В поисках утраченного

– Ну, что ж и я бываю, балуюсь трубкой. Для этого в дальнем конце кабинета я специально встроил кондиционер с вытяжкой. Там же на столе вы найдете и все необходимое для работы. А насчет кофе и сигарет я сейчас дам распоряжение. Кстати, вы какие сигареты предпочитаете?

– Да я вообще-то мало курю. Можно сказать, так балуюсь. Просто, понимаете, сигаретный дым помогает мне лучше концентрировать свои мысли, что ли. Поэтому мне без разницы, какой марки, главное, чтобы они были некрепкими.

– Это все?

– В принципе, да.

– Хорошо, – произнес хозяин дома и удалился.

Устроившись удобнее в кресле и разложив на столе бумаги, Сергей погрузился в работу. С текстом он справился быстро, это не составило большого труда, а вот по поводу содержимого ему пришлось задуматься. Странные бумаги! Простейший, на первый взгляд, текст, озадачил его. Что-то в нем было не так! Размышляя над разложенным на столе текстом, он даже не заметил, как вошел Андрей Андреевич.

– Что скажите, Серей Алексеевич? – спросил хозяин бумаг. От неожиданности Сергей даже вздрогнул. Появление Князева застало его немного врасплох.

– Простите! – извинился хозяин дома, улыбнувшись, – но я вот уже, наверное, минут пятнадцать как стою в дверях и пытаюсь привлечь ваше внимание. Но вы как сидели, уставившись в одну точку, так и сидите. Мне не хотелось бы без надобности вас конечно отвлекать. Но все же разрешите поинтересоваться ходом дела? Вы с этими бумагами возитесь вот уже три часа.

– Ничего страшного, я действительно задумался, – ответил Сергей, поднимаясь с кресла, чтобы размять затекшие ноги. Пройдясь немного по кабинету, он затем подошел к столу и взял несколько распечатанных листков. Бегло просмотрев их содержание, снова сел в кресло.

– Да, интересную вы мне задали работенку, – сказал Сергей, продолжая держать в руках распечатанные листы.

– Что так сложно?

– Да как сказать. С одной стороны вроде пустяковое дело, а с другой, чем больше вникаешь в суть, тем больше появляется вопросов. Хотя, впрочем, это неважно, в принципе я готов кое-что вам все-таки поведать о ваших бумагах.

– Прекрасно. Тогда и я готов выслушать вас.

– Ну, для начала ознакомьтесь с самим содержанием. Вот, так сказать, перевод, – сказал Сергей, протягивая листы. – Ничего если я закурю?

– Пожалуйста, – ответил Андрей Андреевич, беря листки и присаживаясь в кресло рядом. Пробежав по отпечатанному тексту, он посмотрел на Сергея.

– Итак, – после небольшой паузы произнес он, – я весь внимание.

– Это хорошо, потому что внимание вам действительно понадобится. Но для начала мне бы хотелось кое-что уточнить для себя. Если же вы, конечно, не против?

– Постараюсь удовлетворить ваше любопытство, если же, конечно, смогу.

– Вы же, я уверен в этом, и без меня прочитали эти бумаги. Что же вы все-таки хотите услышать от меня о них?

– А вы проницательный, молодой человек, – немного смутившись, ответил Князев. – Было бы глупо, с моей стороны, отвергать это.

– Да нет здесь никакой проницательности. Просто вся эта обстановка в доме и ваш беглый просмотр моего перевода, лишний раз доказывает, что вы не простой дилетант-любитель. И все же, Андрей Андреевич, что вас интересует в этих бумагах?

– Спасибо за комплимент. Да, действительно, я прочитал эти бумаги, но кроме того, что это список церковных книг больше ни чего понять так и не смог. Общий смысл этих бумаг для меня остался загадкой. Однако меня заинтересовали эти книги. Поэтому я и пригласил вас.

– Ну что ж, понятно. Перейдем тогда к делу.

– Да-да, – оживился Князев. – Я вас слушаю.

– Во-первых, давайте начнем с самих списков. Вы, когда их просматривали, не показались они странными?

– Да в принципе нет, – немного задумавшись, ответил Андрей Андреевич.

– Понятно, – сказал Сергей и стал раскладывать листы оригинала на столе перед Князевым. – Давайте тогда вместе взглянем на них еще раз. Особенно обратите внимание на буковку «Д» здесь, здесь и здесь. Итак, что скажите?

