
Полная версия:
Печаль полей

Алексей Фунт
Печаль полей
Механизатор
У Гены была бессонница после всех этих вызовов на допрос в милицию. Он тракторист-механизатор поздней осенью за бутылку крепкого народного напитка вспахал поле. Напился и спал на диване. Сын почти взрослый, не от него, от предыдущего мужа его жены, ходил по двору и бросал нож в стену старой летней кухни, этому его учил Гена Чубук, мол быть метким.
Потемнело быстро и Чубуку снилась борозда и плуг трактора и вытащенный днём при пахоте металл из земли. Плуг погнул и порвал большую металлическую чашу. Также из темницы земли выворотило кучку монет. На всех находках слой патины. Всё гнутое. Куски блюда он бросил в кабину, монеты раздал на бригаде, был пьяный. Мужики разглядывали монетки и дали ему кружку с самогоном и от неё Чубук повалился на скамью. Домой его привела жена.
Погода промозглая, всюду пелена тумана либо хмурое и серое как бесхозный свинец небо.
И во сне ему снилась та же чёрная жижа в поле, хмурь над головой и как старые ботинки пласты пахоты. И поле на возвышенности. Ниже полезащитная чахлая лесополоса. С другого края чахлый кустарник, листва преет на почве, ветки голые. Куски соломы на грязи полевой соломы зовут будто. И очень быстро с хмурого неба прибывает почернение. Это темнота поздней осени. И воздух проходит через воронение и лицо Чубука будто прошло через оксидирование, потемнело от выхлопных газов или от вида мазуты и чёрного двигателя.
Он держит на ладонях горки монет и бежит с ними по чёрному полю. А сапоги погружаются в жижу и приходится прилагать усилие, чтоб вытаскивать ноги из этой грязищи. А он расставил руки в стороны и все окружили его и он всем раздаёт монетки, неровные древние. И вот его руки уже пустые, монеты кончились. Это было во сне. Но днём наяву он и вправду раздал почти всё, что нашёл тогда. А потом были вызовы в милицию. Были вопросы о краже и продаже исторических ценностей, о золотом блюде. У него изъяли куски блюда из кабины.
После бессонной ночи Чубук пошёл в мастерскую. Технику почти всю перегнали в другое место, этот наследник колхоза захирел, развалился. Люди ждали последних зарплат, приходили и сидели в ангаре, пили.
Горилла взял канистру из рук Чубука и залез на бак и начал заливать топливо. А Чубук стоит внизу. Ветер дует, воздух сырой, палая листва на почве почернела. А воздух серым кажется.
Струя солярки отклонилась и ударила в лицо и по шее Чубука. И даже малость попало в рот.
– Ты что там чухаешься, – сердито вскрикнул Чубук.
– Руки замёрзли, я что, я что разве умышленно? А ты кого чуханом назвал?!
– Я говорю, что ты чухаешься. Вот сегодня я с Машей-соседкой говорил. Говорю, а к чему снится, если выдёргиваю свои зубы с корнями. Держу на ладони, а они длинные и тонкие. И жёлтые. А она говорит, что это к смерти.
– Кто Чухан? Зачем ходил к Маше?
Ветер дует и фразы Чубука становятся обрывычными. А Горилла уже успел продегустировать и водку и самогон. И разгорячённый спрыгнул с трактора и упал в лужу.
– Повезло тебе, ничего, потом хрюкало начистим тебе, я и кореша мои, – сказал Горилла и пошёл к трассе, туда, где стоят мокрые берёзы. Тропа через бурьян. А бурьян жёлто-коричневый и ядовито-грустный.
– Я тебе кодировку устрою, – бормотал по дороге Лёня Горилла.
Горилла помнил как в ангаре ему рассказывали про Чубука, о том как он напился и ночью одеяло, матрац и подушки бросил на пол и орал «ой, крысы» и бил кулаками по вороху одеял и подушек.
– Я как ты до белой горячки не допьюсь, – бурчал Лёня.
