скачать книгу бесплатно
Недомыка принялся за работу с усердием трудоголика. И надо же иметь такую силищу: если до него удавалось обработать и отмыть от раствора десятка полтора шкур за день, то Ждан выдавал сто норм. Работодатель не нарадовался на нового работника. Даже уволил остальных. Небольшой подсчёт показал, что благодаря новичку сэкономленных на зарплатах денег хватит на покупку даже аглицкого племенного быка породы «Бынтли», шкура коего отличается удивительной эластичностью и прочностью. От открывающихся перспектив и потенциальной прибыли закружилась голова.
Жалобные крики скотины кожевник услышал не сразу. Сердце ёкнуло от нехорошего предчувствия и остановилось. Что-то неладное творится со стадом высокопородных быков, шкуры которых использовались для выделки. Когда мастер вбежал в ремесленные мастерские, Ждан пытался затолкать в бадью с раствором последнего рогатого. Нет, все притопленные животные оказались живы, разлеглись на полу, словно на пляже. Только морды, приобрели зеленовато-синюшный оттенок, языки вывалились, покрылись желтоватым налётом, даже чёрные носы посерели. Несложно догадаться, что налицо признаки отравления.
Последний бык, растопырившись над чаном так, будто собирается родить кита, продолжает упираться и голосить, как это могут делать только роженицы. В глазах страх, мольба и неистребимое желание пожить ещё немного. Недомыке надоела упрямая скотина. Применив бросок, он швырнул животное в бадью. С выражением крайнего отчаянья на морде в растворе скрылась голова. Мастер набросился на работника с кулаками, а тот, прикрывшись руками, непонимающе что-то бормотал и оправдывался. В это время бык выбрался из чана и, пошатываясь, спешно покинул опасное помещение. А тем временем до мастера дошёл смысл лепета работника. Оказывается, что увалень решил внедрить в производство ноу-хау. Вместо того чтобы убивать животное, многократно вымачивать шкуры в разных растворах, таскать их к реке, мыть, волочь обратно, а потом сушить, не проще ли сразу вымочить быка в бадье, где все эти растворы смешаны? Зверюга сама сходит к водоёму, ополоснётся, потом обсохнет в тенёчке равномерно-равномерно, и после снимай с неё готовую к выделке шкуру. Это ж как удобно. Мастер онемел от услышанного. Сил хватило лишь на одно слово: «Во-о-он!»
Следующим «счастливчиком», неосторожно принявшим на работу Недомыку, оказался гончар. Мастер длительное время отсутствовал в поисках нового сорта глины, ибо замыслы имел грандиозные, а мечты – смелые. Месторождения, которые находились у села, давали продукт, использовавшийся лишь для изготовления столовой посуды, а мастеру восхотелось создать шедевр. Для этого требовалась глина другого сорта. Он целую неделю колупал землю в лесу, у речки, в балках, даже под деревьями, но тщетно. Провизия закончилась, пришлось идти домой несолоно хлебавши, несахарно пивши и некисло тошнивши. И, как всегда это бывает, в одном из оврагов недалеко от деревни обнаружился целый пласт каолина, то есть голубой фарфоровой глины. Причём она оказалась настолько хорошей, что если сделать вазы, все мастера Востока обварят себе ноги. Гончар аж запрыгал от радости. И как сглазил. После того как быстренько сбегал в деревню за телегой и начал раскопки, оказалось, что глины в месторождении немного. Набралось всего четыре ведра. Он вдоль и поперёк исковырял весь овраг, понаделал кучу шурфов и канав, но тщетно. Это расстроило, но и распалило желание работать, так сказать, воплотить замыслы в жизнь. Энергия забила в теле ключом, и вместо того чтобы сесть в телегу, гончар поволок коня под уздцы. Причём так торопился, что копытное едва поспевало.
Ворота дома преградили путь. Здесь и поджидал мастера Недомыка. Парень легко отворил тяжёлую воротину, а затем помог разгрузить телегу. Вот тут-то мастера и посетила опрометчивая идея взять паренька в помощники. Дело в том, что вымешивание глины – процесс трудоёмкий, энергозатратный, требует больших физических усилий и невероятно нудный. Зато для него не нужен никакой навык. Почему бы не поручить эту работу другому? Да и есть очень хотелось. Вот гончар и решил доверить сей неблагодарный труд Ждану. К тому же парень согласился работать за еду, а что может быть лучше дармовой рабсилы? Мастер завёл работника в мастерскую, уставленную высыхающей и уже готовой продукцией по самый потолок. Задачу для подмастерья поставил чёткую и ясную, как утро в Сахаре: всю глину, что привёз, бросить в бадью и мешать. При каждом слове Недомыка кивал и счастливо улыбался. В душе гончара прозвенел колокольчик тревоги. Ему бы прислушаться к настораживающему звуку, но так хотелось есть, что мастер не обратил на предупреждение никакого внимания. Единственное, что сделал, – дождался, пока помощник закидает всю глину в бадью, и указал, сколько воды надо залить. После этого удалился глушить крики взбесившегося от голода желудка.
