

– Надо же, запомнила, – усмехнулся я.

Девушка кивнула. Наконец она смотрела на меня не презрительно. Её волнистые рыжие волосы, её приятная внешность, стройность её фигуры, а также запах коктейля и дорогих сигарет – всё в ней располагало к себе, к её оригинальности, её нетипичной женской организации.

– Карина, – я ощутил тепло её ладони.

– Антон… Молодцов… – зачем-то напомнил ещё раз.

– Пойдём. Выпьем.

– Постой… Не хочу туда возвращаться…

Мне хотелось побыть с ней наедине, но я не мог найти подходящих слов. Как следовало об этом сказать? Прямо в лоб? Нет, это было бы глупо.

Оглядевшись вокруг, я заметил кафе через дорогу. С виду оно выглядело как вполне тихое цивильное местечко. В окнах виднелись маленькие столики, за которыми сидели влюблённые парочки, смаковавшие различные вина. Я прочёл название над входом: «На двоих». В моей голове всё быстро сложилось, и, указав Карине на кафе, я сказал:

– Выпить можно и в другом месте.

Она воспротивилась:

– Перестань. Не нужно строить из себя романтика. Ты ведь не такой… По тебе видно…

Я понимал, что она имела ввиду. Мой внешний вид (с дороги я выглядел не вполне свежо, плюс свисавший с плеча рюкзак дополнял имидж провинциала), манера вести диалог, да та же дурная выходка с телефонным номером – всё это не клеилось с образом романтика. Я испугался, что Карина вовсе развернётся и уйдёт, не вытерпев моего идиотского поведения. Поэтому мне срочно нужно было удержать момент, проявив достаточно находчивости. Но ума хватило сказать лишь:

– Дай мне десять минут.

– Для чего?

А ведь действительно – для чего? Предлога у меня не было, а к девушке тянуло. Вот просто тянуло и всё! Я пока ещё не понимал, что́ это – симпатия или всего лишь попытка заглушить одиночество.

– Просто дай мне время. И ты узнаешь, какой я.

Ещё одна глупость, которую я удосужился сморозить за последние две минуты. Наверное, это из-за волнения. Впереди меня ждал каскад импровизации. К этому я не был готов, но так было даже интересней.

– Пойдём, – решительно сказала Карина.

– Куда?

– Пойдём… Со мной…

«Ну что ж, с тобой так с тобой. Я готов», – одухотворённо мелькнуло в моей голове. Мы отправились по вечернему району мимо бутиков и панелек…

Глава 4

Некоторое время мы с Кариной шли молча. На улице, кроме нас, никого не было. Фонари, тускло освещая тротуар, прокладывали нам дорогу. Антураж придавал прогулке несколько интимности.

Наконец Карина нарушила молчание:

– Ну а… Про любовь у тебя есть стихи?

– Мне не нравится любовная лирика… Я ведь не романтик. По мне видно, – иронизировал я.

Карина рассмеялась:

– А ты язва!

– Да. Есть немного.

– Ну вот. И десяти минут не понадобилось.

Немного посмеявшись, я контратаковал:

– Да ты сама язва! Почище меня будешь!

– Чего это?

– А ничего!

Я передразнил слова Карины:

– Что ж ты не уехал? Ведь собирался. Причём навсегда.

– Ну ведь не собирался, – кивнула она.

– Откуда тебе знать?

– Оттуда, что ты только приехал. И это тоже по тебе видно.

– Каким образом? – мне стало не до смеха.

Остановившись, Карина посмотрела куда-то глубже моих глаз.

– У тебя взгляд другой, – тихо произнесла она.

Едва заметная улыбка коснулась её губ. Сверкнув ярко-зелёными глазами, девушка зашагала дальше. Я же, слегка оцепенев, нагнал её с односложным вопросом:

– Другой?

– Местные так смотрят…

– Как?

– Они… словно ничего не видят вокруг… Совсем ничего…

Карина говорила, я боялся прервать.

