Привилегия выживания. Часть 1

– Чего? – нахмурился я.

– Блядь, тебе клизму делали? – он страдальчески закатил глаза. – Груша такая резиновая, маленькая, вон, в синем пакете, пинцет рядом, в прозрачном. Нет, стой, только надорви и дай мне, инструмента не касайся, – Смоукер повертел передо мной руками, демонстрируя полнейшую стерильность своих верхних конечностей.

Дальше я от него слышал только тихую «мать-перемать» и названия инструментов. Обрезав края обеих ран от обожженных мертвых участков кожи, удалив излишки крови и покопавшись внутри сначала пальцем, потом зажимом, потом зажимом и пинцетом, он достал оттуда три кусочка кости и небольшой металлический обломок – наконечник пули.

Апостол пришел в сознание, но лежал спокойно, обезболивающее пока действовало. Юн по указанию Смоукера, поила Петра кипяченой водой из кастрюли, предварительно переливая ее из одной алюминиевой кружки в другую, чтобы остудить. Бакир уселся на диван, положив рядом радиостанцию, и смотрел в одну точку перед собой.

Закончив с извлечением, Смоукер залил внутренние части ран каким-то гелем, потом окончательно заполнил обе раны другим гелем, напоминавшим монтажную пену.

– Ну что, доктор, как дела? – спросил я с мрачной ухмылкой, подавая тампонирующую повязку.

– Так себе, – извернувшись и утерев лоб сначала одним, потом другим рукавом толстовки, ответил Смоукер, – пуля срикошетила от кости и ушла в сторону. Отломки я удалил, а там хрен его знает…

– В смысле хрен его знает?! – взвился Бакир.

– Я похож на томограф?! Или на полевого хирурга?! – огрызнулся Смоукер. И более спокойным тоном продолжил: – Аппликация на кости должна помочь. Но кровообращение нормальное может не восстановиться, мышцы зашивать я не умею. Все, что можно сделать еще, – это наложить шину, там как минимум трещина, может, перелом.

Бинтовали ногу мы уже молча. Вдруг Юн замерла на месте с чистым бинтом в руке.

– Вы слышали? – шепотом спросила она.

– Нет, что такое? – спросил Бакир.

Я и Смоукер только синхронно покачали головой, прислушиваясь.

– Отсюда, кажется, – Юн подошла к шкафам у противоположной стены.

Слева от них обнаружилась фальш-панель, которую мы со Смоукером не заметили во время беглого осмотра. Подцепив ее пальцами, Юн потянула панель на себя и заглянула внутрь. Только в этот момент мне пришла в голову запоздалая мысль, что мы забыли что-то важное.

Юн вскрикнула, изнутри шарахнул выстрел. Все в зале кроме Апостола попадали на пол. Фальш-панель распахнулась, открывая небольшую кладовку. На полу сидел пацан, по виду чуть старше сынишки Анны, уперев прикладом в стену и направив перед собой помповый дробовик. С расширенными от ужаса глазами, из которых в два ручья текли слезы, он снова и снова судорожно щелкал спуском. Кое-как заставив себя перестать смотреть в гипнотизирующую черноту дула, я поднялся на ноги и медленно направился к кладовке, готовый в любую секунду отпрыгнуть в сторону, если малец догадается все-таки перезарядить. Не мигая, он смотрел на меня, сопровождая стволом мои передвижения.

Оказавшись достаточно близко, я прыгнул вперед и, ухватив «Ремингтон» за цевье, вырвал из рук пацана. Тот как будто опомнился, вскочил и бросился мимо меня к выходу из дома. Я не дал ему на это времени. Отбросив оружие, тут же повалил парнишку на пол, лицом вниз, прижал спину коленом и заломил руку. Он не издал ни звука, просто молча пытался вырваться.

Я, наконец, позволил себе обернуться и посмотреть на Юн. Она лежала на спине, подняв голову, и смотрела себе на живот. Руки у нее дрожали, но не от боли, она боялась дотронуться до раны. Выстрел был с близкого расстояния, дробь не успела разлететься, создав дыру в куртке диаметром в несколько сантиметров, вокруг которой все быстро заплывало кровью.

Бакир подбежал и упал рядом с ней на колени. Попытался взять китаянку за руку, поймать ее взгляд, но бесполезно, в условиях тяжелого шока окружающий мир для нее перестал существовать.

– Больно, да, я знаю… сейчас… сейчас… – он огляделся, будто пытаясь что-то найти. – Все будет хорошо.

