Старая крепость

– Да, да! – радостным шёпотом отвечают мне из темноты.

– Стоять! – немедленно пресекаю я возникшее было в ночи оживление. Отто же шепчу:

– Голос, конечно, похож… Но Викинг видел, как взводного убили! Может, засада? Нужно проверить! Какой-нибудь вопрос, ответ на который знает только Рауш! Что бы спросить?

Я на секунду задумываюсь. Рюдигер согласно кивает и, опережая меня, трагическим шёпотом произносит в темноту:

– Эй, я должен проверить действительно ли вы из наших!? Ну-ка ответьте мне: какое имя у Адольфа Гитлера?

– Рюдигер, ты совсем дурак, что ли? – интересуется Рауш из темноты.

– Господин обер-фельдфебель, – это Вы! – расплывается в улыбке Отто.

– Нет, Рюдигер, – папа Римский! Не стреляйте – поднимаюсь!

Раздались шаги и, еле видный в далеком свете взлетающих ракет, к ступенькам лестницы метнулся тёмный силуэт. Это действительно был наш взводный, – обер-фельдфебель Рауш. Весь в крови, вид он имел изрядно помятый, но был жив и даже не ранен.

– Кто принял командование? Хольц? Сколько осталось в живых? Рацию удалось спасти? – засыпал он нас вопросами.

– Да, рация в подвале, работает. Лейтенант Хольц жив…

– Отлично! – хлопнув меня по плечу, обрадованный взводный подхватывает свой автомат и устремляется к лестнице в подвал.

Буквально через несколько минут, Рауш появляется вновь. На этот раз он не один, а в сопровождении десятка солдат. Оказывается, там, в темноте, есть наши раненые, которых нужно вытащить. Буквально за полчаса, наш гарнизон пополнился ещё на шесть человек. Двое ранены легко, остальные тяжёлые. Среди последних, – и наш многострадальный Иоганн Грубер. Ему досталось и при падении с носилок, и осколками от гранаты. Он чуть слышно дышал, в сознание не приходил. Миномётчик так и остался бы там, среди перепаханной взрывами обожженной земли и трупов, если бы Рауш в темноте случайно не наткнулся на Иоганна и не расслышал его слабое дыхание.

Чуть позже, ночью, за водой уходят Вилли со Студентом. Они неплохо спелись – как будто всю жизнь друг друга знают. Примерно через час, все перемазанные кровью и пылью, возвращаются. Парням удалось проползти почти до здания погранзаставы, по следам нашего безуспешно пытавшегося прорваться отряда. Принесли восемь полупустых фляг, документы убитых и пулемёт. Говорят, русские тоже обшаривают трупы: чудом разминулись с ними. Судя по всему, защитники пытаются этой ночью вырваться: периодически взлетают ракеты и вспыхивает ожесточённая стрельба на Северном. Первая штурмовая у Трёхарочных ещё жива, – оттуда иногда доносятся очереди MG. У нас на участке тишина. Кстати, домик ксендза русские взорвали, так что Хуммельс с Букхаймом, скорее всего, навсегда остались там. Известие об их гибели воспринимается спокойно, – наверное, начал привыкать.

Сменившись, спускаемся вниз. Мне безумно интересно как умудрился выжить Рауш, но подойти и спросить у него не получается, – взводный спит. Решаю последовать его примеру и тоже принимаю горизонтальное положение. Слава богу, этот день наконец-таки закончился!

Остаток ночи проходит спокойно, а в пять утра начинается обещанный артобстрел. Земля содрогается от разрывов, но всё меркнет перед ударами артиллерии особой мощности, как называет её Хольц. Это 60-см мортиры, – я такую видел в музее, в Кубинке. Эти штуки выстрелили всего семь раз, но что это были за выстрелы… Я думал, – церковь сложится как карточный домик и нас всех похоронит прямо здесь, в подвалах. И это при том, что по нам ни одного попадания не было. Снаряды мортир разрывались слева и справа. От их взрывов ходила ходуном земля, в толстенных сводах потолка трескались и сыпались нам на головы кирпичи. Казалось, после такого обстрела от крепости останутся только дымящиеся развалины. Артподготовка продолжалась около двух часов. Несколько человек не выдержали и выскочили из церкви, скрывшись в облаках пыли и разрывов. Мы их не удерживали, – зачем? Обезумевшие от происходящего люди уже не были солдатами и толку от них…

