Сам себе приговор

– Это же Сашкино, – сказала она, оказавшись на улице. – Куда мне это теперь девать?

– Может быть, передать его маме?

– Она меня видеть не хочет.

Некоторое время шли молча.

– Соня, вы что-то вспомнили, но не успели рассказать, – напомнил Крячко.

– А, да, – очнулась девушка. – У меня в день отъезда болела голова. Почувствовала это сразу, как проснулась.

– А накануне Саша был с вами?

– Да, мы легли спать вместе.

– Продолжайте, – попросил Стас.

– Утром я проснулась с головной болью. Сашки рядом не было. Я решила принять аспирин и заодно посмотреть, где Саша. Мы аптечку на кухне держали, я туда и пошла. Окно кухни как раз выходило на камыши. Там-то я и увидела Сашку, но это вы уже знаете. Я о другом. Я позвала его, и он мне ответил.

– Окно было открыто?

– Закрыто. Но я решила, что он может услышать.

– Ясно. И что же он вам ответил?

– Я не разобрала. Но, знаете, как это бывает? Иногда не нужно слышать, главное – видеть. Ответ человека понимаешь по его жестам, например. Вот Сашка и сделал такой жест.

– Какой?

– Он немного развернулся и махнул рукой через плечо, будто бы говорил: «Не отвлекай». Губы у него шевелились, как будто он что-то говорил.

– Вы уверены, что он вас не слышал?

– Я не знаю. Тогда мне показалось, что услышал. У вас найдется сигарета?

Крячко полез в карман, достал пачку сигарет и зажигалку. Соня закурила и поморщилась.

– Я брошу, – пообещала она. – Обязательно брошу.

– И это правильно, – одобрил Стас. – Так что, Соня? Как вы думаете, он вас слышал?

– Теперь я не уверена, но тогда показалось, что да. Логично же: я позвала, а он ответил. Но теперь я в этом сомневаюсь. Окно ведь действительно было закрыто.

– Или он разговаривал с кем-то еще, – сказал Крячко. – Мог там быть другой человек? Попробуйте вспомнить, Соня? Какие-то звуки? Может, чей-то голос?

– Этого я не знаю. Нас в доме было четверо. Я, Сашка и еще двое наших друзей. Андрей и Катя. Но они спали в этот момент, я точно знаю.

– Вы уверены?

– Я заметила приоткрытую дверь в их комнату. Там всегда было очень душно, а окна мы открывали редко, потому что комары… И ребята таким образом создавали сквозняк. Через щель я заметила спящую Катю. Ну а храп Андрюхи я бы узнала из тысячи.

– Может быть, Саша разговаривал с кем-то из персонала? – предположил Крячко.

– Я видела только его, рядом никого не было, – ответила Соня. – Я еще не знала, что вижу его в последний раз. Надо было выйти к нему, но я решила, что он хочет побыть один. Почему? – вдруг всхлипнула Соня. – Почему я не подошла к нему?

Крячко утешающе приобнял девушку за плечи, и она не стала отстраняться. Чувствовать вину за смерть близкого человека – дело не такое уж и простое, многие переносят утрату очень тяжело. Иногда людям в подобной ситуации просто нужна поддержка, даже в виде руки на плече.

Буквально через секунду Соня аккуратно высвободилась из-под опеки Стаса.

– Не нужно, я в порядке. Нет, правда.

– Точно?

– Все нормально.

– Что же было дальше, Соня?

– А дальше я вернулась к себе и снова легла в постель. Уснула почти сразу же. Меня разбудила Катя около половины двенадцатого. Сразу засуетились, стали собираться. Я Сашкины вещи не трогала, он этого не любил, но он так и не пришел. А время-то идет. Тогда мы решили, что, возможно, он залез куда-нибудь в лес и там торчит. Такое с ним случалось. Решили просто подождать. Мы с Катей пошли завтракать, и из кафе все время ему звонили, но «абонент недоступен или вне зоны действия сети». Андрей в это время решил поискать Сашку без нас. Ну а потом крик снаружи. Оказалось, Андрей нашел Сашку, а кричала мать того мальчика.

– Время?

– Еще часа дня не было. Мы туда мигом побежали. А Сашку я сразу и не увидела. Подошла ближе, Андрей мне наперерез: «Сонь, – говорит, – там Сашка. Не подходи». Я очень испугалась. Помню, что не плакала. Просто не верила. Меня не пустили туда. Эта сумасшедшая мамаша, которая все время своего ребенка теряла, быстренько увела меня на стоянку, все время что-то говорила, говорила…

Соня остановилась, чтобы перевести дух.

