Старая крепость

– Да уж, и штурмовать нас, теряя солдат, не придётся, – мрачно констатировал Викинг, – Полчаса обстрела, – и разбирай развалины.

– Ну, не всё так уж мрачно, – улыбнулся Хольц, не отрываясь от наблюдения.

– Вы что-то увидели такого, что спасёт наши жизни? – с надеждой спросил Рауш, отвлекаясь от ощупывания стен и берясь за бинокль.

– Нет, просто проанализировал ситуацию, – пожал плечами лейтенант.

– И что вам подсказывает анализ?

– Русские пушки, способные развалить эту церковь, должны иметь калибр не менее 152 мм. И то, для этого им потребуется далеко не один выстрел. И Вы знаете, обер-фельдфебель, таких я в разбитом артпарке не вижу, – Хольц убрал бинокль и подмигнул Раушу.

– Ага, Вы думаете, что для разрушения нашего очага обороны, калибра их пушки не хватит? – вопросительно поднял бровь Рауш.

– Уверен. В артпарке, что виднеется за деревьями, стоят всего два вида орудий: калибром в 45 и 76 мм. Я обратил на это внимание ещё утром, когда мы пробегали мимо. Имея выбор, вряд ли русские взяли для стрельбы по нам 45-мм пушку.

– А выбор был? – поинтересовался взводный.

– Думаю, да. Орудий на площадке стоит достаточно, и на многих их них визуально повреждений совсем не наблюдается. Так что, выбор у русских был. Кроме того, я предпочитаю рассматривать худший вариант развития событий.

– Логично, – согласился Рауш.

– Что касается 45-мм пушки, – то Вы могли её видеть в башне у того бронеавтомобиля, что ездил по дороге между восточной стеной церкви и Инженерным управлением.

Взводный кивнул головой.

– И что он смог нам сделать? – продолжил лейтенант, – Ничего! Пробить толстенную стену церкви не удалось, а стрельба по окнам таким калибром дать в принципе ничего не может. Кроме того, русские для обстрела, почему-то, использовали только бронебойные снаряды. Так что, я больше, чем уверен, что из парка прикатили самую мощную из имеющихся пушек, – 76 мм.

– И как Вы оцениваете разрушительную способность её снарядов? – с беспокойством спросил обер-фельдфебель.

Лейтенант Шульц окинул взглядом нашу кинобудку:

– Ну, стену церкви эта пушка совершенно точно не пробьёт. Что же касается прямого попадания в окно, то задняя стенка, – он показал рукой, – без сомнений, разлетится на кирпичики, а эти трое солдат сложат головы за Великую Германию.

– И мы потеряем важную пулемётную точку на угрожаемом направлении, – задумчиво произнёс Рауш.

Шульц развёл руки, показывая, что согласен со словами взводного, но сделать вряд ли что сможет.

– А что по заградительному огню? – взводный упёрся взглядом в лейтенанта.

– Координаты уточнены, так что проблем не будет. Накроем участок между домиком ксендза и артпарком, чтобы пехота не смогла приблизиться к нам. Останется пережить обстрел русских, – пожал плечами корректировщик, – И не забывайте, господин обер-фельдфебель, что я нахожусь вместе с Вами, а это хороший стимул для того, чтобы наводить огонь нашей артиллерии как можно более точно.

– Нисколько не сомневаюсь в этом, господин лейтенант! Кстати, не перенести ли нам рацию сюда, на хоры? Не в будку, конечно, а в этот тамбур, например? – Рауш махнул рукой на входную дверь, за которой действительно располагался угловой тамбур, не имеющий окон, а только два прохода: к нам и на хоры.

– Хорошая идея, – одобрил Хольц, – Здесь и связь должна быть намного лучше. Рация в подвале, – наш просчёт. Тогда, и я тоже буду находиться здесь, – с хоров удобнее корректировать огонь, чем из подземелья. Заодно, смогу руководить обороной и наблюдением.

– Договорились. А я тогда возьму на себя первый этаж и подвал.

