Полная версия:
Линия крови
Линия крови
Алексей Ефимов
«Tu es lex».
Edward Law1
Дизайнер обложки Алексей Ефимов
© Алексей Ефимов, 2025
© Алексей Ефимов, дизайн обложки, 2025
ISBN 978-5-0060-6143-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Все события и имена вымышлены, а совпадения – случайны.
Пролог. Год назад
Оля лежала в гробу, на белой шелковой подушке, под белым одеялом. В заострившихся чертах мертвого лица, под слоем ритуальной косметики, – спокойствие смерти. Смерть избавила от боли, но след от нее остался – на мертвом от живого, отпечаток, который не заметишь, если не знаешь.
Олю убили две недели назад, холодным октябрьским вечером. Какой-то ублюдок напал на нее во время пробежки в ботсаде в Останкино. Он нанес ей шесть ножевых ран, из которых три посмертных, и каждая из них кровоточит у тех, кто остался жить.
Оля погибла за неделю до свадьбы. Денис, ее жених, гражданин Греции русского происхождения, винит себя в том, что предпочел диван пробежке и не смог ее защитить. Вот он, у гроба, в черном костюме, смотрит на то, что когда-то было Олей, и не может принять случившееся. Разрушение. Ошеломление. Страдание. Они познакомились два месяца назад на Крите, в одном из отелей Дениса, и эти месяцы были самым счастливым временем в его жизни, как он недавно признался Нике. Через месяц после первой встречи он сделал Оле предложение и позвал на Крит. Сказка, не иначе.
Теперь сказка закончилась. Как оказалось, это была страшная сказка.
Полиция работает, ищет убийцу. Или делает вид, что ищет. Перспективы туманны. На камерах – ничего. Свидетелей нет. Деревья не умеют говорить. Мотив убийства неясен. Деньги, украшения, мобильный телефон, беспроводные наушники – все осталось на месте, сексуального насилия тоже не было. Олю просто убили на пробежке. Ника видела фото ножа. Хороший нож, не любительский. Не холодное оружие, не на статью, но от этого не менее эффективный, если можно так выразиться.
У Ники тоже есть нож. Она не думала бы долго, окажись убийца в ее руках. Он умирал бы долго и мучительно, под звуки своих криков, и она бросала бы куски его плоти своим жадным голодным демонам.
1. Lex Naturalis
– Здравствуйте, Ирина Олеговна.
Ника вошла в квартиру.
– Здравствуй, Вероника. Рада тебя видеть. – Мать Оли, постаревшая на десять лет за год после смерти дочери, высохшая, тихая, надломленная, обняла Нику. – Спасибо, что пришла. Будешь чай? Есть твои любимые конфеты, арахис в шоколаде.
Ирина Олеговна словно боялась, что Ника откажется, и смотрела на нее как-то тревожно, робко. Где прежняя бойкая женщина с вечной улыбкой на губах, не унывавшая ни при каких обстоятельствах? Смерть ребенка – самое страшное, что может случиться с родителем. Ничто не останется прежним, никто с этим не справится.
– Спасибо, Ирина Олеговна, – сказала Ника. – От конфет не откажусь, вы же знаете.
Прошли на кухню. Мама Оли включила чайник.
Ника огляделась. Кажется, здесь ничего не изменилось за тридцать лет. Белый кухонный гарнитур, лампа под желтым абажуром, старенький шумный холодильник, прямоугольный стол под клеенчатой скатертью, четыре табурета. На стене – детские фотографии Оли. Один годик, семь лет, пятнадцать. Красивая девочка стала красивой женщиной и умерла в тридцать пять.
– Вот телефон Оли, о котором я говорила. – Ирина Олеговна положила на стол смартфон. Старенький, маленький, простенький. – Он был в шкафу, в коробке с ее рисунками. Я сказала о нем следователю, но он отмахнулся – старье, мол. Его раздражает, когда я звоню ему и напоминаю об Оле. По-моему, он уже не ищет… – Ирина Олеговна запнулась. Слово «убийцу» застряло внутри, встало поперек, впившись острием в плоть, и боль отразилась на лице матери.
– Может, пожаловаться прокурору? – спросила Ника.
– Они там все заодно. Только отношения со следователем испорчу.
– Понятно. Кто не ищет, тот не найдет.
Ника взяла телефон.
– Оля давно им пользовалась? – спросила она.