– Когда приехала полиция, я пошла к ним. Они тоже меня не пустили, но сказали, что это Саша. Его Андрей опознал, потом и остальные подтвердили. Андрей вообще много тогда для меня сделал. Разговаривал с полицией, отвечал на вопросы. Нас с Катей тоже допросили, но я очень плохо помню, что именно говорила. Но что-то говорила, наверное. Потом Андрей вызвал такси, и нам разрешили уехать. Когда я вернулась домой, то мне сразу позвонила Сашкина мать. Она меня и так не любила, а тут вообще вонять начала. Оскорбляла, обзывала. На экране она такая спокойная, свои детские передачки ведет так радостно, с такой любовью. Тьфу! Слышали бы вы ее крики. Нет, я понимаю, что она была не в себе, но почему-то все это вылилось на меня.

– В чем же она вас обвинила?

– В смерти сына, разумеется, – тихо сказала Соня. – Все припомнила. И то, что он из дома ушел. Почему? Из-за меня, конечно. А ведь на самом деле из-за нее. И на эту базу он тоже ехать не хотел, но пришлось. Кто настоял? Ну я же, а кто еще? А я вообще с ее сыном была только потому, что его мать знаменитость, а он богатенький сынок. Называла меня деревенщиной, проституткой…

– Но ведь это не так, правда? – спросил Крячко.

– Не так, – твердо сказала Соня. – Во-первых, я не знала, кто Сашкины родители, когда мы познакомились. Мы учились в одном вузе, только на разных факультетах. Он хотел быть графическим дизайнером, а я – экономистом. Познакомились на какой-то вписке на первом курсе, стали общаться. Я тогда жила в общежитии, кстати, и совсем не хотела оттуда уходить. Просто повезло с людьми, наверное. Мы с Сашкой не планировали съезжаться. Когда я узнала, что его мать знаменита, то вообще хотела с ним порвать. На фига мне такой мезальянс? А потом поняла, что влюбилась по уши. Но я по жизни реалист, поэтому не особенно пристально всматривалась в наше общее будущее. Иногда, если в голове выстраивался какой-то план, где мы будем с Сашкой вместе и завтра, и через месяц, и через год, я гнала такие мысли. Почему-то казалось, что нужно просто быть рядом с ним, держаться за руки, пить кофе по утрам или вино под сериал, работать, болтать и засыпать в одной постели, а дальше будь что будет. Но человек ведь такая смешная божья тварь! Строим планы, берем кредиты, клянемся в верности, а когда прилетает по лбу, то такие сразу: «Кто бы мог подумать?!»

– Вот это точно, – вставил Крячко.

– Этот год начался очень страшно, – продолжила Соня. – Сначала умер Сашкин отец, а теперь и самого Сашки нет. А знаете, что он вот умер, а его проблемы остались со мной? Я объясню. Вот эта самая квартира, в которой я живу, мне не принадлежит. Я не имею к ней никакого отношения и не плачу за нее ни копейки. Ее сняла для Сашки его мамаша, она же и заплатила за нее до конца декабря.

– И мама Саши не просила вас съехать?

– Нет, не просила. Даже не понимаю почему.

– Наверное, она все же не такая уж и стерва, – заметил Крячко. – А ведь могла бы вас выкинуть в одно мгновение на улицу.

– Просто деньги ей уже не вернут, а заменить меня некем, – объяснила Соня. – Так что через пару месяцев я снова вернусь в общагу.

– А что вам мешает уйти сейчас?

– Нужно побыть одной, а в общежитии проходу не дадут. Гордости во мне не осталось. Может, просто я все еще здесь потому, что это наш с Сашкой дом? Не так уж и много времени мы провели вместе, но все-таки были счастливые моменты.

Соня взвесила пакет в руке.

– Я отдам ей эти чертовы посылки. Посмотрю ей в глаза. Мы же ни разу не виделись. Больше мне ей отдать нечего, потому что Сашиных вещей у меня осталось очень мало. Только немного одежды, и все. А его телефон так и не нашли.

Об этом Крячко уже было известно. На месте обнаружения трупа не нашли ни телефона Мальцева, ни того блокнота, с которым он не расставался. Обыскали всю территорию, обшарили часть реки, прилегающую к базе отдыха, но результата ноль.