Однако, как ни странно, вскоре мы увидели беглеца в звании лейтенанта. Хольц вышел наверх в сопровождении Рауша и двух сапёров. Они стояли рядом с нами на ступеньках лестницы, ведущей в подвал. Как я понял из их разговора, – у лейтенанта немного сдали нервы от сидения в окружении, поэтому он с двумя солдатами решил организованно попытаться вырваться из цитадели, прикрываясь артобстрелом. Рауш его не отговаривал, понимая всю бесполезность этого занятия. Пожав взводному руку, Хольц махнул рукой сопровождающим его сапёрам и они втроём выскочили из церкви. Как стало известно позднее, лейтенанту Хольцу и одному из его солдат удалось добраться до Южного острова и встретиться там с немецкими войсками. Но тогда, глядя на его удаляющуюся фигуру, мы этого ещё не знали, считая, что затея с выходом не увенчается успехом.

Обстрел стих внезапно. Над Крепостью воцарилась тишина. Но напрасно мы ждали звуков боя, – верного признака прорывавшихся к нам на выручку товарищей. Вспыхнувшее, было, оживление в подвалах, вновь сменилось унынием. Наверху всё по-прежнему: бесшумными тенями перебегают у окон дозорные, напротив главного входа дежурит пулемётный расчёт. Солнце уже давно встало и вовсю жарит укутанную дымом и пылью крепость. К запаху гари, пороха и сгоревшей взрывчатки начинает подмешиваться сладковатый запах разлагающихся трупов. Рюдигер страдальчески морщится, зажимая грязным платком нос:

– Боже, Макс, – это невыносимо!

– Вот он, – настоящий запах войны, Отто! Наслаждайся! – с трудом подавляя рвотные позывы, отвечаю я.

– Не смешно! Чёрт, и противогазов нет!

– Дыши ртом пока.

– А потом?

– А потом, – привыкнем…

– Да не хочу я привыкать! – взрывается Рюдигер, – К этому нельзя привыкнуть! Меня тошнит и вообще!

– Ты хочешь домой, к маме. Угадал?

– Да ну тебя! – Отто быстро сдувается и замолкает, тщетно пытаясь остановить зловоние своим носовым платком.

– Это хорошо ещё, что мы все трупы из церкви вынесли, – говорю я напарнику, – а то совсем грустно было бы.

Ещё ночью Рауш дал команду заняться этим и все погибшие красноармейцы перекочевали в ближайшие воронки. Мы с Рюдигером участия в выносе тел не принимали, поскольку стояли на посту. Внутри остались только немцы: их решили не трогать и оставили лежать в большом зале, вдоль стены.

– Смотри, Отто! – вскрикиваю я, протягивая руку в сторону Тереспольских ворот, – Похоже, это работа нашей артиллерии!

– Ох ты! – вырывается удивлённый возглас у Рюдигера, – а я сначала и не заметил!

Верхняя часть Тереспольских ворот зияла огромной пробоиной, а находящийся рядом с ними сектор кольцевой казармы был практически полностью разрушен взрывом. Примыкавший к нему барбакан тоже пострадал, но насколько сильно, – мы не видели: его загораживало здание казармы пограничников. Вот тебе и артиллерия особой мощности…

Пришёл взводный, поинтересовался как обстановка.

– Обстановка стабильная: русских не видно. Очень сильно достаёт трупный запах, господин обер-фельдфебель!

– Терпите, парни: от этого никуда не деться. Максимум что могу сделать, – меняться на постах каждый час.

– Господин обер-фельдфебель, – решаюсь задать мучивший меня вопрос, – а как Вам удалось остаться в живых при вчерашнем прорыве? Вы же в первых рядах шли…

– Случайность, Макс. Случайность… – внимательно оглядывая двор цитадели, ответил Рауш.