Как только начальство скрылось, Викинг саркастически озвучил мысль, занимавшую нас всё это время:

– Поздравляю вас, камарады! Среди нас теперь нет ни Йенса, ни Макса, ни Эмиля! С этого момента мы, – всего лишь пулемётная огневая точка!

– Но важная! – поднял я палец вверх.

– Ах, точно! Ну как я мог забыть?! Конечно! Важная пулемётная точка!

– Не просто важная, а ещё и с возможностью умереть за Великую Германию! – поправил я Викинга.

– Не ожидал я такого отношения от Рауша, – растерянно произнёс Эмиль.

– Да ладно вам, – он сейчас думает другими категориями. Ему оборону держать нужно, командовать, решения принимать, – говорю в защиту взводного, хотя, честно говоря, его слова меня всё-таки задевают.

– Наверное, ты прав, – задумчиво произносит Викинг.

– Давайте лучше подумаем: как нам спасти свои жизни от грядущего обстрела русской пушкой? – предлагаю я.

И, пока мы с Эмилем набивали ленты, а Йенс наблюдал за сектором, среди множества вариантов выживания под артогнём, был выбран наилучший. Он был прост как мычание: как только увидим, что русские выкатили пушку и готовятся стрелять, – хватаем пожитки, берём ноги в руки и стремительно выбегаем в тамбур. Правда, там и так уже сидят на подаренных нами стульях радисты и лейтенант Шульц, но места ещё на троих точно хватит. Чтобы никто не заставил нас отказаться от своего плана, решили никому ничего и не говорить. Ну, а что? Ну, ворвёмся в тамбур, ну, – сюрприз. Не выгонит же обратно нас Хольц снаряды отбивать? На том и порешили.

Кроме принятия столь важного стратегического решения, на импровизированном совещании были затронуты и другие вопросы. Как оказалось, Эмиль принёс нам немного подземных новостей, которые не успел изложить из-за появления русского орудия. Вот забавно: эта пушка по нам ещё ни разу не выстрелила, а сколько из-за неё уже событий всяких произошло! Интересно, а моё появление в этом мире тоже что-нибудь изменило? Впрочем, пока точной информации на этот счёт нет, поэтому вопрос остаётся открытым.

Так вот, о новостях: и Рюдигер, и Беккер пришли в себя, больше не плачут и не истерят. Отто оправился настолько, что даже умудрился уронить рацию. Рауш на него орал так, что Винсхайм в гробу стоя аплодировал, наверное. Эмиль лично слышал крики взводного, которые закончились обещанием сделать из Рюдигера почтового голубя и заставить обеспечивать того связь с полком, если рация будет повреждена. На наш взгляд, идея вполне себе хороша, ибо без взаимодействия с артиллерией нам здесь придётся очень тяжело. Тем более, в свете последних событий.

В итоге, беда пришла оттуда, откуда не ждали. Нет, ждали, конечно, но вот именно с этого направления, – не сильно.

Ровно в полдень заработали пулемёты с восточной стороны церкви, что у нас за спиной, со стороны алтаря. Как раз с того направления начиналась последняя отбитая нами атака русских. Затем раздались крики «Ура!», в ответ заработали пулемёты в зале, их поддержали маузеры стрелков. Что это: очередной штурм? Они решили попробовать ещё раз? Странно… Почему не вместе с теми ребятами, что полчаса назад утащили к себе из артпарка пушку? Кстати, как там она? Нет, орудия не видно, да и атаки с той стороны нет. Они что, между собой не общаются? Я имею в виду красноармейцев в крепости. Обмениваемся взглядами с Викингом, кричу ему:

– Йенс, они наступают каждый сам по себе или мне кажется?

– Я тоже об этом подумал, Макс! Если русские навалятся на нас со всех сторон, – мы не выдержим! Смотри в оба! – командует Викинг от своего пулемёта.

