Красная комната

Огонёк от спички осветил кабинет. Без сигареты читать такое было сложно. Когда убивают мужика – это одно, а когда ты смотришь фото маленькой девочки, у которой есть мать, которая даже не успела пожить…

«Так, гаражи находятся в противоположной стороне от дома. Что-то побудило её пойти из школы не домой, а туда. Видимо, он уже ждал её на территории школы. Одноклассники и подруги дельных показаний не дали, значит вряд ли она пошла с ними, хотя… Ладно, подождёт». Следователь перелистнул очередную страницу. На фото была девушка, лежащая в углу лифта, снова раздетая, но в этот раз стенки и пол были залиты кровью. Рядом лежал пакет с продуктами и рассыпанные апельсины, окрашенные в красный цвет. «Баринова Надежда Константиновна. Двадцать два года. Замужем, детей нет. Убита в лифте собственного дома. Причина смерти – множественные колото-резанные раны в области шеи, области груди и живота. В общей сложности обнаружено десять проникающий ранений. Характер ран говорит о том, что предметом убийства был нож, длинна клинка 12-13 см, толщина в районе 3.5-4.5 мм. По общим признаком специалист предположил, что нож является финкой образца 1934 года, состоящая на вооружении НКВД. Следов насилия нет, половые органы без повреждений. Дата убийства двенадцатое октября, смерть наступила в промежуток с двадцати одного сорока – двадцати одного сорока пяти вечера. Обнаружена мужем, который вышел встретить её. По показаниям гражданина Баринова, она отправилась за продуктами в магазин перед завершением его времени работы. Увидев тело, он побежал во двор, но никого обнаружено не было. Свидетелей нет. Баринов пребывает в палате психиатрии под наблюдением врача». Волков запалил вторую сигарету.

– Везучая тварь… Почему же им так везёт? – досадно сказал следователь и перешёл к третьему убийству. «Царёва Вероника Александровна, двадцать пять лет, не замужем. Причина смерти – колото-резанные раны в область… Угу. Свидетелей как обычно нет, никто ничего не видел, чёрт возьми! Так, так, так, а вот это уже интересно. Обнаружены следы неоднократного насилия. Значит, всё-таки потянуло. Хотя, её нашли в лесу, а прошлые две жертвы были убиты в относительно людных местах, у него не было времени для сношения. Значит, он хочет не только убивать, но и получить сексуальное удовлетворение. Дьявол… Так, и последнее». Увидев фото последней жертвы, Волков поднёс ладонь ко рту и на секунду отвёл взгляд. На фотографиях места преступления была женщина, с множеством колотых ран в спине, всё также голая, но избита, изуродована. Самыми ужасными были фото, где тело повернули на спину. У женщины была отрезана грудь и в придачу волосы на голове. «Была обнаружена в лесополосе двадцать второго октября. До места обнаружения тела найдено множество следов ног и крови. Экспертиза показала, что половые органы жертвы очень повреждены, характер повреждений однозначно указывает на то, что женщина была неоднократно изнасилована с особой жестокостью. На месте была обнаружена записка, дословно: «Наконец-то меня заметят». Передана для почерковедческой экспертизы».

Дочитав информацию о последнем убийстве, он попытался представить, как происходило убийство. «Значит ты, бедненькая, от него бежала. Он нанёс тебе несколько ударов в спину, но ты смогла вырваться и побежала в кусты. Отсюда следы крови и обуви. Ты долго бежала, но споткнулась. Он догнал тебя, да? Да, этот зверь тебя догнал, и нанёс ещё семь ударов в спину. И тут тебе уже ничего нельзя было сделать, бедняжка. Почему меня не было рядом…». Без скупых слёз подобные вещи не обходились. Находясь в долгой командировке, он отвык от подобных дел. Майор на минуту дал слабину своим чувствам.

– Я тебя поймаю, тварь. Я тебя разорву и как собаку пристрелю, – пообещал тому неведомому зверю следователь.