– Там на набережной… Ты смотрел на воду… Местные не смотрят на воду… Не смотрят на дворцы… Друг на друга не смотрят… А если и посмотрят, то с такой ненавистью и злобой, что… Даже не знаю… Словно человек человеку волк…

Я вспомнил старика с Фонтанки, негодовавшего, что кругом одно зверьё. Тут же припомнилась старушка с Библией. Зачем-то я спросил:

– А верующих здесь много?

– Чего?

– Не, ничего… Это я… Для поддержания разговора, – вернул я девице фразу, обращённую мне на набережной.

– Ну ты и язва! – расплылась в улыбке Карина.

Мы вышли на тропинку, отделявшую микрорайон с автострадой от перелеска. Я не понимал, зачем Карина повела меня через гущу деревьев, но мне ничего не оставалось, кроме как довериться и следовать за ней.

Не сказал бы, что перелесок был большой, но вопреки кромешной тьме, нависшей над нами, пробираться пришлось довольно долго. Наконец кроны расступились, и мы оказались перед большим прудом, по глади которого неспешно плавали лотосы. В темноте бутоны веяли какой-то особой романтикой – грустной и поэтичной. «Какая красота!» – подумал я.

– Здесь редко кто появляется, – рассказывала Карина. – Я прихожу сюда, когда всё осточертеет. Скрываюсь ото всех и… Словно маленький принц… На своей собственной планете…

На пруду мы были совершенно одни. Два маленьких принца. Два одиночки на крохотной планете под бесконечным звёздным небом. Два забытых пилигрима, чьё спасение было лишь друг в друге. Мне хотелось до самых предрассветных сумерек вместе с Кариной стоять под этим небом, смотреть на лотосы. Молчать и грустить.

– Почему ты убежал из бара? – прервала молчание девушка.

– Испугался, что ты вмажешь мне, – признался я.

– Только и всего?

– Наверное, да…

– Правильно сделал.

Я удивился:

– То есть ты правда вмазала бы?

– Да нет, я не об этом… – она улыбнулась. – Если бы ты остался… Сюжет не сложился бы…

– Какой сюжет?

Карина взглянула на меня, улыбаясь уже только глазами.

– Какой же ты юный… – вздохнула она.

Мне нечего было сказать. Казалось, что Карина нащупывала какие-то неведомые рычаги внутри меня, дабы покрепче ухватившись за них, как следовало рвануть. Я чувствовал неловкость. Нужно было срочно заполнить паузу:

– А что ещё ты можешь сказать обо мне?

– Ты слишком осторожен… Хочешь впечатлить, но боишься, как бы девушка в баре прилюдно не вмазала тебе… Оттягиваешь момент ради десяти минут, но всё равно не решаешься сказать главного… А твоя язва?.. Всего лишь защитная реакция… Пытаешься казаться непосредственным, но… внутри ты… хрупкий… как скорлупка… Если сжать, то рассыплешься…

Её слова дёргали меня за живое. Как ей удавалось видеть меня насквозь? Кем же была эта космическая Карина? Экстрасенсом? Психологом? Знаком? Намёком? Откуда она явилась? И главное, с какой миссией?

Ярко-зелёные глаза девушки всё также сверкали, казалось, освещая пруд. Мне страшно захотелось поцеловать её, но столь спешным действием я мог только перечеркнуть нашу встречу, забыв о Карине навсегда. Ведь я не романтик, это мы оба уже усвоили.

– Мне пора, – интонация девицы внезапно изменилась.

– Постой!

– Не беспокойся. Твой номер у меня. Позвоню… как-нибудь…

Она развернулась к перелеску и, точь-в-точь повторяя сцену на набережной, через плечо бросила уже не строгое, а обещавшее «пока».

– Пока… – повторил я за девушкой, глядя ей вслед.

Оставшись наедине со своими мыслями, я старался уловить послевкусие этой необычной встречи, в которой было нечто… естественное что ли? Невычурное.