Крячко решил, что теперь-то уж Соня точно попросит его уйти, но нет – Соня пошла не в сторону дома, а к торговому центру через дорогу. Крячко покорно следовал за ней, пока она собирала в тележку продукты, одновременно рассказывая ему что-то из своей жизни с Мальцевым.

– Он сам решил сбежать из особняка. В какой-то момент пришел в общежитие и показал ключи от квартиры. В тот же вечер мы перетащили туда мои вещи.

Соня сняла с полки бутылку красного вина и опустила ее в тележку. Подумала и взяла еще одну бутылку.

– Он не хотел ехать с нами на ту базу. В каком-то смысле это было всем на руку. Я объясню, чтобы вы не подумали, что он был мне не нужен. Просто была у Сашки такая дурацкая черта: он мог исчезнуть и никому ничего не сказать. Подобное случалось и раньше. Например, собираемся в кино. Андрей и Катя покупают билеты на четверых, ждут нас в кинотеатре. Договариваемся, само собой, заранее. Но в последний момент Сашка пропадает. Не отвечает на звонки, никак не проявляется. И я иду в кино с друзьями без него, а потом прихожу домой, а он там уже. «Извини, – говорит. – Не получилось». Или как-то договорились встретиться после института, чтобы вместе пойти домой, а он не пришел. Ждала его полтора часа, но история повторилась – абонент недоступен. Потом он объяснял, что иногда испытывает непреодолимое желание побыть в одиночестве. Говорил, что не контролирует это. Спасибо хоть, что объяснил. Мы уже привыкли к этому, но, конечно, всегда волновались, если его долго не было. Так и случилось с базой отдыха. Он собирался ехать туда с нами, но в последний момент заявил, что не поедет. Я ему: «Все оплачено, ты что?» А он отвечает: «Дай мне время. Может, и соберусь». Я тогда решила, что это его очередной заскок, и тут уже ничего не поделаешь. Обиделась даже. Да надоело потому что! Мы поехали втроем: я, Катя, Андрей. Но только заселились, как он позвонил мне, сказал, что передумал. Еще и извинился, чего с ним раньше не было. Обещал появиться на другой день. Так оно и вышло, прикатил на электричке.

– Тяжеловато вам с ним приходилось, наверное, – осторожно заметил Крячко.

Соня обреченно пожала плечами:

– А у меня разве был другой выход? Была с ним рядом, принимала его любым. Правда, в последнее время его поведение стало еще более непонятным. За несколько недель до поездки он стал совсем другим. Мало ел, мало спал, много гулял один и почти со мной не разговаривал. Я не лезла к нему. Понимала, что ему очень трудно. Он любил отца и после его смерти даже загремел в клинику неврозов. Принимал всякие препараты, я уж там и не помню, какие именно. Я решила, что у него обострение. Просто тихонько жила рядом с ним, но для него, по сути, просто существовала. Ему до меня просто не было дела.

– С чем вы связываете эти изменения, Соня?

– Его мать завела себе любовника, – ответила девушка. – Думаю, дело в этом. Только мужа похоронила – и сразу же чужой мужик. Сашка просто сбежал из дома, не мог этого видеть. Про любовника его мамаши я случайно узнала из интернета и все сразу поняла. Кроме того, Сашка на тот момент уже начал отказываться от антидепрессантов. Так что, возможно, у него был синдром отмены, а это тоже ведь меняет поведение человека не в лучшую сторону.

– Он делал это под наблюдением врача?

– Нет, – твердо заявила Соня. – Врачей терпеть не мог. Мать привела его к психотерапевту сразу после смерти его отца, но Сашка больше не был у него.

– Кроме вас перемены в поведении Саши замечали другие люди? – спросил Крячко, перехватив корзину другой рукой. – Ваши общие друзья, например?

– Андрей и Катя – возможно. Все же свои люди, – ответила Соня. – Они учатся с нами в одном институте. Оба метят в ландшафтные дизайнеры. Катя была моей соседкой по комнате в общежитии. Как-то так вышло, что все мы четверо сошлись. Поехать на базу отдыха всей компанией было моей идеей. Но я же не знала, что все так произойдет!

– Полагаю, вашей вины в этом нет, – твердо сказал Крячко.

– Кто знает? Вы уверены? – Соня нервно одернула куртку. – А вдруг я что-то сделала не так? Почему я не вышла к нему в тот день, когда он умер? Может быть, и не было бы ничего.

