Чудеса за третьей дверью

– Человек не должен доживать в одиночестве, – задумчиво пробормотал он, аккуратно ставя тюбик обратно в стакан.

Правый пролёт лестницы теперь упирался в глухую стену – последствия дележа дома между наследниками – а левый выводил в короткий коридор с крохотным узким окошком в конце, с видом на заросший парк. В коридоре имелось всего три двери, и Степан принялся методично открывать их по порядку, двигаясь по часовой стрелке.

За единственной дверью слева обнаружилась просторная комната, когда-то светлая, но теперь погружённая в полумрак из-за плюща, укрывшего стены дома. Два окна выходили на фасад, а между ними помещалась остеклённая дверь, через которую раньше можно было попасть на балкон. Степан осмотрел её, но открывать не стал: за грязными стёклами можно было разглядеть бурую жижу, в которую годами превращались на балконных плитах опавшие листья.

– Сюда – только в резиновых сапогах. И хорошо бы с автомобильной мойкой, – прокомментировал он коту своё решение.

Эта комната, занимавшая всё пространство над вестибюлем и гостиной, прежде служила, наверное, чем-то вроде салона. В углу, у выхода на балкон, стоял рояль, позади него в двух больших кадках возвышались засохшие мёртвые пальмы. Напротив, в башенке, кто-то устроил художественную студию. На мольберте всё ещё стоял натянутый на раму холст с несколькими беглыми мазками краски. На двух этажерках громоздились баночки, засохшие кисти, старые палитры и измазанные в неопределённые цвета тряпочки. Под окнами, лицевой стороной к стене, были составлены готовые работы. Степан хотел было взглянуть на них, но, увидев, что подрамники покрывает толстый слой вездесущей пыли, решил отложить это на потом, совместив с генеральной уборкой.

Дальняя дверь на правой стороне коридора вела в хозяйскую спальню. Как и этажом ниже, смежная с главной башней стена шла по диагонали, и, как и в гостиной, здесь тоже был камин, в который для удобства и лучшего обогрева встроили небольшую железную печурку. Спальню, казалось, не трогали с тех пор, когда здесь жила старая дама. За приоткрытыми дверцами гардероба виднелись развешанные на плечиках платья и жакеты; тёмно-зеленый кардиган так и остался лежать на аккуратно застеленной кровати. На туалетном столике пыль припорошила забытую косметику, на комоде стояла открытая шкатулка, с краёв которой свешивались цепочки и бусы – словно пытаясь убежать вслед за покинувшей их хозяйкой. У окна, выходившего на обратную сторону дома, помещались маленький столик и кресло-качалка. Столик украшала низенькая ваза с засохшим букетиком фиалок.

– Странно, неужели наследники вообще не разбирали вещи? – поинтересовался Степан у кота. Тот попытался скорчить гримасу, которая, видимо, должна была означать: «Они тут и не появлялись». – То есть им хватило денег со счёта и того, что они получили от продажи имения?

Кот кивнул.

– Вот уж действительно, с собой на тот свет ничего не заберёшь, – задумчиво произнёс Степан, разглядывая забытую в углу трость. – Человек жил, что-то делал, мечтал. Радовался, страдал. А потом ушёл – и про него будто забыли. Как-то это всё неправильно, – закончил он.

Кот жалобно мяукнул.

Степан открыл последнюю дверь – и замер на пороге, потому что эта комната словно вознамерилась опровергнуть только что высказанную им мысль. Помещение явно стояло запертым, а прежде за ним, похоже, тщательно ухаживали, потому что пыли здесь было гораздо меньше, и вокруг царил образцовый порядок. Комната принадлежала молодому человеку – в шкафу висела мужская одежда, на полках были расставлены книги, в основном учебники по геологии и научная фантастика. Над письменным столом на лесках покачивались модели самолётов – монопланы, бипланы и трипланы первой половины прошлого века. Календарь на стене сохранил дату: 2 февраля 1943 года. Рядом с ним были подвешены фотография в рамке под стеклом и потускневшая медаль с крестом, на чёрно-красной полосатой ленте. Фотография, сильно выцветшая и размытая, запечатлела юношу, с серьёзным видом рассматривавшего что-то в большой книге, раскрытой перед ним на столе.

– Это её сын? – спросил Степан. Кот отрицательно покачал головой.

– Брат? Старший? А, младший…

Он попытался представить себе, что же должно было произойти, чтобы женщина с фотографии осталась совсем одна. Была ли в том её вина, или это просто жизнь сложилась так, а не иначе? В квартире он не заметил вещей детей или внуков, и ничто не говорило о том, что они вообще существовали, что навещали её или проводили в имении летние каникулы. Гордая красавица старела в одиночестве, до последнего дня храня память о погибшем брате – память, отмеченную торжественными строчками официального письма и кусочком бронзы на цветной ленточке.

«Дуфф прав. Иногда прошлое лучше оставить прошлому».

