Золотая крыса. Новые похождения Остапа

Дела в Москве сначала пошли вверх, привнеся в быт негу и размеренность, а потом рухнули в самое пекло преисподней. В один прекрасный день его новый напарник армянин просто опорожнил сейф и исчез. Алёша даже не поинтересовался, как зовут его напарника-армянина. Надо было менять диспозицию, но Алёша был так горд, что решил жить у Кремля до последнего. Потом друзья шутили, что жизнь в шаге у Кремля гарантировала ему знакомство с Мумукиным или Чубайсом, но Алёша побрезговал ими. Вскоре Алёша, разорившийся на жилье напротив Кремля в Москве и жалких афёрах с маковой соломкой и перцем, снова приехал в Старобыдлов, пришёл к Антону и, размахивая руками, потребовал для беспроигрышного и крайне выгодного проекта, способного потрясти Европу, заложить квартиру и вложить в новое дело миллион рублей. Цифра требовалась обязательно круглая, и обязательно внушительная. Она должна была говорить сама за себя, что дело, которое они затевают – не фигня какая-нибудь мелкая, а настоящий мега-проект с бонусами и рекламой. Поэтому вложить в дело девятьсот девяносто девять тысяч рублей было немыслимо – требовался только миллион. Алёша был не какой-нибудь мелкой сошкой, продающей пирожки на вокзале, а серьёзным бизнесменом, гением авантюры и «ассонанса», как он говорил в подпитии. Всё это происходило на глазах Шуры, он бы мог подтвердить, что всё сказанное здесь абсолютная правда. Шура умолял Антона остановиться и не совершать такого безумного поступка, но Антон был неумолим. Ты что, дело крутое, все мы будем в шоколаде, жаль ты, Шура не хочешь поучаствовать в верняке. Он иронически смотрел на Шуру и подписывал какие-то бумаги. Как ни странно, мама Антона была тоже – за. Антон заложил мамину квартиру в банке, и скоро внушительная сумма, завёрнутая в простой целлофановый пакет, без всяких расписок плавно перекочевала из рук Антона в безумные руки Алёши. На следующий день жена Алёши ушла из квартиры, написав прощальную записку и попутно прихватив целлофановый пакет с нарисованным на нём негром, все деньги, аккуратно сложенные пятитысячными пачками. Оскорблённая бедностью и жестокостью мужа, не позволявшего ей пить, сколько душе угодно, она резко уехала в Сочи, где кутила три месяца с пьяным офицером-пограничником, с которым весьма кстати познакомилась в поезде. Юг и неограниченное количество любви и алкоголя окрылили душу женщины. Офицер-пограничник не только любил её по всякому, но и бил наотмашь. А также изымал деньги на свой счёт. Когда женщина вернулась домой в квартиру напротив Кремля, помятая и с большим фингалом под глазом, денег Антона уже не существовало в помине. Квартира была не оплачена уже два месяца. Когда Антон стал спрашивать, как идут дела с их новым бизнес-проектом, Лёня плакал в телефон и проклинал жену и свою неудачливую судьбу. Он признался, что деньги пропали, но об обстоятельствах пропажи загадочно сказал, что его подвели субподрядчики. Но больше всего он, как ни странно, обвинял самого Антона, который так легко дал ему деньги и не позаботился об их сохранности. Антон слушал бред и не знал, что сказать, столь велика была наглость друга. Кредит надо было оплачивать. Банк изредка позванивал на сотовый телефон Антона и предлагал ещё более выгодные кредиты. Антон героически выплачивал проценты в течение полугода, а потом сообщил банку, что у него нет такой возможности. Его стала прессовать коллекторская контора, и с тех пор Антон жил под постоянным стрессом и угрозами суда и реквизиции квартиры. Ему звонили, днём, ночью, в праздники и будни. Грозили и уговаривали, обзывали лохом и обвиняли в психиатрической и половой несостоятельности. Антон отвечал вежливо. Он приучил себя отвечать на запросы коллекторов вежливо, и человек, услышавший разговор Антона с коллектором, был бы поражён его интеллектом и начитанностью. Потом начались многочисленные попытки выползти из долговой ямы чудесным способом. Лёня то привлекал их к созданию чудо-панелей, то создавал новое моющее средство для машин. Панели крошились и были разных размеров, в результате чего поставки всегда оканчивались скандалом, а средство для машин, которое они варили в гараже Лёниного приятеля, в деревне близ Белгорода, не было никому нужно из-за мерзкого трупного запаха. Последние панели, выдуманные гениальными изобретателями, были сделаны из бетона и старого шифера, и вообще привлекли внимание санитарных служб ввиду содержания крайне вредных материалов. Они были реквизированы, а на организаторов производства наложили крупный штраф. К тому же оказалось, что средство для мытья машин, догнивавшее в подвале другого приятеля не мыло машины, а наоборот, загрязняло их. Средство пришлось вывезти за город, на берег небольшой речки и вылить, после чего местная прокуратура два месяца искала причины рыбной потравы. Надо было искать иные средства заработка.