Тем временем, стрельба сзади усиливается, пошли в ход гранаты. В принципе, по звукам, этот штурм практически не отличается от предыдущего, – разве что русских пулемётов гораздо больше слышно. Внезапно, на втором этаже домика ксендза заплясал огонёк и раздался характерный звук работы нашего MG-34. Значит, Хуммельс видит атакующих, раз решил поддержать наших своим огнём. Внизу, прямо под нами, раздались два гранатных взрыва, послышались крики и непереводимый русский мат. Затем несколько раз хлопнул пистолет, прогремела очередь ППД, которому ответил МР-40, ещё взрыв, тишина и вдруг яростные крики «Ура!» раздаются уже в самой церкви! Они прорвались? Но как? На лицах моих коллег написано удивление никак не меньше моего. Мы переглядываемся, не зная что предпринять в такой ситуации. Вдруг, к нам из тамбура влетает взмыленный лейтенант Хольц. Он без каски, волосы растрепались, китель порван. В одной руке корректировщик сжимает МР-40, другой опирается о дверной косяк. С трудом переводя дыхание, он выпаливает:

– Русские внизу! Пулемёт на хоры! Живо! Бегом!

Его тон не оставляет возможности выбора, поэтому наш расчёт подхватывает MG и выскакивает вслед за лейтенантом. Я задержался, подбирая так некстати выпавшую из-за голенища М-24. Уже разгибаясь, на низком старте, увидел, как в окно влетела граната-близнец той, которую я только что поднял. Надо же, какой-то ухарь умудрился закинуть её к нам под обстрелом пулемёта Хуммельса, – успел уважительно подумать я о неизвестном красноармейце перед тем, как в красивом прыжке броситься за дверь. Распластавшись в тамбуре, жду взрыва. Не дождавшись, встаю и устремляюсь на хоры. Где-то на втором шаге слышу за спиной грохот. А, это же М-24, у неё замедлитель горит чуть ли не сутки, – запоздало вспоминаю я особенности этой гранаты с тёрочным запалом. Русские, к моему счастью, ещё не научились выжидать три-четыре секунды перед броском этой «колотушки». Ну и вообще, спасибо тебе, неизвестный красноармеец, что это была она, а не Ф-1.

От мыслей про гранаты меня отвлекла суровая реальность: Викинг стоял на хорах, закинув на парапет ствол пулемёта, и ожесточённо тратил патроны, стреляя в зал. Рядом примостился Эмиль, с не меньшим рвением стрелявший из своего Kar98k в том же направлении. А где лейтенант? – хотел спросить я, но в этот момент услышал справа выстрелы из МР-40 и нецензурные выкрики Хольца. Надо же, вроде бы офицер, а такие слова знает, – мысленно покачал я головой, еле успевая подхватить и подправить ленту, спасая пулемёт от перекоса патрона. Контролируя подачу, осторожно высовываясь с хоров, чтобы посмотреть: куда все так увлечённо лупят? После брошенного мельком взгляда, картина битвы мне стала ясна: русские таки ворвались в церковь, но захватить её полностью они не смогли.

Викинг и Райзингер перестали стрелять, – цели кончились. К нам подошёл отдышавшийся лейтенант Хольц и, перезаряжая свой автомат, внёс ясность в происходящее: русским удалось ворваться в церковь, захватив все три входа. Далее, правда, у них возникли проблемы. Вниз, в подвалы, их не пускают оставшиеся в живых немцы, пользуясь узостью лестницы, которая здорово затрудняет штурм подземелий. Да что там затрудняет, – прямо скажем, делает невозможным! Наверх, на хоры, не пускаем русских мы, – у нас тоже есть своя узкая лестница, на которой сейчас сидят Студент и «лодочник» Вилли. Сильно облегчает оборону то, что обе лестницы, помимо того, что являются единственным путём вниз или наверх, ещё и винтовые. То есть, для того, чтобы увидеть соперника, нужно пройти почти полный круг. В таких условиях штурм безумен, а метание гранат обречено на неудачу.

