Анатомия господства: запад, капитализм и конструирование реальности

4. Финансовые кризисы: системные ошибки или запланированные результаты?

Сторонники идеологии свободного рынка часто представляют экономические кризисы, особенно финансовые, как некие досадные сбои, временные отклонения от нормы, вызванные внешними шоками, неразумным поведением отдельных агентов или, в крайнем случае, чрезмерным государственным вмешательством. Риторика сводится к тому, что рынок, если ему не мешать, способен самокорректироваться и быстро возвращаться к равновесию. Однако все более частые и глубокие финансовые кризисы последних десятилетий заставляют усомниться в этой успокаивающей картине и предполагают, что они могут быть не случайными ошибками, а неотъемлемой, системной чертой современного финансово-ориентированного капитализма, а иногда и результатом вполне осознанных действий, направленных на перераспределение богатства.

Во-первых, сама структура современной финансовой системы, с ее акцентом на деривативы, спекулятивные операции и сложные, непрозрачные инструменты, создает внутреннюю нестабильность. Погоня за краткосрочной прибылью, леверидж (использование заемных средств для увеличения потенциальной доходности и риска) и "стадное поведение" инвесторов способствуют надуванию "финансовых пузырей" в различных секторах (недвижимость, акции, криптовалюты). Когда эти пузыри лопаются, это вызывает цепную реакцию банкротств, кредитный коллапс и рецессию в реальном секторе экономики.

Во-вторых, дерегуляция финансовых рынков, активно проводившаяся в последние десятилетия под флагом "свободы" и "эффективности", сняла многие ограничения, которые ранее сдерживали рискованные спекуляции. Ослабление контроля за банками, инвестиционными фондами и другими финансовыми институтами позволило им наращивать риски до критических уровней, зная, что в случае кризиса они, будучи "слишком большими, чтобы рухнуть" (too big to fail), скорее всего, будут спасены за счет государственных средств, то есть за счет налогоплательщиков. Это создает порочную систему "приватизации прибылей и социализации убытков".

В-третьих, существует точка зрения, что финансовые кризисы могут быть не просто спонтанными явлениями, а, в некоторой степени, управляемыми или, по крайней мере, используемыми крупными финансовыми игроками и элитами для дальнейшей консолидации капитала и власти. Во время кризиса активы обесцениваются, и те, кто обладает ликвидностью или доступом к дешевым кредитам (часто это те же структуры, которые способствовали возникновению кризиса), могут скупать их за бесценок, усиливая свою долю на рынке и устраняя конкурентов. "Шоковая терапия", часто навязываемая странам во время кризисов международными финансовыми институтами, также может включать приватизацию государственных активов по заниженным ценам, открытие рынков для иностранных корпораций и сокращение социальных расходов, что ведет к дальнейшему перераспределению богатства в пользу узкой группы.

Риторика о "системном риске", которую используют для оправдания спасения крупных банков, часто скрывает тот факт, что эти риски были созданы самими же бенефициарами спасения. При этом ответственность за кризис нередко перекладывается на "неразумных" заемщиков (например, ипотечных в период кризиса 2008 года) или на само государство, которое якобы "слишком много тратило", игнорируя фундаментальные пороки самой финансовой архитектуры.

Таким образом, финансовые кризисы перестают выглядеть как случайные сбои "идеального" рынка, а скорее как его органическая часть, отражающая внутренние противоречия капитализма, его склонность к спекуляции и неустойчивости, а также возможности для манипулирования и перераспределения богатства в периоды потрясений. Идеологическая мантра о саморегуляции рынка служит удобным прикрытием для сохранения системы, которая регулярно порождает эти кризисы, принося страдания миллионам, но обогащая немногих.

5. Реклама: создание искусственных потребностей

В классической теории свободного рынка потребитель предстает как суверенный и рациональный актор, чьи независимые предпочтения и потребности формируют спрос, на который чутко реагирует производство. Производители, в свою очередь, стремятся удовлетворить эти уже существующие потребности наиболее эффективным способом. Однако эта модель игнорирует или преуменьшает колоссальную роль рекламы и маркетинга в современном капитализме, которые не столько отвечают на спрос, сколько активно его формируют, конструируют и даже создают искусственные потребности, превращая культуру потребления в неотъемлемую часть системы.

Реклама – это не просто информирование потребителя о существующих товарах и услугах. Это многомиллиардная индустрия, использующая сложнейшие психологические, социологические и нейробиологические знания для воздействия на эмоции, подсознание и поведение людей. Ее цель – не столько удовлетворить уже существующую потребность, сколько связать товар или бренд с определенными желаниями, стремлениями, страхами или социальным статусом, которые могут быть совершенно не связаны с его реальной полезностью.