Осталась последняя страница в папке. Выкурив очередную сигарету, Николай прочитал следующее: «Предполагаемый психологический портрет убийцы. Мужчина, предположительно перенесший развод, либо неудачную любовь, либо имеет психологическую травму, связанную с женщинами. Имеет извращённые наклонности, сопровождающиеся особой жестокостью. Исходя из сокращения дней между убийствами, имеет ненасытное желание к насилию и убийству. С каждым новым случаем замечено развитие и увеличение его сексуально-извращённых потребностях. Убийца достаточно сообразителен, быстр, скрытен. Вероятно, хорошо физически подготовлен и обладает навыками убеждения. По прогнозам специалистов, возможно он ещё сократит время между эпизодами, не так мала вероятность убийства с ещё более жестокими методами, судя по прогрессии характера повреждений и почерка убийств. Оставленная записка свидетельствует о нехватке внимания, возможных унижениях в прошлом и мании величия».

Говорить о сне не приходилось. До семи утра Волков вновь и вновь перечитывал информацию, пытаясь найти подсказки. На западе Москвы во всю кипела работа органов МВД и КГБ. Патрульные в штатском не спеша прогуливались по улицам, иногда встречались отряды дружинников-добровольцев, а граждане, оповещённые об угрозе, старались держаться сообща, провожая детей группами до школ.

У Волкова родилась идея. Он вызвал к себе в кабинет одну из молодых сотрудниц. Она явилась спустя несколько минут, красивая, ухоженная, в форме.

– Вызывали, товарищ майор? – нежно сказала девушка.

– Вызывал, Таня. У меня к тебе есть серьёзное предложение. Ты можешь хорошо помочь нам в поимке маньяка.

– Я вас слушаю.

– Мне нужна приманка.

Девушка замялась, но не выдала свой страх.

– Понимаю, это достаточно рискованно, но я лично буду с тобой, не говоря уже о наших сотрудниках, – продолжил Волков.

– Николай Алексеевич, а где вы хотите, чтобы я находилась? Нужно бродить по улицам?

– Не совсем. В том районе есть два леса. В первом нашли тело. Попробуем в другом, где есть выход в парк и жилую зону. Я рассредоточу по секторам наших, пусть наденут белые маскировочные костюмы, все будут при оружии. И ты тоже. В сапожки нож, в карман пистолет. У тебя будет круг. Идёшь от станции метро Юго-Западная, проходишь шестьсот метров и оказываешься в лесопарке. Идешь по основной дороге, никуда не сворачиваешь и направляешься в сторону перекрёстка улицы Лобачевского и Ленинского проспекта.

– Разве днём наши смогут спрятаться?

– Ты пойдёшь вечером, в районе девяти. Он убивает в позднее время.

Татьяна изменилась в лице и о чём-то задумалась. Волков выдержал паузу, а потом сказал:

– Ладно, не буду тебя заставлять. В такое дело нужно идти только добровольно. Позовёшь Светку ко мне?

– Я готова.

– Готова стать приманкой?

– Не знаю, – вновь засомневалась девушка. – Он же не остановится, как вы думаете?

– Хотелось бы мне тебе сказать, что он больше никого не убьёт, но все факты указывают на то, что скоро произойдёт следующий эпизод.

– Тогда я готова, товарищ майор!

– Ты точно уверена? В этом деле лучше хотеть, а не идти из-за безысходности.

– Я хочу помочь вам в поимке, моя родина в опасности.

– Ох, Танечка, многим мужикам бы твою отвагу. Тогда проведём инструктаж, я тебе расскажу некоторые тонкости, а сегодня вечером выходим.

От здания Следственного управления КГБ СССР поочерёдно отъехало более десяти машин. Все они направлялись к Юго-Западному лесопарку. Оперсотрудники в повседневной одежде проверяли по пути работоспособность оружия. Некоторым из них выдали комплекты зимней маскировки. Особая группа из пятидесяти человек возглавлялась лично Волковым. Все они были из следственного, поэтому грех было поставить руководителем кого-то кроме Николая Алексеевича, который сыскал уважение среди служащих. По рации он распределил всех по парам на сектора, а сам, переодевшись в костюм местного бродяги с бутылкой в руках, планировал прогуливаться по параллельной дороге с Татьяной.

Настало заветное время. Часы пробили девять. Несколько из сотрудников проверили работоспособность рации и оружия девушки-приманки. Одета она была весьма вызывающе: зимние сапожки на каблуке, черные тонкие колготки, короткая юбка и такая же короткая шубка. Яркая помада и особенный макияж добавляли желание у мужчин.

– Ты сегодня особенно красивая, – сказал один из кгбшников, который пытался ухаживать за ней.

– Да пошёл ты, – коротко сказала Таня.

– Ну вот, как обычно…

– «Таня, начинаем» – послышалось из рации у помощников.