Позвонил Андрюха. Он уже отыграл концерт и очень негодовал оттого, что я пропал неизвестно куда. Не без труда успокоив друга, я пообещал, что в скором времени вернусь.

– Давай молнией! Квартира стынет! – услышал я в ответ.

Через полчаса я подходил к крыльцу бара, где стоял Андрюха и курил.

– Ну ты, конечно, молодец, – с укором покачал он головой. – Куда пропал-то? Пошли.

Попутно я рассказывал другу о проведённом времени с Кариной. Он потрепал меня по плечу:

– А ты ловок, брат! Дня не пробыл в Питере, как уже рыбку поймал!

– Да нет, мы только прогулялись. Больше ничего не было.

– Ну всё ещё впереди.

Через несколько минут мы оказались около девятиэтажной панельки. Однушка на седьмом этаже слегка веяла «совком». В прихожей стоял трельяж с засаленными зеркалами; в зале – покрытый небольшими трещинами, шкаф-стенка, за стеклянными дверцами которого томился подёрнутый толстым слоем пыли хрусталь (очевидно, что до него не дотрагивались уже несколько лет); в углу на тумбе доживал свой век телевизор «Горизонт», на нём – японский видеомагнитофон и несколько кассет с советскими комедиями; у окна едва не разваливалась низенькая этажерка, до отказа набитая потрепанными книгами, поверх которых небрежно взвалилась громоздкая радиола; на подоконнике покоился телефон с «диском»; проход украшали тяжёлые портьеры, а стены – узорчатые ковры; диван как диван. Жить можно.

– Я ночую здесь, когда в баре работаю, – сказал Андрей. – Так что буду твоим частым гостем.

– Да ладно, это я тут гость.

– Нет. Ты тут хозяин. Всё в твоём полном распоряжении.

Немного побродив по квартире, я добрался до кухни, где у стола уже стоял Андрюха и нарезал закуску.

– Доставай! – подначивал он.

На столе появился скотч. Андрюха разобрался с закуской, красиво, по-праздничному разложив её на большом хрустальном блюде, затем достал из шкафчика две стопки и поставил их на стол. Мы устроились друг напротив друга. Андрей разлил скотч и торжественно произнёс:

– Ну, с приездом и новосельем, брат!

Чокнувшись, мы опрокинули стопки и закусили.

– Знаешь, почему я тебя не встретил? – сказал Андрюха.

– Хотелось бы знать.

– Это всё Герман.

Я удивился, услышав странное имя.

– Наш концертный директор, – пояснил друг. – Он занимается организацией всяко разных мероприятий в барах, ресторанах, домах культуры по всему Питеру. Сложный человек, но функциональный.

– Хм…

– А давай ещё по одной.

Мы хлопнули. Закусили.

– Так вот, – продолжил Андрюха. – Он никак не хотел устраивать сегодняшний «микрофон». Говорил, что и без того дел полно. Я весь день за ним на побегушках. Выпрашивал ведущего, рекламу выпрашивал, то да сё.

– Ну, допустим. Тебе-то зачем это нужно было?

– Эт не мне нужно было…

Андрюха натянул хитрую улыбку. Внезапно мне всё стало понятно. План был придуман заранее. Значило, что мой друг суетился, выпрашивал мероприятие, записал меня на выступление, поставил на уши столько людей, и всё было выстроено исключительно для меня одного. Это вполне можно было расценивать как подарок к приезду, от которого я упрямо отнекивался. И откуда у меня ещё хватало совести думать, будто мой друг обо мне забыл!

– Знал, что ты начнёшь ломаться, – хихикал Андрюха.

Он знал. Конечно, он знал. Оттого и действовал наперёд.

– Прости, братан. Я думал…

Друг остановил меня жестом. Затем, деловито начислив стопки, сказал:

– Ты молодец. Главное, что заднюю не дал… Будем.

Очередной раз чокнувшись, мы выпили и закусили.

– А какой перформанс ты устроил! – засветился Андрей. – Сразу школа вспомнилась!.. Да… Штучки с бумажками…