Хороший ответ, конечно, но я-то ждал подробностей. И переспрашивать, вроде как, неудобно… Однако, немного помолчав, взводный продолжил:

– Русские подпустили нас поближе и открыли огонь почти в упор. Бегущий передо мной Меркель упал, а я споткнулся об его тело и мы оба покатились в воронку. Очутившись внизу, попытался встать, но что-то сильно ударило меня по голове и я потерял сознание. Очнулся уже в сумерках, заваленный трупами. Дождался темноты, осмотрелся и пополз обратно, в церковь.

– Но почему не к мосту? – воскликнул Отто, – Вы же были рядом! Ещё немного, – и Вы бы вырвались, к нашим!

Взводный посмотрел на него и грустно покачал головой:

– Нет, Рюдигер… В Тереспольских воротах уже сидели русские. Да и как я мог бросить вас? Оставить взвод, а самому спасаться? Невысокого же ты обо мне мнения…

– Но ведь лейтенант Хольц…

– Отставить разговоры, Рюдигер! – Рауш метнул гневный взгляд на Отто, – Не тебе это обсуждать!

Отто испуганно вскочил и вытянулся перед взводным.

– Смотри лучше в оба и не проворонь очередную атаку русских! – строго глядя на Рюдигера, закончил Рауш и, развернувшись, направился внутрь церкви.

– Да уж… – протянул я, – Тактичность, – это не твоё.

– А что я такого сказал? – недоумённо спросил Отто, укладываясь рядом, – Рауш же остался с нами, а Хольц – сбежал!

– Ну, вообще-то, лейтенант, – приданный нашей группе артиллерийский корректировщик. И подчинённых у него, кроме бинокля, нет.

– А рация?

– Рация, – это средство связи штурмовой группы, к тому же она от нашего батальона. Плюс, – лейтенанта отпустил командир, то есть Рауш. Так что, формально, Хольц ничего не нарушил.

– Трус он, этот Хольц.

– Не сказал бы, – покачал головой я, – Когда мы сидели запертыми на хорах, вёл он себя достойно.

– Да? И почему же, тогда, этот достойный лейтенант сбежал, бросив нас?

– Появилась возможность, – вот и сбежал. Вот скажи: а ты бы отказался покинуть эти гостеприимные стены?

– Спрашиваешь! Я уже вторые сутки об этом мечтаю!

– Ну вот, – что и требовалось доказать. Ты просто завидуешь, – засмеялся я.

– Да ну тебя! – обиженно махнул рукой Отто.

Вскоре менять нас пришли Викинг с Кройцером.

– Господи, ну и запах! – сморщился Йенс.

– Ага, есть такое, – соседи вон, пованивают, – кивнул на воронку я, – Но мы уже практически привыкли. Да, Отто?

– Угу, – промычал Рюдигер, не отпуская платок от лица, – почти не чувствуем.

Спустившись вниз, застали в подвалах привычную картину: кто-то спал, кто-то сидел, обессилено привалившись к стене. Из соседнего, санитарного, отсека, доносились стоны раненых. Пахло потом и бинтами. Ну, хоть здесь можно нормально дышать. Вывалив содержимое карманов, с аппетитом перекусили галетами и банкой сардин. Чёрт, как пить-то хочется! У меня оставалась треть фляги, Отто был пуст. Хоть Рюдигер и не просил воды, но пить в одно лицо на глазах у мучаемого жаждой товарища я не смог. На двоих пришлось по четыре глотка. Вот и всё. Дальше, – терпеть. После завтрака потянуло в сон, да и ночь, богатая на события, сказалась. Отбился моментом, едва растянувшись на жёсткой лавке.

Казалось, что только закрыл глаза, а уже будят: пора наверх, на пост. Подхватив плохо соображающего Рюдигера, потащил неожиданно тяжёлый пулемёт к лестнице. Мы ещё не успели подняться наверх, как в нос ударил знакомый сладковатый запах. Нет, к этому невозможно привыкнуть! Похоже, не я один такого мнения, – сзади раздалось «буэ» Рюдигера. Чёрт! Хорошо, что не на сапоги!