–Черт возьми! – удивленно проговорил Князев, рассматривая указанные места. – Сергей Алексеевич, похоже, эти буквы разные или же мне кажется?

– Да нет! Все правильно. Они действительно разные.

– В смысле «правильно», что это значить?

– А это значить, что эти списки писали три разных человека. И не просто, какие-то писчие дьяки, а монахи и, даже можно с уверенностью добавить, что они были из разных обителей.

– Подождите, Сергей Алексеевич, – прервал Князев. – Что это были три разных человека, я могу с вами согласиться. Но почему вы решили, что это были монахи?

– Для этого есть две причины, Андрей Андреевич, – спокойно ответил Сергей. – Первая – сам стиль письма. Старославянским языком пользовались, как в письме, так и богослужении только монахи. Ну, а вторая, если написанные в списках книги, не выдумка, а действительность, то такие дарственные могли быть только монастырю.

– Ну, здесь я с вами не соглашусь, Сергей Алексеевич, – улыбнувшись, возразил Князев. – Помимо монахов, как вам известно, было еще и другое духовенство, которое, в принципе, не уступало в образованности. Да, к тому же церквям, также делались пожертвования.

– Даже бы и спорить не стал, Андрей Андреевич, коснись это чего-то другого, – сказал Сергей, подняв руки. – Но, только не в нашем случае. Дело в том, что к 17 веку, когда были составлены списки, старославянский язык был уже, так сказать, мертвым языком. Его не использовали не только в разговоре, но даже и в письме. К тому времени в России был уже в обиходе так называемый старорусский стиль. Или же, как мы его сегодня называем «синодальный». Он, кстати, еще жив и до сих пор звучит во всех церквях. А вот в монастырях монахи старославянский еще знали, так как по роду своей деятельности им приходилось сталкиваться с древними рукописями в этом стиле. Да и вообще, знать старославянский язык или же старогреческий монахом вменялось в их прямые обязанности.

А что касается дарственной, так судите сами, Андрей Андреевич. Вот, например, «Поучение» Мономаха в позолоченном обрамлении с сорока жемчужинами. Или же, вот – «Пчела» – сборник библейских афоризмов, в серебряном окладе с шестьюдесятью жемчужинами. Или «Слово» Даниила Заточника в серебре и золоте. Словом, их тут вон целый список. А смысл один. Такие подарки простые прихожане не могли делать. Не имели они такой возможности и средств, так сказать. А вот князья, бояре или же богатые купцы, делали такие дары монастырям с удовольствием. За здравия или же упокой души.

Церквям, конечно же, тоже оказывали внимание. Но дары им доставались больше в виде икон, напрестольных крестов или же окладов. Но никак не в виде таких богато украшенных книг.

– Против ваших железных аргументов сложно спорить, Сергей Алексеевич, – развел руками Князев. – Остается только согласиться. Только вот датировка, мне кажется, вами уж слишком завышена. Насколько я могу судить, старославянский стиль широко использовался до так называемого Смутного времени. Например, во времена Ивана Грозного. Почему же вы решили, что список был написан намного позже? В период правления аж Алексея Михайловича.

– Отчасти вы правы, Андрей Андреевич. Да, действительно, списки изначально могли быть написаны при Грозном, о чем свидетельствует этот факт. Посмотрите на это описание, – Сергей постучал указательным пальцем в лист.

– “Дарственная, блаженной памяти вклад”, – прочитал Князев.

– Все правильно. А так упоминались дарственные царя или же его бояр. Но те, кто составлял эти списки, немного просчитались и допустили одну ошибку.

Князев с удивлением посмотрел на своего собеседника.

– Вы так хорошо разбираетесь в грамматике старославянского языка? – спросил он.

– Ну, что вы, Андрей Андреевич! Нет, конечно же, – улыбнувшись, ответил Сергей. – Ошибка здесь не грамматическая, а, я бы сказал, стилистическая. В эпоху Ивана Грозного русский человек не знал слова «оклад». Оно появилось гораздо позже и окончательно вошло в обиход только в 17 веке. Как вы правильно заметили, при Алексее Михайловиче. Отсюда я и делаю вывод, что списки, в том их виде, в котором они и лежат перед вами, был написан в 17 веке.

– Мне нечем даже возразить. Однако почему вы решили, что эти списки были написаны в разных монастырях?