Чубук зашёл в ангар, там мрачная темнота, огромные ворота приоткрыты. Но свет слабый и внутрь не заходит и день вот-вот кончится. Возле ремонтной ямы дощатый стол и лавка. На столе бутылка «портвейна» и полпалки копчёно-вяленой колбасы.
– Не допили, – сказал он, присел и взял гранёную рюмку.
Возле ворот снаружи образовалась огромная лужа. Дождя то льют, то останавливаются. Над илом в луже красный вертлявый червяк. Ветер дул, с чёрного дерева слетел ворон как кусок угля лопатой швырнули. Маленький лесок, который уже вырубили. А за ним складировали всю сломанную технику. Множество кабин от комбайнов и тракторов, жёлтая трава колышется как волны озера. На всех железяках рыжая ржавчина. Краска на кабинах отпадает. А в кустах лежал большой баркас. Ваня Гуток соединил три разных провода и перемотал изолентой. Подключил болгарку и начал пилить баркас. Он намеревался сдать как можно больше железа, надеялся подзаработать. После баркаса он перешёл на кабину трактора «сорокана», но проводка сгорела, болгарка также дёрнулась и он сам себе нечаянно прошёлся диском по костяшкам левой руки. Терпел, перемотал пуку тряпкой. Когда провод сгорел, самодельная переноска из старых проводов подвела. А болгарка старая. Кости он не повредил, это он проверил. Повредил кожу, кровь капала. И тут он бросил работу и пошёл выпить в мастерскую.
– Что там тебя не посадили в тюрьму? – сказал Ваня Гуток Чубуку.
– Замучили! Сказал кто-то, что монеты золотоордынские, времён хана Бердибека. Там поле заброшенное и рядом хутор. Там я родился, там моя мать живёт, от трассы до хутора нет асфальта, нет дороги, сейчас совсем бездорожье. Председатель меня не стал слушать, мол из-за пары человек дорогу не сделают. Моя мать по жиже ходит до трассы, потом по обочине. Автобусов нет. Хутор как и то селение времён хана Бердибека исчезнет. Я вот перебрался в село. Но моя родина на том хуторе. Меня всегда тянуло к тому месту. Туда, где эти монетки я нашёл. Тянет и тянет. И сердце жгёт. Еду на тракторе по трассе и смотрю туда. Туда, где монетки золотоордынские… и сердце обжигает мне, как кипятком сердце обливают… Моё родное поле… Родная земля…
Ваня Гуток выпил портвейн, пил прямо из горла. Затем достал бутылку с самогоном из кармана фуфайки и начал наливать в рюмки себе и Чубуку.
Чубук шёл домой по обочине. Остановился чёрный джип.
– Тебе куда надо?
– Из него клещами ни слова не вытащишь. Он же нажрался! Провонял всю машину солярой и бражкой! – сказал человек в длинном кожаном плаще, сидевший спереди на пассажирском.
А Чубук лежал на заднем. Он как сел в машину, сразу задремал и уже не понимал, куда его везут, и не сказал водителю, где надо остановиться.
На заднем сиденье Чубук разглядел газету. Там он прочитал слова «Убили мэра. Горожане скорбят». Год в газете «1999».
– Этого синерылого не выгонишь. А я думал – приличный человек. А это синяк.
– О олень вон стоит в двухстах метрах на обочине. Его помёт мягче, чем это сиденье.
– Ты кого помётом назвал, алконавт!
Джип остановился. Водитель и человек в очках и в плаще достали из салона Чубука. Дали пинка. Затем опять дали пинка. Чубук упал и из носа у него лилась кровь.
– Давай-ка его туда, – сказал водитель с седыми волосами и показал на канаву.
– Я механизатор. Куда вы меня. У меня фуфаечка худая.
Они взяли Чубука за руки и за ноги и не швырнули. Чубук покатился вниз и уже валялся в канаве. Чубук намок. Тучи хмурились, тёмная труба чуть приподнятая уходила в камыши. Запущенное поле. Чубук поднялся, уже промокший.