– Господи, Отто! Неужели нельзя было дотерпеть до верха?

– Я не специ…уэээ…

Достался же напарник! А ещё деревенский! Наверху нас поджидали Вилли со Студентом. Судя по их серо-землистым лицам, особой радости аромат разлагающихся тел камрадам также не приносил. А запашок-то здесь, наверху, был дай боже.

– Всё в норме?

– Да, прекрасно… Никакого движения… – Студент закашлялся.

– Осторожно, там на лестнице Отто метнул галет с сардинами, – не поскользнитесь! – напутствовал я торопящуюся вниз смену.

Рюдигер выполз наверх, прижимая платок к лицу. Честно говоря, меня тоже мутило, но я пока держался. Мда… Боеспособность нашего пулемётного расчёта стремительно падала.

По церкви перемещались такие же страдающие дозорные. Чёрт, когда же нас уже вытащат отсюда? Сколько тогда, в моей истории, здесь просидели немцы, – хоть убей не помню.

Что это? Музыка? Боже, неужели я спятил? Откуда здесь музыка? Смотрю на обладающего, как оказалось, хорошим слухом, Рюдигера. К сожалению, тот занят исключительно своим здоровьем и, стоя на коленях у стены, вызывает Ихтиандра. А ведь играет-то что-то смутно знакомое! Наконец, музыка прекратилась, и над притихшей крепостью раздался неестественно громкий голос. Вроде бы, говорят по-русски. Вслушиваюсь. Ба! Да это же призыв к сдаче! По ходу дела, немецкое командование подогнало динамики и излагает ультиматум осаждённому гарнизону! Сопротивление бессмысленно… Красная армия разбита… Во избежание новых жертв… О, да это ультиматум! Срок – полчаса. Слышно не очень хорошо, – установка работает где-то на Северном острове. Пошёл метроном. Сколько времени? Ага, полдень. Значит, через тридцать минут защитники должны выйти и сложить оружие. Что-то верится с трудом. Однако, стрельба затихает. Неужели сдаются? Жаль, не видно отсюда ничего…

Через полчаса крепость оживает, вновь начинается перестрелка. Особенно сильная, – на Северном. Похоже, ультиматум отклонён. Промучившись ещё полчаса, меняемся с Викингом. С облегчением спускаемся в подвалы. Там, конечно, тоже не сахар, но, по крайней мере, нет этого ужасного запаха. Радисты под руководством Рауша пытаются связаться с командованием, но связи нет. Судя по доносящимся обрывкам разговоров, – мешают стены подвала. Нужно нести рацию наверх. Чем там всё закончилось, – не знаю: отрубаюсь моментом.

Просыпаюсь, что удивительно, сам. Неужели выспался за два часа? Ого! Девять вечера! А как же пост? Щурясь от коптящего огня факелов, осматриваюсь. Так, Рюдигер спит, вон там храпит Викинг… Рауш по-прежнему у рации… Что происходит? Натыкаюсь на бодрствующего Вилли: он сидит у стены и, что-то тихонько насвистывая, чистит автомат. Подсаживаюсь рядом:

– Вилли, а что с постами? Сняли, что ли?

– Ага, Рауш приказал. Наверху находиться, – невозможно. Теперь там на лестнице сидит только один дозорный, – не отрываясь от своего занятия, отвечает Вилли.

– Как обстановка? Наверху и вообще?

– Нормально. Русским предлагают сдаться чуть ли не каждый час, потом артиллерийский обстрел. И так весь день.

– Сдаются?

– Откуда же я знаю? Может, и сдаются. Нам-то отсюда не видно.

– Кто сейчас наверху?

– Герхард.

– Студент?

– Ага, он самый.

– Что ещё новенького? Связь наладили?

– Связи нет, – качает головой Вилли, – Ах, да: раненый умер, тяжёлый. Из ваших, кажется.

– Грубер?

