Бог, которого не было. Красная книга

Знаю, что самая прекрасная. Только у этой музыки не было ни гениального вокализа Клэр Торри, ни клавишных Райта, ни гитары Гилмора. Ничего не было. Как будто The Great Gig in the Sky грелку коньяка выпила. Залпом.

Я постоял пару минут, глядя вслед машине с ромбами, удаляющейся от той точки, что была мною. Точки, ставшей многоточием. Потом еще минут десять постоял, боясь, что они вернутся и мне придется снова стать точкой. Не вернулись. Надо было что-то делать – например, позвонить Даше, и тут я понял, что айфон мне не вернули. И вообще ничего не вернули. Ну там – деньги, жизнь. А еще меня. Странно, конечно, зачем им я? Деньги – хотя их было совсем не много, – это я понимаю. Но я? На кой им черт я – если я даже не знал, на кой черт я мне. Наверное, просто забыли вернуть. Ну бывает же – сидишь в кафешке, просишь прикурить и автоматом берешь чью-то зажигалку. Спустя год вдруг находишь ее в кармане и удивляешься. Ну не идти же возвращать – хотя и чувствуешь себя немного вором. Кидаешь куда-то, чтобы никогда уже не вспомнить. Ну вот и меня закинули куда-то, а я все не мог понять куда. Ни одной таблички на домах, ни одного указателя вокруг. Только знак «стоянка запрещена». А внизу картинка – «работает эвакуатор». Думаю, что это он немую The Great Gig in the Sky пел. Не эвакуатор, конечно, а знак «стоянка запрещена». А еще лавочка.

И тут я понял, где я. Вернее, понял, что уже был здесь. Когда из ада возвращался, я тут уже останавливался. Ну потому что у меня Southern Comfort 100 Proof не в то горло пошел. Это на тридцатом глотке было. Или на тридцать первом. А на лавочке две девчушки сидели. И плакали. У одной были веснушки, а у другой грудь; и они сидели на лавочке и плакали. Тогда еще та, у которой веснушки были, сказала той, у которой грудь была, что ей надо обязательно кого-то полюбить. Хотя бы разочек. А то та, которая с грудью, так и будет думать, что любовь прекрасна. Умные такие девчушки, хоть им было лет по двенадцать-тринадцать всего, не больше. А может, потому и умные, что им по двенадцать-тринадцать всего было. Ну сейчас девчушек не было, был только знак «стоянка запрещена». И картинка внизу – «работает эвакуатор». Значит, до моего дома на Дорот Ришоним, 5, – тринадцать глотков Southern Comfort 100 Proof. Или четырнадцать. Ну потому что я измерял: от ада до моего дома – сорок четыре глотка. Или сорок три. И я пошел. Но не на Дорот Ришоним, 5, а в ад, хотя до Дорот Ришоним, 5, мне было на семнадцать глотков Southern Comfort 100 Proof меньше идти. Или даже на восемнадцать. Но я в ад пошел. Не знаю почему. Может, из-за тех двух девчушек, а может, многоточие обязывало. А может, потому, что я не знал, на кой мне черт я. А может, меня просто эвакуатором эвакуировали. Не знаю.

Ад и рай – это одно и то же место

Дорогу я нашел быстро – по глоткам. Это несложно. Есть же умельцы, которые в темноте водку по булькам разливают. В поллитровой бутылке ровно двадцать четыре булька. И на троих прекрасно делится – по восемь бульков на рыло. Это каждый нормальный человек знает. Но среди людей есть еще и ненормальные. Я знал человека, который яйца варил по звуку. Всмятку. Когда вода в кастрюльке закипала, он пять раз вслух «Отче наш» читал. Не молился, а время так отсчитывал. Мол, после пятого «Аминь» яйца всмятку достигают нужной ему кондиции. Так что, может, и молился. Хотя он вообще буддистом был. Ну а я шел в ад. По глоткам. А когда я дошел до восьмого глотка – ну это если от ада считать, а если от Дорот Ришоним, 5, то до тридцать шестого или тридцать пятого, – в общем, когда я дошел до того места, где написано «Не оборачивайся», – мне навстречу мой лабрадор выскочил. Мой Эдик. Экклезиаст. Господи, уже ради этого стоило идти в этот твой ад, хотя я и не за этим шел. Многоточие обязывало, да и идти больше некуда было. А вот мой лабрадор не хотел, чтобы я шел в ад. Он, даже не поздоровавшись, преградил мне дорогу и залаял. И шерсть на загривке дыбом встала. Я попытался обнять его, а он меня укусил. Мой Экклезиаст, который и кусаться-то не умел, – меня укусил. Ты лишил его слова – и он не мог мне сказать, чтобы я не шел в ад, и поэтому сказал, как мог, – укусил. Но я все равно пошел. Прошел, не обернувшись на это самое «Не оборачивайся». Неважно, из ада ты идешь или в ад, – главное, не оборачивайся. Ну вот я и не оборачивался. И когда уже забрался на самый верх горы – туда, где обрыв, а перед обрывом дверь, может, похожая, а может, и та самая – ну, помните, хозяин моей квартиры на Дорот Ришоним, 5, как-то принес мне со свалки пять старых дверей, мол, пусть постоят, а я потом что-то с ними придумаю, и я их на помойку обратно отнес, ну потому что эти двери все мои полторы комнаты занимали; а еще такая же дверь была в том месте, где не было ничего, кроме песка, там, где ты и твой второй разрешили мне на письма отвечать, официально и все такое; и в том непонятном месте в храме Гроба Господня тоже такая же дверь стояла – Недаша тогда сказала, что мне туда, и на дверь эту показала, а я не пошел, – ну да я рассказывал; и в моем Забриски-пойнт тоже такая же дверь была – ну когда смерть меня бергмановскому танцу смерти научила и я протанцевал в эту дверь, вернее, все четырнадцать или пятнадцать меня туда протанцевали, знаю, глупо звучит, но именно так все и было; эти двери – они вообще какие-то странные, непонятные; зря я, наверное, их тогда на помойку выкинул – может, это те самые моррисоновские Doors

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Выполняет функции иноагента.