– Юкасы, бабки качают, – пробормотал он.
Он шёл вдоль трубы. Падал, лежал в мокрых кустах. Но добрался до дома.
Спустя месяц он умер. Словно сгорел, туберкулёз убил. Говорили, что в агонии он пил воду и думал, что это самогон. Также говорили, что он перед смертью схватил сына зв шею, в агонии. В последние минуты ему казалось, что он снова в том чёрном поле, раздаёт серебряные монеты, бежит и радуется. И ему хорошо от того, что он отдал свой клад людям. Чёрные тучи, промозглый серы воздух, и лёгкие забиты будто свинцовым воздухом и жгёт сердце блеск серебра в грязи. А ночью качается в одном месте тусклая звезда и мрачно вокруг, а внизу скирда, то в 1999 году еë видел Гена. Наблюдая за бледной звездой в мрачных полях произнес слова «шайтан-звезда катится», стоял на крыльце и глядел во мрак сельских этих тихих углов от бессонницы.
На пути в Арзрум
Гроб поставили на стулья посреди комнаты. В гробу лежал покойник. Это был Виталик Пентюхов. Два года назад он сгинул, ушёл воровать скот в сторону башкирских степей. Там колхозный пастух проклял его. Говорили, что с тех пор за ним по пятам ходил шайтан. А здесь в своём колхозе Виталик отсиживался у сожительницы. По ночам выходил и крал скот. Такого скотокрада ещё не видывал свет, говорили люди. Также он в последние годы значился в розыске. И вот он попался в руки людей, но уже полумёртвый, в поле. То ли шайтан его наградил за работу, то ли люди, у которых он украл коней и провёл их по глубокой балке по узкой тропе вдоль реки и продал, а на барыши они погулял знатно со своей сожительницей. То был его последний туй. Говорили, что у него были сломаны рёбра.
Ваня Гуток зашёл в дом старухи Пентюховой, посидел возле мёртвого, вспомнил было, свою дружбу с ним вспомнил. Надел старый картуз на свою голову и пошёл к выходу. Он не проронил ни слова.
На улице грязь, сырость, белые мухи падают и тут же становятся чёрной жижей. Поздняя осень как индюшка наследила на чёрной зяблой земле. Ходят в калошах и сапогах.
Ване Гутку нужно было ехать в мастерскую. Ехал он по чёрной жиже. Заехал в большой двор и оставил свой трактор возле кран-балки. А сам зашёл внутрь мастерской. Поглядел в яму. Над ней стоял «Кировец». Никого не было. Пахло мазутом, топливом и ржавчиной. Эта часть мастерской представляла из себя гараж для ремонта тракторов.
Иван зашёл в комнату рядом с машинным залом и лёг там на большой стол. На этом столе он проспал весь рабочий день. Не впервой… Он поворочался. И под правым боком рукой нащупал металлический предмет. Это очень старая пряжка. Её нашёл Бубень в рытвине. Прямо под воротами мастерской. Эти ворота были обиты листом железа. Цвет этого листа тёмно-бурый. Будто запеклась кровь и под ней в гумусе искрошилась палица Джамсарана. Сейчас бурый металл молчал. Тихо зябли поля вокруг.
Бубень не стал очищать пряжку от земли и бросил на стол и ушёл. И отметку о том, что он работал учётчица не поставила. А сейчас Ваня Гуток решил эту пряжку прицепить к своим штанам. Намотал алюминиевой проволоки и скрепил свои штаны. Его штаны постоянно спадали. Так как пуговица оторвалась.
Сегодня утром его штаны упали в коровнике. Он поднял бидон. А штаны упали. А сзади стояла заведующая коровника Вера… Смеялась.
Ваня Гуток вышел из мастерской. Вокруг почернело и мрак как соломой гнилой пах и лужи иногда мерцали от прожектора. Ветерок покачивал прожектор. Ваня во сне и не услышал, что кто-то приходил и включил прожектор. Вокруг никого не было. И он решил ехать на коровник. Там светилось окно в выступающей части здания по центру – значит это свет в кабинете заведующей. Расстояние от мастерской до коровника полкилометра.
