Часовщик забытых минут

– Сколько времени займёт подготовка? – спросил Алексей, всё ещё держа руку Лизы.

– При вашей природной предрасположенности – несколько дней интенсивных тренировок, – ответила Вера. – Вам нужно научиться не только проникать в забытые минуты, но и ориентироваться в них, защищать своё сознание и, самое главное, находить обратный путь.

Алексей неохотно кивнул. Здравый смысл подсказывал, что они правы, но сердце рвалось обратно, к тому мимолётному контакту с Лизой, который он только что испытал.

– Я останусь здесь, – сказал он. – Рядом с ней.

Вера и Черновский переглянулись.

– Это возможно, – наконец произнёс врач. – У нас есть комнаты для посетителей. Но вы должны понимать – близость к Елизавете делает вас более уязвимым для темпоральных флуктуаций. Особенно сейчас, когда ваши способности только пробудились и вы ещё не научились их контролировать.

– Я всё понимаю, – Алексей поднял взгляд от лица Лизы. – Но я не оставлю её снова. Только не теперь, когда я знаю, что она жива и что я могу вернуть её.

Черновский вздохнул, но кивнул.

– В таком случае, я распоряжусь, чтобы вам подготовили комнату. А сейчас, думаю, вам стоит отдохнуть. Последние сутки были чрезвычайно насыщенными для вашей психики.

Он направился к двери, но Алексей остановил его вопросом:

– Доктор Черновский, вы сказали, что авария не была случайностью. Что она как-то связана с Веретенниковым. Но почему? Что ему нужно от Лизы? От нас?

Черновский замер в дверях, словно решая, сколько можно рассказать.

– Елизавета обладает врождённой темпоральной чувствительностью, – наконец произнёс он. – Гораздо более сильной, чем у большинства потенциальных Часовщиков. Она могла бы стать одной из нас, если бы её способности были обнаружены раньше. Веретенников каким-то образом узнал об этом и решил использовать её для своих экспериментов. Аномалия, созданная им на том перекрёстке, должна была захватить сознание Елизаветы и сделать его… податливым для манипуляций. Но что-то пошло не так.

– Что именно?

– Мы до конца не уверены, – вздохнул Черновский. – Но есть теория, что в момент аварии Елизавета интуитивно создала защитный кокон из забытых минут – не только своих, но и ваших. Это беспрецедентный случай. Обычно забытые минуты строго индивидуальны. Но, похоже, ваша эмоциональная связь оказалась сильнее темпоральных законов.

Он помолчал, а затем добавил тише:

– И есть ещё кое-что… странное. Анализ темпоральных образцов, взятых из местности, где произошла авария, показывает, что Веретенников интересовался не столько Елизаветой… сколько вами.

– Мной? – удивился Алексей. – Но зачем? Я обычный часовщик, не обладающий никакими особыми способностями до вчерашнего дня.

– В том-то и дело, – задумчиво произнёс Черновский. – До вчерашнего дня мы тоже считали вас обычным человеком. Но теперь… Я не уверен. Активация часов Веретенникова не могла сама по себе пробудить такие сильные темпоральные способности, если бы они не были заложены в вас изначально. Возможно, гораздо глубже, чем мы предполагали.

Он вышел из палаты, оставив Алексея наедине с Лизой и новыми тревожными вопросами. Кто он на самом деле? Почему Веретенников выбрал именно его? И что связывает их – странного посетителя с золотыми часами и обычного, как он думал, часовщика?

Алексей снова перевёл взгляд на спящее лицо жены. Какой бы ни была правда, он найдёт способ вернуть Лизу. Даже если для этого придётся противостоять всем Хронофагам мира, даже если придётся погрузиться в самые тёмные глубины забытых минут.

Он осторожно коснулся её щеки, и в этот момент произошло нечто странное. В палате, где не было ни одних часов, отчётливо прозвучал тихий механический звук – словно завелся часовой механизм, долго остававшийся без движения. И в ту же секунду глаза Лизы дрогнули под веками, а монитор, отслеживающий её мозговую активность, взорвался каскадом сигналов.

– Лиза? – прошептал Алексей, наклоняясь ближе.

И тут, впервые за два года, её губы шевельнулись, и она произнесла одно-единственное слово:

– Беги.