– Так это же видно из них самих, Андрей Андреевич. Зачем людям из одной обители, составляя списки, вносить в них одни и те же книги по три раза? Ну, судите сами: Служебник, Молитвослов или же Псалтырь, – Сергей провел рукой по спискам, – встречаются на всех трех листах. А это свидетельствует о том, что монахи описывали только свои, известные им, книги.

– Вы правы. Как это я не заметил, – пробурчал Князев, просматривая списки.

– Тем более что эти книги не являются дарственными, – добавил Григорьев.

– А это еще почему?

– Андрей Андреевич. – Сергей снисходительно улыбнулся. – Мне кажется, что это и так понятно. Что этот Служебник, что вот этот Молитвослов или же Псалтырь, это настольные книги любого священника или монаха. Его, так сказать, рабочий инструмент. Поэтому они и не могут быть даром. Более того, в те времена никому и в голову бы не пришло дарить такие книги монастырю. Да и в самих списках, как вы видите, они упоминаются, как бы вскользь, без каких-либо сопровождающих эпитетов, в отличие от других.

– Да, интересно! Интересно! – проговорил Князев, почесывая подбородок. – Вы мне на многое открываете глаза, Сергей Алексеевич. Но, простите, что заставил вас отвлечься на мои расспросы. Продолжайте, пожалуйста, дальше.

– Ну, что вы, Андрей Андреевич! Для этого вы меня и пригласили. Но если у вас больше нет вопросов, тогда поехали дальше.

– Да, конечно! Общая картина с книгами мне теперь ясна. А вот по самому содержанию, если так можно выразиться, что вы можете сказать, Сергей Алексеевич?

– Я полагаю, что эти списки были частью, каких-то отчетов по переписи монастырского инвентаря, так называемые «ревизорские сказки», откуда они, впоследствии, и были или же выдраны, или же утеряны.

– А с чего вы взяли, что они были выдраны из этих отчетов?

– Опять-таки из самих списков, Андрей Андреевич. Посмотрите. Все три списка обрываются, не закончив описания. Первый, на фразе: «А также по Вашему указанию провел я смотр дарственной, блаженной памяти вклад». Второй – «По Вашему указанию был проведен смотр дарственных, блаженной памяти вкладов». Ну и третий практически также на дарственном вкладе.

– Простите, Сергей Алексеевич. Может я и не совсем сведущ в старославянской грамматике, но я не вижу здесь, как вы выразились: “обрыва”.

– Андрей Андреевич, дарственная – это какой-то дар от кого-то.

– Это я понимаю.

– Следовательно, он должен бы быть указан.

– Сергей Алексеевич, если для вас это элементарно и просто, то для меня это настоящая китайская грамота. Поэтому не ходите вокруг да около, а просто объясните старику, что да как.

– Андрей Андреевич, да не собираюсь я вам морочить голову. Ну, посмотрите сами. При таком тщательном описании книг, вплоть до количества жемчугов на них, ни слова об их дарителях. А такого просто не могло быть. Монахи были еще те крючкотворы, любая мелочь была на учете. Все ими тщательно фиксировалось в специальных ведомостях. Благодаря чему мы сегодня и можем, в принципе, судить о быте наших предков того или иного периода. А здесь такой богатый вклад и ни слова далее. Поэтому я и говорю, что эти списки часть от общего, когда-то существовавшего отчета.

– Хорошо, допустим, – согласился Князев. – И что из этого следует?

– А ничего, – спокойно ответил Сергей.

– Как так? – растерялся Андрей Андреевич, от такого неожиданного ответа.

Григорьев только развел руками.

– Подождите, Сергей Алексеевич! Подождите! Вы хотите сказать, что это простые ничего не значащие бумажки? Так что ли?

– Ну почему же, Андрей Андреевич. Все-таки 17 век.

– Я имею в виду их содержание.

– А что содержание? Чудный список уникальных книг, которые когда-то украшали монастырскую библиотеку. Ну, а сегодня, наверняка, украшают какие-нибудь архивные запасники.

– Ну да. Вы правы, – усмехнулся Князев. – Где же им сегодня еще находится. Но я вас спрашиваю о другом. Если, как вы говорите, что это простые отчеты, зачем нужно было усложнять их составление?

– В смысле?

– Сергей Алексеевич, ну вы же сами говорили, что в 17 веке старославянский стиль письма практически не использовался. И я не могу понять, зачем тогда простую, обычную перепись книг составлять на мертвом уже языке?

