Худой мир. Тревожные сны в подарок

* * *

Во сне Марина видела Дворцовую площадь, блестящую в потоках дождя, и слышала пение саксофона. Чарующая музыка эхом отражалась от стен, а может, от каждой капли дождя, и лилась отовсюду. Лишь назойливый рокот мотора раздавался со стороны набережной, всё приближаясь. Свет фар полоснул Марину по лицу, и она нехотя проснулась.

Дождь лил взаправду, барабаня по натянутому брезенту. Совы в палатке уже не было. Снаружи было светло.

Отдыха сон не принёс, вчерашний день для девушки ещё не закончился. Она потянулась, хрустнув затёкшими позвонками, и почувствовала неладное. Сев в палатке, она выкрутила зрение на максимум и напряжённо осмотрелась.

Лагерь исчез.

Марину прошиб холодный пот.

«Как?» – стукнуло сердце раз. «Куда?» – стукнуло другой.

«Будто вариантов много!» – ответила она сама себе.

– Вот раззява! – отругала она себя, впопыхах собирая вещи в рюкзак. Спешно натянула куртку, не попадая в рукава. Спину неприятно щекотали перья, прилипшие к пятнам запёкшейся крови. «Мне бы сейчас крылышки в самый раз», – невесело подумала она. Марина выскочила под проливной дождь, с сомнением взглянула на палатку и, махнув рукой, побежала по хлюпающему мху на север, в самую чащу, не разбирая дороги.

Ветер, будто нарочно, хлестал её дождём со всех сторон. Платье цеплялось за каждую ветку, а стоптанные к чертям туфли так и норовили слететь. Очень скоро она промокла насквозь и выдохлась. Марина отчаянно пыталась идти дальше, но каждый шаг давался труднее и труднее. Всё на неё навалилось – и дождь, и усталость, и полная безнадёжность. Уже почти шагом, убирая намокшие волосы с лица, она вышла на грунтовую дорогу. Тут она и нашла первое тело. А взглянув вдоль дороги, увидела ещё несколько, сцепившихся в смертельных объятиях.

Какая-то пустота охватила Марину. «Не найду я их. Не догоню. Они на машинах, выехали давно. Отец, должно быть, уже там». Она даже не сразу заметила, как ей машет из-за камней белокурая невысокая девушка. Марина кивнула в ответ и, обретя второе дыхание, быстро добежала до покрытого мхом валуна. Несколько огромных камней, принесённых сюда ещё ледником, да корень поваленной столетней сосны образовали надёжную защиту от дождя и ветра. Тут на еловых ветках сидела девушка в толстовке, из-под капюшона которой выбивались непослушные светлые пряди. Рядом с девушкой валялся рюкзак и стояла переноска с двумя мышками. Мышки беспокойно бродили из угла в угол, привставали на задних лапках и нюхали воздух. Их окружало чуть алое сияние. У девушки сияния не было.

Марина забилась под навес и обхватила себя руками – её начал бить озноб. Девушка жалостливо улыбнулась и спросила:

– Во льёт, ага?

Голос у неё был грубоватый, низкий. Но Марину это человеческое участие внезапно растрогало, почти до слёз. Она вытерла глаза, будто от дождя, улыбнулась и представилась:

– Марина.

– А я Диана, – ответила белокурая девушка и поёжилась. – В такой дождь хорошо дома сидеть. Мой папаня так любил говорить. Меня, правда, выгонял при любой погоде. Очень меня любил.

Говорила она всё это куда-то в рюкзак, косясь на Марину лишь изредка. Потом будто опомнилась и подозрительно уставилась на неё, поджав губы:

– А ты чего тут гуляешь?

– Сестру ищу, – честно ответила Марина. – Её забрали к озеру… чёрт, вылетело из головы название.

– К о-о-озеру, – протянула Диана презрительно, чуть свысока, как это умеют семнадцатилетние. – Тут одно озеро, которое всем нужно. Кто, говоришь, забрал?

Марина вздохнула.