– Не знаю точно. Она ведь почти не бывала дома в последнее время. Может, месяца за три до…
Вновь слова застряли. Попытавшись вытолкнуть их, мать Оли напрягла мышцы шеи, дряблая кожа собралась морщинами, но слова так и остались внутри, несказанными.
– Новый телефон – у следователя, – сказала она. – Они ничего в нем не нашли, ничего интересного для следствия, как они говорят, но телефон не отдают. Вещдок.
Ирина Олеговна налила чай Нике и себе.
Ника рассматривала смартфон. В плоском корпусе из пластика и металла – жизнь человека, его чувства, желания, увлечения, его друзья и враги, воспоминания и планы на будущее. Странно, что он неинтересен следствию. Халтурщики. Прошел год, убийца на свободе, а они отмахиваются от смартфона, который, чем черт не шутит, даст зацепку в расследовании. Пока у них ноль. Так было год назад и так сейчас.
– Можно зайти в комнату Оли? – спросила Ника. – Вдруг они еще что-нибудь не нашли?
– Конечно, конечно. Тебе бы следователем работать, у тебя талант. Помню, ты маленькая была, мать прятала от тебя сладкое, а ты всегда находила. Теперь вот и профессию выбрала себе, аудитор.
Ника улыбнулась. На сладкое у нее правда нюх – как и на доказательства причастности плохих людей к плохим делам. Плохим людям это не нравится. Два месяца назад, в августе, ее пытались убить во время одного из расследований, и это явно не последний случай, но страх ее не останавливает. Что мертво, умереть не может. Она умерла в Ангарске, семь лет назад, в темном подъезде, на выщербленном холодном бетоне, когда ее били и насиловали, насиловали и били, – и сейчас она живет после смерти и не чувствует себя по-настоящему живой.
Допив чай, прошли в комнату Оли.
Здесь все сохранилось так, как было при ее жизни. Комната-музей, мемориальная комната, и никто не станет обвинять мать в том, что она лишь растравливает себя и усугубляет свои страдания, сохраняя в неприкосновенности материальное и как бы возвращаясь здесь, в этих стенах, в то время, когда дочь была жива. Нет, ее дочь мертва. Дочь не ляжет на эту кровать, не сядет за этот стол, не включит стереосистему, не возьмет книгу с полки.
– Вот ее рисунки. – Ирина Олеговна показала на большую картонную коробку у кровати. – Я всегда жалела, что не отдала ее в художественную школу, она хорошо рисовала.
Ника присела на кровать. Взяла несколько рисунков из коробки. Да, у Оли был талант, она всегда рисовала лучше всех: в детсаде, в школе, в институте, – но в итоге выучилась на экономиста, а не на художника, и тянула лямку в финансовой службе известной нефтегазовой компании. Платили хорошо, но душа к работе не лежала. За два года до смерти она собиралась уволиться, жаловалась Нике, что больше не может, хочет заняться дизайном интерьеров вместо скучных показателей окупаемости инвестиционных проектов, но – не уволилась. Во всяком случае, Ника об этом неизвестно. В последние два года они почти не общались: звонки по дням рождения, сообщения на Новый год, – и всякий раз у Оли был повод не встретиться. Что-то изменилось в ее жизни, но Ника не знала – что, Оля не рассказывала. «Все нормально, – отвечала она на вопросы о том, как дела. – Своим чередом». Ника даже не знала, есть ли у Оли мужчина. Раньше Оля делилась подробностями личной жизни, но в последнее время как отрезало. Что-то в этом было не так.
Потом пришло приглашение на свадьбу. Неожиданное, однако, приглашение.
«Ну ты тихоня, – сказала Ника бывшей подруге. – Откуда вдруг?»
«Нагуляла на Крите, – отшутилась Оля. – Любовь с первого взгляда».
Мать удивилась не меньше. Она тоже мало чего знала о жизни дочери, ей нечего было рассказать следователям.
Ника перебирала рисунки.
Много обнаженки. Голые женщины и мужчины, вместе и по отдельности, греческий культ тела на белой бумаге серым карандашом. Много портретов. Есть пейзажи. А вот какая-то интересная геометрическая фигура, похожая на звезду Давида, тоже шестиконечная, но нарисованная иначе – как наложенные друг на друга четыре треугольника. Острая, какая-то опасная – как шип у колючей проволоки.
Вот еще одна такая же звезда.
– Оля сделала такую татуировку за полгода до… смерти. – Ирина Олеговна перевела дух, справившись с этим словом. – На плече. Не видела?