Девушка медленно вышла из метро по лестнице, перешла дорогу и направилась через дворы к лесопарку. На улице уже было очень темно. Как назло, в этом районе отсутствовало хорошее освещение. Редкие фонари, попадающиеся по пути, дарили свет небольшому пространству вокруг себя, а остальные места наполнялись темнотой. Сердце девушки стучало как бешеное. Страх переполнял её, но в отличии от остальных жертв, она знала о возможном нападении и была физически подготовлена. «А что если он просто подойдёт сзади и меня зарежет? Я даже ничего не успею сделать, да и Волков тоже не успеет помочь» – подумала девушка, мельком оглядываясь по сторонам. Майор иногда пропадал из виду, а потом снова появлялся. Он артистично пошатывался, держа в руках литровую банку водки, периодически нёс вслух всякую чепуху прокуренным пьяным голосом. Таня прошла заветные шестьсот шагов. Начинался лесопарк. Сегодня он был настолько жутким, как никогда раньше. Никто ведь и не думал, что тебя могут убить и изнасиловать. Приманка шла по основной дорожке, которая начала потихоньку заметаться из-за отсутствия людей. Сотрудники уже были на местах, высматривая в полумраке незнакомцев и следя за своей подопечной. Зимний ветер создавал небольшие завихрения и в милое личико сыпался снег. Почти половина фонарей не работала, а те, что ещё служили на благо советских граждан, то мигали, то давали недостаточно света. Волков шёл по параллельной узкой дорожке и внимательно наблюдал за Татьяной. Вдруг у последней из кармана выпал пистолет. Она выругалась, быстро наклонилась и положила оружие на прежнее место. Многие бы уже что-то сказали в рацию, если бы не приказ начальника говорить только в случае обнаружения или нападения преступника. Девушка продолжала свой путь. Постоянно ей слышались какие-то фантомные шаги, которых и не было. Она боязливо оглядывалась, ожидая нападения каждую секунду. Одинокий пьяница в лице майора продолжал шататься, но дорога уводила его чуть правее от приманки, чего они не просчитали. Он постепенно отдалялся от неё, совсем на чуть-чуть, но всё же в подобных ситуациях каждый метр играет существенную роль. Если бы особист сошёл с тропы и пошёл между деревьев параллельно Тане, то это могло бы спугнуть маньяка, вызвав у него подозрение.

Напряжение росло с каждой минутой. Время близилось к десяти, приманка прошла уже более половины маршрута. А вдруг его вообще тут нет, и весь этот цирк был совершенно бесполезен? Вдруг этот самый выродок уже насиловал очередную девушку не на западе Москвы, как предположил главный следователь, а где-нибудь на востоке? Неужели он мог ошибиться?

Резко в темноте блеснула финка. Чёткий удар в правую почку. Волков опешил от неожиданной боли и выронил бутылку. Палец потянулся к рации, но второй удар выше угодил чуть ниже сердца слева от позвоночника. Боль была жуткая. Она пронзала так сильно, что в ушах слышался писк, а всё тело сводило от беспомощности. Тропа увела майора так далеко, что он выпал из зоны видимости. Удары были так быстры. После первого, через три секунды произошёл второй. Следователь упал на белоснежный снег, который окроплялся горячими каплями крови. Он щурился, стонал, но медлить было нельзя. Ещё несколько секунд и он труп. Собрав все силы в последний рывок, он перевернулся на спину. Перед ним стоял убийца в чёрной накидке. Лица его не было видно, только лишь занесённый вверх клинок снова блеснул перед глазами майора.

Таня шла дальше. Уже около пяти минут она не видела своего напарника, если можно было так сказать. Она чувствовала что-то неладное. В темноте ничего не было видно, а фонари по параллельной тропе, где шёл майор, уже закончились. По всем рациям прошёл сигнал с коротким фрагментом стонов, и обрывком какого-то невнятного слова. Сотрудники все как один сделали перекличку. На связь не вышел только Волков.