– Наш отец.

Диана опять уставилась на рюкзак и усмехнулась:

– Вояка?

– Вроде того. Я не разобралась толком. Всё как-то быстро случилось…

– Понятно, – перебила её Диана. – Взял любимую дочурку с собой, а тебя тут бросил. – Её это почему-то развеселило. – Не дрейфь, найдём твою сеструху.

– Ты знаешь, где озеро?

– Ну, знаю. Только их там нет. Дэн никого из глючных не пропустит.

– Кого? – не поняла Марина.

– Уродов с модификациями, кого ещё, – брезгливо отозвалась Диана и поправила упавший на лицо локон. – Типа моего папани. И твоего тоже, ага?

Марина немного растерялась и кивнула.

– Я когда дурой была, тоже хотела себе поставить, – решила выговориться Диана. – Папаня зажидился, как обычно. Себе-то поставил, моим путёвым братьям тоже, а мне, непутёвой, ни к чему. Зато когда началось, ох как они начали друг друга крошить. Ты себе представить не можешь, что за цирк был.

Она рассказывала с азартом, увлечённо, жестами показывая, как всё происходило. Марина ушам своим не верила. «Если заткнуть уши, можно представить, как она рассказывает о футбольном матче. Так… просто?»

Чтобы сменить тему, Марина указала пальцем на мышей.

– Твои питомцы?

Диана поморщилась.

– Ненавижу крыс. Это для дела. Смотри, что ребята Дэна придумали.

Она достала из-под толстовки туго завёрнутый пакет, осторожно размотала и вытащила нечто похожее на брелок от машины.

– Оп, – Диана щёлкнула выключателем. Мыши стали активно светиться красным и замерли. Марина почувствовала тревогу, в голове еле слышно заиграли барабаны. – Это как дроны, только в крысах. Дронов глюки уже привыкли побаиваться, а крыс они не сразу замечают. Выпускаешь, даёшь подойти поближе, потом р-раз, – она взмахнула брелоком, и Марина вздрогнула, – и начинается махач. Вон там придурок на дороге валяется, заметила? – Диана явно вспомнила что-то смешное. – Крыса когда выскочила, он к ней наклонился, говорит: «Чего вынюхиваешь? Жрать хочешь?» Ага, подумала я, да как врубила на полную. – Она перевела дух и мечтательно подытожила: – Хорошо, когда группа разноцветная, Дэну патроны тратить не приходится.

Марина судорожно сглотнула. «Кажется, лучше уходить». Диана, похоже, прочла её мысли.

– Дождь вроде стихает, можно двигать. Тут, может, ещё кто пойдёт по дороге – лучше рядом не стоять. Пойдём, покажу.

Она как-то неуклюже поднялась, потянулась, сморщившись, и пошла в ту сторону, где торчала над деревьями верхушка ЛЭПовской опоры. Шла она, прихрамывая на правую ногу. Марине, идущей следом, было несколько не по себе, но она не смогла не спросить:

– Ты не ранена?

– А? Не, это старое. Об папаню неудачно споткнулась. До свадьбы заживёт.

Они вышли на просеку, где в обе стороны бежали молчаливые пустые провода, держась за металлические ёлки, как гирлянды.

– Вот так иди, – Диана махнула рукой вдоль просеки. – Только не сворачивай. А то Дэновы ребята могут не то подумать. А мне назад. Задание у меня, понимаешь ли. Что папаня гонял туда-сюда, что Дэн – подай-принеси. Оба уроды, если по чесноку.

С этими словами она похромала назад. Марина выждала, пока та скроется из виду, чуть прошла по просеке, а потом резко нырнула обратно в лес.

Слишком рано нырнула, чтобы остаться незамеченной.

* * *

Дождь сменился моросью, а из-за туч даже показалось солнце, давая ложную надежду на тепло. Марина шла, но не по просеке, а рядом, по лесу, стараясь не терять стальные столбы из виду.