Ваня Гутков понёсся на своём колёсном тракторе до коровника по осенней слизи. Огонёк в кабинете Веры служил для него маяком.
Одна фара на тракторе не работала. Заморосил дождь. Огонёк на ферме стал косматым. Стекло покрылось водяной плёнкой. Звенела задняя навеска.
И вот Ваня Гуток подъехал к ферме и заглушил трактор. С крыши текла вода.
«Это я вовремя прибыл, – подумал Ваня Гуток, когда увидел бутылки с водкой на столе».
За столом сидело 9 человек. Кабачковая икра, селёдка и гранёные стаканы – так выглядел стол.
– А Пушкин стоял и глядел в эти чёрные грустные поля. Вот здесь прямо. В этом грунте с известковым раствором остались следы. Застыли. Камнем засыпали потом. А наша советская власть здесь построила коровники. Следы его под этим бетонным полом законсервированы…
– Было это когда он ехал на юг. После Курска он не поехал в Харьков, а поехал в наш край… Это когда он ехал на юг для того, чтобы принять участие в походе на Арзрум, – продолжал говорить Саша Губошлёп, человек с очками.
Саша Губошлёп держал в руке мятую газету и курил папиросу.
Ваня Гуток налил себе водки в стакан.
Слева от Веры сидел её муж Костя Последранов. Справа от неё сидела пьянчужка Тамарка.
Кроме них присутствовали: Лёня Горилла, Федя Репей, Женя Чубук, доярка Галя и Карлик Вамана.
– Здорова Иван, – поздоровался с Гутком Губошлёп.
– Это же у тебя на пряжке древнеиндийское божество… Шива-разрушитель… – продолжил Губошлёп, показывая пальцем на пряжку Гутка.
– А вы знали, что гвозди можно дёргать булками?
– Дай-ка Галя мне батон. Лёнь ты тоже дай, – говорил Федя Репей.
Федя Репей держал в руках два батона и смотрел на Ваню Гутка.
– Когда соседний коровник развалили… Карлик Вамана наш там бульдозером ломал стену… А доски с крыши одной пристройки разложили как длинный вал. А Иван подъехал и возмущался тому, что из досок гвозди огромные торчат. Он не захотел разбирать завал на своём пути, а решил хитро повырывать гвозди из верхних досок и проскочить по ним на своём МТЗ. Лень-матушка… И гвозди здоровые и брусы толстые со всех сторон гвозди торчат острые. Не хотел колёса пробить. Возьми и раскидай, а ему нужно быстрее… А гвоздодёра не нашёл он. Стал щипцы искать. И их нет. Вот он и решил булками… То бишь теми, которыми ходит… То бишь задом решил дёргать гвозди… – говорил Федя Репей.
Все засмеялись.
– Чаго? Чаго? Какая лень-матушка? Я ни разу в жизни не ленился, ты что несёшь? Не было этого! – возмутился Ваня Гуток.
– Вера, а я ведь знаю, что твой муж под покровом тумана на горбу мешки с мукой таскал. Казённую муку. Злоупотребляете, – сделал выпад в адрес начальницы Веры Иван.
Костя Последранов перестал смеяться и молча смотрил на рюмку. На нём красный свитер. Спереди на его голове залысина, а сзади волосы почти до плеч, чёрные как смоль. Ему примерно 50 лет.
– А ты Федя… Всё Шляхово и Мельхово знают, что ты подельник Виталика Пентюха. Говорят, что сам шайтан его забрал с собой. И ты гляди отправишься по его стопам туда же, – продолжал Иван.
Федя Репей хотел взять бутылку и разбить её, но ему помешали. Затем он хотел броситься в угол за топором, но Чубук с Гориллой остановили его.
– Да я тебя голыми руками! Уложу. – ответил Гуток и ударил кулаком по столу.