Никогда в жизни он так быстро не ел. А челюстями лязгал столь сильно, что деревянная ложка треснула. Желудок получил всё, что хотел, и дал отбой организму. Конечности наполнились приятной тяжестью, голова слегка закружилась. Жутко захотелось спать. Но мастер героическими усилиями не дал телу взять верх над духом.
Гончар сытым шагом вошёл в святая святых. Затуманенные приятной негой мозги не сразу отреагировали на несоответствия. Понадобилось минуты две, чтобы понять, что что-то не так! Вроде работник вовсю мешает глину, аж раскраснелся и заляпался до ушей, но… И тут мастера словно по голове кувшином с первачом ударили. Аж в глазах поплыло. Работник перемазался в коричневой глине! Не в голубой, а в коричневой. В коричневой, а не в голубой.
Мастер ошарашено посмотрел в бадью. Удивительно, но там тоже оказалась коричневая глина, да ещё со стебельками травы. Гончар оглянулся. Мастерская примыкала к дому, но выход на улицу имела отдельный. Рядом с дверью раскинулась широкая яма, у края которой валяется лопата. Расстаравшийся дурень взял глину отсюда и вместе с дёрном бросил в бадью с бесценным материалом.
– Что это? – цепенея от ужаса, спросил работника мастер, перст указал на яму.
– Ну, эта… – начал Недомыка и пояснил, что если смешать два сорта глины, то каждое изделие получится со своим особым, неповторимым составом, а травка добавит узорности и стильности, что повысит конкурентоспособность товара на международном рынке.
Мастер стоял в остолбенении минут десять. Отделить один сорт глины от другого теперь невозможно. Значит, все мечты и чаянья пошли прахом. А этот дурак продолжает улыбаться как ни в чём не бывало, словно насмехаясь над его горем.
Никогда в жизни ни до, ни после в Недомыку не летело столько домашней посуды, шрапнели и грязи. Последняя была ещё и в словесной форме. Мастер – тощий и слабосильный мужичок – гонялся за ним с шестиведёрной бадьёй наперевес по всей мастерской, а после по двору и селению. Благо силы оставили, и Ждана минула участь свиньи. Но шрапнель оставила на теле множественные мелкие царапины, а глина – неопрятные пятна на штанах подозрительного цвета. Карьера Великого Гончарных Дел Мастера закончилась в начале начала.
Последним, кто неразумно принял Ждана на работу, оказался кузнец. В результате трудовой деятельности мастер заработал профессиональную болезнь – глухоту, поэтому не слышал последние новости. В кузне работа очень тяжёлая, требуются крепкие телом и здоровьем подмастерья. Недомыка подходил к этой работе лучше кого бы то ни было. Как раз за помощью подъехал купец, у которого конь захромал. Кузнец осмотрел каждое копыто. Оказалось, что внимания требует лишь правое переднее. Мастер стал спиной к горну, зажав копыто между ног.
– Дай мне подкову, – попросил он подмастерье.
Недомыка логично рассудил, что лучше использовать раскалённую подкову, она-де намертво прирастёт к копыту, даже гвоздей не понадобится. Естественно, сам он взял подкову из горна клещами, горячо ведь. Кузнец потянулся за железякой, не глядя. Ждан, конечно, засомневался, может, стоит сказать, что подкова раскалённая. Но его разум произвёл сложный анализ ситуации. Результатом явилось следующее умозаключение: кузнец постоянно работает у огня, его руки закалились и жара не чувствуют, а стало быть, зачем его лишний раз предупреждать?
Пальцы мастера сомкнулись на раскалённом металле. Ни разу в жизни Ждан не слышал, чтобы мужик так громко визжал по-бабьи, и чтобы баба так ругалась по-мужски. Напуганный криками кузнеца конь дал деру, раскидав стоящие на пути телеги и расшвыряв вышедших из домов на крики людей. Кузнец, оторавшись, схватил молот. Ждан ринулся из кузни с такой скоростью, что обогнал несущегося во весь галоп испуганного коня. И это если учесть, что фора у копытного была приличной. Видели бы вы глаза животного, когда Недомыка пронёсся мимо, едва не сшибив жеребца мощным воздушным потоком. Так завершилась производственная деятельность разнорабочего с крохотным, можно сказать никаким, стажем работы в населённом пункте со звучным названием Мастера.
Где-то к середине ночи, когда луна высоко поднялась над верхушками деревьев, в голову забрела одинокая мысль. Недомыка, занятый бегом и страхом быть отоваренным молотом, поначалу её не заметил. Но мысль оказалась упрямой и пробивалась в сознание до тех пор, пока на неё не обратили внимания.
– А почему бы не отдохнуть? – предложила она.