Он закрыл ладонью рану, осторожно прислонил, потом слегка нажал. От давления кровь потекла еще быстрее, расширяя алое пятно на куртке, просачиваясь между пальцами. Бакир отдернул руку.

– Да сделайте вы хоть что-нибудь! – крикнул он, обращаясь по большей части к Смоукеру.

Нет, здесь Смоукер был бесполезен, чтобы это понять, не нужно было быть специалистом. Разве что в соседнем здании бы находилась хорошая больница с квалифицированными профессиональными врачами в полной боевой готовности, с электричеством, водой и запасами донорской крови нужной группы.

Юн угасала на глазах, уже не могла держать голову поднятой, взгляд окончательно перестал быть осмысленным, дыхание стало частым и поверхностным, а кожа еще бледнее, чем у Апостола, вокруг нее образовалась целая лужа крови.

Смоукер подошел, опустился перед стариком на корточки, дождался, когда тот поднимет взгляд с лежащей.

– Здесь ничего нельзя сделать, – медленно и с нажимом произнес он, поднялся и вернулся к столам, бинтовать Апостола.

Она умерла буквально через минуту, без криков, без стонов, просто перестала дышать, неожиданно, как будто щелкнули выключателем. Бакир сидел на коленях, держал ее руку и что-то шептал. Прислушавшись, я понял, что он молится.

Смоукер закончил накладывать бинты, снял с ноги Апостола жгут и скрылся в пристройке. Вышел, держа в руках пару шнурков для обуви. Ими мы связали пацану руки за спиной и лодыжки, после чего отнесли на диван. Он не брыкался, и не произнес ни слова, только плакал и изредка шмыгал носом.

– Давай, надо шину наложить, – сказал Смоукер и полез в медицинский чемодан.

В этот момент я услышал шум двигателей. Подъезжать близко они не стали, шум затих где-то на отдалении. Мы со Смоукером подхватили с пола свои автоматы и, проверяя на ходу остаток патронов в магазинах, не сговариваясь, распределились по окнам. Я занял юго-западный угол, отслеживая подходы с берега озера и гостевого дома от стены, за которой мы сами прятались полчаса назад. Смоукер взял на себя восточный сектор, напротив леса, и тыльную сторону гостевого дома.

– Бакир, – позвал я.

Тот даже не шелохнулся, оставаясь в той же позе, только шевелил губами.

– Бакир, ты Карину еще хочешь увидеть в этой жизни или как?

Он, наконец, оторвал взгляд от тела Юн и уставился на меня. Смотрел долго, с ненавистью. Под взглядом Бакира какой-то момент я непроизвольно повел стволом автомата в его сторону. Но он тяжело поднялся, подобрал свои ружье и двустволку и пошел к окну, выходившему на север.

Я никак не мог заставить себя полностью сосредоточиться на обстановке вокруг дома. Краем глаза я следил за Бакиром, казалось, что стоит отвернуться, он тут же выстрелит мне промеж лопаток.

Прошло несколько долгих минут. Пульс в висках отбивал бешеную чечетку. С моей стороны так никто и не появился.

– Смоук, видишь кого? – спросил я.

Он, не сводя глаз с деревьев, отрицательно мотнул головой.

Вдруг на диване, на котором лежал пацан, ожила радиостанция. Короткий треск, пара щелчков и, наконец, хриплый голос.

– Мы знаем, что вы внутри, отзовитесь, – прозвучало как приказ.

Я находился ближе всех, поэтому присел ниже подоконника, добрался до дивана, забрал радейку и тем же манером вернулся в угол, выкрутив громкость на максимум, чтобы все, находящиеся в зале, смогли слышать.

– Даю минуту, чтобы ответить, это ваш последний шанс.

– На приеме, – я старался говорить максимально спокойно.

– Из наших есть кто живой?

– Да, мальчик еще жив.

Повисла пауза. Несмотря на критичность ситуации, я невольно проникался уважением к противнику. Не суетятся, не бросаются в атаку, прекрасно понимая, что деться нам некуда.

– Не верю, дай с ним поговорить, – голос был уверенный, без тени волнения.

Я прокрался обратно к дивану и поднес микрофон к лицу мальца.

– Назови свое имя и фамилию, – сказал я и зажал тангетку.

Он посмотрел на меня, шмыгнул носом и еле слышно произнес: «Олег… Чудинов.»

– Еще раз, громче, – потребовал я.

– Олег Чудинов, – в глазах у него снова заблестели слезы.