Иван решил удалиться. Что хотел сказать, то сказал. Взял бутылку и пошёл к выходу.
Злые языки говорили про любовный треугольник, но этот треугольник являлся пятиугольник, но не все его участники знали о своей причастности к этому любовному пятиугольнику. В него входили Вера, её муж, Пентюх, Горилла и Ваня Гуток.
Вера выбежала вслед за Иваном и протянула ему его бушлат.
На следующий день Ваня Гуток тянул на своём МТЗ тракторный прицеп с соломой. Заднее стекло в его тракторе было выбито и ему за шиворот надуло много колючей соломенной трух. Ветры дули со всех полей.
Устав чесать он поехал до реки. Доехал до искусственного резервного канала, по которому спускали лишнюю воду из водохранилища он остановился. Перешёл по бревну на другой берег. А из кармана его бушлата выпало колечко.
Это колечко Виталик Пентюхов подарил Вере. Они были тайными любовниками. А вчерашние слова Гутка про шайтана и про мешки с мукой зацепили Веру и напугали даже. А может проснулась совесть. Но она всё же и обиделась. И тайно засунула колечко из золота в карман Вани Гутка. Сбыла так вещь, которую теперь боялась.
А Ваня Гуток и не заметил даже, как кольцо утонуло в мутной воде.
На берегах канала возвышались чёрные кавальеры-бугры… Когда рыли канал, то землю оставляли поблизости, тут же. И вот они чёрные, сырые, как курганы-усыпальницы. А в них вечность сырая… Тучи чёрные бегут над ними. Из бушлата сыплется соломенная труха. Ветер подхватывает клочок газеты… В газете дата: 1998 год… А у Вани Гутка звучат слова пьянчужки Тамарки, которая вчера предсказала ему, что проживёт он всего лишь 53 года…
А танцующий Шива на пряжке Вани Гутка застыл во ржавчине навеки… Однажды здесь была стоянка Шивы… Может быть через 100 миллионов лет всё повторится…
Подарок
Весной у Коли Шишкова умер отец, которого он обзывал пиндюшей и суррогатом человека. Отец его горький пьяница, пил и не мог остановиться. Но работал нк тракторе всю жизнь без передыху. Коля во время скандала даже разбивал о его голову тарелку. И фамилию взял не отцовскую, а от матери. А умер его отец прямо в кабине трактора. Прошла весна, паутинки на весенней пахоте исчезли. Круговорот времён года нумолимо хоронил прошлое. Комбайн закончил жатву. И вот там уже чернеет зябь… Начался бесснежный декабрь.
Коля Шишок вспомнил, что его отец спрятал сотню тюков сена в одном из ангаров, мол ошибся, перепутал ангары и хозяин тюков на него тогда остался зол. И теперь Коля потирал руки. Он рассчитывал продать эту потерянную партию тюков тысяч за сто рублей или за две тысяч. Завёл старую «буханку» и поехал за товарищем, за Петей Ахмаком. В одиночку ведь не справиться. А нужно все перевезти. Иначе появится хозяин того ангара и присвоит всё себе.
Петя Ахмак был безотказным человеком. Много пил. Был немного одутловатым. Пальцы на руках обожжены окурками.
Коля взял его. Как всегда предложил Пете шабашку и пообещал двести рублей на пиво.
Всюду мрачно, плохая погода. Проехали нкд рекой по мосту. Асфальт с трещинами, грустное небо над головой. Река неширокая, по её берегам вместо крупных деревьев торчат чёрные коряги и кустарники. Петя смотрит в окно на асфальт.
В паре километров от моста машина подпрыгнула. Коля Шишок начал нервно крутить руль. Внезапный удар остановил машину. Ахмак выставил руки вперёд, ударился головой.
– На дохлую овцу наехали, кто их тут раскидал?! – с досадой сказал Коля.
– Врезались в дорожный знак… Гляди, а то не участковый? – спрашивал Шишок у Пети.