Третий удар финкой пришёлся в руку. Мужчина пытался его парировать, но с теми ранениями, что он уже получил, сделать это было крайне непросто. Из-под чёрного капюшона виднелся животный оскал. Третий удар направлялся в лицо, но следователь успел вытянуть вперед руку и пожертвовать ей. Пока он превозмогал ноюще-режущую боль, от которой скрипели зубы, его правая рука пыталась расстегнуть кобуру пистолета. Он чувствовал, как кровь начинает стыть, а спина, от попадающего в раны холодного снега, просто кричала от раздирающих ощущений. Сердце билось из последних сил. Билось очень быстро. Маньяку было важно убить свою жертву как можно быстрее и скрыться. Из-за того, что Волков цеплялся за жизнь и сопротивлялся, убийца ни на шутку обозлился. Он навалился всем телом на следователя, бил его по печени и в лицо. Некоторые удары Коля смог избежать, но предательский кулак врага угораздил прямо в нос, из которого мигом хлынула кровь.

Убийца сделал четвёртый, последний замах. Бритвенно-острая боевая финка, созданная для уничтожения человека, взмылась над шеей ежесекундно теряющего силы следователя. В его глазах мутнело, он стонал и пытался кричать, но вместо громкого голоса вырывался только хрип, сопровождающий кровотечением. Сознание покидало разум, а тело сковывалось в погребальном холоде. «Убийца в черном плаще с капюшоном. Иронично. Словно смерть» – в последний раз подумал Волков и сдался от бессилия…

Вместо четвёртого фатального удара, тишину московского лесопарка прервала череда выстрелов. Кричащая от испуга Таня выпустила несколько пуль, угораздивших убийце в руку, в щиколотку и область бедра. Тот протяжно завопил, выбросил нож и пополз к оврагу. Тут же подоспели сотрудники КГБ, налетевшие толпой на этого демона в человеческой шкуре.

– Врача! Господи, врача! – со всей силы кричала девушка.

Волков из последних сил глотал холодный октябрьский воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Таня держала его за щёки, била по ним, но его взгляд смотрел куда-то в небо. Туда, где его уже ждал отец, также погибший, выполняя долг перед людьми. Его тело стало таким невесомым. Его душа чувствовала какую-то притягательную силу. Отец, которого никто не видел, склонился над умирающим сыном и молча улыбнулся. Таня только видела, как глаза главного следователя смотрели куда-то вбок, по её мнению, но они смотрели на того, с кого он брал пример, будучи ещё счастливым малышом.

– Отец… – прохрипел майор, испуская дух.

– Не сегодня, сынок, ещё не сегодня, – сказал тот и исчез. Исчезла и та невесомость, лёгкость и притяжение к небу.

В больничный коридор вбежала Юля, вся покрасневшая и в слезах. Она мигом нашла дверь операционной, хотела туда вломиться, но её остановил Цинёв. Девушка наконец заметила, что рядом стоит та самая приманка, генерал и заместитель председателя КГБ, и вся бригада из пятидесяти человек, участвующая в поимке убийцы.

– Где он?! Что с ним?! – истерично кричала возлюбленная.

Генерал посадил ей на стул, сел рядом с ней и рассказал о произошедшем. Пока она слушала, её чувства усиливались, а когда Юля узнала, какие ранения получил Волков, из её рта вырвался горестный вопль.

– Я вызвал самого Петровского, он руководит операцией. И не таких спасал с того света. Ну же, тише, тише, – хлопал по плечу генерал.

Операция длилась восемь часов. Её бы и не было, будь убийца точнее и попал бы чуть выше, пронзив сердце, но так как этого не произошло, Волков цеплялся за жизнь всеми силами, а в этом ему помогали лучшие советские хирурги. После окончания операции, из кабинета вышел Петровский, одежда которого вся была в майорской крови. Он снял перчатки, свой колпак, вытер пот и сказал:

– Жить будет. Сильный оказался. Таких прибить сложно.

– Как его состояние? – спросил генерал.

– Тяжёлое, но стабильное. Месяц точно проваляется. Мне пора, товарищ Цинёв, дела не ждут.

– Спасибо вам. Большое, – сказал тот.

– Спасибо! – добавила Юля.

Как все и ожидали, месяц Волков ожидать не стал. Во время того, как он лежал в палате, до него дошла крайне плохая новость. Друзь, который должен был стать генералом, так и не вышел на работу после трёхдневного отпуска. Его подгнивающее тело нашли дома. Он захлебнулся от внутреннего кровотечения, вызванного поражением органов. Судебная медицинская экспертиза так и не нашла настоящую причину смерти. Каждый специалист называл свою версию и записывал её в протокол осмотра. Один только Волков вспомнил, как умерший по телефону говорил, что шарлатан Добров водил ему кристаллом по горлу и рту. Неужели опасения сбылись? Майор пообещал взяться за это дело, как только выйдет из палаты, но его ожидало еще более важное расследование. Преступник, получивший раны не угрожающие жизни, сидел за решёткой, ожидая допрос. Цинёв по просьбе Волкова никого не допускал к маньяку, оставив его на закуску главному следователю.