– Вроде, он. В живот который осколками, да при прорыве ему ещё досталось..

Иоганн… А я ведь и не заглянул к нему ни разу…

– Ещё Рауш отправил несколько человек на прорыв. Пока затишье и русским выставили очередной ультиматум. Сказать, что мы ещё живы и ждём. Прошли или нет, – не знаю. Остальным, – приказ: беречь силы и отдыхать.

– Ладно, спасибо, Вилли.

Картина прояснилась: мы по-прежнему сидим в церкви, только теперь уже в её подвалах. Да когда же нас освободят? Воды нет, провизия заканчивается… Сколько нам ещё тут сидеть? Подземелье давит, постоянно клонит в сон. Ладно, пользуясь случаем, – поспим. Утро вечера мудренее, как говорится.

В этот раз меня разбудил кирпич, больно ударивший по спине. Я вскочил: что происходит? Наше подземелье содрогалось как в лихорадке. Опять артобстрел? Смотрю на часы: начало седьмого. Утро или вечер? Скорее всего, утро, – не мог же я так долго спать! С потолка сыпется песок и обломки кирпичей. По ходу дела, крепость опять обстреливает артиллерия большой мощности. Солдаты повскакивали, жмутся поближе к выходу из подземелья: никому не охота быть погребённым под завалами. Мне кажется, что единственные спокойные люди в подвале сейчас, – это Викинг и Рауш. Взводный невозмутимо сидит у рации, положив руки на стол. Рядом, вздрагивая и тревожно глядя на потолок при каждом разрыве, суетятся радисты. Судя по всему, они по-прежнему пытаются выйти на связь с командованием. Викинг молча курит у стены, – как будто он не с нами и вообще автобуса ждёт. Рядом с ним неловко переминается с ноги на ногу Кройцер. Кивком приглашаю за собой Рюдигера и иду к Викингу.

– Привет, как спалось?

– Отлично, – выпуская вверх облачко дыма, отвечает Йенс.

– Давно артиллерия долбит?

– Минут десять.

– Как думаешь: пойдут наши в атаку на этот раз?

– Да кто же их знает? – с деланным безразличием пожимает плечами Викинг.

– Спасибо, приободрил.

– Обращайся, – всегда рад, – расплывается в улыбке пулемётчик.

– Что взводный говорит?

– Всё как обычно: сидим, ждём.

– Я так и думал.

Постепенно, напряжение в подвале спадает, и солдаты начинают возвращаться на свои места. Артобстрел наверху продолжается, но мы к нему постепенно привыкаем. К тому же, сотрясающие стены подвала разрывы происходят раз в пять – десять минут, – видимо, перезарядка у «Карлов» не быстрая. Где-то к исходу четвёртого часа артподготовки, Рауш не выдерживает:

– Рацию, – на хоры! Лерман, Кройцер, – в прикрытие! Росбах, – остаёшься за меня! Пошли!

Радисты, с вытянувшимися враз лицами, подскакивают и начинают суетливо отсоединять антенну и готовить свой ящик к переноске. Викинг с напарником уходят наверх, – на разведку. Пропустив нагруженного Кюхлера вперёд, Рауш замыкает группу. В подвале, с уходом взводного, стал нарастать гул голосов. Солдаты делились своими мнениями на тему, – удастся операция по установлению связи или нет? Не знаю как остальные, а мы с Отто были уверены, что всё получится. Буквально через двадцать минут, в подземелье возвратился повеселевший Рауш. Глядя на него, даже заядлый пессимист понял бы, что мероприятие удалось. Так оно и оказалось. Все обступили взводного, ожидая услышать новости.

– Итак, господа, нам удалось связаться с полком. Сегодня, после окончания артиллерийской подготовки, будет предпринята очередная атака с целью нашего деблокирования. По моей команде, – выходим наверх в готовности оказать огневую поддержку. Внизу остаются раненые и пленные под охраной отделения Шойнеманна. Вопросы? Вопросов нет. У нас есть примерно час. Готовимся к бою!