– Ты гляди! Скажешь, что это не я, а ты был за рулём! Понял? Я тебе! У меня права чуть не забрал тогда. Я их достал с трудом. Потратил сколько… Тебе не снилось… Они дорогие, права эти, – говорил Коля Шишок Пете и показывал ему большой гаечный ключ, – Харкать кровью будешь, если… Давай знак ровняй, скажешь не было ничего… Ты ехал!
Мкшина проехала мимо них.
– А теперь поедим. А то следующая машина может оказаться его, – Коля Шишок завёл машину и свернул в кювет, аккуратно съехал и поехал прямо по пахоте.
Машина левым боком осела. В том месте месяц назад он бульдозером срывал неровности. По ошибке. Посылали его не туда. А он словно не слышал. И сделал на ближайшем поле котлован. А надо было аж в двух километрах отсюда. Работодатель ему за это конечно ни копейки не заплатил. И назвал дураком. Коля психанул и ушёл от него.
Коля Шишок купил права на машину давно, а на трактор прав не имел. Но успел поработать бульдозеристом у частника.
Коля нажал на педаль газа сильнее и «буханка» выскочила из ямы. Коля остановил машину…
– А тут я поработал. Горбатил спину на них. Да уж… – говорил Коля Шишков, отходя от двери автомобиля к центру неглубокого котлована.
– Дрянь всякую закапывали, – сказал он и разбил монтировкой тёмный горшок.
– Кость овцы валяется, – сказал Петя.
– А это я себе как компенсацию беру, – Коля Шишок положил в карман несколько предметов из грязи. Впоследствии он рассказывал, что это были перстень и серьги, вещи из золота.
– Рыжьё моё, – сказал басовито Шишок и злобно посмотрел на Ахмака.
– Я подарок сделаю своей женщине! А тебе зачем? Тебе деньги зачем? – Коля Шишков набивался в женихи к женщине по имени Нина, которую многие также знали как Зину. Год он кружился вокруг неё… Но было непонятно… Отвергает она его или не отвергает… Ходит к ней. Предлагает ей сделать ремонт. Зовёт Петю и заставляет его работать, платит Пете пивом, а у Зины берёт деньги себе. Нанимает ещё человека… Называет их алкашами. Потом ремонт останавливается, Зина всех выгоняет. Затем Коля Шишок снова появляется под её окнами. Ночует у неё. А на следующий день Нина его выгоняет. А её мать рассказывает, что он спал на полу возле холодильника.
В этот раз Коля Шишок намеревался завоевать её надолго… В Пете Ахмаке видел конкурента…
– Туда без меня не суйся! понял?
Коля Шишок крутит руль. Ахмак держит пачку сигарет и смотрит в окно на скирду… ворон прыгает по комьям земли… бежит заяц… скирд лежит давно, преет, небо как свинцовые листы, тоскливый горизонт, грустные осины вдоль полевой дороги провожают их «буханку» в даль.
– Приехали! – Коля Шишок затормозил, заглушил мотор, открыл дверь и выпрыгнул наружу. Дверь оставил нараспашку…
Они подршли к ангару… Листы металла окислились… Этими листами обит весь ангар. Ворот заперты. Ахмак присмотрелся и понял как их открыть… Ворота раскрыты. Двое заходят во мрак… Но тюков они не видят. Их там нет. Запах навоза бьёт в ноздри. Этот запах напоминает Коле его отца. Отец его Ваня потный и испачканный навозом приходил брал его маленького на руки… доставал из кармана мандарин или десятирублёвую купюру и тёр об его нёс…
Вместо тюков посреди ангара красовалась огромная куча навоза…
Зине понравился его подарок.
– У этих вещей особая аура… Грустное и хорошое перемешались в них. И в тебе так. И ещё чувство… Словно ненадолго ты. И словно мало жить тебе. И эти вещи наверняка впитали многое, серьги в виде змеиных головок могла носить царица, – говорила она Коле Шишкову.
