Читать книгу Билет (Алексей Джазов) онлайн бесплатно на Bookz
bannerbanner
Билет
Билет
Оценить:

4

Полная версия:

Билет

Алексей Джазов

Билет

От автора

Как важно во взрослой жизни почаще разглядывать отражение того самого «Маленького принца», который жил или ещё притаился где-то внутри.

Вспомнить детство – точно устремить взгляд в духовную азбуку, когда всё просто, легко и свято. Значит, стряхнуть с себя покрывало, которое мы навесили, как защитный панцирь, чтобы спрятаться от неудач, потерь, «окружающего несовершенства». Навесили и не заметили, как пелёнка превратилась в одеяло, одеяло в костюм, костюм в бронированный автомобиль, а тот в бункер… И то, что должно уберечь, не вдруг стало оковами.

Картинка, которая воссоздана на этих страницах, – это билет на прогулку в детство и отрочество советской ребятни конца восьмидесятых – начала девяностых.

Есть строчки, которые вас рассмешат, а где-то вам взгрустнётся… Так и задумано. Ведь детство уходит, но это не повод, чтобы выбивать ему эпитафии на гранитном камне. Гораздо лучше подружиться с ним и не отпускать далеко.

Тогда вы сможете окунуться в искрящиеся освежающие воды, когда захотите.

Сочинение рассчитано на широкий круг читателей. Кто-то обязательно вспомнит себя: в какие игры играл, чем увлекался, те переплёты, в которые попадал и как из них выбирался.

Другим – новому поколению, полагаю, захочется узнать о «предках», «стариках», «родаках», то есть о тех, кого вы сейчас называете папами и мамами…

Каникулы, беспечное, заразительное лето – все здесь! Что может быть лучше?

Хочется верить, что всем читателям будет увлекательно, по-детски интересно, в нашем озорном дворе!

Приятного всем прочтения и путешествия!


«Чиркаши»

Когда мы учились в начальных классах, и мир только начинал открывать свой большой занавес, всё поражало новизной.

Любой пустяк становился подарком судьбы: найденный шарик от подшипника, кем-то оброненный коробок спичек, медная мелочовка под прилавком, а цветастые пробки от иностранного пива и пустые пачки сигарет частенько составляли чью-то коллекцию наравне с марками и монетами.

Улица же служила пространством для познания и свершений: покорённые деревья, овраги, гаражи, стройки, катакомбы теплотрасс, подвалы.

Естественно, как любые нормальные дети, оказавшись без присмотра, мы заигрывались и сбегали со двора. Время в такие минуты наслаждения останавливалось.

Не знаю, как поступали родители в семьях других ребят, но моя мама не выдерживала и иногда срывалась от волнения: могла и выпороть в наставление.

От наказания я прятался куда-нибудь под диван и ждал, когда же утихнут непроизвольные всхлипы. А когда утихали слезы, то на их место заступали обида и злость.

Тогда мне представлялся бурый медведь, который, как по волшебству, возникал там, где обижают маленьких, и вставал на их защиту: голова огромная, как автобус, лапищи с когтями, как кинжалы… Медку с патокой не желаете?!

Такой встанет на задние лапы во весь рост, и сразу всем понятно: что и почём.

Только медведь-оборотень вовсе не спешил на помощь… И приходилось спасаться самому.

Если убежать и спрятаться не получалось, я бросался к маме в ноги с криками: «Прости, мама, прости…»

Тогда ей делалось неудобно меня жучить, и сподвижники морали не так сильно кусались.

Чаще всего вразумляла двумя тонкими ремешками шириной не больше полутора сантиметров. Серебряным и золотистым расцветок.

Папы, как правило, рядом не было, потому что он работал. Вот и получалось, что единственным человеком, который останавливал поучение по мягкому месту, была моя бабушка. Елизавета.

Когда она не выдерживала бурной картины воспитания, то загораживала меня собой от сыплющихся сверху хлыстов.

Верно, её доброта и мудрое чутьё и выступали тем самым сказочным Потап Потапычем, которого я так ждал, лежа под диваном, и которого тогда не замечал…

Странно, но даже в то время, я не считал маму обидчиком, а уж тем более врагом. Просто любил и люблю за все хорошее, что делали для меня родители, и за что я им очень благодарен.