Нога оставила в почве глубокий след, а колючки кустарника, в который Недомыка влетел по причине незнания принципов инерции, длинные царапины и небольшие дыры на одёже. Выбравшись из негостеприимного места, Ждан прислушался. Вроде никто не гонится. Да, точно, никто. Только слышен звон от ударов металла о металл и визгливые крики. Что конкретно кричат, не разобрать: даже в ночной тиши леса звуки разносятся недалеко.
Любознательность заставила Ждана пойти на шум. Деревья двинулись навстречу, слова вскоре приобрели чёткость, понятную форму и грубый оттенок.
– Отдай копье, Ёрш! – орал кто-то хриплым голосом.
– Ёжика тебе в глотку, а не копье! – раздалось визгливо.
Дальше снова послышался звон металла. Если кто не в курсе, то слово «копье» означало в стародавние времена не только оружие колющего типа, но и деньги, как «рыжьё» на нынешнем жаргоне означает золото.
Перед Недомыкой разыгралась следующая картина: вокруг широченного дуба на небольшой поляне стоят пять молодцев разной степени оборванности и крепости, а к стволу прижался эдакий рыжеволосый сморчок подросткового возраста, четырнадцатилетней наружности. Сам щуплый, тощий, одежонка паршивенькая, сапоги поношенные, глаза злые, а на конопатой роже с задранным носом высокомерие, как у стада верблюдов. Губы – тонкие, сжаты в узкую полоску, в правой руке – длинный, слегка загнутый нож. Им-то он и пытается отбиться от нападающих. Если бы не дуб за спиной и природная резвость, его давно бы прирезали. Но нападающие, очевидно, тоже не в первый раз беспределят. Двое стали заходить с боков. Жить парнишке осталось не больше минуты.
– Чё это вы тут делаете? – задал сакраментальный вопрос Недомыка.
Шесть лиц обратилось в его сторону: пять – с удивлением, одно – с надеждой.
– Вали отсюда! – рявкнуло пять глоток.
Ждан впал в задумчивость. Его внимание привлёк правый сапог: на носке видна небольшая дырка, что требует вмешательства. Вот он и решал, вмешиваться или нет. Пятёрка восприняла это по-своему. Двое остались у жертвы, а трое с нехорошим выражением на лицах направились к Недомыке. Тот заметил угрозу вовремя – когда острия ножей упёрлись в шею и грудь. Лунный свет заиграл на клинках, что сыграло роковую роль в жизни злодеев. Недомыка с детства был падок на всё блестючее, блестящее и отбрасывающее отблески.
– Ух ты! – сказал он и схватил один из ножей за лезвие.
С такой наглостью разбойникам встречаться не приходилось. Поэтому двое удивлённо замерли с раззявленными ртами, а третий попытался вырвать нож. Но легче отобрать чекушку у алкаша: Недомыка вцепился в цацку мёртвой хваткой. Коллеги товарища по опасному бизнесу попытались вмешаться в процесс возвращения материальной собственности. Не получилось. Тогда они решили прирезать наглеца. Однако последний вертелся ужом, пытаясь отстоять понравившуюся игрушку, и в результате порезы появились у кого угодно, только не у Ждана. Но случилось непоправимое: разбойник, у которого пытались отобрать имущество, резко дёрнул нож на себя и таки вырвал оружие. Отточенное лезвие с лёгкостью разрезало кожу на ладони Ждана.
– Дурак! – плаксиво крикнул Недомыка.
Его кулак метнулся к лицу ворога. Тот не успел отреагировать. Стыковка «кулак-харя» прошла успешно, и несчастный обладатель лица улетел в неизведанные дали кустарникового пространства. Только подошвы мелькнуть успели. Его сотоварищи, слегка травмированные предыдущими действиями, кинулись на Недомыку, ни разу не подумав, и на поляне ещё на пару дураков стало меньше. Оставшиеся оказались неробкого десятка и с напрочь отсутствующими мозгами. Тому, кто заходил справа, удалось резануть плечо Недомыки, за что ему пожаловали титул «Лучший пилот Руси» с целованием дерева и разбрасыванием зубов по всему лесу, а второго понизили в должности, причём в прямом смысле, забив в землю по самые ноздри. На этом инцидент оказался исчерпан. Ждан посмотрел на потерпевшего.
– Чё уставился? – вежливо поинтересовался тот, задрав нос. – Я тебя просил вмешиваться? Сам бы справился.
Малец поправил лохмотья, пара шагов, и он склонился над вбитым в землю нападавшим. Быстрый осмотр, недовольная гримаса, и малец подскочил к Недомыке.
– Дурень! – заорал он в лицо Ждану так, будто старался докричаться до его разума. – Как теперь его обыскивать? А других зачем расшвырял? Чё их теперь, по всему лесу искать?
– Для чего? – тупо спросил Ждан.
Губы мальца скривились, будто собрался плюнуть.
– Чтобы деньги забрать! – заорал он ещё громче. – Дубина!
– А-а-а.