Снова пауза на том конце.

– Олег, Олежа, сынок, с тобой все в порядке, ты не ранен?! – голос был совсем другой, с надрывом.

– Папа, папа… – залепетал пацан. – Папа…

– Он в порядке, не ранен, – ответил я и, подумав, добавил, – пока что.

– Сука! Отпусти ребенка, гнида! Я тебя… – передача оборвалась, я скосил глаза на дисплей. Да нет, радейка работает.

– Я понял, – динамик снова говорил хриплым голосом того, кого я для себя назначил лидером их группы, – ну вот что, оставляйте оружие внутри дома и выходите к озеру, обещаю, что мы никого не убьем.

– Не пойдет, – покачал я головой, – гарантий никаких, зачем бы вам нас в живых оставлять…

– А как насчет моего доброго слова? – мне показалось, что он усмехнулся. – Каких гарантий должно быть достаточно людям, которые скопом налетают на поселение, охраняемое женщинами и детьми.

– Мы ни на кого не налетали, человек от нас вышел на переговоры, а его чуть не застрелили.

– А может ваш человек был наживкой, чтобы выманить наших наружу.

– Ваши первые выстрелили.

– Хорошо, допустим, только откуда вы здесь в принципе взялись?

– Искали безопасное место для постоянного лагеря, мы не знали, что оно занято, надеялись договориться, может быть, места бы хватило на всех, отправили переговорщика, а ваши начали палить.

– А переговоры с женщинами и ребенком вести собирались, или так совпало удачно? Не трудись отвечать, вопрос был риторический. Ладно, – вздохнул он, – допустим, что я тебе верю, допустим, что это все печальное стечение обстоятельств. Вот передо мной сейчас стоят муж, два брата и сын застреленных вами женщин, требуют вашей крови, рвутся в бой, грозятся на куски порвать. Что мне им сказать, а? Что вышло недоразумение, что вы прекрасные ребята и вас надо отпустить? – он замолчал, логично предполагая, что тишина будет достаточно красноречивой.

Бакир, такое ощущение, полностью ушел в себя и разговор вообще не слушал. Смоукер, напротив, поймал мой взгляд, как только я обратил на него внимание.

– Даже если он не пиздит, доброго слова в качестве гарантии маловато будет, – буркнул он.

– Я в курсе, – ответил я. – Делать-то что теперь?

– Ты здесь еще? – прозвучало из динамика. – Звать тебя как?

– Вася, – ответил я после секундной паузы.

– А меня – Коля. Ну так что, Василий, придумал, что мне своим говорить? Ты пойми, их от вас сейчас отделяет только моя уверенность в твоем благоразумии. Думаю, что мне не нужно объяснять очевидное, штурм вы не переживете. Вы хотите гарантий, резонно, но тогда и вам нужно что-то дать мне взамен. Согласен?

Он полностью контролировал ситуацию. Я не столько понимал, сколько где-то на уровне интуиции чувствовал, как ему потихоньку удается меня раскрутить. Два шага вперед, один – назад. Паузы делал специально только для вопросов с очевидным ответом. Он точно знал, куда ведет наш диалог. Я хотел как-то сбить его с курса, перехватить инициативу, но в голове никаких мыслей не было. Вообще.

– Согласен, – я непроизвольно пожал плечами.

– Вот и хорошо. Ты, кстати, на Володю не обижайся, он за сына переживает. Ну действительно, вы ж не террористы какие, чтоб ребенка в заложники брать. У него вся жизнь впереди, отпустили бы парнишку, а?

Опять пауза, и опять ответ был самоочевиден.

– Не можем мы пока этого сделать, – старательно подбирая слова, ответил я.

– Тоже резонно, понимаю, – тут же согласился Николай, – давай по-честному, и нашим, и вашим. Поменяемся, вы мне Олега, а я вам одного из своих ребят. Будет хороший жест с вашей стороны, я парней смогу успокоить немного, а то ж меня скоро к стенке поставят за миротворчество. Что скажешь?

Нельзя было соглашаться на его условия, я это знал. Но отказываться совсем тоже было нельзя, и он это отлично понимал. Я мучительно искал хоть какой-то путь вразрез навязываемого сценария. Смоукер вполголоса матюкнулся, тоже наверняка прокручивал в голове варианты и, судя по всему, хороших ему не попадалось. Пауза затянулась.