Через навязчивые образы успеха, счастья, привлекательности, молодости или принадлежности к определенной группе, реклама внушает, что приобретение того или иного продукта является ключом к достижению этих состояний. Создается непрерывный цикл неудовлетворенности: как только одна "потребность" удовлетворена, тут же предлагается новая, еще более совершенная или модная вещь. Это лежит в основе культуры запланированного устаревания (как технологического, так и психологического), когда товары быстро выходят из моды или кажутся неполноценными по сравнению с новыми моделями, вынуждая потребителей к постоянным покупкам.

Реклама также играет ключевую роль в коммодификации все новых и новых сфер жизни. То, что раньше не рассматривалось как объект купли-продажи (например, досуг, общение, самовыражение, забота о здоровье), теперь упаковывается и продается как товар или услуга, обещающая быстрое и легкое решение всех проблем. Это ведет к проникновению рыночной логики в самые интимные аспекты человеческого существования.

Формирование искусственных потребностей выгодно системе по нескольким причинам. Во-первых, это обеспечивает постоянный рост спроса, необходимый для расширенного воспроизводства капитала. Во-вторых, это отвлекает внимание от реальных социальных и экономических проблем, предлагая иллюзию их решения через индивидуальное потребление. Вместо требования системных изменений, людям предлагается купить новый гаджет, модную одежду или "здоровый" продукт, чтобы почувствовать себя лучше. В-третьих, это способствует формированию определенного типа личности – "человека потребляющего", чья идентичность и самооценка тесно связаны с тем, что он имеет, а не с тем, кем он является.

Миф о суверенном потребителе, принимающем рациональные решения на основе своих "естественных" потребностей, таким образом, рушится под давлением индустрии желаний. Реальный выбор часто ограничивается ассортиментом, навязанным крупными корпорациями через их маркетинговые стратегии, а сами "потребности" оказываются продуктом сложной системы убеждения и манипуляции. Это не отрицает того, что у людей есть базовые нужды, но подчеркивает, как система использует и искажает их, создавая бесконечную гонку за иллюзорным счастьем через потребление. В такой системе свобода выбора часто сводится к свободе выбирать между различными брендами одного и того же, по сути, продукта, навязанного извне.

6. Трудовая этика: эксплуатация под маской добродетели

Трудовая этика, восхваляющая усердие, дисциплину, самоотдачу и производительность как высшие добродетели, является еще одним важным идеологическим элементом, тесно связанным с функционированием рыночной системы и капитализма. В этой системе ценностей труд представляется не просто как средство для выживания или достижения определенных материальных благ, но как моральный долг, путь к самореализации и даже показатель личной ценности. Лозунги вроде "труд облагораживает человека" или представление об успехе как результате исключительно упорного труда глубоко укоренились в общественном сознании.

Однако за этим фасадом моральной значимости труда часто скрываются механизмы эксплуатации и поддержания иерархических отношений. Представление о труде как о безусловной добродетели служит нескольким целям, выгодным системе.

Во-первых, оно способствует дисциплинированию рабочей силы. Когда усердный и беспрекословный труд возводится в ранг морального императива, работники с большей готовностью принимают низкую оплату, плохие условия, переработки и отсутствие гарантий, рассматривая это как некую необходимую жертву на алтарь "общего блага" или личного будущего успеха. Критика условий труда или требование лучших условий может легко быть заклеймено как лень, неблагодарность или нежелание "по-настоящему работать".

Во-вторых, трудовая этика часто используется для оправдания социального неравенства. Если успех – это исключительно результат упорного труда, то бедность и неудачи автоматически становятся следствием лени, отсутствия способностей или неправильных жизненных установок самого индивида. Это снимает ответственность с системы за структурное неравенство, ограниченный доступ к ресурсам, дискриминацию или эксплуатацию, перекладывая всю вину на "неудачников", которые "просто недостаточно старались".

В-третьих, культ производительности и эффективности, лежащий в основе современной трудовой этики, часто приводит к интенсификации труда, выгоранию, стрессу и проблемам со здоровьем. В погоне за "эффективностью" компании сокращают персонал, увеличивают нагрузку на оставшихся сотрудников, вводят системы тотального контроля и оценки, превращая рабочее место в зону постоянного давления. Идея "быть всегда на связи", "работать на результат" вне зависимости от затраченного времени размывает границы между работой и личной жизнью, превращая человека в придаток производственного процесса.