– Нет. – Ника рассматривала рисунок.
– Когда я спросила, что это, она сказала, что это фигура, которую можно нарисовать, не отрывая карандаш от бумаги. Больше ничего не сказала.
– Гексаграмма. Шестиугольник.
Ника сделала фото.
– Полиция этим тоже не заинтересовалась? – спросила она.
– Нет.
– Можно я еще что-нибудь поищу?
– Пожалуйста.
Ирина Олеговна вышла из комнаты, чтобы не видеть, как Ника ищет.
«Я ее последняя надежда, – подумала Ника, выдвигая ящик письменного стола, с кисточками, красками и карандашами. – Страшно. Когда не на что больше надеяться, приходится надеяться на чудо. Или на Нику Корневу, специализирующуюся на финансовых расследованиях, а не на убийствах. Правда, в процессе предыдущего расследования умерли трое, одного из которых убила Ника, но это побочный эффект ее аудиторской деятельности, а не объект расследования, как в обычных детективах».
В столе ничего интересного. В платяном шкафу – тоже. Одежда умершей женщины, ее нижнее белье, обувь – как напоминания о том, что хозяйки больше нет. Раньше Оля любила яркие цвета, туфли на шпильках, но в последнее время стала одеваться мрачно: темные тона, темная обувь на платформе, темная косметика. В соцсетях есть несколько фото в новом образе.
Что с тобой случилось, Оля? Кто и почему тебя убил?
Напротив платяного шкафа – книжный шкаф со стеклянными дверцами. Что здесь? Толстой, Достоевский, Гоголь, Булгаков, Ницще, Пелевин, Сорокин, Венечка Ерофеев (Оля любила цитировать его подшофе) – довольно много книг по современным меркам, экспонаты мемориальной комнаты, собранные покойницей.
Одна книга стоит корешком назад, между книгами Ницше и Достоевского, выделяясь среди других.
Ника вытащила ее.
Черно-белая обложка. Автор не указан. Название, мягко говоря, необычное.
XIII
Lex Naturalis
as delivered by the voice of the past in the name of the future
to E. L.2
Ника открыла книгу. На внутренней стороне обложки – надпись от руки, черной гелевой ручкой:
You are the Law.
Love.
Ed.
Х.V.MMXX3
Поверх надписи – отпечаток губ, красная помада на белой бумаге и черных буквах.
Книга на английском. Пронумерованные строки, краткие предложения, плавная ритмика слов, вдохновляющих, внушающих, взывающих к человеку и космосу, общий их смысл при этом как бы ускользает, теряясь в промежутках между строками.
1. Tu es lex. You are the Law.
2. To dare the impossible is the first sacrament of the Will.
3. The stars whisper only to those who have unlearned the language of men. Every person is a Star.
4. The Universe is a mirror shattered into a million truths. Gather them recklessly, you are the frame.4
…
И так далее.
Ника закрыла книгу и открыла Интернет. Набрала в строке поиска «XIII Lex Naturalis».
Через секунду пришел ответ:
«„Естественный Закон“ – основной текст учения аутехосия (от греческого autexousia, свобода воли), написанный Эдвардом Лоу, британским художником, в 1923 году в городе Багдад (Королевство Ирак). Один из самых известных трудов Эдварда Лоу. Оригинальное полное название книги XIII Lex Naturalis as delivered by the voice of the past in the name of the future to E. L. По словам Лоу, книга была продиктована ему в больнице в течение двух ночей летом 1923 года, когда он восстанавливался после укуса гадюки. Лоу не считал себя автором книги. Как он уверял, он слышал мужской голос и едва успевал записывать услышанное, удивляясь стилю и содержанию и порой не до конца понимая смысл текста».
Кольнуло в животе. Это ее монстры дали о себе знать, и она почувствовала, что нужно сделать еще несколько шагов по этой темной дорожке. Возможно, там, в конце, – ответ. Книга здесь не случайно, именно здесь, между Ницше и Достоевским, перевернутая задом наперед. Нет, не случайно.
Ника прошла на кухню.
– Ирина Олеговна, можно я возьму эту книгу? – спросила она.
– Что за книга? Не помню такую у Оли.
– Ее написал Эдвард Лоу сто лет назад, – сказала Ника. – Вернее, он утверждает, что слышал голос, который диктовал ему текст. Окончил он жизнь в сумасшедшем доме, насколько я помню.
Ирина Олеговна испуганно посмотрела на Нику, потом – на книгу.