Ждан попытался вытащить находящегося в бессознанке погребённого, схватив за голову. Шейные позвонки угрожающе захрустели.
– Ты ему так башку оторвёшь! – возмущённо заорал малец.
– Да? – спросил Недомыка, что вызвало со стороны спасённого удивлённое фырканье. Но добил мальца вопрос: – А чё, голову обыскать нельзя?
– Приторчень[4 - Приторчень (др. рус.) – то же, что и придурок.]! – бросил малец и пошёл в темноту.
Недомыка постоял над вбитым, как у надгробия, словно прощаясь и провожая товарища в последний путь.
«Пирог с онучами! – пронеслась в голове страшная мысль. – А ведь на дворе ночь, вокруг тёмный лес, и если сейчас не последует за ушедшим, то останется один!»
Пришлось догонять. Но споспешествовал он слишком рьяно. В результате в темноте, да ещё в кустах, налетел на чью-то спину. Спина улетела в зелень, а дальше последовал такой набор слов, от которого листва свернулась в трубочку, как в пожар. Стоило выйти на дорогу, как Ждан лицом к лицу столкнулся с пострадавшим. Последний продолжил грубую речь, говорил громко, ярко, сочно, показывая своё пролетарское происхождение, высокий филологический уровень, богатое знание жестов и па. Слова лились витиеватой лентой железобетонного характера, что не могло не вызвать со стороны Ждана ответной реакции: раскрытого на всю ширину рта, вываливающихся от удивления глаз и стремительного окатарсивания до полной нирваны.
– Фраер полированный!!! – в последний раз взвизгнул малец, и пошёл по дороге.
Нирвана дело приятное, поэтому Недомыка очнулся, когда мальца и след простыл. Ситуация едва не повторилась, но у парнишки оказались хорошая реакция и дар прогнозирования ситуации – он вовремя отскочил. Правда, при этом наделся рваниной на сучок некогда растущей над обочиной ветки. А поскольку малец оказался в несколько взведённом состоянии, то рванулся со всей дури. Дури оказалось много, даже с избытком. Послышался треск, и рванина разошлась от горла до пупа. Снова последовали тяжеловесные слова, под грузом которых даже слон раскатался бы до состояния камбалы.
– С тебя кафтан! – нагло заявил малец. – Гони копье, а то сейчас прирежу!
Недомыка отдал ему все деньги, которые родители дали в дорогу. Малец, осмотрев куш, горько вздохнул, лицо повернулось к небесам, губы задвигались, произнося молитву в несколько своеобразной форме. Отговорившись и отведя душу, он продолжил движение. Недомыка тенью пошёл следом.
В темноте слышались только их шаги. Подросток неоднократно останавливался, прислушивался к ночным шорохам, но ничто не нарушало умиротворения. Тогда он шёл дальше. Недомыка тоже останавливался, но только для того, чтобы почесаться и понаблюдать за действиями товарища. Для него каждое движение – как откровение. На всякий случай он даже его повторял.
Ночь близилась к концу, а ничего так и не случилось. Но глупо полагать, что несчастье о них забыло. Первым мечущиеся между деревьями тени заметил малец. Естественно, предупреждать о них товарища не стал: призраки-то похожи на волков. Причём зверушки явно голодные, иначе не преследовали бы их битый час. А значит, наверняка нападут. Чтобы не сожрали обоих, товарищем можно пожертвовать. Надо только оторваться от приставшего незнакомца. Малец перешёл на бег. Но Ждан рванул за ним с места, как бешеный заяц.
Волки звери стайные, по крайней мере, осенью и зимой, поэтому жертве обычно показываются только загонщики. Естественно, два путешественника побежали в нужном зверью направлении. Осталось дело за малым. У зубастых уже и слюна от предвосхищения лакомства закапала. Но! Когда из кустов навстречу людям выскочила четвёрка здоровенных самцов, мальца с испугу прихватила медвежья болезнь. Он, как и полагается, присел. Недомыка, бежавший позади, не понял, куда исчез коллега. Голени обо что-то сильно ударились.
Поскольку бежал со всех ног, полет оказался долгим, а падение мягким: упал на двух волков, бегущих в центре засадного полка. Причём рухнул на них, как рестлер на противника. В результате оба зверя оказались в нокауте. Два других не сразу поняли, что произошло, и потеряли драгоценные секунды. В это время команда загонщиков добежала до мальца. Тот, даже отвлечённый недугом, попытался от них убежать, комментируя действия громкими беспорядочными криками. Недомыка, поскольку ничего подходящего под рукой не оказалось, с испугу схватил бросившегося на него правофлангового волчару за передние лапы, и в два рывка раскрутив зверя до сверхзвуковой скорости, швырнул в загонщиков. Гулко хрустнуло, взвизгнуло, и на дороге оказались лишь два шерстистых коматозника и Недомыка. Левофланговый зверь из засадного полка попал под горячее тело коллеги по охоте, когда тот под руководством человека пытался пройти сверхзвуковой барьер. Стоит ли говорить, насколько далеко он улетел. Но куда делся ещё один участник событий?