– Вася, ты подвох что ли какой ищешь? – Николай будто мысли читал. – Так нету никакого подвоха. Сам знаю, сволочное время пошло, доверять кому бы то ни было сложно, так я и не требую доверия-то. Для вас ситуация вообще не поменяется, вы ничего не теряете, сделай доброе дело, дай отцу сына обнять.

– А сам пойдешь? Ты в обмен на пацана? – спросил я.

Он задержался с ответом, буквально на секунду дольше, чем обычно.

– Я бы пошел, – усмехнулся Николай, – только кто ребят-то моих здесь сдерживать станет, других миротворцев не предвидится.

– Вот папаша Олега и будет, как там его, Володя, кажется? – добавил я и затаил дыхание.

На этот раз он молчал почти минуту.

– Уговорил, через пять минут буду.

– Блядь, подстава, сто процентов, – делая ударение на каждом слове, произнес Смоукер.

– Каким образом? – недоумевал я.

– Не знаю, – покачал головой Смоукер, – не знаю, но никаких обменов им не будет.

Пока я завис на попытке проанализировать диалог, пытаясь понять, что его так насторожило, Смоукер уже принял решение. Он перевел автомат за спину, отлепился от своего угла, метнулся к Апостолу, подхватил со стола револьвер, оставленный там Юн, и подбежал к дивану. Вынув нож, он в одно движение рассек шнурок на ногах Олега, схватил его за воротник пуховика и рывком поставил пацана на ноги.

– Олег, слушай меня внимательно, – Смокер говорил спокойно, но в голосе звенел металл, – делаешь сейчас все, что я говорю, быстро и без возражений, если сможешь, обещаю, что все будет хорошо, и скоро увидишь отца, ты меня понял?

Под его пристальным прищуром Олег быстро закивал, периодически косясь на револьвер.

Я снова услышал звук двигателя, он быстро приближался.

– Что ты задумал, засранец? – спросил Бакир.

Он так и стоял у своего окна, сжимая ружье с такой силой, что костяшки побелели. Я как бы невзначай взялся за рукоять автомата и положил палец на спусковой крючок.

– Они не дадут нам так просто уйти. Через пять минут мы все покойники, – ответил Смоукер, даже не глядя на старика.

Ружье в руках последнего начала разворачиваться в нашу сторону. Уже готовый выстрелить, я использовал единственный доступный аргумент.

– Смоукер не только нас двоих пытается вытащить из этого дерьма. Если тебе на себя плевать, то Петр всего этого точно не заслужил.

Бакир хотел что-то ответить, но не успел. Из-за угла гостевого дома выехал черный внедорожник и остановился напротив входа, метрах в двадцати. Из него вышли трое мужчин, двое с водительской стороны, с оружием, укрывшись за автомобилем, взяли на прицел вход. Высадившийся с переднего пассажирского, без оружия, сделал пару шагов к крыльцу, остановился, жестом приглашая нас выйти к нему. У всех троих поверх гражданской одежды были надеты стандартные армейские бронники камуфляжной расцветки.

– Хант, закрой обратно окна, быстро, – сказал Смоукер, указав револьвером на стену напротив леса.

Я бросился к нужным окнам. Пока второпях заново завешивал их пледами, заметил как минимум пару вооруженных людей за деревьями. Они уже даже не прятались, но огонь не открывали, видимо, ждали команды. Интуиция Смоукера в очередной раз не подвела. Он подвел Олега к двери и, как только исчезла непосредственная угроза обстрела со стороны леса, распахнул ногой дверь. Присел, укрывшись частично за косяком, частично за пацаном, продолжая удерживать его за воротник, приставил револьвер к виску Олега.

Находящийся перед машиной мужик развел руками, он все еще не понимал, что дальше будет.

– Автоматы на землю и пять шагов в мою сторону! – крикнул Смоукер.

Они даже не шелохнулись. Дисциплинированные и не из пугливых.

– Василий, не дури, это просто страховка, вы там все тоже не с водяными пистолетиками, – радиостанция говорила голосом Николая.

Он явно не собирался подставляться, отправил левого хрена для исполнения своей роли в заложниках. Я был в принципе готов к такому повороту, но теперь, когда он сам вышел на связь, появилась возможность выиграть немного времени. Я подхватил с пола тангетку.

– Последний раз говорю, автоматы на землю и пять шагов в мою сторону! – повторил Смоукер.

– Ты не приехал! – рявкнул я в микрофон. – Ты нарушил условия сделки. Если через минуту не появишься, переговоры отменяются.