Так как Антона постоянно кидали все кому не лень, он постоянно имел дело с бандитами, которые должны были по его мудрому плану выручать его деньги. Для этого он постоянно, по нескольку раз в неделю встречался с ними то в одном, то в другом кафе, и заговорчески излагал им свои проблемы, после чего давал деньги. Кидал в его жизни, таким образом, было столь же много, сколько оплаченных бандитов, но результата таких сходок – ни одного.

Именно через Антона и его друга Костю, торговавшего картинами на вернисаже Шура нашёл для Остапа надёжного прораба – того самого усатого ублюдка Кешу, который сейчас вёл их машину. Антон согласился поработать на него, и они уехали в Павловск, где в поте лица тягали кабеля под землёй целую неделю, а потом вернулись в город своим ходом. Как ни Странно, Кеша отдал всем действующим лицам этого шоу деньги, по тысячу рублей в день работы, и Антон в отместку сделал ему такую горячую, такую хвалебную рекламу, что Кеше бы впору конкурс объявить на замещение вакансий чернорабочих – так стремились попасть к нему многочисленные друзья Антона. Через две недели Кеша назначил стрелку на какой-то тёмной улице на Левом Берегу и Антон раззвонил об этом всей честной компании. Встреча была вечером, явилось довольно много людей. Там они впервые увидели Кешу во всей красе, распинающегося о перспективах своей новой фирмы, которую он уже на днях регистрирует в Старобыдлове, поэтому-де ему нужны хорошие работники. Тут-то и возникла тема Бучурлиговки.

Потом вся окрыленная перспективами невиданного обогащения отправилась к Антону, хотя дело это было не из приятных – все знали Антона как очень капризного хозяина, следящего за тем, чтобы гости не пачкали стол, не сидели на стульях, и в итоге любой визит к Антону превращался в подлинное мучение – он буквально замучивал всех замечаниями и придирками. По пути они горячо обсуждали встречу на далёком меридиане, и пришли к единогласному мнению, что хоть работа у Кешу и тяжёлая, но всё-таки нехило зарабатывать тысячу рублей в день. Предавшись романтическим мечтам о возвращении вольготной жизни, друзья стали мечтать, что можно купить на тридцать тысяч рублей, и сошлись в едином мнении, что это будут только японские музыкальные колонки. Антон, которому в свете его страшного положения всвязи с кредитом Алёши, грозили серьёзные финансовые неприятности, тоже рвался в бой. Но потом Антону позвонил Алёша, и стал изводить того требованием срочно оторвать жопу от кресла и отправляться в Сочи выручать заблокированную врагами квартиру. Мол, не всё ещё потеряно, у нас есть кое-какие документы, и наняв хорошего адвоката, можно будет легко отсудить спорную недвижимость. Задачу найти хорошего адвоката Алёша, разумеется, возложил тоже на Антона. Лёша, честно говоря, всё это выдумал, чтобы не лишать товарища надежды получить назад свой миллион, подвесив перед его носом кусок несуществующей собственности в Сочи. Он уже и сам не верил, что квартиру удастся вернуть. Он сообщил Антону, что после оформления бумаг тут же продаст свою квартиру в Сочи и рассчитается за долг. Он сообщил, что квартира, купленная им шесть лет назад и умыкнутая ушлым риелтором, будет возвращена им, продана, после чего он рассчитается с долгами. Антон склонился и сел у моря ждать погоды… Приезд его в Сочи совпал с тем днём, когда машина въезжала в Бучургиновку.