Но и это ещё не все трудности, с которыми столкнулись русские. Проникнуть в зал, чтобы попытаться атаковать нас гранатами через балкон хоров, им мешают наши камарады, которые закрепились в алтаре. Всех я не разглядел, но пулемётный расчёт Ройса за баррикадой опознал. Его пулемёт периодически стрелял в направлении входов, не давая русским высунуться. Сбоку выставили карабины несколько стрелков. Думаю, в алтаре находится человек восемь. Они, кстати, не дают проникнуть красноармейцам через окна в галереях. Плюс, нам помогают камарады от Трёхарочных ворот и от домика ксендза. Закрепившееся там отделение Шойнемана не позволяет русским приблизиться ко входу в церковь, контролируя северную стену.

Таким образом, те красноармейцы, что находятся внизу под нами, – фактически не могут ничего предпринять и вообще находятся в окружении. Звучит, конечно, потрясающе: русских в церкви окружили немцы, которые окружены русскими на Центральном острове, который, в свою очередь, окружён немецкими войсками!

Однако, нельзя сказать, что штурм не принёс атакующим никакой пользы. В том положении, в котором сейчас находимся мы, довольно проблематично обстреливать и вообще держать под контролем весь двор Цитадели. Для этого у нас есть только окно, выходящее из будки киномеханика на здание пограничников и казарму 333-го полка, да по одному окошку на хорах, которые выходят на Трёхарочные ворота и кольцевую казарму у Холмских. Мало того, что одинокая амбразура легко затыкается сосредоточенным огнём, так у нас ещё и людей для того, чтобы стрелять в окна, не хватает. Вместе с лейтенантом Хольцем и радистами, нас набирается всего восемь человек. Что же касается русских, то теперь они могут не опасаться обстрела из церкви и довольно свободно перемещаться по территории крепости, перегруппировываясь для различных атак и прочих мероприятий, направленных на уничтожение немецко-фашистских захватчиков.

Пока воцарилось относительное затишье, и русские снизу перестали предпринимать суицидальные попытки прорваться в главный зал, Хольц решил провести инвентаризацию, которую возложил на мои хрупкие плечи. Сам же лейтенант поспешил к рации, чтобы известить командование о возникших проблемах. Из оружия имелись: пулемёт, четыре винтовки, два автомата и два пистолета Р-08. По боеприпасам ситуация не сильно радужная: к МР-40 имелось всего шесть снаряженных магазинов, из них два у Хольца, а остальные у Студента. На вопрос, – где он раздобыл автомат и куда дел свой маузер? – Герхард ответил, что Винсхайму оружие уже ни к чему, а винтовку и подсумки он оставил в подвале. Нужно признать, что этот обмен вполне логичен: бегать по поручениям Рауша с МР-40 намного удобнее, чем с Kar98k.

С патронами к винтовкам ситуация была такова: самыми запасливыми оказались радисты: они вообще не стреляли сегодня, поэтому их подсумки были полны. У каждого по 60 патронов, – итого 120 штук. Они вообще воевать не собирались, мне кажется: сидели в тамбуре, да тряслись за свой «Telefunken». Эмиль сообщил, что у него осталось 8 обойм. Вилли был самым бедным в этом отношении, – 30 патронов. В принципе, это не беда: радисты поделятся, им всё равно столько ни к чему. К пистолетам у нас с лейтенантом стандарт: по два магазина. Один в «Парабеллуме», второй запасной. Что касается MG-34, то для него в коробах около тысячи патронов лежит. Ещё набралось 14 гранат: 9 штук М-39 и 5 штук М-24. Не ахти что, конечно, но пару атак отобьём. Может быть, и больше: нам, честно говоря, нужно только держать лестницу, да в зале прорвавшимся не давать расслабляться.

Пока набеги русских прекратились, но как долго мы протянем, когда они возобновятся? Жаль, что ящик с патронами в подвале остался, – тем камрадам боеприпасы сейчас явно не нужны в таких количествах.

По собственной инициативе решил заодно опросить личный состав на предмет наличия продовольствия. С пропитанием ситуация неплохая: у всех, кроме радистов и лейтенанта, провизия имеется. Ну ладно Хольц, – может, ему по окладу не положено шоколад да галеты по карманам кителя рассовывать, но радисты? Спрашиваю у Тухеля:

– Как, – еды нет? Всё съели, что ли?