Проторчав две недели на койке, несмотря на все предостережения и уговоры врачей, особист накинул свой чёрный плащ, который, к счастью, он не надел в тот злополучный день, и на такси направился в следственный изолятор, где находился зверь.

Попросив выйти двух охранников из комнаты допроса, Николай Алексеевич сел перед связанным выродком, запалил сигарету и проникновенно посмотрел в хищные больные чёрные глаза.

– Ну здравствуй, дружок, – ненавистно сказал следователь, сдерживая желание разорвать на куски демона, живущего в столь безобразном теле.

Глава

VIII

«Допрос»

– Как ваши раны, товарищ майор? – глядя на торчащие погоны из-под плаща, спросил маньяк.

– Зажили. Женщин то ты резать научился, а мужиков нет. Ну что ж, давай начнём.

– Ваша воля, начальничек.

Волков достал из дипломата толстую папку с делом и свой дневник. Он делал всё это не спеша, смакуя свой триумф над смертью и выродком напротив себя. Стальная ручка сделала несколько записей на чистом листе.

– Ловко вы меня поймали. Хотя тут не ваша заслуга, это я вам отдался. Если б не я, вы бы так и продолжали находить тела, – улыбаясь продолжил преступник.

– Чего ж это ты тогда сделал такой широкий жест? Надоело?

– Напротив, в убийстве есть своя романтика. Просто я получил то, чего хотел. Взял столько, сколько мне было нужно.

– С чего ты решил, что имеешь право распоряжаться чужими жизнями?

– Ну, права у меня нет, зато есть возможность! Я вершитель судеб! – улыбнулся пойманный.

– Насчёт мании величия не ошиблись… – сказал майор и достал карточку убийцы. – Гробовский Леонид Александрович. Фамилию вы выбрали интересную, прежняя же не такая красивая, да? Пуговкин. В школе, наверное, над тобой изрядно подшучивали.

– Какая разница, что было в школе? – с едва заметной злобой спросил убийца.

– Как же? Нужно же разбираться, почему ты начал убивать всех направо и налево?

– Ничего уже не нужно. Стреляйте и дело с концом. Я своё уже получил.

– Что же ты получил?

– Известность. Обо мне заговорили, меня боялись, это было приятно, товарищ следователь, – надменно улыбнулся Гробовский.

– Разве нельзя было выбрать другой путь к известности? Музыка, поэзия, наука…

– А не было у меня другого выбора! Дети вроде меня редко прорываются в эти сферы!

– Ну, некоторые же пробились, не так ли?

– У них был незаурядный талант, а что же до меня, я никогда ничем не отличался от остальных.

– Остальные не вытворяют такое со слабыми. Подобное вытворяют только нелюди, силёнок которых хватает только на убийство тех, кто гораздо слабее.

Убийца начал ёрзать и смотреть в разные стороны. Связанные за стулом руки тряслись, а пальцы на них вели себя так, будто они играют на фортепиано.

– Родился ты без отца. Мама одна воспитывала. Угу… – принялся читать личное дело следователь. – Ах вот оно что, олигофрения средней тяжести. Значит, появился на свет ты у нас «особенным». Гражданка Пуговкина призналась в чрезмерном употреблении алкогольных напитков во время внутриутробного развития плода.

– Хватит! – задёргался на стуле обвиняемый.

– Значит, судьба у тебя была нелёгкая. Рос ты со слабоумием, но мама тебя выходила. Потом ты у нас попал в спец класс для детей со слабым развитием. Что ж, там ты демонстрировал неплохие показатели среди остальных, судя по выпискам врача. В твоём случае поставили утешительные прогнозы, надо же…

– А чего это вы удивляетесь, а, товарищ майор?! Я выгляжу каким-то уродом?

– Почему же, у тебя почти нет каких-то следов болезни. Наверное, в младенчестве и дошкольном возрасте они стали пропадать. Что же с тобой было дальше, Пуговкин? – продолжил читать следователь, перелистнув страницу.