Недовольная рожа высунулась из кустов.
– Зря вмешался, – высокомерно заявила она. – Я бы сам справился!
Ждан на радостях схватил мальца и прижал к груди. Малец заорал не своим голосом, поскольку показалось, будто попал под гидравлический пресс. Благо крепыш вовремя унял души прекрасные порывы. Ноги спрессованного снова коснулись земли.
– Болван! – рявкнул малец в лицо товарищу.
Тот лишь улыбнулся. Подросток попытался обыскать коматозников, но потом спохватился – откуда у зверья деньги?
– Всю неделю непруха. И так весь год от момента рождения, – буркнул он. – Ну, чего стоишь? Пошли уже. Кстати, меня Ершом кличут.
– Угу, – сказал Ждан.
Ёрш тут же ощетинился.
– Что – угу? Тебя как зовут?
– Жданом. Но добрые люди Недомыкой прозвали.
– Недомыкой? Добрые люди?
Ёрш согнулся в припадке смеха.
– Я тоже добрый. Ладно, пойдём, Придурок, Растопыря, Приторчень, Дебила Кусок. Ну как, нравятся прозвища?
– Гы-ы-ы, – ответил Ждан и часто закивал.
И два почти товарища продолжили путешествие по дороге.
Ночь вскоре уступила место утру. Небо, словно очнувшаяся ото сна девушка, разрумянилось, заулыбалось нежной теплотой ясного осеннего дня, игриво сдвинуло бровки-дуги пролетающих облаков, природа защебетала радостными голосами птиц. Лес ожил, пугающие тени исчезли, страх покинул душу. И именно в этот прекрасный момент наши герои вышли к городу.
Словенск встретил невероятным шумом и сутолокой: хлеборобы, ремесленники, торговцы на телегах, купцы на повозках, требующие беспрепятственного проезда, и просто ещё не ложившийся люд образовали на улицах сплошной голосящий поток. Недомыка, ни разу не бывавший в городе, испытал нечто наподобие культурного шока, особенно после того, как его облили словесными помоями одновременно сразу несколько извозчиков, под телеги которых он едва не попал. В результате образовалась пробка. К возничим присоединились пассажиры и даже лошади. У последних нервная система оказалась не лучше, чем у хозяев. Ударов копытами удалось избежать с трудом. Благо Ершу не впервой, он быстро сориентировался: Недомыка и рта не успел закрыть, как оказался в харчевне.
Но беда не дремала. Стоило примоститься за столом, даже заказ сделать не успели, как на них обратила внимание недосинь. Кто не в курсе, недосинь – это человек в единственном или множественном числе, состояние алкоголизации которого приблизилось к порогу отключения сознания, но не перешло его. Мозги при этом уже находятся в анабиозе, но тело ещё функционирует. Такие люди часто становятся агрессивными, ищут всевозможные приключения на разные части тела, совершенно не понимая, что при столь сильном опьянении справиться с ними не составит большого труда. Однако болевой порог у подобных представителей алкогольной братии, как правило, сильно изменён, и чтобы их вырубить, приходится очень постараться. Последствия старания выражаются в разрыве связок, переломах, сотрясении остатков головного мозга, исчисляются количеством выбитых зубов и кровоподтёков. Естественно, когда похмелье проходит и наступает болезненная трезвость, недосинь начинает каяться, бить себя в грудь копытом и обещать, что они больше никогда. Но надо же отметить переход к трезвому образу жизни? А как это сделать без медовухи или вина? И ситуация повторяется. Примерно на таких и напоролась наша несчастливая двойка.
Уставшие путники присели за стол. Поверхность устлали крошки в несколько слоёв, между которыми что-то разлито в качестве клея. И пока клей был жидким, в нем утонуло с десяток тараканов-самоубийц. Их лапки до сих пор торчат из непроглядной туманной зелени. Несколько живых собратьев споро бегают рядом. То ли это спасательная операция, то ли просто поесть выползли. Пол и стены харчевни тоже не отличаются чистотой, но всё-таки более ухожены. Особенно пол. Оно и понятно: ведь по нему некоторые гости ходят руками и даже лицом. А кому приятно испачкаться?
Ёрш покопался в хламиде. В руках мелькнуло несколько медных монет. Словно из-под земли выскочила дородная тётка в грязном переднике поверх богато расшитого атласного сарафана. Взгляд впился в наличные.
– Здесь медяки не принимают, – с презрением сказала она.
Ёрш нехорошо зыркнул на бабищу, губы скривились то ли от желания плюнуть, то ли от собирающегося сорваться с уст ругательства. Но он не успел.
– Гля, не ндравится! – крикнул пузатый мужик, расположившийся за соседним столиком с семью такими же «крепышами». – Ишь, морду кривит. Понаехала тут всякая нищета-лимита.
– Ты чё-то булькнул, сортир неструганный? – крикнул ему Ёрш.