– Да, понимаю, моя вина, – Николай был само терпение, – дай мне пять минут.

– Две минуты, – сказал я.

Пусть поломает голову, пытаться наебать нас второй раз он вряд ли рискнет, а если пойдет сам, сложно будет координировать всю свою группу на ходу. Я обернулся как раз в тот момент, когда Смоукер направил пистолет в сторону человека перед машиной и выстрелил. Тот аж подпрыгнул на месте, вздернув вверх руки. Олег заорал и схватился за правое ухо, револьвер в момент выстрела находился близко к его голове, при худшем раскладе разрыв барабанной перепонки. Он дернулся, но хватка у Смоукера была железная.

– Следующий выстрел будет в ногу! На счет три! Два уже было! – Смоукер демонстративно ткнул револьвером Олегу в сгиб колена.

Бакир вскинул ружье и прицелился в Смоукера, я в ту же секунду – в Бакира.

– Не смей, – громко сказал старик Смоукеру, – пристрелю.

– Убери ствол, немедленно, – потребовал я, обращаясь к Бакиру.

– Идиоты, прекратите херней заниматься, – прошипел Смоукер, – Бакир, тащи сюда Петра, Хант, подгони машину ко входу.

Раздав ценные указания, он снова переключился на троих у внедорожника. Его нажим все-таки сработал, двое на прикрытии осторожно положили на песок автоматы, такие же, как наши собственные, и вышли из-за машины.

– Еще три шага! – скомандовал Смоукер. – Живее! На землю! Лицом вниз! Руки за голову! – он выстрелил еще раз, теперь в воздух, для ускорения процесса. – Хант, давай… Хант, твою за ногу, пошел!

Я помедлил еще секунду, вглядываясь в лицо Бакира. Он во время второго выстрела вздрогнул, ружье в руках заходило ходуном, но на спуск он так и не нажал. Не мог выстрелить, несмотря на то, что в его глазах мы уже были монстрами, тварями, заслуживающими только смерти. Не мог заставить себя преступить черту, за которой сам бы стал подобен тем, кого с такой силой ненавидел.

Как только я выскочил из дома, дыхание сразу перехватило, каза-лось, даже сердце не билось. Периферическое зрение затуманилось, я бежал будто по тоннелю, в дальнем конце которого маячил внедорожник. Казалось, что спину мне жгут десятки взглядов через перекрестье прицела, каждый собственный шаг слышался как выстрел.

Водительская дверь была открыта, как только я сел за руль, стало понятно, почему. Посередине торпедо была прикручена радиостанция. Николай раздавал приказы, нас окружали, надо было рвать когти.

Включил заднюю и, чуть не наехав на лежащую рядом троицу, звучно впилился запаской, висевшей на задней двери, в перила крыльца. К машине подбежал Смоукер, чуть ли не волоча Олега за собой, рывком открыл мою дверь.

– Держи его, – выдохнул он.

Как только я ухватил ребенка за рукав пуховика, Смоукер молниеносно скрылся в доме. Олег все еще держался за ухо и громко стонал.

Я выскочил из машины и пальнул пару раз из автомата над головами начавших подниматься мужиков, которые тут же снова ухнули мордой в песок.

– Лежать, бля! Кто еще рыпнется – снесу башку к херам собачьим! – зло пообещал я.

Смоукер с Бакиром вывели Апостола из дома. Последний вскрикивал почти на каждом шаге, обезболивающее прекратило работать, на его гримасу было больно даже смотреть.

Пока Апостола загружали в машину через заднюю правую дверь, я пытался разобрать что-нибудь из той гавкатни, которая стояла в эфире. Николай был совсем не похож на себя образца пятиминутной давности, он чуть ли не орал, сопровождая каждую команду пятиэтажным матом. Похоже, у нас все-таки был шанс. Сердце уже было готово вырваться из груди, когда справа от меня уселся Бакир, а Смоукер забрал Олега и затолкал его перед собой на заднее сиденье, следом прыгнул сам и, еще не захлопнув дверь, крикнул: «Гони!».

Троица перед машиной тем временем подскочила, и двое мужиков бросились к лежавшим неподалеку автоматам. Я втопил педаль акселератора, с места выписывая вираж в их сторону, отсекая путь к оружию. Один заметил мой маневр и сумел отпрыгнуть, второй оказался менее внимателен. Ему хватило времени только чтобы подобрать ствол и оглянуться.