– Хороший вопрос, Андрей Андреевич. Я и сам себе задавал его не раз. Но вразумительного ответа так и не нашел. Одни только предположения, да ерунда всякая в голову лезет.

– И каковы же ваши предположения?

– Андрей Андреевич, если ранее в своих доводах я оперировал фактами, то, еще раз повторяю, это только мои предположения.

– Я понимаю. И все же, мне интересно было бы послушать их.

– Ну что ж, – проговорил Сергей, склонившись над столиком, поправляя бумаги. – Давайте посмотрим на эти списки с другой стороны. Не как на часть общего отчета, а как на самостоятельные бумаги. На эту мысль меня наводит одно обстоятельство. Перечисленные в них книги упорядочены, а не хаотичны, как обычно бывает, когда просто переписываешь, что тебе попадается под руку. Смотрите. Они записаны в строгой исторической хронологии. Можно было бы, конечно, отнести это к случайности, но это прослеживается во всех трех списках.

– Да, если это случайность, то весьма странная, – согласился Князев.

– Далее, – продолжил Григорьев. – Меня все-таки смущает то обстоятельство, что в списках нет имен дарителей. Ну, предположим, в одном нет. Могу допустить даже в двух. Но, чтобы сразу в трех! Это вызывает уже не вопрос, а подозрение. Зачем было их вырывать из списков? Или же возникает другой вопрос: а были ли они вообще в списках?

Ну и последнее. Как вы правильно заметили, касаемо самого стиля написания. Старославянская письменность в 17 веке не только не использовалась, она практически уже была забыта. И даже монастырские «ревизорские сказки» к этому времени писались в синодальном стиле.

– И каков ваш вывод в этом случае?

– Хотя у меня и нет доказательств, но я почему-то уверен, что эти списки составлялись с определенным умыслом. В них скрыт, какой-то тайный смысл, который запрятан в этих противоречиях.

Андрей Андреевич поднялся с кресла и прошелся по комнате. Он боялся показать радость на своем лице. «Браво, молодой человек! Браво!» – кричало все у него внутри, – «Всего три часа понадобилось ему, чтобы раскусить этот орешек». Подойдя затем к книжным шкафам, Князев постарался взять себя в руки.

– Не хотите ли выпить, Сергей Алексеевич? – неожиданно предложил он.

– В смысле? – растерялся Григорьев.

– В самом прямом. У меня есть чудный коньяк, и я думаю, по стаканчику нам не повредит.

Андрей Андреевич подошел к бару и достал бутылку коньяка. Усевшись в свое кресло, стал разливать напиток.

– Итак, вы полагаете, что эти списки больше похожи, скажем так, на закодированную карту? – спросил он, протягивая хрустальный стакан.

– Можно в принципе и так выразиться, – ответил Сергей, беря коньяк.

– М-да. Интересно, интересно, – проговорил Князев, делая глоток. – Вы меня прямо-таки ввергли в юношеский азарт. Но, как я понял с ваших слов, узнать ее истинное предназначение нереально. Жаль, конечно! Жаль!

– Я вам такого не говорил, – в свою очередь, отпив, спокойно ответил Григорьев.

– Ну, как же, Сергей Алексеевич. Вы же сами говорили, что без дальнейшего продолжения, или же, скажем так ее второй части, понять весь смысл не возможно.

– Андрей Андреевич, я вам говорил, что за такое короткое время, я не дам вам полный расклад.

– То есть, вы хотите сказать, что даже в таком варианте, будь у вас больше времени, ее можно было бы прочитать?

– Вполне, может быть, – уклончиво ответил Сергей.

– Прекрасно! – улыбнувшись, сказал Князев. – Тогда я предлагаю вам поработать на меня.

– Не понял? В каком смысле?

– Да в самом прямом. Двести баксов в день вас устроит?

– Андрей Андреевич, вы шутите?

– Нисколько!

– Андрей Андреевич, во-первых у меня есть работа…

– Это не проблема, – перебил Князев. – С вашим начальством я все улажу безо всякого ущерба для вас.

– Во-вторых, – продолжил Сергей, не обращая внимания на его слова, – полный анализ может занять неделю, может месяц, а может даже еще больше.

– Ничего страшного. Главное результат.

Григорьев с удивлением и растерянностью смотрел на Князева.

– Итак, вы согласны? – продолжал настаивать Андрей Андреевич.

– Что я могу сказать? – произнес Сергей, сдаваясь. – Давайте попробуем.