Пьяный – как ядерный реактор в аварийном состоянии, очень нестабилен, поэтому легко переходит из добродушного расположения духа в агрессивное. Особенно если по натуре хамло. «Здоровяк» обернулся к товарищам.
– Вы слышали, господа? – заорал он так, будто коллеги по алкогольному уик-энду находятся от него на другом конце города. – Какие-то приезжие клоуны смеют элиту города похабными словами поносить!
Ёрш нагло фыркнул и подлил масла в огонь:
– Элита – это порода свиней, что ли, новая?
Мужики разом побагровели. Ёрш, чувствуя, что сейчас будут бить, и возможно, табуретками, спрятался за Недомыку. Задвигались лавки, опрокинулся стол. Ревущая восьмёрка ринулась на лимиту. Ну как ринулась? Сбивчиво заковыляла, путаясь в ногах. Недомыка, ни разу в драках не участвовавший (случай в деревне Мастеров не в счёт), дождался, пока не прилетело. Мир полыхнул китайским салютом, пол больно ударил по спине и затылку. Носок чьего-то сапога впился в ребра справа, а кулак чьей-то руки заехал в глаз слева. Так бы и забили до смерти, если бы мудрый организм не включил режим защиты.
Ждан вскочил, не коснувшись пола руками. Видел он плохо, поэтому наносил удары куда придётся. Куда придётся полетели в стороны, как от эпицентра взрыва килотонной бомбы. Некоторые упали на соседние столики и даже стойку. Материальный урон в виде поломанной мебели, разбитой посуды и разлитой медовухи заставил присоединиться к драке остальных посетителей. К тому же лимиту никто никогда не любил, и дело приобрело нехороший оборот. Для местных. Они же не знали, что человек может обладать столь огромной силой, да ещё уходить от всех ударов, словно заранее о них зная. Правда, Недомыке это удавалось лишь потому, что его пару раз приложили по голове лавкой, отчего перед глазами поплыло, а харчевня закружилась, как в вальсе. Он же, пытаясь хоть как-то сохранить равновесие, вынуждено переставлял ноги. Над головой свистели лавки, кувшины, тарелки, и даже кто-то пролетал не раз, но достать его не могли. Кулаки же Ждана всегда попадали в цель, даже если это была балка. Пальцы крепко хватали, выкручивали, ломали, а руки перекидывали через плечо, бедро, голень, стопу и даже фаланги. В результате харчевня превратилась в нежилое помещение, требующее закрытия как опасное для проживания. Только покинуть его жильцы уже никак не могли. По крайней мере в течение нескольких ближайших часов, поскольку утратили все способности к движению.
На этом бой с городскими закончился. Почти. Дело в том, что шум услышали дружинники, прибежавшие на образовавшуюся рядом с харчевней пробку. Они быстро навели порядок: растащили техсредства, установили последовательность движения, дали по зубам особо возмущающимся беспределом правоохранительных органов. И тут раздались звуки хаоса из питейного заведения, куда они и поспешили. Недомыка по слепоте душевной и физической принял их за новую партию элиты из подворотни. Поэтому первые дружинники присоединились к распростёртым на полу посетителям. Остальные – опыт не пропьёшь! – скоординировав действия, нанесли превентивный удар столовой мебелью по голове крепыша, и Недомыка словно в тёмный колодец ухнул.
Глава 2
К тому времени на Руси, благодаря действиям пришедшего к власти князя Слава и его дружины, наступили спокойные времена. Кощей Бессмертный «сыграл в музыкальную шкатулку», по причине порчи скобяного изделия, именуемого иглой. Инфаркт миокарда наступил так быстро, что несчастный даже валерьянки себе накапать не успел. Змея-Горыныча укоротили сразу на три головы. Расчленёнку устроили богатыри из дружины князя Слава. На Ягу совершили два покушения. Во время первого добрые люди подпилили метлу, которой бабулька пользовалась во время полёта в ступе. Несчастная старушка, дабы не столкнуться с птицей и уйти на вираж, слишком сильно махнула предметом хозяйственного обихода и древко переломилось. Ступа вошла в штопор, а исправить ситуацию было нечем. Посадка прошла в нештатном режиме. Старушка выжила и, как могла, дохромала до избушки, где несколько недель залечивала раны различными зельями.
Народ прознал, что катастрофа не принесла нужного результата. Пришлось действовать нетрадиционными методами, то бишь через убивца. Но возникла проблема: взрослого бабка к себе не подпустит, почует за версту[5 - Верста (др. рус) – мера длины, равная 1,07 км.], а даже с такого расстояния ни одна стрела не достанет, зато Яга ещё как. В смысле колданёт – и здравствуй, кладбище! Потребовался нестандартный подход. Выбор пал на подрастающего Жихарку, отличающегося дерзостью, некоторыми зачатками интеллекта и силой. Он и взял грех на душу.