Радостно переговариваясь, мы ринулись надевать снаряжение, проверять оружие и боеприпасы. Подвал загудел как пчелиный улей.

– Ну, наконец-то! Хоть какая-то определённость! – довольно ворчал Рюдигер, опоясываясь ремнём.

– Точно! Надоело сидеть и ждать когда нас тут похоронит, под этими сводами! – вторил ему Студент, сноровисто распихивая автоматные магазины по подсумкам.

– Надеюсь, в этот раз нас точно вытащат! – пыхтел рядом Вилли.

– Сплюнь! – чуть ли не хором ответили мы.

Суета понемногу улеглась, все сидели в ожидании команды. Рауш умчался наверх, к рации.

– Мне кажется, – или обстрел стих? – это подал голос Рюдигер.

Ответить ему никто не успел, потому что в этот момент с лестницы раздался крик «к бою!» Мы, как ужаленные, подскочили и кинулись наверх. Там нас встретил Рауш, распределявший выбегающих солдат по позициям:

– Окна Север! Окна Юг! Не высовываться и не стрелять без команды! К алтарю! Окна Запад! Пулемёт на Юг! Пулемёт на входе!

Нам с Рюдигером досталась наша старая позиция перед входом, где мы и залегли. К счастью, вонь сгоревшей взрывчатки и дым от возобновившихся пожаров практически полностью перебил до смерти надоевший трупный запах. Воцарилась тишина, замерли солдаты у окон. Внезапно, над Цитаделью, усиленная динамиками, поплыла песня:

«Расцветали яблони и груши,

Поплыли туманы над рекой.

Выходила на берег Катюша,

На высокий берег, на крутой»

Это было настолько неожиданно, что я замер, чувствуя, как по телу забегали мурашки. Сильный женский голос уверенно выводил знакомые с детства строчки над израненной, умирающей крепостью. Песня внезапно оборвалась, из динамиков раздался мужской голос, который на безупречном русском произнёс:

«Товарищи! Осаждённые в цитадели Брест-Литовска! Внимание! Внимание! Немецкое командование обращается к вам последний раз и призывает вас к безоговорочной капитуляции. Ваше положение безнадёжно. Не проливайте бесполезно вашу кровь, так как выход из осады невозможен. От остальных вы отрезаны. Более ста километров отделяют вас от них. Ваши войска в спешке отходят, несколько воинских частей убегают. Для вашего деблокирования никто не прибудет. Товарищи!»

Дальше я особо не слушал, потому что из Тереспольских ворот показались перебегающие фигурки в мышиного цвета форме. Наши! В смысле, – немцы! Вот они скрылись за казармой пограничников, но от ворот бегут всё новые и новые группы! Часть обогнула поленницы и свернула направо, занимая прилегающие к Тереспольским участки кольцевой казармы. Пока – тишина, ни выстрела.

Наконец, из-за здания погранзаставы показались бегущие солдаты. Так, вижу, как они достигли окончательно разбитого артпарка русских, залегли. Оставив небольшую группу прикрытия, побежали дальше. Пересекли спортплощадку, остановились. Огляделись, – и снова вперёд. Красиво идут. И по ним, по-прежнему, ни выстрела. Не добегая до церкви метров пятьдесят, – залегли в воронках. В воздух взвивается белая ракета. С секундным опозданием, откуда-то сверху – ответная. Наверное, Рауш выстрелил её в окно будки киномеханика. Залёгшие немцы встают и бегом направляются в нашу сторону. Несмотря на радио и белую ракету, – бдительности они не теряют. Неожиданно, вскакивает Рюдигер. Не успеваю я и глазом моргнуть, как он выбегает вперёд и начинает, как полоумный, размахивать своим сопливым платком и орать во всё горло:

– Ааааа! Мы здесь! Мы здесь, това…

Закончить фразу ему не удаётся – бегущие камрады из штурмовой группы явно находятся в тонусе, поэтому немедленно открывают стрельбу по внезапно выскочившей, как чёртик из табакерки, фигуре. Как известно, – везёт дуракам и пьяницам. Что касается Рюдигера, то пьющим я его не видел.