Глава 6. Одна минута после полуночи

Степан сидел за столом и на альбомном листе вычерчивал план главного здания. Вторая «квартира», по-соседству с апартаментами старой дамы, оказалась самой просторной. Основное помещение её, с четырьмя окнами по фасаду и расширением за счёт угловой башенки, когда-то было, видимо, бальным залом, который превратили в гостиную-столовую. На одной половине комнаты ещё сохранилась пара поломанных диванов с изодранной в клочья обивкой, а на второй стоял большой старинный буфет, забитый разномастной посудой, и антикварного вида обеденный стол с дюжиной элегантных, хоть и потрёпанных жизнью, полукресел.

К бальному залу примыкали три помещения. Первое, в которое как раз и можно было попасть снаружи, через массивную деревянную дверь возле котельной, было, по сути, расширенной лестничной клеткой. Отсюда в прежние времена слуги поднимались на второй этаж дома и к себе в мансарду, но при разделении шато наследники превратили эту комнату в небольшую кухоньку. С кухней соседствовала ванная комната, когда-то бывшая, наверное, прачечной, а дальше – судя по забытому письменному столу – располагался кабинет, переделанный из прежней гардеробной. Делёж наследства, по-видимому, касался и предметов обстановки, так что Степан не удивился, когда в ванной комнате обнаружил явно принесённую из другого помещения огромную ванну. В большой чаше, установленной на массивных бронзовых ножках в форме львиных лап, запросто могли бы поместиться два взрослых человека.

На втором этаже пространство над бальным залом разделяла пополам перегородка, так что в каждом из получившихся помещений имелся собственный эркер. Дальняя от лестницы часть явно была хозяйской спальней – у одной из стен здесь до сих пор остался вполне современного вида шкаф с откатными дверцами – а вот половину ближе к лестнице, похоже, использовали как импровизированную картинную галерею: по стенам на обоях сохранились многочисленные тёмные следы от когда-то развешанных тут полотен. Из хозяйской спальни и из галереи можно было попасть в детскую, с окнами на противоположную сторону дома – пол её до сих пор закрывал потёртый и вылинявший ковёр с весёлыми зверушками, автомобилями и корабликами. Вторая комната то ли предназначалась под гостевую спальню, то ли там жил ребёнок постарше, но теперь в ней не осталось ничего. Степана заинтересовала угловая башенка: из неё прежде можно было выйти на балкон над террасой, и новый хозяин шато решил, как только дело дойдёт до чистки балкона, обязательно проверить, открывается ли ещё эта дверь.

Они с котом как раз рассматривали снаружи укрытую зарослями плюща оранжерею, когда к ним присоединился месье Дуфф. Гоблин тут же принял руководство расчисткой на себя, и Степан по его указаниям добрых полчаса выстригал разросшиеся побеги, освобождая дверь. Они сошлись в необходимости сохранить как можно больше зелени («вряд ли я в ближайшее время буду использовать оранжерею по назначению»), и Степан невольно подивился тому, с какой нежностью тонкие длинные пальцы Дуффа перебирали стебли, и как аккуратно гоблин отодвигал в сторону листья, чтобы они случайно не попали под секатор. Он действительно был сыном земли, и человек не мог отделаться от ощущения, что Дуфф по-своему разговаривает с растениями, каждый раз безошибочно выбирая, какую из ветвей пустить под срез.

В самой оранжерее из-за грязных стёкол и укрывающих постройку листьев царил полумрак. Пробравшись между полупустыми стеллажами – кое-где на них ещё стояли цветочные горшки и рассадные ящики – они оказались у входной двери. Центральная панель на ней представляла собой витраж, изображающий раскидистое дерево и томно прислонившуюся к нему дриаду. Гоблин, склонив голову набок, некоторое время рассматривал рисунок, потом сказал:

– Нескромно, но в общем-то довольно точно.

Степан отпер дверь, и все трое вошли в последние апартаменты шато. Эти были самые маленькие: гостиная с двумя окнами на фасад; напротив – помещение кухни, прежде, похоже, служившее буфетной. Справа от входа – лестница на второй этаж, кладовку под которой переделали в санузел; комнатушка была крохотная, так что в ней едва хватило места для унитаза, раковины и душевой кабины.

На втором этаже было две пустых комнаты, одна с окнами на фасад, другая на тыльную сторону дома, а между ними помещалась кладовая, до потолка забитая какими-то старыми чемоданами, коробками и ящиками. Среди этих залежей особенно выделялись рассохшийся платяной шкаф, из центральной двери которого давным-давно вырвали зеркало, и внушительных размеров сундук, обитый металлическими полосами, с забытым на его крышке трёхколёсным детским велосипедом.