Бабульке уготовили жуткую участь запеканки. Дело было так: пацан прикинулся работником богадельни – средневекового собеса – и поведал, что князь выделил Яге пенсию в размере семи серебряных в год. А поскольку, когда он приходил в прошлый раз, её дома не застал, пришлось бросить монеты через трубу в печь: там сохраннее будут и ни один вор не догадается покопаться в углях, а тем более залезть в огонь. Новость оказалась столь радостной, что отшибла бабке последние мозги, изрядно тронутые склерозом и проявившим первые признаки маразмом. Яга открыла заслонку печи и кочергой попыталась нащупать драгоценные кругляши в бушующем пламени. Жихарка участливо посоветовал встать на приступок, куда вытаскивают чугуны, мол, с него лучше видно. Яга с кряхтеньем последовала совету. Жихарка отскочил в сторону и нанёс бабке удар, именуемый мае-гери. Такого пенделя пенсионерка не получала никогда. Старушка пикирующим ястребом влетела в топку, где и испеклась не хуже картошки, забытой в костре пьяными туристами. Правда, первые минуты бабушка пыталась выбраться наружу, но Жихарка крепко держал заслонку, злорадно замечая, что удары кочергой о металл с каждым мгновением становятся всё тише.
Повезло только Лихо Одноглазому. Ну как повезло? До него не успели добраться. В те времена из-за Урала в европейский регион от недорода кедровых орехов и грибов перекочевало множество белок и ёжиков, носителей вируса сибирского энцефалита. Местные клещи напились крови у новых зверушек, один из них возьми да и укуси Лихо. По первах Одноглазое не обратило внимания на такую ерунду. Но инкубационный период закончился, и началось: сначала проявились признаки общей интоксикации в виде слабости, головной боли, озноба, повышения температуры. Ему бы к лекарю обратиться, но безалаберное отношение к своему здоровью привело к переходу болезни в среднюю, а затем и более тяжёлую стадию. Развились общемозговые, менингеальные и очаговые неврологические симптомы, проявившиеся в нарушении сознания, галлюцинациях, бредовом состоянии, рвоте, ригидности мышц затылка, судорогах, симптомах Кёрнига и Брудзинского. Точка невозврата была пройдена, и болезнь стремительно перетекла в кому. В ней и обнаружили Лихо рыскающие по лесу богатыри. Несчастный злодей скрючился между корнями огромной ели. Поскольку даже сейчас обнаружить признаки жизни находящегося в коме человека без спецподготовки трудно, Одноглазое посчитали мёртвым. Было, правда, предложение башку ему отстругать или осиновый кол в грудь вбить, чтобы не воскрес, но поскольку болезнь продолжалась две недели и за этот период никто от рук Лихо не пострадал, то решили, что помер злодей окончательно, иначе давно воскрес и об этом стало бы известно. К тому же марать меч о мёртвую, скрючившуюся тварь, с перекошенной рожей и жутко воняющую нечистотами, никто не захотел. А искать осину в ельнике глупо даже для дурака. Тащиться же до ближайшего осинника, а потом обратно никто желания не изъявил. На том и порешили. Так несчастный злодей, наводивший ужас на многие поколения руссов, славов, дреговичей, вятичей и различных кривичей остался умирать лютой смертью в еловом лесу. Его не тронули ни муравьи, ни мухи. Даже бактерии побрезговали вселяться в поражённое страшной болезнью и изуродованное судорогами тело. За лето и часть осени оно усохло и замумифицировалось.
Остальную пакостящую людям нечисть в результате грозных рейдов княжеской дружины перебили почти полностью. Уцелевшие схоронились в омутах, болотах, далёких буреломах и чащах. Люди облегчённо вздохнули и зажили счастливой, несмотря на новые налоги, чиновничий беспредел и притеснения набирающей силу ремесленной олигархии, жизнью. Но тогда, если что, можно было и морду власть предержащим набить, и кровушку пустить, и терем подпалить, и просто фигу показать. Поэтому находящиеся у руля власти рот на народ широко не открывали, зубов-то лишних нет, а жизни – тем паче, и предпочитали в бессильной злобе дома яриться, срывая её на жене или удачно подвернувшейся тёще. В общем, жизнь наладилась.
Но так долго продолжаться не могло. Из дремучих лесов поползли пугающие слухи: то ли какая-то иноземная пакость объявилась, то ли древняя тварина проснулась. Мол, пока жили казнённые богатырями главари нечисти, они сдерживали как-то эту мерзость, а теперь она то ли очнулась, то ли окрепла и стала набирать силу: в дальних деревнях начала пропадать скотина, потом дети, ушедшие в лес за грибами и ягодами, затем взрослые. К тому же после того, как с нежитью покончили, активизировались разбойники, что значительно размыло общую картину происшествий, поскольку не совсем понятно, кто конкретно виновен в исчезновении людей и скотины.