Такая своевременная бдительность в то бесшабашное время нам несомненно шла на пользу и больше спасала, чем вредила. А вот мерзкие, тонюсенькие злыдни, чьи удары сыпались и врезались как розги, были мне противны, даже когда красовались на маминых платьях…

Тайком я стягивал их с наддверной вешалки в шкафу из родительской спальни и прятал в каком-нибудь укромном месте: под дедушкиной кроватью, где хранилось много каких-то коробок со всякой всячиной, на верхней нише бабушкиного шкафа с пакетами одежды, пачками табака от моли, самоваром или в одной из двух кладовок, где хранилось вообще все подряд: от старой одежды до закруток.

Надо похвастать, что в одной из них уже позже я организовал подпольное… Хотя к настоящему времени это отношение не имеет. Да и к тому же с возрастом за поступки мы отвечаем самостоятельно.

А пока случалось: мне прилетало за самовольные отлучки и шатание бог знает где.

В те разы, когда мама не хваталась дежурных помощничков, – тю-тю, они же спрятаны мной заранее – в ход шли тапки или просто ладонь.

Однажды так и случилось, но в тот день я никуда со двора не уходил.

Закончился третий класс и шли летние каникулы. Мы засели с другом Димкой в лопухах, которые, как великаны, росли у здания морга местной больницы, и раскуривали гору набранных под балконами бычков от сигарет.

Там же мы насобирали несколько годных спичек, а уж «чиркаши» всегда при нас: берёшь фильтр от сигарет, потрошишь, чтоб он превратился в ватный комочек, кладёшь на боковину подошвы сандалий и поджигаешь; когда расплавится, прижимаешь коробком спичек, боковиной, пока огонь полностью не обуглил горящую массу, ждёшь немного и отрываешь коробок; воля!.. «чиркаш» готов и не отлепится даже в сырую погоду.

А раскуривали мы бычки, потому что наш третий друг, который и вторую Луну запросто выдумает, и ему поверишь, сказал, что взрослые потому и дымят, что таким образом они продлевают себе жизнь…

Вот и забрались мы с Димкой в лопухи, чтоб «обдолголетиться».

Дымим, а тут уж крики моей мамы и бабушки по двору: «Алё-ша, домой!.. Алё-ша, ты где?!»

Мы сидим, не выходим, бычки ещё не все скурены.

А по двору всё громче и ближе: «Алё-ша!.. Алё-ша!..»

Деваться некуда – вылажу: «Мама, Бабушка, я тут!»

Подбегаю ближе, а вместо Алёши – паровоз – табаком, дымом разит от всего: одежды, волос, рук. Эх, как меня потащили домой в четыре руки! Пропал…

Всех криков и поучений я не помню. Но как только распахнулась входная дверь, и мама нагнулась за тапкой в коридоре, то хватка её ослабла. Я рванулся – и на кухню!

Благо дверь на балкон открыта; на пути самодельная решётка из пластикового шпагата, по которой вьются виноград и вьюнки; между решёткой и крышей есть небольшой промежуток, через который можно пролезть; но пока я лез до него, как по канатной лестнице, несколько шлепков адресат все же достигли.

Мы жили над цокольным этажом, не очень высоко, поэтому иногда я даже домой возвращался через балкон. Тренировался и быстрее получалось. Не нужно было ждать, когда входную дверь откроют.

Метра два по металлическому шесту, подтянуться за выступ перед ограждением и поочерёдно сделать выход на одну и вторую руки; вот ты уже по пояс торчишь над выступом; закинуть на него ногу, одной рукой ухватить за ограждение, только не за ящик с вьюнами: однажды уже надоумила нечистая – папе пришлось новый ящик сколачивать, а мне по всему асфальту комья земли собирать с цветами; осторожно подтянуть вторую ногу, а дальше дело техники – по решётке, в нишу, и ты уже внутри…

Но в этот раз я рвался наружу, пока до меня долетали мамины крики и возмущения.

Оказавшись на улице, я вбежал на пригорок, чтобы просматривались окна, и остановился. Убедившись, что мама за мной не идёт, спустился к лавочке перед самыми окнами, уселся и не двинулся с места до самого вечера.

Большая часть моего долголетия выветрилась, а дома меня ждали мыло и душ.

Рот пришлось тоже мылом промывать. Но это я уже сам умудрил, потому что зубной порошок сразу не справился с неприятным запахом и привкусом. Вот меня и озарило, что нужно хорошенько его намылить.

Но даже после всех усилий посторонний и дурманящий привкус рассеялся только на следующий день.

А на следующий день меня ждало самое страшное…

«Мамочка, смилуйся!»

«Бабушка, ну хоть ты!»