Краем глаза Крячко заметил, что на них смотрят. Забывшись, Соня повысила голос, привлекая к себе внимание. То, о чем она говорила, конечно же, интересно было всем. Стас увлек ее в сторону прохода, ведущего к отделу с овощами и фруктами. Ему удалось сделать это незаметно для самой Сони, и задумка удалась: ее голос стал тише, а тон спокойнее.

– И все равно я не верю в его самоубийство, – упрямо проговорила она. – Он же только-только начал поднимать голову после всех этих ударов. Решился выбраться на отдых, а это для него было подвигом. Перестал быть затворником, стал улыбаться. Нарисовал жену вашего друга, помните? И вот что еще важно: он практически безболезненно соскочил с антидепрессантов. Он почти привык жить без них. И вдруг такое. Ну не верю я! Может быть, все дело именно в том, что он перестал принимать препараты? Не выдержал последствий отмены, а? Да нет, вряд ли. Или да?

В корзину летело все вперемешку: макароны, уксус, сода, коврик для йоги, собачий корм. Соня так увлеклась, что уже сама не понимала, что делает.

– Соня, по-моему, вы взяли все, что хотели, – остановился Стас. – У вас хватит на это денег?

Соня остановилась и посмотрела на содержимое корзинки.

– Хватит.

Всю дорогу до дома она молчала. Стас помог ей донести тяжелые сумки. Подойдя к подъезду, она остановилась и взяла сумки из его рук, давая понять, что рандеву подошло к концу.

– Я рассказала все, что знала, и даже вспомнила что-то новое. Надеюсь, это важно. Или нет.

– Соня, вы очень помогли, но я должен вас спросить. Вы не верите в самоубийство Саши. Если так…

– Я не знаю, во что верить, – Соня посмотрела на Стаса снизу вверх. – Не знаю, что там произошло. У Сашки не было врагов, если вы об этом. При мне он ни с кем не ссорился, не выяснял отношения.

– Это точно?

Соня ненадолго задумалась.

– Смотря кого называть врагом, – ответила она. – Я могу рассуждать только со своей точки зрения и исходя исключительно из своего опыта общения с Сашей. Какими были его отношения где-то там, где меня не было, я могу не знать. Со своей мамой он был в контрах, это да. Но я не могу представить, что она как-то причастна к его смерти. Бред!

– А ее друг? Тот самый, с которым она сошлась после смерти мужа?

– Вот про него вообще ничего не знаю. А вы знаете, что у Сашки есть старший брат? Они даже созванивались. Я его ни разу не видела, правда. Сашка о нем мало рассказывал. Знаю только, что он тоже работает на телевидении, и все. Кажется, его мать туда устроила. А кем он там, где… Без понятия.

– Про их отношения тоже ничего не знаете?

– Да нет же, – Соня отрицательно покачала головой. – Но Сашка с ним всегда разговаривал по телефону в одиночестве. Не при мне. Господи, почему так холодно?

– У меня просьба, можно? – обратился к ней Стас.

– Конечно.

– Не пропадайте. Договорились?

– Я никуда не денусь, – пообещала Соня. – Ну если только обратно в общагу перееду, но обещаю вас держать в курсе.

– Тогда я сейчас дам вам свой номер телефона.

– Чай! – неожиданно воскликнула Соня. – Я забыла купить чай. Набрала всякого, а чай забыла купить.

– Это не самое страшное в жизни, – сказал Стас. – Пожалуйста, если вспомните что-то еще, то обязательно звоните, договорились? В любое время дня и ночи, в любую погоду, в любом настроении. Вы, Сонечка, просто кладезь информации.

Он попытался улыбнуться как можно дружелюбнее, но на Соню это не произвело никакого впечатления.

– Поняла, – с серьезным видом кивнула девушка и набрала код на домофоне. Стас придержал дверь. – До свидания. Я пошла.

«Иди, девочка, иди», – мысленно попрощался Стас, наблюдая за тем, как Сонина тощая фигурка исчезает в подъездном полумраке. Он подошел к своей машине, вынул сигареты и закурил, глядя на проспект с оживленным движением. Его телефон молчал, от Гурова не было никаких вестей.

– Это ж сколько ты дома просидела, дорогуша? – пробормотал он, пытаясь угадать Сонины окна. – И что творилось все это время в твоей голове?

Он сел в машину, повернул ключ в замке зажигания. Теперь нужно было вернуться на Петровку, дождаться там Гурова, а потом немного поломать голову над тем, что ему сообщила Соня.