– Она меня унижала и била! И в школе тоже! – признался допрашиваемый.

Гробовский вызывал только жалость. Его потерянные глаза набирались слезами на фоне краснеющих белков. Его память воспроизводила неведомые никому отрывки, вспоминая которые он зажмуривал глаза.

– Такое происходит часто, в школе дети слишком жестоки, но почему тебя била мать?

– Она считала меня проклятием! Как только она меня видела, она вспоминала об отце, который от неё ушёл, как только она забеременела мной! Видимо, мама думала, что, избивая меня, она наносит удары и ему.

– Если бы я не знал, кто ты, то я бы даже тебе посочувствовал, – сказал Волков.

– Не надо мне сочувствовать! Я не хочу больше давать показания, лучше расстреляйте!

– В итоге ты успешно закончил спецшколу. Попытался поступить в институт, но показал очень слабые знания. Хотя, всё-таки ты смог отучиться на слесаря. Значит, моторика у тебя тоже восстановилась?

Убийца молчал и ненавистно смотрел своими чёрными глазами на Николая Алексеевича. Ему казалось, что следователь вместо допроса занимается сплошным унижением и надсмехается над его бедной судьбой.

– По-прежнему ты жил с матерью. Не был женат, подрабатывал на заводе. Теперь я знаю, что ты вырос с неизлечимой психической болезнью, которую смог частично победить. Многие в твоей ситуации так не выкарабкиваются. Если бы ты ценил хотя бы это, то может быть и не думал о своей «ничтожности», как ты говорил.

– Я и был ничтожен! Я хотел, чтобы меня узнавали, не считали меня отсталым, чтобы моя мать не косилась на меня всю жизнь, а начала бы мною гордиться!

– Так убийствами ты не только загубил свои мечты, но и свою жизнь. Ты ведь это понимал?

– Это был мой последний шанс!

– Тогда чего ты не залёг на дно? Вот убил ты четверых девушек. О тебе заговорили, причём очень активно. Разве это не поощрило твоё эго?

– Пять!

– Чего пять? Мы не нашли один труп?

– Нет, я хотел убить пять… пятерых!

– Не уж то ты хотел погубить ту красотку, которая шла две недели назад по Юго-Западному лесопарку?

– Да, она мне понравилась, я хотел её…

– Изнасиловать, да? Последние жертвы были тобой жестоко изувечены. Ты над ними надругался. Понравилось?

Убийца облизнулся, понервничал и выкрикнул:

– Да! И я в этом готов признаться! Мне понравилось! Всю свою жизнь я мечтал о любви, поглядывал на девочек, потом с возрастом на женщин, но они все от меня отворачивались. Я видел в их глазах отвращение и жалость!

– С чего ты решил, что так бы смотрела на тебя каждая? Выходит, так ты оправдываешь свои изнасилования?

– Я ничего не оправдываю. Я сделал плохие поступки. Убивал я только ради славы, а насиловал, потому что… – преступник замялся и вновь оборвал предложение.

– Потому что тебе очень понравилось, – дополнил ответ Пуговкина майор. Тогда чего же ты не напал на неё тогда?

– Она выронила пистолет, а я боюсь пистолетов! Она же меня могла убить!

– Ах вот оно что. Я так и думал, что тебя это спугнёт, но я совершенно не понимаю, почему ты тогда решил убить меня? Я не похож на красотку.

– Видишь ли, начальник, когда начинаешь убивать и тебе это нравится, желание продолжать растёт с каждым днём. Это желание перебарывает даже страх быть пойманным. Каждый день в твоей голове возрастает желание увидеть смерть ещё одной женщины. Сначала ты боишься, думаешь о том, что тебя поймают, просыпаешься каждую ночь в холодном поту от кошмара, в котором тебя приговаривают к расстрелу, но в итоге желание убийства и насилия берёт верх и ты идёшь…

– Так жаль, что при рождении нельзя увидеть то, что сделает младенец, когда вырастет, – посмотрев ему в глаза, сказал Волков.

– А то что? У тебя появилось бы уже не возможность, а право убивать новорождённого? Не тяжёлую ли кровь ты бы брал на свои руки?

– Это не так важно, ведь мы говорим о тебе. Я всё же не пойму, почему ты на меня напал? Я понимаю, что тебе тяжело не перескакивать с одной темы на другую, из-за твоей олигофрении, но уж постарайся, дружок.