Спустя некоторое время тучи ушли совсем. Стих ветер. «Если на минутку забыть о ядерной ракете под землёй, то идти станет чуточку веселее. Ох, какая я оптимистка сегодня!» Она утешала себя мыслью о том, что отец всё-таки не даст Лизу в обиду. Другое дело, что способ недавания в обиду у отца мог принять самые неожиданные формы.

Она довольно бодро отшагала час или полтора, пока желудок предательски не свело от голода. Марине пришло в голову, что отойти чуть подальше в лес и попытаться развести костёр – это хорошая идея. «Надо спокойно посидеть, собраться с мыслями. Зачем бежать сломя голову, если их там нет, – думала она и сама себе возражала: – А что, Диана соврать не могла?»

Наткнувшись на упавшую сухую ель, Марина принялась обламывать ветки посуше и потоньше. Сложив их аккуратной кучей, она вдруг остановилась. Несколько недоумённо взглянула на правую ладонь, словно обдумывая внезапно пришедшую мысль. Вернулась к ели, взялась за нижнюю ветку – с руку толщиной. Придерживая левой рукой, взялась правой у основания, упёрлась ногой в ствол и – переломила. Хруст ветки отдался в ногах и спине, от неожиданности она едва не потеряла равновесие.

– Ух, – выдохнула она, держа ветку как дубину.

– Здорово, – согласился кто-то издалека. Марина закрутила головой в поисках говорившего, и тот решил помочь: – Я на холме. Извини, не могу подойти к тебе сам.

Она наконец разглядела. Мужчина, может, даже юноша, только сильно заросший и грязный, сидел, прислонившись к старому дубу. Кора у самого основания треснула и расползлась, и сидящего будто вдавило в древесину. Руками он обнимал колени, смотрел на неё с улыбкой. Приятной, доброй улыбкой.

– Я немножко привязан, – извинился он. – Я подумал, вдруг ты сможешь сломать цепь.

Приблизившись, Марина действительно увидела цепь. Она трижды опоясывала парня, оставив заметные потёртости на видавшей виды куртке. Ей показалось, что за плечами его тоже блестит что-то металлическое.

– У тебя не найдётся еды? – спросил он. Подойдя, Марина стащила рюкзак и достала последние пять батончиков.

– Держи.

Он осторожно взял один из них, очень неспешно развернул и, благодарно кивнув, принялся за еду.

– Давно ты тут?

Парень откусил батончик, с наслаждением прожевал, проглотил и только потом ответил:

– Честно, не знаю. Меня привязали, ещё когда всё началось.

– Боже… За что?

– За это.

Он обронил обёртку, сцепил руки в замке, запрокинул голову – и начал меняться.

Превращение было долгим, медленным. Сначала руки потеряли цвет, будто сбросили кожу. Затем они слились в колышущуюся металлическую массу, в которой начали формироваться пулемётный ствол и сошка. Зыбкие, нечёткие, как оплавленный воск. А дальше дело не шло. Что-то заело в отлаженном механизме, по едва оформившемуся оружию прошла дрожь. Ствол изогнулся причудливо и нацелился парню в рот. Марина с ужасом подумала, что машины убьют его, и протянула руку – с мольбой в глазах протянула.

Но случилось иное. Приклад вдруг надулся, как мыльный пузырь, и лопнул. Золочёным цветком раскрылся раструб. Юноша поймал губами мундштук, и саксофон окончательно оформился, заблестел, запел. Звонко, певуче, неожиданно радостно.

Марина озадаченно посмотрела на него, потом перевела взгляд на свою руку. Та на всякий случай сложилась в винтовку.

– А у меня теперь вот это, – пояснила она. – Тебе повезло.

– Думаешь? – Он оторвался от инструмента. – Выглядело это донельзя глупо. Все бегают, сражаются, а я стою как дурак. В голове барабаны, и вроде тоже надо бегать и убивать, но в руках-то не оружие.

Он нахмурился, строго взглянул на саксофон – тот попытался превратиться во что-то ещё, но потом сдался и вернул рукам прежнюю форму. Парень покачал головой.