Вообще этой странной компанией чокнутых романтиков руководила великая мечта, которая возможно и свела их с ума, погрузив в счастливое зазеркалье, и об этой мечте автору следовало бы сказать раньше всего остального, потому что в ней было главное. Друзья давно мечтали поселиться на Кубе. Мрачная Сан-Репа и тяжёлые жизненные обстоятельства убили веру в будущее. Надо было уезжать. Кто заронил в них зёрна столь дерзкого предприятия – бог знает, да только вот уже лет семь все они: и Сёма, и безумный Алёша, бледный, истероидный и похожий на какого-то зазеркального персонажа Фёдора Михайлыча Достоевского, и Кирилл с ними – страстно мечтали попасть на Кубу. Жизнь на Кубе рисовалась им лёгким, как крылья бабочки, бесконечным праздником под банановыми листьями, с шумными застольями у моря, фиестой и разумеется, кубинскими девушками, сло Улица Комбрига Тушонкина. Губернатора звали Павел Петрович Окунь, а мэра – Николай Иваныч Шмель, и оба они были маленькие толстенькие, не по-русски чёрные и язый старались придерживать подальше от тайных намерений.

Надо сказать, что наши знакомцы были величайшими романтиками в мире. Они свято верили в юных девушек, присягнувших беспрерывно исполнять танец живота на потребу путешествующих художников. Никто бы уже не вспомнил, кто зародил, кто бросил первое зерно великого проекта, не это главное, а главное – то, что с тех пор зерно проросло, оперилось листьями и теперь неудержимо стремило свою крону к сияющему голубому небу и Солнцу. Встретившись, они неминуемо возвращались к основной теме своей жизни – Кубе. Тема Кирилла была шире – Куба и Ром. К тому времени он пил много и неразборчиво и считал, что пить много и неразборчиво в Сан-Репы – просто неряшливость, а делать то же самое на Кубе – шик высшего света.

Он узнавал, как живут девушки на Кубе, и чем живут, и был восхищён. Девушки на Кубе жили танцами и ромом. То, о чём он мечтал, было давным-давно реализовано в одном отдельно взятом государстве.

Воспоминания так контрастировали с ликующей природой за окном машины, что Шура встряхнулся.

На коленях Остапа меж тем оказалась большая потёртая карта Старобыловской губернии с нанесёнными на ней городами и сёлами. Её то он и рассматривал, вращая в разные стороны, пока не убедился как далеко занесло сокола в геену огненную.-Хватит болтать! Внесите наконец свою лепту! – сказал Остап и стал посматривать, какое впечатление производят его слова, – Где мы находимся?

По инерции только рука Воробьянинова потянулась к карману. Но остановилась на полпути около подбородка, который Воробьянинов стал тереть так, как будто хотел пробуравить там дырку. Воробьянинову вспоминалась его былая жизнь. Тётка у Ипполита Матвеевича жила в Старобыдлове, и череда невесть откуда взявшихся и крайне неудачных разменов квартиры в конце концов прописали её в очень удалённой части коминтерновского района, на улице Солнечной. Дом стоял в плотном окружении заводов и трамвайных путей. Там проходила самая спокойная часть его жизни.

– Козла назначили стеречь капусту! Вы в своём уме?

– Нет, ну лягушки же как-то осушали болото?

– Волк-вететарианец! Сидит на капусте, е..ло развесил, плачет!

– Что выбудете делать на масленицу?

– На масленицу я буду дрочить!

– Млодежь! Млодежь!

Глава 4. Злой гном Кеша

Ландшафт изменился. Теперь за окнами мелькали одиночные домики с покосившимися крышами, древние водонапорные башни и остовы неведомых производств. На горизонте громоздился элеватор с маленькими зелёными окошками, заклеенными по-блокадному, крест-накрест. Людей почти не было, а те, которые попадались на пути, были похожи на гномов из сказки братьев Гримм. Потом промелькнули длинные деревянные сараи, и в салон густой волной ударил непередаваемый запах общественного туалета. В бараках страдали и томились свиньи.

Кеша впервые решил пошутить и, открыв окно, дабы впустить амбрэ из окружающей среды, обратился к пассажирам:

– Чуете, а?

– Ну да!

– Как? Храшо! Аммиак! Живой аммиак!

– Ну да! – хором ответили Шура и Киса, тщательно затыкая носы.

Вонь на самом деле была нестерпимой.

– Ну, что, может, вернёмся?! Я тут люблю отдохнуть на природе! Шашлычки развесим! То да сё! Хотите понюхать ещё раз! Всё – бесплатно! Ешь – не хочу! Место такое! Брюхатино!

– Нет-нет! – в один голос закричала троица, включая на сей раз и Остапа, – Давайте вперёд! Только поскорее!

Брюхатино вместе с незабываемым ароматом осталось позади, и пошли один за другим старые, покинутые домики без стёкол. По виду домиков было видно, что они покинуты довольно давно.