«Папа, брось ты работу!..»

«Деда, деда, вставай, просыпайся, бери меня за руку, пойдём гулять!..»

«Ах, ты уже на дачу с утра уехал, пока я спал…»

«А папа ушёл на работу…»

А за окном солнце. А за окном лето шумит. Слышны голоса ребят!

«Димка, кажись, рассмеялся…»

А вот прямо под моим окном, как солнечная грохочущая ракета, проносится Ленка из крайнего подъезда с хохотом и криками:

«Не догонишь, не догонишь!..»

На ней коротенький оранжевый сарафан в цветах и любимый голубенький беретик.

Вся её семья совсем недавно приехала в наш двор откуда-то с Севера.

Ленка странная: бледная, как бабушкины стены, а мы все загорелые, но у неё раскатистый заливной смех и тёмные, как вишни, глаза. Не те мелкие кислятины, что растут с другой стороны дома, а прямо как с дедушкиной дачи: большие, вкусные, сладкие…


– Мама, мама, мамочка, – зову я, отрываясь от оконного патрулирования, и на ходу пытаюсь смягчить мамино сердце: – Ты слышишь?! Димка уже на улице, он там с остальными ребятами, они в догонялки уже играют без меня!

Но мама молчит и хлопочет вместе с бабушкой на кухне. А дверь из кухни на балкон предусмотрительно закрыта аж на две створки.

Входная дверь, я и сам знаю, заперта внутренним ключом, который, скорее всего, у мамы или у бабушки в кармашке фартука.

Если разобраться, тесто для пирогов, которое раскатывают бабушка и мама, пахнет заманчиво и вкусно, но разве этот запах сравнится с благоуханием летней улицы!..

Ты выскакиваешь в подъезд, а он встречает ароматом свежих, начисто вымытых и ещё влажных лестниц.

Огромными прыжками, как кенгуру, преодолеваешь пару пролётов и мигом распахиваешь подъездную дверь…

Вот он – второй дом – улица!

Справа растёт абрикосина, пока ещё зелёная, рано. Витьку и Дашку так животы накрыли от этих незрелых «абриков», что они полдня дома проторчали. Я и сам пару раз домой бегал. Пусть ещё наливается.

Перебегаешь асфальтированную дорожку перед подъездами, дальше по ступенькам на небольшой пригорок мимо двух уходящих за крышу нашей пятиэтажки тополей. И ты оказываешься на детской площадке.

Правее от неё стоит крытая беседка, где мужики рубят домино, а ребята постарше в карты. Реже собираются женщины и играют в лото. Пока никого. Быстрее туда. Там могли обронить спички или даже монетки. Место проверенное.

Здесь Димка на прошлой неделе целый коробок нашёл, а в нем одиннадцать спичек было. Мы в него ещё пятак и «дестюльник» положили, чтоб остальные ребята обзавидовались.

В итоге пришлось «дестюльник» разменивать в хлебном, и газировкой всех угощать в автомате, тут же возле магазина…

Ага, пару спичек есть, и вот ещё шпилька из чьих-то волос. Ну удача! Теперь рогатку для шпонок можно сделать.

А беседка ещё влажная от ночного дождя. Пахнет сыростью, табаком, потёртыми лавочками, разговорами.

Хорошо, что крытая, иначе хана бы моим двум спичкам.

Сегодня я первый на улице. Из друзей ещё никого. Прохожих и тех почти не видать.

Лето как лето, а после дождичка зябко в одних шортиках да маячке. Солнце только час-полтора как встало.

По такому случаю у меня собственный рецепт заготовлен.

Бегом к металлической горке на детской площадке. Она как раз к солнышку повёрнута и от первых лучей сразу прогревается. Садишься на неё и спокойно ждёшь, когда остальные дворовые выйдут погулять.

Ну, а вместе мы сразу что-нибудь придумаем: шум, гам, беготню…

Может, кто «картоху» вынесет – пожарим. Спички есть!..

Так маняще пахла моя улица. Но только не сегодня.

За проказы меня постигло самое ужасное – домашний арест!

Никакие просьбы, мольбы и обещания не работали. Ни мама, ни бабушка со мной не разговаривали.

Не зная, что и делать, я метнулся в кладовку, где загодя, на всякий случай, спрятал серебряный и золотой ремешки.

– Мама, вот возьми… – говорю.

«Да пусть хоть сразу двое на одного. Ух, вражины!» – так и хочется пригрозить им кулаком, что я и делаю в душе…

Только не продолжение ареста, когда уже прошло больше половины дня.