– Нет, никак. Я же играю на нём с десяти лет. Я с ним почти сросся. А полгода назад – действительно сросся. И ещё обещал себе, что ни на что другое его не променяю. Очень странно сработало это обещание.

Он посмотрел на Марину.

– Не посмотришь, что с цепью? Не то чтобы я жалуюсь…

Девушка опомнилась, стыдливо убрала оружие и подошла к дереву, встав сбоку от музыканта. Цепь добротная, толстая. «Может, из колодца», – подумалось Марине. Она с сомнением посмотрела на свои ладони – такие ещё гладкие, будто и не жила месяц в лесу, – потом на цепь. Взялась за звенья и чуть не вскрикнула от удивления.

Серебристая паутина тянулась из-под куртки и растворялась в обнажённой сердцевине старого дерева. Присмотревшись, она разглядела снующие по ниточкам-магистралям микромашины. Помотав головой, словно отгоняя видение, она настроила зрение: и парень, и старый дуб светились тускло-малиновым. От неожиданности она попятилась назад.

– Не получается? – участливо спросил парень, а потом вдруг посмотрел куда-то вниз и улыбнулся: – Смотри, мышка.

Марина резко обернулась. Мышь, сияя ярко-красным, сидела прямо перед ней как заворожённая. Внутри всё похолодело. Марина беспомощно обернулась на парня, и тот, кажется, догадался, что происходит.

– Если что, – дрожащим голосом произнёс он, – не затягивай. Я ничего не сделаю.

Барабаны обрушились на Марину, мир снова стал красно-зелёным. Винтовка уже была наготове и плясала в руке от нетерпения. «Только не оборачиваться, только не целиться в него».

Еле-еле сфокусировав взгляд на мире реальном, она заметила знакомые локоны в полусотне шагов от себя. Диана буравила её недобрым взглядом, на миловидном лице читался вынесенный приговор. В руке она держала брелок и нервно, нетерпеливо жала одну и ту же кнопку.

Марине физически больно было не смотреть на саксофониста. Наличие врага за спиной воспринималось её изменённым сознанием как вонзённый нож – шаг вперёд был бы самоубийством.

Марина закрыла глаза и сделала этот шаг.

«Маленький шаг для человека…»

Ей казалось, она встала на горящие угли. Барабаны неистово били.

Ещё шаг.

Битое стекло. Змеи. Обрыв.

Шаг другой ногой.

Правая рука беспомощно спрятала винтовку и вцепилась в молодую ель. Марина почувствовала, что её разворачивает против её воли. Силясь совладать с собой, она открыла глаза.

И время словно замедлилось.

Безмолвно, бесшумно и неотвратимо с верхушки молодой сосны соскользнула крылатая тень. Недозалатанное крыло отливало бронзой, жёлтые глаза не видели ничего, кроме одиноко стоящей посреди поляны добычи. Мягкий спуск вниз, острые когти, выхваченные из-под крыльев, как кинжалы из-под плаща.

Вонзила – и взмыла ввысь.

Щёлкнул выключатель, в мир вернулись прежние краски и полутона. Марина отпустила ель и чуть не рухнула оземь от накатившей усталости. Пытаясь отдышаться, она взглянула на парня – тот сидел ни жив ни мёртв, с испариной на лбу, толком не понимая, что произошло.

Она обернулась. Диана глупо щёлкала бесполезным брелоком. Потом к презрению на её лице добавился ужас, она выронила брелок и, сильно хромая, ринулась прочь, затравленно оглядываясь. Марине не стоило бы большого труда догнать её – адреналин ещё гулял в крови, – но она этого делать не стала.

Она дошла до старого дуба и села на мокрые корни, прислонившись спиной к волнистой коре.

– Скажи, – спросила она, – раз уж неизвестно сколько мы с тобой ещё проживём… Как тебя, кстати, зовут?

– Павел, – озадаченно ответил тот.

– Павел, ты никогда не замечал, что сросся с деревом?