– Так у нас и не было, сказали же ранцы оставить перед атакой…

– Мы думали, нас тут кормить будут, – с умным видом встрял Кюхлер.

– А… Кормить тут будут… – Понятно. Вопросов больше не имею. Хотя, чем чёрт не шутит? За спрос денег не берут. Вода-то есть?

– Воду мы давно выпили, – чуть ли не хором отвечают радисты.

– Но пить охота, – страсть! Ты не в курсе, где тут можно фляги наполнить?

– Конечно в курсе! Вон там, – за казармами, речка: Мухавец называется. Воды в ней, – хоть залейся!

– Слушай, – сразу оживились любители ультракоротких волн, – нам рацию никак нельзя оставлять, набери нам воды, камарад! – и фляги давай с поясов снимать!

– Вы издеваетесь, что ли? – слегка опешил я.

– Нет, а что такого? – эти олухи недоумённо уставились на меня, – Неужели трудно принести воды ещё и нам? Мы, между прочим, тут не просто так сидим, а связь для вас обеспечиваем!

– Вот именно! – заорал я, – Связь! Вы, два оленя, полдня на рации: неужели не в курсе обстановки? Какая, к чёрту, вода? Вы знаете, что мы сидим в окружении? А внизу, – я топнул ногой по полу, – русские уже ворвались в церковь?

– Отставить панику, рядовой! – почему-то фальцетом выкрикнул Кюхлер, – Мы в курсе сложившейся ситуации и знаем, что всё под контролем! На Северном два наших батальона успешно взламывают оборону русских и скоро будут здесь! Южный и Западный тоже в наших руках! Связь с артиллерией устойчивая и пушки готовы открыть огонь по нашим координатам!

– Слушай, гефрайтер, – а у тебя не Геббельс, случайно, фамилия? – сделав подозрительное лицо, интересуюсь у радиста.

– Гефрайтер Ганс Кюхлер! – презрительно фыркает высокий.

– Что тут за митинг? – в тамбуре появляется Хольц.

– Да этот рядовой, господин лейтенант… – начинает Кюхлер.

– Узнавал действительное положение дел, господин лейтенант! – подхватываю я, – Оказывается, у нас всё хорошо и беспокоиться не о чем! Видимо, именно поэтому я от господина гефрайтера получил предложение прогуляться до Мухавца за водой.

– За водой? К Мухавцу? – глаза Хольца, и без того большие, увеличились совсем до неприличных размеров.

Видимо, до радистов начало доходить, что выстроенная ими идеальная картинка не совсем безупречна. Только этим я могу объяснить их смущённое молчание в качестве ответа на вопрос лейтенанта. Пользуясь МХАТовской паузой, быстренько даю Хольцу расклад по вооружению и боеприпасам, предлагая заодно раскулачить радистов на патроны. Тот, не раздумывая, соглашается, и у меня в руках оказываются два полных подсумка. Откланиваюсь и спешу на хоры, – вручить добытые патроны нашим стрелкам.

Да, я же ещё по поводу воды хотел узнать: у кого что есть! С провизией-то понятно, – с голоду не помрём. Честно говоря, есть не хочется совсем: жара, духота, в горле от дыма пересыхает. Поэтому, больше всего интересует наличие воды. Моё появление на балконе хоров совпало с началом очередной попытки атаки русских на церковь. Поскольку наши стрелки и пулемёт Ройса прочно удерживали алтарь, нечего было и думать о прорыве в зал. Единственный минус этой позиции, – наличие за спиной обороняющихся двух окон, выходящих на Белый дворец. Одновременно контролировать входы в церковь и окна за спиной было невозможно. Поэтому, перегруппировавшись, русские решили воспользоваться этим недостатком немецкой обороны. Сзади, из окон, прямо на спины наших камарадов, должны были полететь гранаты, а ударная группа красноармейцев, – броситься в атаку со стороны главного входа. Однако, немцы буквально на полсекунды опередили атакующих: Ройс открыл огонь на подавление по главному входу, дав тем самым время паре стрелков вскочить и кинуть гранаты в окна. За стеной раздались разрывы и крики раненых. Атака сорвана, но надолго ли? Умолк наш пулемёт, за ним замолчали винтовки. Стрельба стихла, но эхо выстрелов продолжало гулять под куполом церкви. Чёрт, акустика здесь, конечно, потрясающая, но рассчитана она точно не на ведение боевых действий. На звуки пальбы из тамбура выскочил Хольц.