Зина работала на скотоферме. Проходила вдоль стены… А Женя Лётчик поставил грузовик ГАЗон и побежал к учётчику за путёвкой. Грузовик покатился… Катился с горки… А Зина в этот момент оказалась на его пути. Удар оказался смертельным. Машину откатили. А Нина лежала… Струйки алой крови были под её головой и на стене.
– Струи крови как змеи… Кровь ведьмы, – сказал мужской голос из толпы. Это было в 1999 году.
Коля Шишков злой и с ружьём приехал к одному из рабочих скотофермы, считая, что это именно он оскорбил его умершую невесту. Ружьё он задолго до этого приобрёл незаконно. Бил прикладом по воротам. Раз шмальнул в небо. А участковый подъехал незаметно и взял его за жабры.
У Коли Шишка выявили лёгкую степень шизофрении… Его соседи говорили, что у него выявили и лёгкую степень дебильности… Также налицо была и патология речи… Это мол и спасло его от жизни за решёткой… Говорили, что его отправили в Боброво-дворскую психиатрическую больницу под Губкиным, где он встретился с односельчанином Димой Пентюховым.
А Петя много выпил. Спал возле печки и положил одну ногу на плиту. Нога на раскалённой плите пролежала долго. Но он не чувствовал боли. Ожог был сильный. И теперь он хромал. Нога всё никак не заживала. А спустя месяц его поймали в дачном посёлке. Повесили на него кражи почти всех дач. Так он попал в тюрьму. И больше о нём ничего не было слышно. Назад он не вернулся.
Хохма
Женя Чубук умер от туберкулёза. Его похоронили в тридцати шагах от дома, где он жил. Погост давно стоял рядом, тёмные кресты тянутся к небу,небо закрыто тучами. Осенние чёрные тропы и такое же небо. Если кладбищенские как свечки, затухли и оплавились и этот осенний нагар взаймыу скоротечного бытия берут. От погоста до дома Жени дойдёшь легко, нужно будет с горы спуститься вприбежку. Это не дом – лачуга крытая позеленевшим шифером, там кошка лазила. Забор из доски, доска чёрная и будто её едят корабельные черви. А куда она плывёт и в каком море? А море это Женя Чубук переплывал, пытался плыть, плыл по течению в конце концов, метал стога,работал на старом синем тракторе МТЗ, цеплял к нему вилы и ехал в поле,познакомился с Антониной, перебрался с хуторка в это село и зажил с нею в этом домике. В какой-то момент он забыл, что не любит пить крепкий алкоголь. Чаще стал падать на сырую землю, не доходил до дома, не было детей, жил вдвоём с женой, были они бездетной парой, чего-то не хватало. Заливал жидкость нехватку элемента в своём бытии.
Работал Женя в колхозной бригаде. Это ангар посреди бескрайнего поля.Красные кирпичные стены, а другая часть ангара это металлические листы.Металлический шатёр под ветром на холме. Добирался туда он пешком. Дуло сполей, жёлтый как солома ветер и закись силосных ям. Кис воздух, чернеловсё, пахали поля, лущильщики обрабатывали жнивьё. Жёлтая среда осенних дней мокла из-за капризной погоды. И казалось Жене Чубуку, что всё жёлтой плёнкой полупрозрачной покрылось.
Внутри кирпичного здания в первой комнате стоял длинный стол изпочерневшей древесины. Стены изнутри выкрашены синей краской, краскаотваливалась. Рядом зал с ямой, где ремонтировали сельскохозяйственные машины. Оттуда запах горючего. Отдельно располагались склады, здания из белого кирпича. За столом часто можно было застать Ваню Гутка. В один из дней Ваня Гуток ради шутки подкрутил плуг так, чтоб он входил в землю поглубже,надеялся, что его коллега Лёня Горилла не сможет ночью запахать поле, сорвётся, бросит плуг на землю, станет тяжело и решит спать в кабине вместо пахоты. Но Лёня оказался упрямым и перепахал всё поле. Кое-где плуг поднял на поверхность неразорвавшиеся снаряды времён Великой Отечественной войны.