И наконец, произошло событие, окончательно подтвердившее самые пессимистичные предположения. Прошёл год с момента, как князь Слав и его богатыри очистили державу от зловредной нечисти. По этому поводу правитель устроил пир, пригласив весь честной народ. Герои, участвовавшие в боях, простые воины и просто охочие до дармовщинки ринулись в Словенск со всех городов и весей. И хотя большая часть столов не поместилась в тереме князя, где и произошло далее описанное событие, но зацепило даже тех, кто пировал на улице.
Итак, вернёмся к началу празднования. Честной люд, по крайней мере тот, который находился в покоях князя, ждал появления руководителя. Одни поглядывали голодными глазами на яства, другие обсуждали последние известия, третьи бахвалились подвигами, четвертые травили весёлые байки, а слушатели ржали во весь организм. Шум стоял неимоверный. Но стоило появиться Славу, как наступила звенящая тишина. Князь выделялся среди присутствующих богатырским ростом и крепким телосложением. В этот раз он вышел в простой белой рубахе, с небольшой вышивкой по вороту, чёрных штанах, заправленных в красные сафьяновые сапоги. Русые волосы – до плеч, с лёгкой сединой, прихвачены на уровне лба тонким золотым обручем. Из-под рубахи видны ножны кинжала. Князь никогда не расставался с оружием, даже в баню с ним ходил. Вслед за ним появились княгиня Всемила и княжна Златоцвета. О красоте обеих ходило много слухов, но действительность оказалась куда прекрасней, и гости умолкли не столько от появления князя, сколько от созерцания всего прекрасного, что может быть в женщине, включая ум и нежность, проглядывающие во взоре.
Княгиня вышла к гостям в длинном до пят чёрном платье, расшитом витиеватыми узорами из серебра. Фигурка у Всемилы оказалась столь чудесной, что даже у трухлявого пня при взгляде на такую красоту произошёл бы гормональный взрыв, а от восхищения захотелось упасть на колени и прокричать: «Великий Род, как прекрасно дело рук твоих!» Творец одарил княгиню длинными, чёрными как полярная ночь волосами. Свет от факелов играл на локонах, словно они из лучшего атласа. Лицо столь вдохновенно, чисто, правильно, что оторвать глаз невозможно. Губки пунцовые, чётко очерченные, будто за ними ухаживает лучший визажист мира. Брови густые, в меру широкие, реснички длинные, слегка загнутые кверху. А глазки – как два восхитительных мгновения самой романтической ночи – зовущие, томные, нежные. В них просматриваются ум, теплота, чувственность, но и строгость. Руки с длинными перстами с такой нежной светло-коричневой кожей, что хочется их целовать и целовать. Княгиня не носила украшений, словно понимала, что любая драгоценность лишь затеняет её красоту. Поговаривали, что некогда она была вилой[6 - Вила (др. рус) – крылатый дух, сходный с русалкой.] (крылатый дух, сходный с русалкой), которую князю удалось приручить.
Но как ни хороша княгиня, взоры вскоре обратились к княжне, не уступающей матери в красоте. Златоцвета внешностью пошла не в мать и не в отца, будто её родители совсем другие люди. У отца волосы русые, у матери чёрные, а у княжны золотистые, слегка вьющиеся, отчего кажется, что с плеч ниспадают замершие волны. У матери глаза чёрные, глубокие, у отца стальные, взгляд колючий, требовательный, а у неё насыщенно-сапфировые, тёплые, изливающие какой-то животворный свет. Овал лица менее резкий, чем у матери, но без широкого подбородка, как у отца. Чудные золотистые брови напоминают два крохотных облачка во время восхода. Губки пухленькие, чувственные, что говорит о ранимости души и удивительной нежности. Кожа бархатная, светло-оливкового цвета. Единственное, чем пошла Златоцвета в мать, – ум и фигурка. Восхитительное кружевное платье – белое как снег – подчёркивало высокую грудь, покатые плечи и тонкую талию. Ножки при ходьбе ткань облегала так плотно, что от многочисленных взглядов не укрылись их правильность и восхитительная длина.
Княжна до сих пор оставалась незамужней, поскольку отыскать суженого для такой красавицы и умницы оказалось делом непростым. Разные конунги, фараоны, короли и прочие шейхи при виде Златоцветы теряли голову, немели и тупо пялились на её прелести, роняя слюну, что всегда вызывало негативную реакцию со стороны прекрасного пола, а уж у княжны тем более. В результате следовал отказ: чёткий, ясный и твёрдый. Князь и княгиня всегда поддерживали решение дочери, потому что раскрытый рот, текущие слюни и стеклянный взгляд – признак дебилизма, а им хотелось нормальных здоровеньких внуков, а не постояльцев дурдома с сексуальными расстройствами маньячного типа. Но вернёмся к пиру.
Князь встал у трона во главе стола, одесную – княгиня, ошую – княжна.
– Воины, – начал Слав, – прошёл год с того момента, как мы покончили с нечистью в княжестве…
– Ты уверен в этом? – громко спросил кто-то.