– Йенс! Лейтенант! Мы долго не протянем! Помогите нам!

– Кто там кричит? – вглядываясь в сторону алтаря, спрашивает у нас Хольц.

– Господи, да это же Ройс! Им нужна помощь! – бросает на лейтенанта полный отчаяния взгляд Эмиль.

– Это пулемётчик из первого отделения, обер-гефрайтер Ройс, – поясняет Викинг и машет в сторону алтаря рукой:

– Я тебя слышу, Иоахим! Говори!

– Йенс, патроны на исходе! У меня последний «полтинник», – и всё, я пустой! У парней по две-три обоймы!

– Сколько вас? – кричит Хольц – Раненые есть?

– Семеро, господин лейтенант! Раненых нет!

– К выходу прорваться сможете?

– Никак нет, – русских там очень много, мы не пробежим и половины расстояния!

– Чёрт! – выругался Хольц, – они в ловушке!

Да, спасибо, лейтенант Очевидность, – бурчу я про себя. Как им помочь? – вот в чём вопрос! Прорваться ни к нам, ни в подвалы они не смогут, – факт. Оставаться на месте также бессмысленно, – рано или поздно русские всё-таки подберутся к окнам и закидают группу Ройса гранатами. Да и патроны на исходе: скоро им нечем отстреливаться будет. Для нас, тех, кто находится сейчас на хорах, лучше бы Ройс так и сидел в алтаре, контролируя входы. Ведь пока реально угрожаемое направление и головная боль, – это только лестница, но с уничтожением группы в алтаре добавится и геморрой в виде зала. По нему будут хаотично перемещаться красноармейцы, пытаясь время от времени закинуть нам на балкон пару – другую гранат. И как тогда мы будем держать оборону вшестером (каличных радистов я в расчёт не беру), – одному Гитлеру известно. Пока я размышлял о незавидной нашей судьбе, Викинг разродился хитрым планом, которым тут же поспешил поделиться с Хольцем:

– Господин лейтенант, сидеть на месте для них, – верная смерть. Пусть идут на прорыв, а мы поддержим!

– Ты же слышал, что они не добегут до выхода, – недоумённо посмотрел на Лермана офицер.

– Им и не нужно бежать к выходу! Пусть бегут к окнам, – ткнул стволом пулемёта в их сторону Викинг, – на северной стене. Выпрыгивают и бегут к домику, где засело отделение Шойнемана. Они их тоже поддержат огнём. Больше у этой группы шансов выжить нет!

– Пожалуй, ты прав, – задумчиво произнёс Шульц, – Только бежать им нужно не к Шойнеману, а к Трёхарочным воротам. Там держится первая штурмовая группа плюс с Северного постоянно поддавливают наши батальоны. Согласен, что это дальше, но, на мой взгляд, безопаснее. Если бежать к Шойнеману, – из ворот церкви русские просто расстреляют их в спину.

– Можно и так, – немного подумав, кивнул Викинг.

– Ройс! У тебя есть идеи как выбраться? – закричал Шульц.

– Мы думали, что вы атакуете их по лестнице, а мы поддержим снизу!

– Хороший план, Ройс, но у нас нет столько людей, чтобы атаковать!

– Так… Так что же нам… Помирать здесь, господин лейтенант? – срывающимся голосом спросил пулемётчик.

Все затаили дыхание, – что ответит Хольц?