Кроме того, само понятие "труда", которое превозносится этой этикой, часто является избирательным. Неоплачиваемый домашний труд (в основном женский), волонтерская работа, уход за детьми или престарелыми – все это имеет огромную социальную значимость, но не вписывается в рыночную логику производительности и не вознаграждается соответствующим образом. Фокус на оплачиваемой занятости как единственной форме "настоящего" труда обесценивает эти жизненно важные виды деятельности.

Миф о том, что каждый, кто усердно трудится, обязательно достигнет успеха и процветания, также оказывается несостоятельным для миллионов людей, которые, несмотря на тяжелый и изнурительный труд на протяжении всей жизни, остаются на грани бедности или не имеют доступа к базовым благам. Их усилия не конвертируются в обещанное вознаграждение, поскольку система устроена так, что львиная доля прибавочной стоимости присваивается владельцами капитала.

Таким образом, трудовая этика, будучи важным элементом самодисциплины и достижения целей, в контексте капиталистического рынка часто трансформируется в инструмент идеологического контроля и оправдания эксплуатации. Она заставляет людей интернализировать ценности системы, даже если они противоречат их собственным интересам, и маскирует структурные причины неравенства под риторику личной ответственности и добродетели.

7. Глобализация: унификация и экономическое порабощение

Глобализация, понимаемая как процесс усиления взаимосвязей и взаимозависимостей между странами и регионами мира в экономической, политической и культурной сферах, часто представляется в рыночной идеологии как естественное и в целом благотворное развитие, ведущее к всеобщему процветанию, распространению инноваций и культурному обогащению. Сторонники такой точки зрения утверждают, что свободное движение капитала, товаров, услуг и информации через границы способствует оптимальному размещению ресурсов, росту мировой экономики и повышению уровня жизни во всех странах. Глобализация в этом нарративе – это синоним прогресса и универсализации лучших практик.

Однако критический анализ показывает, что реальные процессы глобализации, особенно в ее неолиберальной версии, далеки от этой идиллической картины. Вместо всеобщей унификации на основе равенства и взаимной выгоды, она часто приводит к углублению существующих дисбалансов, усилению зависимости одних стран от других и новым формам экономического порабощения, выгодным прежде всего транснациональным корпорациям и финансовому капиталу развитых стран.

Во-первых, глобализация происходит на условиях, которые во многом диктуются наиболее мощными экономическими игроками и международными институтами (такими как МВФ, Всемирный банк, ВТО), которые они контролируют. Правила "свободной торговли" часто оказываются несимметричными: развитые страны требуют от развивающихся открытия их рынков для своих товаров и инвестиций, но при этом сами сохраняют протекционистские барьеры для защиты своих фермеров или стратегических отраслей. Это ставит местные предприятия в развивающихся странах в заведомо невыгодное положение.

Во-вторых, свободное движение капитала позволяет транснациональным корпорациям размещать производство там, где ниже издержки (дешевая рабочая сила, низкие экологические стандарты, налоговые льготы), используя так называемый "регуляторный арбитраж". Это приводит к "гонке ко дну" между странами, стремящимися привлечь инвестиции, что оборачивается ухудшением условий труда, разрушением окружающей среды и снижением способности государств собирать налоги для финансирования социальных нужд.

В-третьих, глобализация усилила власть финансового капитала, который может свободно перемещаться по миру в поисках максимальной краткосрочной прибыли, дестабилизируя национальные экономики и способствуя финансовым кризисам. Страны, зависящие от притока иностранного капитала, становятся заложниками настроений глобальных инвесторов и вынуждены проводить политику, угодную финансовым рынкам, даже если она противоречит интересам их населения.

Вместо обещанного выравнивания уровня жизни, глобализация во многих случаях привела к росту неравенства как между странами, так и внутри них. Богатство концентрируется в руках глобальных элит и транснациональных корпораций, в то время как многие регионы и группы населения оказываются маргинализированными, теряя традиционные источники дохода и не получая доступа к благам глобализации. Происходит своего рода "внутренняя колонизация", когда целые сектора экономики и регионы внутри стран подчиняются логике глобального рынка, игнорируя местные потребности.

Культурная глобализация также несет в себе амбивалентность. С одной стороны, она способствует обмену идеями и культурному разнообразию, но с другой – ведет к доминированию западной (преимущественно американской) массовой культуры, которая вытесняет или трансформирует местные культурные традиции, приводя к их гомогенизации или коммерциализации в виде "экзотического" товара для туристов.