– Не слышали о нем? – спросила Ника.
Ирина Олеговна молча и все так же испуганно покачала головой – нет.
– Я тоже не сильно много знаю, – сказала Ника. – Хочу узнать больше.
– Вам случайно не знаком кто-нибудь из друзей Оли по имени Эдуард? – спросила она. – Здесь есть надпись, видите? Ed. Это или Эдуард, или отсылка к Эдварду Лоу. Скорее, второе. В сущности, это одно имя на разных языках.
Она открыла книгу, показала Ирине Олеговне.
– Нет, не знаю никакого Эдуарда, – сказала Ирина Олеговна. – Что здесь написано?
– You are the Law. Это значит: «Ты есть Закон». Известная фраза Лоу.
– Звучит жутко.
– А кого-то вдохновляет.
– Может, мы вместе убедим следователя, чтобы он обратил на это внимание?
– Ирина Олеговна, не надо никого убеждать. Я сама все сделаю. По собственному закону.
2. Человек из смартфона
В шесть вечера было темно, холодно, грязно, шел мелкий октябрьский дождь, и люди не высовывались на улицу без лишней надобности.
Ника высунулась. Припарковавшись у сталинки на проспекте Мира, на севере-востоке Москвы, она вышла под дождь и пошла к подъезду, в худи, в черных очках и черной тканевой маске, которой никого не удивишь в ковидные времена. Удобный легальный способ маскировки от вездесущих камер. Маска, очки, капюшон – и вот уже московская нейросеть отдыхает, лишившись контрольных точек на лице. Fuck you, искусственный интеллект.
Ее цель – квартира номер двадцать девять. Там живет некто Николай Логинов, «человек из смартфона», как она назвала его сегодня. Дима вытащил Логинова на свет божий из недр старого телефона Оли, отрыв в затертых слоях флеш-памяти, и теперь следовало взяться за него как следует.
Айтишник, хакер, друг детства, а с некоторых пор еще и любовник – не постоянный, эпизодический, Дима никогда не отказывал ей в помощи, не отказал и сегодня.
«Неужели Ее Величество пожаловали к нам собственной персоной? – Он открыл ей дверь. – Наверное, дело важное и срочное? Просто так не приходите».
Он шутил, но в его шутке было мало шутки. Он прав. Когда они в последний раз виделись? Месяц назад. В августе закончилось расследование в Стамбуле, после чего они впервые переспали, а потом она занялась другим делом, рутинным, неинтересным, и забыла о Диме. Он сам напомнил о себе. Встретились. Еще раз переспали. Он искал сближения, и ищет до сих пор, но ей это не нужно. Он не будет счастлив с ней. Он знает, через что она прошла, он был рядом с ней, когда она вернулась из Ангарска, полумертвая-полуживая, но он не знает, кем она стала. Она монстр. У нее всегда с собой нож. Она режет себя, подкармливая своих демонов болью, но они требуют больше, они всегда голодны. Они родились в Ангарске. Они любят боль плохих людей, и она дает им ее. На днях она зашла в дешевый бар и ушла оттуда с парнем, у которого на лбу было написано, что он плохой человек с неустойчивой психикой. Так и оказалось. Он завез ее в какую-то дыру по часам-суткам, там поил на кухне дешевым вином, сам пил дешевый коньяк, а потом, разогревшись как следует, ударил ее ладонью по щеке, когда ему показалось, что она как-то не так на него смотрит и как-то не так с ним говорит. «Я что, не нравлюсь тебе? – спросил он, глядя на нее глазами пьяного садиста. – А?» Он расстегнул ширинку, не вставая со стула, и вынул свой сморщенный орган. Она молчала. «Что молчишь? – продолжил он. – Нравлюсь?» Она кивнула: «Да. То, что нужно». Вставив в бутылку пробку, она ударила его бутылкой по голове. С чувством ударила, без суеты, по лбу. Бутылка разбилась, и остатки горького вина брызнули во все стороны вперемешку с осколками стекла. Вино смешалось с кровью из глубоких порезов. Плохой человек однако не потерял сознание. И хорошо, что не потерял, потому что он бросился на нее после секундного нокдауна, а она ударила его еще раз. Кулаком в кадык. Потом толкнула его, и он упал на пол, по пути ударившись головой о кухонную плиту. Она вынула из сумочки нож. «Ты мне не нравишься, – сказала она. – Может, сломать тебе руку? Или воткнуть нож в печень? Как думаешь?» Она стояла над ним, а он лежал. Ему было страшно. Ей стало лучше. Демоны получили свое, но тут же потребовали больше. Они хотели больше боли, хотели, чтобы она продолжила. Но она ушла, оставив их без добавки.