========== Глава 4. Первое прикосновение ==========

Алексей не помнил, когда успел заснуть. Последнее, что отложилось в памяти – тихое "беги", сорвавшееся с губ Лизы, а затем хаотичный всплеск активности на мониторах, вызвавший переполох среди медперсонала. Черновский настоял, чтобы Алексей вышел из палаты, пока они стабилизируют состояние Лизы. Вера отвела его в маленькую комнату для посетителей рядом с палатой жены, и там, сидя в неудобном кресле, измотанный физически и эмоционально, он провалился в тяжелый сон.

Сначала сны были обрывочными, как всегда в последние два года. Вспышки воспоминаний, фрагменты разговоров с Лизой, их общее прошлое – калейдоскоп образов, не складывающихся в целостную картину. Но постепенно сновидение обрело четкость и последовательность. Он увидел Лизу в ярко-желтом летнем платье на фоне часовой башни – они были в отпуске в Праге три года назад. Она улыбалась, поворачиваясь к нему, и солнечный свет играл в ее рыжих волосах.

– Помнишь этот день, Алексей? – спросила она, протягивая руку.

Он помнил. Они гуляли по старому городу, и он показывал ей знаменитые астрономические часы, объясняя принцип работы механизма. Лиза слушала с искренним интересом, хотя технические детали наверняка были ей скучны. В тот день он понял, что она – именно тот человек, с которым хочет провести всю жизнь.

– Конечно, помню, – ответил он, беря ее за руку.

Но что-то было не так. Площадь, окружавшая их, выглядела иначе, чем в его воспоминаниях. Ближе к современности, без некоторых исторических зданий. И часы на башне… они были другими. Не астрономическими часами, знаменитыми на весь мир, а обычными башенными, с простым круглым циферблатом.

– Что-то не так? – спросила Лиза, заметив его замешательство.

– Башня… часы… они выглядят не так, как я помню.

Лиза рассмеялась, но звук ее смеха вызвал у Алексея холодок по спине. В нем было что-то механическое, словно тиканье часов.

– О чем ты говоришь? Они всегда были такими.

Она потянула его за руку, и они пошли через площадь. Но теперь Алексей замечал все больше несоответствий. Люди вокруг были одеты в странную смесь современной и старинной одежды. Некоторые здания казались полупрозрачными, сквозь них просвечивали другие строения. И небо… небо имело легкий голубоватый оттенок, напоминающий свечение шестеренок в часах Веретенникова.

– Лиза, – он остановился, – что происходит? Где мы?

Она повернулась, и ее улыбка стала шире – слишком широкой, неестественной. В ее глазах мелькнул тот же голубоватый отблеск, что и в небе.

– Мы в нашем воспоминании, дорогой. Разве не этого ты хотел? Вернуться ко мне?

Лиза сделала шаг к нему, но Алексей отступил. Это была не его жена. Или не совсем она.

– Кто ты? – спросил он, чувствуя, как сердце колотится в груди.

– Я – то, что ты помнишь, – ответила она, и ее голос начал меняться, становясь глубже, мужским. – А также то, что ты забыл.

Образ Лизы задрожал, словно отражение в воде, в которую бросили камень. Ее черты исказились, поплыли, перетекая в другую форму. Через несколько мгновений перед Алексеем стоял Игорь Веретенников в том же сером костюме, в котором он впервые пришел в мастерскую. Но теперь его глаза светились тем же голубоватым светом, что был в небе и в часовом механизме.

– Вы, – выдохнул Алексей, пытаясь отступить дальше, но ноги словно приросли к мостовой.

– Я, – спокойно подтвердил Веретенников. – Рад, что ты начал вспоминать, Алексей. Это первый шаг к пониманию.

Пражская площадь вокруг них стала расплываться, здания и люди таяли как дым. Вместо них возникали часовые механизмы – огромные, размером с дома, шестеренки и маятники, движущиеся в гипнотическом ритме.

– Что вы делаете со мной? – спросил Алексей, чувствуя себя пойманным в ловушку сна, из которого невозможно проснуться.

– Просто разговариваю, – Веретенников сделал жест рукой, и рядом с ними возникли два кресла. – Присядем? В конце концов, мы с тобой не чужие люди, Алексей. Даже если ты этого еще не помнишь.

– Я не буду ничего с вами обсуждать. Убирайтесь из моей головы!

– Твоя преданность жене похвальна, – Веретенников сел в одно из кресел, проигнорировав протест. – Но Орден Часовщиков использует тебя. Они не рассказали тебе всей правды – ни о Елизавете, ни о тебе самом.