Мальцев успел посидеть на антидепрессантах и соскочить с них незадолго до смерти. Получается, мог не пережить синдром отмены и совершить суицид. В конце концов, на парня действительно много обрушилось, включая смерть отца и скорый роман матери с другим мужчиной. Антидепрессанты сгладили острые углы психического состояния Саши, но стоило ему прекратить прием препаратов, как реальность набросилась на него с новой силой. Но что за дурацкий способ уйти из жизни – лечь лицом в воду, да еще практически на глазах у других? Лес же рядом, там удобнее было бы свести счеты с жизнью. Как-то не вяжется одно с другим.

«Мерседес» Стаса Крячко выехал из дворов и встроился в плотный поток машин. Тут же его подрезал белый «Фольксваген», и Крячко тихо выругался.

– Гаденыш, – вырвалось у него.

Но скоро Крячко и думать забыл о всяких придурках. Он машинально подводил итоги сегодняшнего дня. Итак, суицид все-таки пока не стоило бы отметать. С другой стороны, в истории появилось новое действующее лицо – условный «кто-то», кто мог последним видеть Мальцева перед его смертью. Здесь все очень туманно, но умница Соня сразу подметила, что Саша мог разговаривать с кем-то еще и не слышать, как она позвала его по имени.

– И кто же там все-таки был? – вслух спросил Крячко. – В шесть утра-то. И что ему вообще нужно было от парня, который сидел себе спокойно на травке и рисовал в своем блокнотике? Это был кто-то из персонала? Кто-то из отдыхающих? Кто?

Глава 4

Гуров появился к шести вечера. Ввалился в кабинет, снял пальто и с силой встряхнул его, чтобы слетели дождевые капли. Крячко с удивлением посмотрел в сторону окна.

– Там что, дождь?

– Распогодилось, – подтвердил Гуров. – То ли снег, то ли что-то еще с неба валится.

Он пошел к своему столу, на ходу растирая замерзшие кисти рук. Заметив на экране компьютера Стаса вордовский документ, вопросительно махнул головой.

– Все, что рассказала девушка Мальцева, – пояснил Стас. – Наговорила много, поэтому делаю отчет для Орлова.

– Что-то интересное рассказала?

– Есть и такое. А как твои дела?

– Аналогично. Удалось побеседовать с соседкой Гнедовой по поселку и с охранником КПП. Два часа потом в Москву добирался. Заехал на Кутузовский к матери Мальцева, но консьержка сказала, что ее нет дома. Обещала доложить хозяйке о визите полиции. Контакты я оставил.

Пока Стас клацал по клавиатуре, Гуров еще раз внимательно просмотрел содержимое папки с закрытым уголовным делом.

– Черти что, – устало сказал он.

– Не скажи, – не согласился Крячко, крутанувшись на стуле к подоконнику с принтером. – Сейчас распечатаю, и посмотришь.

– Да ты на словах, – попросил Гуров. – А отчеты оставим Орлову.

– Когда он с больничного выходит, не сказал?

– Нет.

– Ну если ты ничего читать не будешь, то скажу так: девушка Мальцева сообщила кое-что интересное. Все-таки надо свидетелей опрашивать дважды, а вопросы задавать одни и те же. И ответы всегда будут разными.

– А следствие запутается еще больше, – ответил ему Гуров. – Ну давай уже, выкладывай.

Припарковать машину на Кутузовском было практически невозможно, поэтому пришлось бросить ее в одном из дворов недалеко от Парка Победы. До дома Гнедовой было минут десять ходьбы. Ноябрьская погодка не баловала, и каждый второй человек, который попадался навстречу, имел болезненно-недовольное выражение лица. Те, кто был вынужден торчать на автобусных остановках, нетерпеливо выглядывали на дорогу в ожидании транспорта, чтобы поскорее залезть в салон и отдышаться в тепле.

– Пригласить полицию к девяти утра – это сильно, – сказал Крячко. – Суровая женщина. Да еще и с трудной судьбой.

Они свернули вправо и оказались в просторном дворе, засаженном сиренью. Сам дворик был испещрен гранитными дорожками, а в центре красовался старый каменный фонтан, засыпанный опавшими листьями. В его чаше суетились голуби, выискивая себе что-нибудь на завтрак.

– Подъезд, кажется, вот этот, – указал Гуров.

– С богом, – потер руки Крячко. – Околеть можно, как холодно.