Глава 6

«Я схожу поищу воды», – сказала Марина Павлу перед уходом. Она собиралась вернуться через полчаса максимум. Но не вернулась. Эта мысль, как заноза, сидела где-то под рёбрами. Она непроизвольно оборачивалась и спрашивала себя: «Правильно ли я сделала?»

– О чём грустишь? – приветливо спросил Ян. Крепкий мужик, за шестьдесят, с аккуратно стриженной сединой, толкал перед собой пустую тачку, громыхающую на каждой кочке. Супруга его представиться забыла, и шла она, еле поспевая, опираясь на трекинговые палки. Впрочем, она не жаловалась и на вопросительные взгляды Марины по-доброму отвечала: – Иди, милая, не бойся, не потеряюсь.

Марина наткнулась на них на тропинке. Печальное состояние её одежды, да ещё и раны на теле вызвали у пожилой пары желание помочь: взять с собой, отвести в безопасное место, переодеть и накормить. Кутаясь в Янову тёплую куртку, Марина размышляла: сказать про Павла?

Когда она уходила, Павел заснул. Заснув, он перестал сиять красным. Его втянуло вглубь старого могучего ствола, и края ниши захлопнулись, как створки. Он предупреждал её, что так будет, и всё же она не верила своим глазам. Нет его, будто и не было. Только покачиваются ветки на ветру, роняя жёлтые листья, и гуляет гул, будто дерево храпит медным горлом.

«Пока не стоит, – ответила она себе. – Сейчас он в безопасности. Вспомни Диану. Узнай их получше».

– Тут одной опасно ходить, – поучал Ян. – Вот севернее, за Новожиловым, уже спокойно. А вокруг Смородинова озера лучше не стоит.

– А мы разве не к нему идём? – уточнила Марина.

– Так я ж говорю – одной опасно, – пояснил он. – Ты с Орехова?

– Из Питера.

– Эк тебя занесло, – присвистнул Ян. Он остановился, похлопал себя по карманам, вытащил из смятой пачки сигарету. Зажав её зубами, поднёс палец – и вспыхнуло пламя. Зеленоватое сияние Марина заметила ещё раньше, что у мужа, что у жены. «Повезло им, – подумала она. – Не пришлось терзать друг друга». Потом спохватилась. «Правду сказать или?..»

– Мы с одним доктором условились пересечься тут неподалёку. Но не пересеклись, – Марина вздохнула. И полуправде поверили.

– Говорят, там много людей погибло, – задумчиво произнёс Ян, выдыхая дым. – Правильно сделала, что ушла. А что же родные? Родители?

«Как поступить? – судорожно рассуждала Марина. – Сказать, не сказать? Доверять, не доверять?»

Вместо ответа она многозначительно помотала головой. Ян понял – по своему разумению – и тяжело вздохнул. Жена его, стоя рядом, что-то шепнула на ухо мужу. Тот вдруг просиял и спросил, обращаясь к Марине:

– Фамилия доктора, часом, не Орлов?

– Звали его Саша, а фамилию не спросила.

– Чёрт, а я имени не знаю. Неделю назад появился в Новожилове. Может, как раз твой знакомец? Тогда и думать нечего, идём с нами, проводим.

Так она и пошла вместе с ними, вслед за громыхающей тачкой, чуть впереди улыбающейся старушки. Пройдя порядочно, она обернулась – не виднеется ли красное сияние. Вдали ничего не было. А вблизи, в придорожной канаве, краснело перепуганное чумазое лицо. Юное совсем, восточное, с узким разрезом глаз. Дрожащий палец припал к губам, нервно качается голова из стороны в сторону.

Ей вспомнились Диана и убитые ею на дороге люди.

«Прячется. От кого? От неё? От моего отца? Ото всех на свете?»

Она отвернулась и промолчала. Не выдала его ни кивком, ни поворотом головы, ни движением губ. Повернулась назад, украдкой взглянула на своих спутников – вроде не заметили.