А сегодня, как назло, лопнула водопроводная труба во дворе, и подогнали экскаватор, чтобы докопаться до прорыва.

Поэтому к вечеру без вариантов мне нужно быть там. Ведь рабочие уйдут, и тогда экскаватор окажется в нашем распоряжении…

«И зачем я только подражал этим глупым взрослым и дымил, как они?!» – терзает меня мысль.

Уже сегодня вечером во дворе будет пахнуть «солярой».

«Солярой» будет пахнуть от каждого из нас.

Мы найдём пустые бутылку и консервную банку. Жестянку подставим под сопливый топливный шланг. А когда накопится, то перельём драгоценную жидкость в бутылку и спрячем где-нибудь в уличном тайничке.

С «солярой» костерок и занимается быстрее, и расходится.

Мы устроим перестрелку небольшими земляными комочками, носясь по всему двору, как хаотичные молекулы.

Вопли, атаки без устали… Кто за деревья, кто за гаражи, кто за котельную. Земляной отвал, экскаватор, кусты – все сгодится для игры.

Кто-то «точняк» сегодня земли наестся! Сказочный вечерок уже ждет!..

И тут я слышу спасительный бабушкин голос:

– Дочь-к! Ну? Хватит уже! Выпускаем…

Она достаёт из кармашка ключ, подходит к двери, и замок слышимо делает два оборота:

– Шлеп, шлеп…

Я в трусах, и мне дают старые шорты и сандалии.

Поношенная одежда выглядит совсем непривлекательно. Но все понимают, что во дворе экскаватор!

Там почти все так одеты. А кто-то и вовсе в одних трусах.

Ух зажжём!


Трое

Этим утром во двор завернул большой грузовик с грудой мебели, коробок, ковров, светильником… И подкатил к крайнему подъезду.

Вышедшие из него взрослые принялись все это разгружать и перегородили весь проезд.

Мы с Димкой присели на край песочницы, достали по зелёному ещё яблоку, что росли напротив моего окна, и стали наблюдать за разворачивающейся картиной…

Лето подпевало беспечностью каникул, а мы с Димкой тогда окончили первый класс.

Какой-то мужчина с бородой подсказывал двум другим, что и куда складывать, какой стороной и в каком порядке. Временами сам что-то двигал и поправлял.

Мы с другом хрустели хоть и кисловатыми, но сочными яблоками, которые буквально полчаса назад висели на ветках, а теперь забивали все наши с Димкой карманы.

Я немного расстроился, что оторвал нижнюю пуговицу на ленинградке. Когда уже спускался с дерева, то зацепился краем рубашки за сук, и шельма соскочила в густую траву. Мы с Димкой её не нашли, хотя обшарили каждую травинку.

Но это не очень страшно: рубашка осталась целая, и мама обязательно что-нибудь подберёт из коробки с нитками и иголками.

В это время из подъезда, где возвышалась гора домашней утвари, вышли молодая женщина и девочка.

На них были одинаковые светлые платья с цветами, а у девочки ещё и голубенький беретик.

Женщина усадила её в отдельно стоящее кресло, а сама подошла к бородатому мужчине.

– Сколько же вещей! Нам, наверное, до самого вечера все перетаскивать… – посетовала она и вздохнула, а мужчина ухватился за затылок и задумался.

Мы достали с Димкой ещё по яблоку…

– Хрум! хрум! – струилось от нас, и сочная мякоть усладой проваливалась внутрь.

Девочка тем временем послушно продолжала сидеть в кресле и покачивать то одной, то другой ногой.

– Дорогая, отпустила бы ты ребёнка поиграть? Вон и детская площадка на пригорке. Качели есть, – сказал бородатый мужчина, оторвав руку от затылка, после чего добавил: – Да и сама переоденься. Поможешь носить что полегче.

Объект нашего с другом особого внимания тут же соскочил с кресла и вприпрыжку подбежал к такой же нарядной, только побольше, копии. Обнял её и спросил:

– Мамочка, можно?!

– Иди, моё солнышко, – ласково ответила копия, – только аккуратней! У тебя новое платье.

Девочка живо побежала к качелям, а взрослые с головой погрузились в насущные заботы.

Димка по-дружески пихнул меня в бок:

– Иди спроси: как зовут?

– Что я? Пойдём вместе… да спросим.

– Ладно. Почапали.

Мы подошли к качелям и буркнули по очереди:

– Привет! Привет!