Уж не знаю как, но Отто, после первых же выстрелов, удалось совершенно непостижимым образом сократиться в размерах и юркнуть за спасительную стену. Хорошо ещё, что совсем выбежать из церкви он не успел. Стреляющие по нему солдаты, – явно не Ворошиловские стрелки, так как попасть в Рюдигера они так и не смогли. Практически сразу, с двух сторон раздались истошные крики «Не стрелять!» Один голос принадлежал Раушу, который уже слетел с хоров, второй, – неизвестному из залёгшей было штурмовой группы. Стрельба прекратилась. На всякий случай не высовываясь, взводный прокричал в сторону наших освободителей:

– Обер-фельдфебель Рауш! 135-й полк! С кем имею честь?

После секундного замешательства, со двора донеслось:

– Лейтенант Хурм! 133-й! Прибыли к вам на выручку!

– Добро пожаловать в церковь святого Николая, господин лейтенант! Мы Вас уже заждались…

Часть III Покой нам только снится

Глава 1

Грязные, оборванные, небритые мы снова идём по крепости. Знакомые места! Именно в этот сектор, весь день 22 июня были направлены наши взгляды в ожидании внезапной атаки русских. Здесь, именно здесь, – казалось, была изучена каждая воронка, каждое дерево, каждый камень! И как всё изменилось теперь, после многочисленных артиллерийских обстрелов! От погранзаставы, – такое ощущение, – остались только стены, здание казарм 333-го полка практически лишилось одного крыла, да и вообще, очень пострадало от немецких снарядов. Спортплощадка, артиллерийский парк русских…

Мы двигаемся тем же путём, что и утром 22 июня, когда наша штурмовая группа стремительно ворвалась на Центральный остров. Правда, на этот раз, следуем в обратном направлении, – к Тереспольским воротам. Солдаты лейтенанта Хурма смотрят на нас со смесью восторга и восхищения. Их можно понять, – они ещё не успели толком поучаствовать в сражении и мы для этих молодых парней сейчас, – настоящие герои, прошедшие через ад. Не буду скрывать, – чувствовать это было очень приятно, даже несмотря на навалившуюся усталость. Двое суток в окружении, отражая атаки русских, – звучало неплохо. Над Тереспольскими воротами и зданием казарм 333-го полка уже развевались немецкие флаги.

– Вот дают! Уже территорию пометили! – кивая на полотнища, удивляется Викинг.

– Ага: только вошли, – и уже флаги воткнули! Ещё и пороха не успели понюхать, а уже героев из себя корчат! – подхватил Отто.

– Угомонись, ветеран! – осаживает его Йенс.

– Нет, ну а что? Я не прав, что ли? Макс! – апеллирует Рюдигер ко мне, поправляя ремень своего маузера.

– Может, они их повесили, чтобы наша авиация на жахнула по своим?

– Да уж конечно! – возмущённо фыркает Отто, – Ты за эти два дня видел хоть один наш самолёт над крепостью? Где они, – эти хвалёные асы Геринга? Мы, тут, значит, воюем не щадя своей жизни…

– Рюдигер, – заткнись уже! И так башка гудит, а тут ещё ты! – недовольно обрывает его Викинг.

Мы бредём по изрытой воронками земле, старательно обходя трупы, валяющиеся в беспорядке у нас на пути. Первыми ведут пленных красноармейцев, захваченных ещё утром 22-го. Эти доходяги несут импровизированные носилки с ранеными, хотя сами выглядят не многим лучше перебинтованных немцев. Данный факт не является чем-то удивительным, – за двое суток никто русских не кормил и уж, тем более, не поил: воды у нас самих не было. Чуть поодаль, за носилками идём мы, позади пыхтят радисты со своим «Телефункеном», который не раз спасал наши жизни в церкви. Кюхлер пытался запрячь для переноски рации красноармейцев, но Рауш был категоричен: своё барахло несите сами. Пленных русских едва хватало для транспортировки раненых. Даже Шойнеманн шёл сам, опираясь на Хефнера.