Таким образом, миф о глобализации как о процессе всеобщей гармонизации и прогресса скрывает реальность усиления власти глобального капитала, углубления зависимости и эксплуатации многих стран и регионов, а также навязывания единой экономической и культурной модели, выгодной прежде всего центрам мировой капиталистической системы. Вместо подлинной унификации на основе равенства, мы часто наблюдаем унификацию под знаком доминирования и новые формы экономического порабощения.

8. Неравенство: структурная особенность капитализма

В рамках доминирующей рыночной идеологии экономическое неравенство часто представляется либо как неизбежный, но временный побочный продукт экономического роста (который в конечном итоге "поднимет все лодки"), либо как результат индивидуальных различий в способностях, усилиях и удаче. Риторика "равных возможностей" предполагает, что каждый, обладающий талантом и трудолюбием, может достичь успеха, а существующее неравенство отражает справедливое вознаграждение за эти качества. Таким образом, фокус смещается с системных причин на личные характеристики, а само неравенство деполитизируется и нормализуется.

Однако критический анализ показывает, что значительное и растущее неравенство в доходах и богатстве является не случайным отклонением, а имманентной, структурной особенностью капиталистической системы, заложенной в ее основных механизмах и воспроизводящейся из поколения в поколение.

Во-первых, фундаментальным источником неравенства в капитализме является разделение общества на собственников средств производства (капиталистов) и наемных работников, которые вынуждены продавать свою рабочую силу. Капиталисты присваивают прибавочную стоимость, созданную трудом работников, что и составляет основу их прибыли и накопления капитала. Это отношение эксплуатации изначально порождает асимметрию в распределении созданного богатства. Даже при "справедливой" оплате труда (которая сама по себе является спорным понятием) работник всегда получает меньше, чем стоимость произведенного им продукта.

Во-вторых, сама логика рынка, основанная на конкуренции и максимизации прибыли, ведет к концентрации капитала и власти. Успешные компании поглощают менее успешных, монополии и олигополии усиливают свои позиции, а финансовый сектор извлекает огромные ренты из своей роли посредника. Это приводит к тому, что богатство концентрируется на верхних эшелонах общества, в то время как доходы большинства стагнируют или растут значительно медленнее. Знаменитая формула Тома Пикетти "r > g" (доходность капитала превышает темпы экономического роста) наглядно демонстрирует эту тенденцию к увеличению разрыва между богатыми и остальными.

В-третьих, наследование богатства играет огромную роль в воспроизводстве неравенства. Дети из состоятельных семей получают не только прямой доступ к капиталу, но и преимущества в образовании, социальных связях и культурном капитале, что значительно повышает их шансы на успех, независимо от их личных способностей. Это подрывает миф о "равных возможностях" и меритократии (власти достойных), показывая, что стартовые условия во многом предопределяют жизненные траектории.

В-четвертых, политические и правовые системы в капиталистических обществах часто способствуют укреплению неравенства, а не его смягчению. Налоговая политика, благоприятствующая капиталу и сверхдоходам (снижение налогов на корпорации и богатых, налоговые льготы на прирост капитала), ослабление профсоюзов, дерегуляция финансового сектора, лоббирование интересов крупных корпораций – все это политические решения, которые усугубляют концентрацию богатства и власти.

Неравенство имеет не только экономические, но и глубокие социальные, политические и даже психологические последствия. Оно подрывает социальную сплоченность, ведет к росту преступности и проблемам со здоровьем, искажает демократический процесс (поскольку экономическая власть легко конвертируется в политическое влияние) и снижает общую эффективность экономики из-за недоиспользования человеческого потенциала тех, кто лишен возможностей.

Таким образом, миф о неравенстве как о естественном или справедливом результате индивидуальных усилий маскирует его системный характер и глубокую укорененность в самой структуре капиталистического производства и распределения. Признание неравенства структурной особенностью, а не случайностью, является первым шагом к поиску реальных путей его преодоления или, по крайней мере, существенного смягчения.

9. Критика "экономического роста": экологические последствия

В рамках господствующей экономической парадигмы экономический рост, измеряемый преимущественно валовым внутренним продуктом (ВВП), преподносится как неоспоримое благо, главный показатель успеха и прогресса любого общества. Постоянное увеличение производства товаров и услуг считается необходимым условием для повышения уровня жизни, создания рабочих мест и решения социальных проблем. Этот культ бесконечного роста настолько глубоко укоренился, что любые сомнения в его целесообразности или устойчивости часто воспринимаются как ересь или покушение на основы процветания.