– При-вет! – протянул мягкий голос.

– А тебя как звать? – спросил я.

– Лена, – девочка заулыбалась, и мы начали помогать ей раскачиваться.

– Ты, что ль, новенькая?! – бойко спросил Димка.

– Да. Мы здесь несколько дней, а сегодня привезли наши вещи, – поведала Лена.

– Хочешь с нами? Мы с другом город в песке собирались построить, – предложил я новой знакомой. – А меня Леша зовут.

– Мне нельзя в песок. У меня новое платье, – ответила Лена.

– Так переоденься. И айда уже город строить, – выпалил Димка и мотнул головой в сторону песочницы. – Я, кстати, Диман.

– Мама сказала, что вся одежда ещё запакована. Я сразу хотела переодеться, но ей сейчас некогда! – с сожалением объяснила Лена и пожала плечами…

– А давайте лучше в догонялки?! Я люблю бегать! – снова заулыбавшись, предложила она и лихо спрыгнула с качелей.

– Ну… давай, что ли… – немного засомневались мы, но все же согласились. И начали раскидывать считалочку: – Из седьмого эта-жа по-летели три ножа: синий, красный, голу-бой, выби-рай себе любой!

Водить пришлось Лене, и мы с Димкой, как горох, кинулись в рассыпную.

Я полез на горку, а Димка побежал за деревья.

Видимо, Лена не решилась лезть за мной, и поэтому побежала за Димкой.

Бегала она шустро для девчонки.

Сидеть на горке в одного довольно-таки скучно, и я снова спустился к качелям.

– А я здесь, а я здесь… бе-бе-бе! – подначивал я воду.

Димка шустро, как Маугли, взобрался на яблоню, и Лена не успела его замаять.

Тогда она переключилась на меня.

Только я рванул и бежать, как Лена поскользнулась и растянулась во весь рост на траве.

И Димка, и я решили, что догонялки на этом закончены. Димка спрыгнул с дерева, и мы оба стали приближаться к Лене.

Но как же нас накрыло, когда вместо слез эта ненормальная вскочила как пружина, лихо меня замаяла и стремглав помчалась по двору, хохоча во весь голос и поддразнивая:

– Не догонишь, не догонишь!..

Димка хоть и выкатил глаза на пару со мной, но быстренько сообразил, что надо драпать, и кинулся прочь.

Но в эту минуту по двору разнёсся звонкий голос Лениной мамы:

– Лена!!

И догонялки резко оборвались.

Лена побежала к маме, а мы с Димкой остались посреди двора ждать, чем же это закончится…

Ленина мама что-то говорила разгорячённой дочке, которая жалостливым взглядом, смотрела снизу вверх и молча слушала.

Димка хмыкнул и пробормотал между нами:

– А платье-то не такое уже и новое…

Мы переглянулись и расхохотались.

Лене явно требовалась наша помощь, и мы побежали к ней.

Голос её мамы долетал все отчётливее:

– Ну, вот как же?! Вот как?! Сколько можно говорить: Лена, Лена, Лена, аккуратней?!

Когда мы подбежали, то недовольный голос женщины замолчал и она вопрошающе взглянула на нас.

– Здравствуйте! Я Леша. А я Дима. Здравствуйте! – поздоровались мы по всем правилам.

– Отпустите, пожалуйста, вашу дочку с нами поиграть? – добавил я.

К разговору присоединился Ленин папа:

– Вы откуда такие бравые?

– Я из третьего подъезда. А я из четвёртого, – признался вначале Димка, а потом я.

– Девчонок не обижаете?! – спросил он, улыбаясь и прищуриваясь.

– Не… нет. Точно нет! – дружно ответили мы.

– Дорогая, пусть дети дальше идут играть.

– Но как же платье?! – возмутилась в Лениной маме женская струнка.

– Да просто снимите его. Девочка хоть загорит. Мы ж не у нас на Севере – вон какая здесь жара! – не растерялся Ленин папа и снова принялся за дела.

– Точно, точно… – затараторили мы в один голос, и сами последовали мудрому совету. Стянули через головы рубахи и запихнули их за пояс шорт.

– Ну… если Лена захочет… – все ещё сомневался благородный нрав её мамы.

На что Лена обрадовалась, и скинула с себя платьице, которое подхватили заботливые мамины руки.

– Побежали снова в догонялки, кто водит?! – воодушевилась наша новая подружка, как только избавилась от обузы.