«Пусть прячется. Мне самой бы ох как хотелось спрятаться…»

* * *

На закате они пришли к низкой избушке, крепкой, сосновой. Восточная стена была выкрашена белым, тут же валялось опрокинутое ведро с засохшей краской, а прочие стены синели облезло-обшарпанно. Окна то ли закрыты изнутри ставнями, то ли вовсе заколочены. Над треугольной ржаво-рыжей крышей – кирпичная труба. Невысокая плетёная оградка отделяла заваленный листьями двор от заваленного листьями леса.

– Тут раньше жил лесник, Иван Сергеевич, – пояснил Ян, прислоняя тачку к стене. – Хороший был мужик. Вот не знаю, куда делся.

Жена его уже поднялась на крыльцо и поманила Марину рукой.

– Пойдём, милая, в доме никого, – ласково позвала она. – Ян, сходи воды принеси пока.

Тот открыл было рот, чтобы что-то возмущённо возразить, но, вовремя сообразив, что к чему, промолчал и очень уж медленно пошёл к колодцу. Марина улыбнулась про себя и направилась в дом. Скрип-скрип по ступенькам, жалобно запела несмазанная дверь.

В домике было темно, свет шёл только от дверного проёма. Небольшой коридор, закрытая дверь направо. Прямо – комната, массивный шкаф, печь и грубо сколоченные нары – восемь спальных мест по два яруса. На них матрасы и удивительно чистое бельё. Пахло деревом, свечками и мхом.

– Бывает, не продохнуться, а сегодня повезло – никого, – радовалась старушка, копошась в шкафу. – Тебе надо переодеться, а то простудишься. Вот, вроде что-то подходящее.

Она вытаскивала вещи и складывала их на ближайшую лежанку. Сначала там оказались джинсы – почти новые, – затем монотонно-зелёный свитер, неуместно весёлый, и вязаные носки, длинные, как гольфы.

– Это я сама вязала, – похвасталась хозяйка, – Держи.

– Спасибо, – Марина приняла от неё одежду. – А как вас зовут?

– Ольга Петровна, – ответила хозяйка, чиркая спичками около печки. – Сейчас много народу приходит. Я таскаю сюда одежду из дома на всякий случай. Кому переодеться, кому подлатать. Конечно, всё больше мужское. Куртку возьмёшь зимнюю Яновскую. А ты чего стоишь? Давай переодевайся.

Марина, немного смутившись, пошла к нарам в дальний угол. Ей не хотелось переодеваться прямо сейчас – при чужом человеке, в чужие вещи. Но платье её, летнее любимое платье, действительно уже не грело, а как держалось до сих пор – вообще непонятно. Поколебавшись, она сбросила куртку и рюкзак и, отвернувшись, расстегнула молнию.

В печке весело зашуршал огонь. Старушка открыла заслонку, в трубе заиграл ветер.

– Тебе если что-то по женской части надо, ты говори.

Пока Марина соображала, как ответить, та повернулась к ней и всплеснула руками:

– Ой, как всё подошло! Не жмёт нигде, не колет? Ну и слава богу. Отдыхай, скоро будем ужинать.

Всё и правда подошло, разве что браслет с компасом пришлось снять – больно узкими были рукава у свитера. «Обувь бы ещё новую, – печально подумала Марина. – Или хотя бы чуть менее старую».

Вскоре пришёл Ян с двумя вёдрами воды, зажёг керосиновую лампу и несколько свечей. За ужином Ян вспоминал людей, которых он встречал в Петербурге двадцать лет назад, места, где он бывал. Радовался, когда Марина могла что-то ему ответить, огорчался, если не могла. «Я ведь рассказываю ему то, чего больше нет, – думала она. – Месяц назад было, а теперь уже нет. Дворцовая, Конюшенная, Марсово поле. Мне каждое воспоминание как горечь, а ему от них светло. Будет ли мне так же светло вспоминать через двадцать лет?»

– Мы сегодня уже не пойдём, – подытожил Ян. – Ты извини стариков, я думал, быстрее управимся. Заночуем тут, а завтра пойдём в Новожилово. Авось ничего не случится.