– Положение тяжёлое, но шанс есть. Предлагаю следующее: прорываетесь к северной стене и прыгаете в окна, на улицу. Оттуда, – бегом к Трёхарочным, там сражается первая штурмовая группа, они и отделение из столовой комсостава вас прикроют огнём. Ваш прорыв мы поддержим имитацией атаки по лестнице и с хоров закинем вниз пару гранат. Другого варианта не вижу, – закончил лейтенант.

Немного помолчав, Ройс ответил:

– Ладно, господин лейтенант, – деваться нам всё равно некуда. Командуйте, мы готовы!

Хольц оглядел нас:

– Ну что, поехали? Штубе! – крикнул он в сторону лестницы, – давай гранату, начинаем!

– Кидайте! – это уже нам с Эмилем.

Отвернув колпачки с М-24, практически синхронно дёргаем за шнуры.

– На счёт «три»! – командую Эмилю. Тот кивает. Слышно, как шипит замедлитель. Главное, чтобы не рванула в руках…

– Раз! Два! – бьёт по ушам приглушённый взрыв со стороны лестницы, сразу за ним раздаются выстрелы маузера и короткие очереди МР-40, – Студент с Вилли уже воюют.

– Три! – кидаем гранаты вниз. Они подскакивают на бетонном полу и запрыгивают под хоры, – туда, где, по нашему мнению, сидят русские.

– Вперёд!!! – орёт Шульц группе Ройса, энергично махая рукой.

Те дают дружный залп в сторону дверей, затем вскакивают и бегут к окнам. На месте остаётся только пулемётчик. Он стреляет короткими очередями, прикрывая отход товарищей. Стрелки метают гранаты в сторону бокового выхода, вдоль галереи. Разрывы! Солдаты уже у окон, они дают ещё один дружный залп по дверям: кто стоя, кто с колена.

Как по сигналу, вскакивает Ройс и огромными прыжками несётся вправо. Падает за колонну, выставив пулемёт. Его товарищи благополучно выпрыгивают в окна. Всё чётко, слаженно, – как будто неделю репетировали! Мы с Эмилем кидаем вниз ещё по одной гранате: это всё, чем мы можем помочь камрадам в данной ситуации.

Викинг внешне спокоен, наблюдая с балкона за прорывом группы Ройса, но побелевшие костяшки пальцев, сжимающих пулемёт, выдают огромное внутреннее напряжение. Ему хуже всех: если мы с Райзингером занимались метанием гранат, то есть были при деле, то от него вообще ничего сейчас не зависит. Наш пулемётчик выступает в роли зрителя.

Вот Ройс длинной очередью добил ленту, вскочил на ноги и бросился к окну. Здесь он чуть замешкался: с ходу перемахнуть через окно мешает тяжёлый пулемёт. Кинув свой верный MG-34 на подоконник, Ройс ухватился за раму. Я бросил взгляд на Викинга, – тот весь подался вперёд, как бы помогая Иоахиму преодолеть последние сантиметры, отделяющие того от спасительного окна.

– Бросай пулемёт! – не выдержав, заорал справа Эмиль.

Даже если Ройс и слышал этот отчаянный крик, следовать совету Райзингера было уже поздно. Красноармейцы пришли в себя и открыли ответный огонь. Уже стоя на подоконнике, Иоахим вдруг дёрнулся, нелепо взмахнул руками и упал. Он был ещё жив и пытался подняться, ползая на коленях в пыли под окном, когда тяжёлая винтовочная пуля со звоном пробила его каску. Голова пулемётчика вспухла кровавым облачком. Выстрел опрокинул обер-гефрайтера Ройса навзничь, и он упал, широко раскинув руки в стороны. Будто бы вымещая свою злобу, русские продолжали стрелять в уже неподвижное тело пулемётчика, под которым стремительно расплывалась огромная лужа крови. Оказывается, пуля попадает в тело человека с таким мерзким чавкающим звуком… Его нельзя ни с чем спутать: услышав один раз, – этот звук будет с тобой навсегда.