– И как они тут живут? – огорчился Шура, – Бляха-муха! Всё время воняет?

Кеша не ответил. Он не любил отвечать на глупые вопросы. Положив пухлые лапы на руль, он смотрел прямо перед собой как умалишённый, перед глазами которого вьётся осиный рой..

Остапа понесло. Его язык поворачивался с невиданной скоростью.

– Шура! Как бы ты не вертелся, пытаясь уцелеть, всяк в этом мире получает то, что заслуживает. Это не всегда так на самом деле, но многие уверены, что дело обстоит именно так. Так ли это, или не так, бог знает! Это очень тяжёлая мысль. У меня мысли путаются, когда я пытаюсь оседлать эту мысль. Я когда её удумал, то от напряжения у меня очки даже соскочили. Извилины с рельсов сходят от таких мыслей! Перекосились, точнее. Это второй раз, когда у меня так перекашиваются очки. Вернее – третий!

Понятно, что находясь в истеблишменте, бомонде, или в любой банде надо марку высоко поддерживать, смешным быть нельзя, тем более великому писателю. Невозможно представить, чтобы на великом писателе были не так надеты штаны, или на нём были носки разного цвета. Кому-то, может и неважно, в каком прикиде он останется в глазах современников и потомков, но я уделяю этому внимание. Фу, отлегло, сегодня на мне одинаковые носки! Фу! Неохота остаться в истории этаким приблатнённым маргиналом и клоуном, который только воздух портит неуместными шутками, пукает на приёме у королевы и посреди ночи дико орёт в закопчённую форточку: «Донбасс! Донбасс!». Что орать «Донбасс! Донбасс!», когда нужно просто морду наморщить. Но в мире много такого, от чего очки всё время норовят сорваться с носа.

И над всем стоит Случай! Первый раз это случилось, когда я писал острую научную статью о генераторе случайных чисел, знаете такую штуку, как основе наё.. игроков в любом казино, я в этом генераторе, честно говоря, ничего не понимал, но саттья была нужна до зарезу, за неё хорошо платили, пришлось взяться, а тут, ба, по телевизору в режиме онлайн стали показывать, как наш начальник отливает на шасси лайнера. Я пишу статью, которая вот-вот перевернёт мироздание, а тут такое! Естественно, я не мог нее обратить внимания на происходящее. В том, как начальник отливал на шосси, была и случайность, и тут были большие числа, и была даже магическая амбивалентность, столь милая академику Бахтину, амбивалентность, столь милая сердцу любого истинного интеллектуала. Короче, он прилетел, и тут же готовился улетать. И там так красиво камера пошла наплывом, а потом винтом, так пошла, что я чуть не заплакал. У меня очки тогда сразу наперекосяк пошли. От преизбытка, я бы сказал, эстетического чувства. Я тут зову люд к добру и красоте, предупреждаю игроков, что на пути к богатству их ждёт математика с тесаком в руках, а в телевизоре как гитана гнётся этот пьяный плейбой, высшее лицо государства, и словно насмехается над моей патриотической миссией. И чувствую, что мысль мою что-то гнетёт. И чую, что гнетёт меня то, что говорит этот тип. Говорит, типа, что учится, много вас тут развелось, много вас где училось, и что, а я вот не учился, гы-гы, а отлить на шасси самолёта меж тем умею! А вы, умники, сидите тут, рассуждаете, вижу, никогда ничего не сумеете, кроме как в рулетку играть. Тимирязевы… евы! Я тогда основные произведения своей жизни уже написал, осталось вроде мелочи прибрать, басни всякие, счета для истории расклеить в общей тетради, записки на манжетах рассортировать, а тут такое. Очень тонкая материя – чувства. Им не откажешь в причудливости и имманентности перфектума. В мире это и вправду часто так. Но не в Сан-Репы. В Сан-Репы же, напротив, не многие готовы в пучину прыгнуть, если не понимают значения слова «Имманентность», очень многие из тех, кто должен был бы обладать всем, в конце концов, проделав очень извилистый и тернистый путь по ненаглядной и донельзя милой родине, в итоге имели только пулю в лоб или такие жизненные пертурбации, что были вынуждены опережая собственный визг убежать из своего дома куда глаза глядят, бросив всё нажитое на произвол судьбы. А всякая человеческая гадость, которую противно давить даже в башмаке, порой прекрасно существовала и размножалась, дав невиданные всходы…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.