Чуть подпрыгнув на неровном песке, внедорожник поддел его как бык матадора, я только успел заметить, как он, взмахнув руками, впечатался головой в правую часть капота, и мгновенно пропал из вида, оставшись где-то позади.

Разворачиваться под прицел отпрыгнувшего было глупо, и я принял решение продолжить движение вокруг дома. Оказавшись с тыльной стороны, я погнал машину вдоль леса на юг. Похоже, решение оказалось сколь неожиданным для меня самого, столь и верным. Нас собирались встречать с берега и перераспределиться толком не успели. Даже те, кого я, еще находясь в доме, приметил в лесу, как оказалось, уже обходили его с южной стороны, между хозяйским и гостевым. Тем не менее, стрельбу открыли мгновенно, едва мы оказались на виду. В машину попали две или три пули, одна угодила в заднее правое стекло, прошив его насквозь, впилась в крышу изнутри. Николай, матерясь на чем свет стоит, требовал стрелять по колесам.

Впереди показался выезд на лесную дорогу, путь перекрывал синий седан. Слева деревья подступали практически вплотную, соваться в лес было слишком большим риском, впрочем, обогнуть справа тоже вряд ли получилось бы, там параллельно дороге тянулась неширокая, но почти метровой глубины канава, если бы встряли, нам бы крайне быстро наступил полный и бесповоротный пиздец.

– Пристегнитесь, живо! – крикнул я, потянувшись к собственному ремню и прицелившись в багажник легковушки.

– Не тарань! – крикнул Смоукер, – сработает подушка – движок заблокирует. Объезжай его!

Молоток, сам я в горячке ситуации о блокировке двигателя даже не подумал. Но объезжать все равно не собирался. Лишь снизил скорость до минимума на подъезде.

За долю секунды до удара я снова нажал на газ. Ткнулись в легковушку мы чувствительно, и ее сразу повело в сторону. Одновременно и внедорожник начало выдавливать влево. С ближайшей к дороге здоровенной сосной разминуться удалось в паре сантиметров, пожертвовав левым зеркалом, его начисто снесло об ствол дерева.

Миновав его, я чуть вильнул влево и, со скрежетом освободившись от удерживавшего нас препятствия в лице легковушки, ненадолго утопил педаль в пол, разгоняясь, чтобы как можно скорее уйти из-под огня. И не зря, сзади еще пару раз раздавалась стрельба, хотя попаданий по машине я так и не услышал.

Вырвались. Вырвались, твою мать. Эта мысль, как сошедшая с ума от счастья собака при возвращении домой хозяина, металась в голове, сбивая любые попытки сконцентрироваться.

Пацана высадили метров через двести. Он не побежал, не попытался укрыться в лесу, просто стоял на дороге и смотрел нам вслед, держась за ухо.

Через несколько километров мы доехали до поворота, от которого приблизительно в трех-четырех сотнях метров разбили лагерь по дороге сюда.

– Останови, – сквозь зубы бросил Бакир.

– Нет, – моментально возразил Смоукер, – мы не успеем…

– Останавливай! – перебил его Бакир, открывая на ходу дверь.

Я затормозил, стрелять в человека старик, может, и не был способен ни при каких условиях, но вот выпрыгнуть на ходу – это я вполне допускал. Как только машина остановилась, Апостол также открыл свою дверь.

– Ты-то куда собрался? – спросил я.

– Я не могу их бросить, – говорил он с трудом, каждое слово давалось через боль.

– Никто никого не бросает, – сказал Смоукер, то и дело поглядывая в заднее стекло, – мы вернемся, когда за нами хвоста не будет. А сейчас у тебя кровотечение может открыться…

Петр покачал головой.

– Я не боюсь. Меня там, – он указал пальцем вверх, – встретят жена и дочка, и я смогу попросить у них прощения за то, что не был с ними до конца. А сейчас, – Апостол слабо кивнул в сторону Бакира, – они моя семья.

Бакир помог ему выбраться из машины, подставил плечо, и они медленно пошли в сторону лагеря.

Я смотрел, как они удаляются, и не мог ни уехать, ни побежать за ними. Последнее было бы равносильно самоубийству, как только преследователи, в наличии которых сомневаться не приходилось, найдут оставленную машину, начнут искать группу по лесам. Группу с раненым и двумя детьми. Группу без транспорта и еды.

Но уехать – значило не просто оставить. И проблема была не в том, что я где-то в глубине души чувствовал, что мы не вернемся. Все сделанное могло быть оправдано лишь жертвой ради группы, в противном случае, Бакир оказывался прав на наш счет.