– Ну уж нет! – отрезал Димка. – Мы с Лёхой второй день по двору дощечки, палочки, камушки подходящие собираем… Для мостов, площадей… Мы город хотели строить.

– Это правда. Нам на прошлой неделе свежий песок завезли, а то он совсем высохнет, и строить уже не получится. А ещё в нём глину можно найти. Мы из неё человечков лепим, – приводил я всевозможные доводы, какие приходили на ум.

– Видала, мать! Тут все серьёзно! А ты платье, платье, – сказал Ленин папа, держа два больших чемодана, и расплылся в улыбке. – Идите уже в песочницу, не мешайтесь тут…

После знакомства с Лениными родителями мы пополненной бригадой отправились к месту строительства.

Взрослые перетаскивали сгруженные вещи, а мы занялись делом поважнее.

Вначале решили, как заведено, рыть тоннели и строить мосты. Заодно искать глину, чтобы Лена лепила человечков. Ещё мы отдали ей все камушки, чтобы украшать город площадями, а Лена даже придумала сделать из них фонтан, где вместо воды мы воткнули несколько веточек с листвой…

Незаметно всех застал вечер. Настала пора расходиться.

Дома меня прямо в одежде ставили в ванну, чтобы песок из неё и волос не сыпался по всей квартире…

Уже чисто вымытым я что-то умял из бабушкиной стряпни, посмотрел немного телевизор и отправился спать. Но сон не шёл.

То и дело тянуло выглянуть во двор. Вдруг кто-нибудь разрушит наш город или «скоммуниздит» из него человечков!

Строить город очень увлекательно, но ещё интереснее другое… Взрывать и крушить! Красочно, беспощадно, точно в кино.

Пока воздвигались песочные кварталы и районы, каждый строитель заранее зарывал на дорогах, под мостами и в тоннелях мину: крестовину из связанных палочек, к которой привязывался небольшой кусочек верёвки длинной метр, два. И тщательно все маскировал. Другие игроки в это время или отворачивались, либо закрывали глаза. Только честно!

И вот, когда песочное зодчество завершалось и на улицах расставлялись оловянные солдатики и глиняные человечки, по дорогам города запускался транспорт: на верёвочной тяге заботливых владельцев сновали грузовички, легковушки, самоходки…

Пока кто-то из друзей тянул проезжающую машинку, от тебя требовалось вовремя рвануть за припрятанный конец верёвки…

Тогда колёсная или гусеничная техника взмывала вверх в несколько оборотов и брызгах песочного гейзера; тоннели и мосты обрушивались всей толщей; а после уже по оловянным солдатикам и глиняным человечкам летели мелкие камушки-снаряды, чтобы сбить их с ног или оторвать глиняные головы…

То боги-строители вершили судьбу песочной страны!

Не помню, как на меня навалился сон…

Мне снилась хохочущая Ленка. Почему-то мы оказались вдвоём и целовались.

После каждого поцелуя она закатывалась от смеха и щурилась, словно кошка на солнце, и её магический взгляд целиком обезоруживал.

Это было ново, странно, но приятно!

На следующий день я ничего не рассказал о причудливом сне даже лучшему другу.

Одно дело, когда над тобой во сне смеются, и другое – когда во дворе. Прилепится ещё, так будут дразнить несколько дней, а то и погоняло какое обидное придумают – Лешка-ухажер!

Нет, ничего не сказал.

Так на пару лет наш двор заполнил раскатистый золотистый Ленкин смех.

А потом они снова уехали на Север. Но это будет, только спустя два года в очередное лето…

Мы втроём будем стоять и крепко обниматься прям посреди двора, пока Ленины родители будут ждать её в машине. Димка с Ленкой начнут даже всхлипывать, а я буду их успокаивать, что мы обязательно увидимся следующим летом через год. Или Ленка к нам в гости приедет, или мы с Димкой – на Север. Соберём рюкзаки – и приедем!

На море с Димкой мы уже разочек ездили вместе с родителями. А на Север – ни разу!..

Слезы меня предательски накрыли чуть позже, уже той же ночью.

Когда я остался один в постели, то вдруг понял, что уже завтра я не услышу озорного вишнёвого хохота, и цветочное, будто луг платье, не будет мелькать во дворе за деревьями и кустами смородины и черёмухи.

Так грудину сдавило, что слезы брызнули сами собой, как сжатая молодая абрикосовая косточка, которыми мы по весне прыскали, норовя попасть другому в глаз, чтоб щипало. И я уткнулся в подушку, чтоб никто ничего не услышал.

bannerbanner