Человек и фейри поднялись по лестнице в мансарду. Наследники не стали делить и разгораживать пространство под крышей, но лишь потому, видимо, что вообще никак его не использовали. Здесь вдоль тыльной стороны дома проходил насквозь длинный коридор, а по фасаду располагался ряд одинаковых комнаток, совершенно пустых и затянутых паутиной. Степан заглянул в каждую, опасаясь увидеть где-нибудь следы воды – к ремонту крыши он морально совершенно не был готов – но потолки, по счастью, везде оказались сухими.

* * *

– Я звонил Жан-Пьеру, он со своими ребятами сможет приехать послезавтра. Если всё пройдёт гладко, охранная система будет готова за три дня. Правда, эти три дня вам, месье Дуфф, нужно будет постараться не попасть никому из них на глаза.

– С чего бы вдруг? – недовольно насупился гоблин. – Мои предки, между прочим, водили знакомство с королями!

– Со всем уважением к вашим предкам, если поползёт слух, что в Буа-Кебир видели гоблина, нам конец. Сюда кинутся толпы любопытных, и не все из них безобидные фрики. Вы заснули, когда главным источником информации были газеты и радио. А сейчас эпоха Интернета.

– И что?

– А то, что теперь достаточно сделать снимок смартфоном, и выложить его в сети. Не нужно ничего проявлять и печатать, новости передаются мгновенно в любую точку земного шара. Простите, но у людей не бывает острых ушей и кошачьих зрачков. Разве что из-за какой-то крайне редкой генетической аномалии. Ну или если кто-то собрался на вечеринку, и специально нацепил накладные уши и линзы.

Дуфф, всё больше мрачнея, исподлобья смотрел на Степана. Тот вздохнул и закончил:

– Не думайте, что я забочусь сугубо о себе. Просто мне совсем не хочется, чтобы вас, или месье Руя, или даже русалку – если такое вообще возможно с духами – попытались схватить и увезти куда-нибудь для опытов. Вчера вы говорили о том, что не все фейри уживаются с людьми. Но и не все люди способны просто принять что-то необычное. Зачастую человек старается раскрутить странный предмет до последнего винтика и разобрать на детали, чтобы понять его устройство. А есть и такие, кто просто предпочитает сперва уничтожить чудо, а потом уже разбираться, что там, собственно, такое было.

Гоблин с прищуром рассматривал Степана, потом медленно кивнул:

– Надеюсь, ты понимаешь, что если я был прав, говоря о камне и кругах на воде, то где-нибудь там вполне может проявить себя кто-нибудь ещё из фейри? И на это ты никак повлиять не сможешь?

– Понимаю. Но я хотя бы попытаюсь защитить то, что могу защитить.

* * *

В эту ночь туман был промозглый, слякотный: ветер переменился на северный, и нёс с Атлантики последнее дыхание зимы. Степан отыскал в вещах по свитеру, шарфу и шапке для себя и фейри – свитера им были великоваты, так что гоблин с домовым будто нацепили вязаные хламиды. И всё равно все трое мелко дрожали от холода, ожидая на скамейке у пруда.

Степан в очередной раз посмотрел на часы и тихонько шепнул:

– Пора! Полночь.

Плотик из ивовых прутьев, обвязанный по кругу яркими лентами и со сладким пирогом посередине, опустили в воду у берега. Фейри выжидающе смотрели на человека, Степан непонимающе уставился на них.

– Ну, давай же! – потребовал гоблин.

– Слово, хозяин, – пояснил лютен.

Человек растерянно повернулся к плотику. Прокашлялся, прочищая горло. И сказал первое, что пришло в голову – не слишком громко, но вполне отчётливо, так, что слова разнеслись над затянутой ряской водой.

– Для вас, мадемуазель, со всем почтением. Небольшой подарок.

Он замялся, не зная, что ещё сказать, и вдруг, неожиданно для самого себя, брякнул:

– Ступай.

К изумлению Степана, плотик послушно заскользил к центру пруда, будто его тянули на верёвочке. Позади сооружения расступалась и немедленно смыкалась обратно ряска. Секунда-другая – и пирог, и ленты исчезли в седых клочьях тумана. Затем вдруг раздался громкий всплеск, как если бы плеснула, играя, большая рыба.

– Дар принят, – удовлетворённо сказал Руй.

– Ну вот и славно, – подытожил Дуфф. В голосе его слышались явственные нотки облегчения. – Я бы сейчас…

Плеснуло снова, совсем близко от берега. Все трои уставились на пруд.

Из воды, будто медленно делая шаг за шагом, поднималась девушка. Худенькая, с тонкими чертами лица – маленький вздёрнутый носик, небольшой, изящно очерченный рот – она совсем не выглядела опасной, скорее хрупкой. Длинные зеленоватые волосы окутывали девушку, словно покрывало, спускаясь до талии. Степан встретился с ней глазами – и уже не смог отвести взгляд. Большие глаза русалки казались бездонными, они были чернее ночи; и где-то там, в глубине темноты, растекалась безмерная печаль.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.