– А ракета? – поинтересовалась Марина. – Её разве не могут запустить?

– Ааа, слышала? Не бойся, Денис мухи не подпустит к ней. Да никто пока и не рискует приблизиться. Опасаются. Разве что пойдут на штурм, но мы об этом точно узнаем. Спи спокойно.

Забравшись на вторую полку, под самый потолок, Марина завернулась в одеяло и только тогда почувствовала, как устала за все эти дни. Ноги ныли, ссадины и мозоли тёрлись о шерсть носков. В голове бродили мысли, путались, мешая друг другу. Одна из них, стыдливо прятавшаяся где-то в закоулках разума, робко выглянула, потревоженная невинными расспросами Ольги Петровны.

Задержка составляла уже три недели.

* * *

Поспать спокойно не удалось. Было темно и по-раннему прохладно и сыро, когда за дверью раздались голоса. Дверь отворилась резко, в проёме замелькали огни фонариков.

– Кто есть? – раздался басовитый шёпот. Марина раздумывала, стоит ли отвечать, но голос подал Ян:

– Я, – ответил он отчётливо. – Денис, ты разве не в Новожилове должен быть?

– Пришлось побегать. – Дверь закрылась, зажглась керосиновая лампа и первым делом выхватила из темноты огненно-рыжую бороду. Невидимая рука подняла лампу выше, осветив такую же рыжую шевелюру и тёмно-зелёную бандану на шее. – Мало мне Вепря, так ещё Наташка – балбесина – упустила патруль. Хорошо, поспел вовремя, разобрали на запчасти.

– Косоглазый тот ушёл, – напомнил спутник. Голос у него был негромкий, вкрадчивый.

– Да и пёс с ним.

– Тише, – шикнула на него Ольга Петровна. – Девочку разбудишь.

Рыжий умолк, посветив лампой вокруг. Видеть лицо Марины он не мог, но силуэт под одеялом заметил. Спутник рыжего тем временем сел на скамью у входа. Был он то ли лыс, то ли выбрит, одет в чёрное и своей молчаливостью казался куда опаснее. Микромашины подсказали Марине, что за поясом под курткой спрятан пистолет.

– Ага, вижу, – уже шёпотом ответил Денис. – Кто такая, откуда?

– Из города. Идёт с нами в Новожилово.

– Ну да, у нас же там народу мало, – съязвил рыжий, присаживаясь поближе к Яну. Второй усмехнулся и, перекинув ногу на ногу, начал расшнуровывать высокие ботинки. – Ян Николаевич, может, её сразу к работе приставить? Осталось всего ничего, вы нам так руки развяжете.

– Денис, давай ты своё дело будешь делать, а я своё, – сердито ответил Ян. – Сначала со знакомым пусть увидится. Имей совесть, человек месяц из города шёл.

– Да я что, – пожал плечами рыжий Денис. – Я просто предложил. Надо прикорнуть хоть ненадолго, а то свалюсь в канаву. Олег, ты давай тут, а я наверху улягусь. Ну, Наташка…

Он так старался говорить шёпотом и вести себя тихо, что натыкался и наступал на всё подряд, красноречиво комментируя. Наконец он забрался на верхнюю полку ближе к выходу и захрапел. Бритоголовый уже давно прилёг, толком не раздевшись, и спал на спине, положив ладони под голову.

Марина уснула обратно, хоть богатырский храп и выдёргивал её из грёз время от времени. Позже, когда уже рассвело, храп смешался с несмелым птичьим пением и превратился в тревожный сон. Марине снилось, что с пола по нарам ползёт огромный противно-хитиновый таракан, деловито перебирая лапками и шевеля усами. Он раскрывал крылья, готовясь то ли полететь, то ли прыгнуть. Таракан достиг второй полки и оказался рядом с ней. Сквозь толстое одеяло и зелёный свитер она брезгливо ощущала, как мерзко елозят его лапки.