– Прекрасно. Тогда я вас познакомлю со своим помощником.

С этими словами Князев нажал кнопку мобильного телефона. Но не стал включать связь, а тут же выключил его. И уже через несколько минут раздался стук в дверь.

– Входи Виктор Михайлович, – любезно предложил он.

В комнату вошел невысокий, коренастый мужчина средних лет. Остановившись посреди комнаты, он вопросительно посмотрел на хозяина.

– Познакомьтесь Виктор Михайлович, это Сергей Алексеевич. Он будет заниматься одним важным для меня вопросом. И если вдруг ему что-то или что-либо понадобится, я вас очень прошу оказать ему самую максимальную помощь или поддержку.

Подойдя, затем вплотную к Филину, он дружески похлопал его по плечу.

– Мы с тобой не ошиблись относительно этого молодого человека, – произнес он, улыбнувшись. – Детали разберем позже. А пока все понятно? – добавил он уже громче.

– Абсолютно. Можете, не беспокоится Андрей Андреевич. Я все проконтролирую.

– Ну и замечательно. Итак, Сергей Алексеевич есть вопросы или же какая либо просьба, говорите сейчас. А то потом мне просто будет некогда.

– Что ж, тогда у меня к вам действительно будет одна просьба, Андрей Андреевич.

– Слушаю вас!

– Раз уж мне придется и дальше заниматься анализом этого списка. Мне, поймите меня правильно, необходимы тогда копии, для работы.

– Я не вижу в этом какой-либо крамолы. Более того, я даже предполагал подобный вопрос.

Подойдя к столу, Князев достал из верхнего ящика папку и протянул ее Сергею.

– В этой папке цветные копии, отличного качества. – Затем улыбнувшись, добавил. – А также конверт. Думаю, пара штук возместит вам потраченный на меня сегодняшний вечер.

III

Заседание Законодательного собрания длилось уже около двух часов. Антон Романович Богданов томился в своем кресле, ожидая закрытия сессии перед летними каникулами. Последние заседания, ему всегда казались, почему-то невероятно долгими и нудными. Какая разница, считал он, когда примется это дополнение к закону, сейчас или же осенью? Сколько можно из пустого в порожнее? Но вот, наконец-то, спикер поздравил всех с успешным принятием поправок к закону и окончанием очередной сессии. Пожелав всем приятного проведения летних каникул, покинул зал.

Поднявшись со своего места, Антон Романович стал укладывать в свой портфель документы, заботливо розданные всем депутатам еще в начале заседания. Что было обсуждать, а затем принимать, когда уже и так все принято? Покачав головой, он направился к выходу.

– Антон Романович! Простите! – услышал он знакомый голос своего помощника в дверях. Подняв усталые глаза, он вопросительно посмотрел на Михаила.

– Антон Романович! В вашем кабинете вас ожидает …

– К черту! Всех к черту! – прервал его Богданов.

– Но! …

– Миша, ты, что не слышал? Всех к черту! Я устал как раб на галерах.

– Так там, это, Фомичев!

– О, Господи! Что это сегодня за день такой? – закатив глаза, промолвил Богданов и направился в сторону своего кабинета.

В кабинете его ожидал Егор Фомичев, как всегда с иголочки одетый. На лоснящемся от довольства лицом, играла блаженная улыбка.

– Добрый день Антон Романович! – встав со стула, почтительно поприветствовал он. – Как прошла сессия?

– Как всегда паршиво, – ответил Богданов, протягивая ему руку. – Ну? Что узнал?

– Все, что было возможно.

– Хорошо! Пошли, проводишь меня до машины и по дороге все расскажешь.

Выйдя из кабинета в коридор, запруженный всякого рода людьми, Богданов неторопливой поступью направился к выходу. Фомичев почтительно шел рядом.

– Ну, что молчишь как сыч? Рассказывай, – прервал молчание Антон Романович.

– Прямо здесь? – удивился Фомичев. – Может, лучше в машине?

– Егор, коридор – это, наверное, единственное место, где можно спокойно поговорить, не опасаясь быть услышанным. Мне даже иной раз кажется, что в моей машине жучков больше чем болтов и гаек. Ну? Что ты там разузнал?

– Наш человек рассказал мне в общих чертах. Полный доклад он предоставит после того, как вы с ним расплатитесь.

– Давай хоть в общих чертах. А там посмотрим.

– Интересующие вас бумаги находятся у Князя.