Однако в последние десятилетия все более очевидными становятся разрушительные экологические последствия этой неограниченной погони за ростом, что заставляет критически переосмыслить саму идею роста как самоцели. Планета Земля – это конечная система с ограниченными ресурсами и ограниченной способностью поглощать отходы человеческой деятельности. Игнорирование этих пределов ведет к необратимым изменениям климата, истощению природных ресурсов, потере биоразнообразия и загрязнению окружающей среды, что ставит под угрозу само существование человеческой цивилизации.

Во-первых, экономический рост в его нынешней форме неразрывно связан с увеличением потребления энергии и материалов. Даже при росте эффективности использования ресурсов ("дематериализация" экономики или "зеленый рост"), абсолютные объемы потребления продолжают расти, если экономика в целом расширяется. Идея полного "отделения" экономического роста от экологической нагрузки пока остается скорее теоретической надеждой, чем практической реальностью, особенно в глобальном масштабе.

Во-вторых, стремление к максимизации прибыли, лежащее в основе рыночной экономики, часто поощряет практики, наносящие вред окружающей среде. Экстернализация издержек – то есть перекладывание экологического ущерба на общество или будущие поколения – является распространенной стратегией для многих компаний. Загрязнение воздуха и воды, вырубка лесов, чрезмерный вылов рыбы, выбросы парниковых газов – все это может быть "экономически выгодным" для отдельных акторов в краткосрочной перспективе, но разрушительно для планеты в целом.

В-третьих, сама метрика ВВП, на которой основана оценка экономического роста, является глубоко ущербной с точки зрения благосостояния и устойчивости. ВВП учитывает все денежные транзакции, включая те, которые связаны с устранением последствий экологических катастроф, лечением болезней, вызванных загрязнением, или даже с производством оружия. В то же время он не учитывает такие важные аспекты, как истощение природных ресурсов, неоплачиваемый домашний труд, качество окружающей среды или уровень счастья и социального благополучия. "Растущая" экономика может сопровождаться ухудшением качества жизни для большинства населения и деградацией природы.

Культ экономического роста также способствует культуре чрезмерного потребления и запланированного устаревания, о которых говорилось ранее. Чтобы поддерживать рост, необходимо постоянно стимулировать спрос, что ведет к производству все большего количества вещей, многие из которых быстро выбрасываются, создавая горы мусора.

Критика "экономического роста" не обязательно означает призыв к полному отказу от развития или к возвращению в некое "примитивное" состояние. Скорее, она ставит под вопрос качество этого роста, его цели и его пределы. Возникает необходимость в переходе от количественных показателей к качественным, от парадигмы неограниченного роста к концепциям устойчивого развития, экономики замкнутого цикла , "экономики процветания без роста" или даже "антироста", которые ставят во главу угла благополучие человека и сохранение планетарных экосистем, а не слепое наращивание ВВП. Это требует фундаментального пересмотра экономических приоритетов и ценностей, лежащих в основе современного общества.

10. Альтернативы: от кооперативов до посткапитализма

Критика мифологии свободного рынка, его внутренних противоречий, несправедливости и разрушительных последствий не должна оставаться чисто академическим упражнением. Она неизбежно подводит к вопросу об альтернативах – о других возможных способах организации экономической жизни, которые были бы более справедливыми, устойчивыми и ориентированными на человеческое благополучие, а не только на максимизацию прибыли и накопление капитала. Хотя разработка всеобъемлющей модели "посткапитализма" является сложной и дискуссионной задачей, уже сейчас существует множество теорий, практик и движений, которые указывают на возможные направления трансформации.

Одной из давно существующих и активно развивающихся альтернатив являются кооперативы. В кооперативах (производственных, потребительских, жилищных, кредитных) собственность и управление принадлежат самим членам-участникам (работникам, потребителям, жильцам) на демократических принципах ("один член – один голос"), а не внешним акционерам. Это позволяет перераспределять прибыль более справедливо, улучшать условия труда, ориентироваться на потребности сообщества и повышать экономическую устойчивость. Кооперативное движение имеет богатую историю и демонстрирует жизнеспособность моделей, основанных на сотрудничестве, а не только на конкуренции.

Другим важным направлением является развитие социальной и солидарной экономики (ССЭ), которая включает в себя широкий спектр организаций (некоммерческие организации, социальные предприятия, фонды, этические банки, системы взаимного кредитования), чья основная цель – не извлечение прибыли, а решение социальных и экологических проблем. ССЭ ставит во главу угла такие ценности, как солидарность, взаимопомощь, общественное благо и демократическое участие, и стремится создать экономические отношения, встроенные в социальные и этические рамки.