Теперь она пришла к Диме.
«Димочка, не сердись, – сказала она. – У меня были дела, на днях закончила проверку у клиента».
«Никки, у тебя всегда дела. И тебе все равно, что чувствуют другие».
«А что они чувствуют»?
«Любовь и обиду».
«Не обижайся. – Она обняла его и поцеловала в щеку. – Сегодня я останусь у тебя».
Дима сразу оттаял. Потеплел.
«Звучит неплохо, – сказал он. – Но не думай, что это искупает вину».
«Я знаю, Димочка. Прости».
Она вынула из рюкзака смартфон Оли и ее книгу:
«Вот. Посмотри, пожалуйста, можно ли что-то вытащить. По-моему, Оля попала в плохую компанию. Это книга Эдварда Лоу. Слышал о таком?»
Дима кивнул:
«Известный персонаж. В свое время у него было много поклонников и последователей, в том числе среди рок-звезд. Да и сейчас, наверное, есть фэны. Можно взглянуть?»
Дима взял книгу.
«Естественный Закон, – сказала Ника. – Смысл книги до конца не понимал и сам Лоу. Он считал, что ее надиктовал ему посланник из параллельной Вселенной, – но не исключал, что это продукт его альтер эго. По сути это учение, так называемая аутехосия, от греческого „свобода воли“. Каждый может найти в нем что-то свое, но главная мысль более-менее понятна. Более-менее».
«Ты есть Закон. Делай, что хочешь?»
«Ты, я смотрю, подкованный».
«Чуть-чуть».
«На самом деле смысл несколько иной, я изучила источники по теме. Более точная трактовка – «Поступай согласно своей Воле – это твой Закон». Как-то так. Главный принцип.
«Хочу познакомиться поближе с этой книжкой. Мне нравится».
«Давай сначала познакомимся со смартфоном Оли».
«А секс? Он будет в конце? Или выдашь аванс?»
«Можно и аванс. – Ника была на все согласна. – Любовь есть исполнение Закона».
После пятнадцати минут любви – ну или что это было для каждого из них – Дима взялся за смартфон, даже не потрудившись надеть трусы; а Ника – за чтение комментариев Лоу к его собственной книге.
Через час Дима хлопнул ладонями по столу:
«Готово!»
«Но ты не сильно радуйся, – тут же прибавил он. – Почти пусто. Несколько фоток, одно видео, история звонков. Пожалуй, все. Остальное не подлежит восстановлению. Вот, листай, качнул на ноут».
Ника посмотрела фотографии. Оля в черном. Оля в черном. Оля в черном. Оля голая, вид спереди. Оля голая, вид сзади. Гексаграмма на плече. Такая же – на мужском плече. Два обнаженных плеча рядом, левое женское и мужское – правое. Остальные фотографии малоинтересны. А что с видео?
На видео Оля занималась сексом с обладателем татуировки. Снимали сбоку, без лиц. Мужчина был худощавым, темноволосым, хорошо сложенным, и они неплохо смотрелись вместе.
«Когда снимаешь что-то на телефон, заранее будь готов к тому, что это увидят все», – сказал Дима.
«Что за тату? – спросил он. – У них одинаковые».
«Уникурсальная гексаграмма. Уникурсальная означает, что ее можно нарисовать одной линией, без отрыва. Есть разные толкования этой фигуры: символ вечного движения, баланса сущего во Вселенной, соединения мужского и женского начала и так далее. Использовался Эдвардом Лоу как знак аутехосии».
«Нам нужно найти этого парня с членом средних размеров, – прибавила она. – Поможешь?»
«Смотря с какой целью. Мне не нравится твой акцент на его органе».
«А мне не нравится то, что он, возможно, убил Олю».
На следующий день Дима вернулся к Нике с данными на обладателя татуировки. Тридцатилетний Николай Логинов. Проживает в сталинке на проспекте Мира. Автомобилей в собственности не имеет. Не женат, детей нет. Раньше работал администратором в ночных клубах. Текущий род занятий неизвестен, и ни базы данных, ни приложение Getcontact не отвечают на вопрос о том, кто такой Николай Логинов. «Коля», «Колян», «Лог», «Логинов», «Николай Логинов». Оля, выходит, молоденького нашла, с шестилетней разницей в возрасте. А ведь когда-то пренебрежительно высказывалась о сверстниках, хвастаясь тем, что ее половые партнеры были старше ее как минимум на четыре года. Дурочки вы, женщины. Цените молодость своих мужчин, пока они молоды.