– О, черт! Он их все-таки упустил.

– Но здесь не его вина. Князь, по всей видимости, что-то заподозрил и прислал своих головорезов для сопровождения бумаг.

– В принципе этого можно было ожидать, – раздраженно сказал Богданов. – Ну и что теперь?

– Ну, не так уж все и плохо, босс.

– Фомичев! – Богданов остановился и строго посмотрел на Егора. – Сколько раз я тебе говорил не называть меня этим дурацким словом. У меня есть имя!

– Простите, Антон Романович.

– Вот так-то лучше! Ну, что ты там хотел сказать?

– Человек Князя, в церкви перегнул палку и…

– В смысле? – перебил его Богданов.

– Он убил священника.

– Вот идиот! И?

– И дело взяла под контроль прокуратура, но не наша, а Московская.

– Даже так!?

– Да.

– Это хорошо. Те спуску не дадут. Что еще?

– Есть еще один плюс для нас. Князь не смог сам раскусить эти бумаги, как вы и предполагали, и нанял для этого одного спеца.

– Кто такой?

– Пока, к сожалению, мне о нем ничего не известно. Наш человек говорит, что его поздно вечером привез и увез личный шофер и телохранитель Князя. А в особняке сопровождал сам Филин. Всех же остальных Князь распорядился выставить на улицу.

– Все?

– Да.

– Ну что ж! – подходя к машине, произнес Богданов. – В принципе не так уж и плохо обстоят дела. Господи! Хоть какие-то хорошие новости за весь день. Итак, сколько мы ему должны?

– Полтинник.

– Сколько? – удивился Богданов, уже было, открыв дверцу.

– Он просил больше, но я сбавил его пыл.

– Это ты называешь, сбавил?

– Антон Романович! Он ради вас рискует своей шкурой. Вы же знаете. Если Князь узнает, он закатает не только его в асфальт, но и всю его родню. А этот человек нам еще, ой как пригодится.

– Ладно! Езжай к Зое Васильевне в бухгалтерию. А я ей позвоню, чтобы она выдала тебе необходимую сумму.

– А, это… – немного замялся Егор. – Антон Романович! А я как?

– Ох, жучок! Ладно, езжай. Я дам распоряжения и по твою душу.

– Спасибо, Антон Романович!

– Давай, пока! – усаживаясь в машину, произнес Богданов. – И держи меня в курсе.

– Все будет в лучшем виде! – уже вдогонку крикнул Фомичев.

Глава II

В просторном шатре гетман Ян Сапега, склонившись над картой, размышлял над своим неудачным наступление на Москву. Откуда у этих клятых москалей нашлись силы дать отпор? Ведь он, вроде бы, все продумал и учел. И слабое войско, и нелюбовь к Шуйскому, и даже поддержку тущинских бояр. Однако на деле все оказалось наоборот. Не поймешь этих русских!

– Ясновельможный пан! – робко позвал гетмана, стоящий у входа караульный офицер.

Сапега повернувшись, недовольно посмотрел в его сторону.

– Прости, что нарушаю твой покой, но там два монаха, говорят, что у них к тебе срочное дело.

– Из Тушино, что ли? – презрительно спросил гетман.

– Нет, ясновельможный! От папы!

– От папы? – удивился Сапега.

– Так они говорят.

– Что ж пусть войдут, – сказал гетман, убирая карту.

Раскрыв полностью полог шатра, офицер пропустил вперед себя двух приоров, одетых в католическое одеяние. Вошедшие монахи, склонив головы, остановились у входа.

– Ты свободен, – гетман махнул рукой. – Проходите святые отцы, присаживайтесь. Чем могу помочь святому престолу?

– Я легат папы Антонио Поссевино, – представился один из монахов, – а это мой помощник. Надеюсь, вы уже слышали обо мне?

– Конечно, монсеньор! – Сапега склонился в почтительном поклоне.

– Не вы нам, а мы вам хотим помочь. Так вот! Мы проанализировали ваш промах под Москвой и пришли к заключению, что у московитов еще присутствует сила духа. И пока мы ее не уничтожим, нас будут преследовать эти неудачи.

– Что вы предлагаете?

– Захватить Сергиевскую лавру. Этим шагом вы убьете сразу двух зайцев, гетман. Лишите этих схизматиков их духовного центра и возьмете Москву в плотное кольцо. Я уж не говорю о той добычи, которой можно будет поживиться там.