Им открыла не Алла Тимофеевна, как ожидалось, а высокий мужчина лет сорока, с зачесанными назад черными волосами и резкими острыми чертами лица. «Похож на птицу, – отметил про себя Гуров. – Это и есть тот новый знакомый матери Саши, из-за которого он ушел из дома?»

Мужик вопросительно приподнял одну бровь, во взгляде едва мелькнуло презрение. «Не здоровается первым, скотина, – с раздражением подумал Гуров. – Значит, мнит себя выше остальных. Ну, конечно, это же мы сюда пришли, а не он к нам».

– Доброе утро, – поздоровался Гуров. – Мы договаривались о встрече с Аллой Тимофеевной.

Выражение лица «птицы» не изменилось, однако тут же выяснилось, что он умеет разговаривать.

– Вы из полиции? – поинтересовался он надменным тоном.

– Алла Тимофеевна дома? – подал голос Крячко. – Мы к ней.

– Можно ваши документы? – холодно обратился он к Гурову, проигнорировав слова Стаса.

Гуров протянул свое служебное удостоверение, но в «птичьи» руки его не отдал.

– Ваши? – обратился мужик к Стасу.

– Он со мной, – быстро ответил Гуров.

– Пусть заходят уже, – послышался женский голос из глубины квартиры. – Не томи людей на пороге, слышишь?

Мужик впустил сыщиков в квартиру и запер дверь.

Они оказались в широком коридоре, в конце которого угадывался неяркий свет, который шел будто бы от ночника.

– Прошу.

«Птица» проскользнул между ними и пошел вперед. Он и двигался под стать своему прозвищу – шел почти неслышно, слегка разведя руки в стороны. Гуров и Крячко проследовали за ним.

Он привел их в огромную комнату. Таких просторных помещений в обычных домах Гуров еще не видел. Скорее всего, планировка квартиры не была оригинальной, а стены просто снесли. Вся комната была уставлена диванами, диванчиками, креслами и стульями, между которыми располагались журнальные столики всех мастей. В углу мерцал серебристый корпус огромного электрического камина, который сразу же бросался в глаза. Высокие напольные светильники освещали самые темные места, а в самой комнате не хватало света: плотные темные гардины сюда его не пропускали.

От камина отделилась женская фигура. Она медленно прошла по лабиринту, состоящему из стульев и кресел, и остановилась в центре комнаты.

– Алла Тимофеевна? – спросил Гуров.

Конечно, это была она. Телеведущая известного телеканала «Манго», транслирующего детишкам захватывающие истории, теории, события прошлого и настоящего. Все то же самое ежедневно можно прочитать и в новостных лентах, но телеканал «Манго» работал исключительно на детскую аудиторию, что означало только одно: никаких вооруженных конфликтов и прочих жестокостей здесь не обсуждали. В сетке вещания преобладали выпуски передач о лесах, полях и реках, о вечной мерзлоте и живых организмах, которым она не страшна; о воображаемых полетах на Сатурн или к созвездию Кассиопеи, об экспедициях длиной в целую жизнь; о редчайших способностях живых организмов, которым нет числа; о том, насколько глубокой может оказаться обычная лужа и почему коралловые рифы бывают разных цветов – от голубых до розовых.

Накануне вечером Гуров, получив сообщение от Аллы Тимофеевны, в котором она просила его приехать сегодня утром к ней домой, решил основательно подготовиться к встрече. Изучил сайт телекомпании «Манго», просмотрел фото и, разумеется, освежил в голове все, что ему было известно о Гнедовой. Сплетен и слухов о ней в интернете не нашлось. Видно, очень хорошо работали ее помощники, тщательно следящие за репутацией ведущей. Ну или она в самом деле не давала повода. На сетевых фотографиях, кстати, она выглядела такой же, какой и предстала перед сыщиками. Высокой, с королевской осанкой и очень худой. В плохо освещенной комнате ее вполне можно было бы принять за призрака, тем более что она была одета во все черное. Что это такое? Эпатаж? Желание пустить пыль в глаза? Что она вообще делала в темном углу этой нелепой комнаты?

– Лев Иванович, – низким голосом произнесла Алла Тимофеевна, – спасибо за то, что приехали. Да еще и не один.

– Это полковник Станислав Васильевич Крячко, – представил Стаса Гуров. – Мой коллега.

Женщина сделала едва заметный жест, который и Гуров-то с трудом заметил бы – указательный палец на тонкой женской кисти руки едва шевельнулся в сторону двери.

– Иди, Сережа, – попросила она «птицу». – Нам кофе. Да, Лев Иванович? Станислав Васильевич?