Ника вошла в подъезд следом за одной из жительниц. Та не обратила на нее внимания, а зря. Когда кто-то входит за тобой, будь начеку – не исключено, что тебя хотят ограбить или изнасиловать. Ника помнила тот подъезд в Ангарске. После Ангарска она несколько лет боялась подъездов, но теперь не боится. Порожденные ее страхом и болью, ее монстры всегда с ней, и она не знает, хочет ли избавиться от них. Они помогают ей жить, требуя взамен кормить их страхом и болью плохих людей или ее собственной болью. Если они не получают своего, то грызут ее изнутри, до тех пор, пока не получат.
Восьмой этаж. Квартира двадцать девять. Цель – попасть внутрь, но для этого нужно знать больше, чем она знает.
Ей поможет микровидеокамера. Автономный режим на несколько дней, датчик движения, доступ через Интернет с подключением к чужой Wi-Fi сети – осталось лишь найти место для установки.
Окинув взлядом коммуникации на лестничной площадке: пластиковые короба, провода, трубы, пожарный шкаф и шкаф с электросчетчиками, – она остановилась на щели в пластиковом коробе. Идеально по размеру. Удобно по высоте. Раз – и готово. Вставила камеру в щель. Осталось взломать соседский Wi-Fi, и – вуаля! – можно смотреть онлайн кино с лестничной площадки Николая Логинова, не выходя из собственной квартиры.
Крык! —
– в двери квартиры номер двадцать девять открыли замок.
Ника отреагировала мгновенно. Уже через секунду она стояла пролетом выше, а затем быстро поднялась еще на несколько ступеней.
Из квартиры вышли мужчина и женщина.
Она не видела их, только слышала. Они молча подошли к лифту. Молча вызвали лифт. Молча вошли в лифт.
Когда двери лифта закрылись, Ника бросилась вниз по лестнице наперегонки с лифтом, прыгая через три ступени и топая по-слоновьи. Она бегала так в детстве на спор с друзьями и всегда выигрывала.
Сейчас она остановилась на втором этаже. Дождалась, пока мужчина и женщина выйдут из подъезда, и вышла следом.
Оба высокие, темноволосые, в черных расстегнутых пальто – несмотря на дождь, ветер и октябрьские плюс два. Мужчина обнимает женщину за талию, смотрятся они гармонично, и непогода им нипочем.
Они пошли направо вдоль дома, а она – налево, к своей машине. Они сели в черный «Крузер», а она – в черный «Мерседес». Болел живот, демоны скручивались в животе, требуя пищи, а ей нечего было им дать. Подождите, подождите, все у вас будет, позже, обещаю, не останетесь голодными.
Женщина села за руль, мужчина – в пассажирское кресло.
«Крузер» вырулил из двора, и она вырулила следом, пропустив перед собой одну машину для конспирации.
«Пробей, пожалуйста, номер, – отправила она Диме голосовое сообщение. – А 666 ВА 77».
«Придешь вечером? – ответил Дима. – Я нашел звонки Логинова, инфу отдам лично, из рук в руки». Подмигивающий смайлик в конце.
Ай да Дима, учится на своих ошибках, не дает в долг, просит рассчитываться своевременно. Ему нужна любовь, но получает он что-то другое, довольствуясь этим за неимением большего. Эрзац-любовь. Мнимость обладания. Физиологическое удовлетворение как симулякр возвышенного и одностороннего. Стыдно тебе, Ника? Да. Но выхода нет. Ты нужна Диме, а он нужен тебе. Взаимовыгодный союз, обмен интимной близости на информацию – кто-то назовет это плохим словом, но в этом нет ничего плохого. Всем хорошо.
«Крузер» двинулся по Ярославскому шоссе в сторону области, с хвостом в виде черного «мерса»; через тридцать минут выехал из Москвы, еще через десять съехал с трассы по указателю «Тарасовка».
Ника держалась за две машины от «Крузера». В ранней октябрьской темноте лил дождь, дворники едва справлялись с потоками воды, работая в полную силу, и это было на руку Нике – у тех, кто впереди, меньше шансов заметить, что черный «мерс» висит сзади добрые сорок минут.