– А вы, конечно, расскажете, – горько усмехнулся Алексей, но почувствовал, как внутри зашевелилось сомнение.

– Со временем, – Веретенников извлек из кармана золотые часы – те самые, которые он оставил в мастерской. – Ты повредил их, пытаясь разобраться в механизме. Это хорошо. Это показывает, что твоя интуиция сильнее блоков памяти, которые они установили.

– Какие еще блоки памяти? Вы несете бред.

– Правда? – Веретенников открыл крышку часов и повернул их циферблатом к Алексею. – Тогда почему ты не можешь вспомнить, что случилось в день аварии? Почему ты не можешь вспомнить, где был, когда твоя жена якобы погибла?

Алексей попытался сосредоточиться на своих воспоминаниях о том дне, но, как всегда, натолкнулся на пустоту. Телефонный звонок, поездка под дождем, мигалки полицейских машин… а между ними – ничего, словно кто-то вырезал фрагмент пленки из фильма его жизни.

– Это последствия шока, – неуверенно сказал он.

– Или последствия темпоральной манипуляции, – возразил Веретенников. – Орден скрывает от тебя правду, потому что боится, кем ты можешь стать, если вспомнишь.

В его голосе звучала абсолютная уверенность, и это пугало Алексея больше, чем сама ситуация. Что, если Веретенников действительно знает что-то важное о нем?

– Чего вы хотите от меня? – спросил он, борясь с ощущением, что разговаривает с дьяволом о продаже души.

– Того же, что и ты, – Веретенников поднялся с кресла и приблизился к Алексею. Его глаза сейчас казались почти человеческими – в них читалась глубокая, застарелая боль. – Я хочу исправить прошлое. Вернуть то, что было отнято. Моя дочь, Алексей… Часовщики позволили ей умереть, хотя могли спасти.

– Ваша дочь? – эта неожиданная откровенность застала Алексея врасплох.

– София, – голос Веретенникова дрогнул, и в этот момент пространство вокруг них снова изменилось. Теперь они стояли в больничной палате, где на кровати лежала девушка лет шестнадцати, неподвижная и бледная, опутанная проводами и трубками. Рядом с кроватью сидел сам Веретенников – но моложе, без седины в волосах, без той уверенности во взгляде. Его плечи были опущены, а в глазах стояли слезы.

– Темпоральная саркома, – объяснил нынешний Веретенников, стоя рядом с Алексеем и наблюдая за этой сценой из прошлого. – Редкое заболевание, возникающее у людей с врожденной чувствительностью к темпоральным потокам. Опухоль, растущая одновременно в нескольких временных измерениях. Традиционная медицина бессильна против нее.

– Но Орден мог помочь? – тихо спросил Алексей, не в силах оторвать взгляд от сцены отцовского горя.

– Орден мог спасти ее, – жестко ответил Веретенников. – У них были артефакты и знания для этого. Но они отказались. "Невмешательство в естественный ход времени", – он горько усмехнулся. – Лицемеры. Они вмешиваются постоянно, но только когда это соответствует их целям.

Палата растворилась, и они снова оказались среди гигантских часовых механизмов. Но теперь Алексей видел на лице Веретенникова не холодное расчетливое выражение злодея, а боль человека, потерявшего самое дорогое.

– Я поклялся найти способ вернуть ее, – продолжил Веретенников. – Орден называет меня Хронофагом, монстром, пожирающим чужие забытые минуты. Но я просто ищу способ исправить несправедливость. И твоя жена, Алексей, может стать ключом к этому.

– Что вы хотите с ней сделать? – Алексей почувствовал, как внутри поднимается волна гнева и страха.

– Не причинить вред, если ты об этом. Елизавета обладает уникальными способностями – она создала защитный кокон из забытых минут, в котором скрывается уже два года. Такая сила… с ее помощью можно создать стабильный темпоральный разлом, достаточно большой, чтобы изменить прошлое не фрагментарно, а полностью. Создать новую реальность, где София жива. Где твоя Лиза никогда не попадала в аварию.

Алексей молчал, не зная, что ответить. Предложение звучало заманчиво – мир, где не было той аварии, где Лиза по-прежнему рядом с ним. Но какой ценой?

– А как эта… новая реальность повлияет на остальной мир? – спросил он наконец.

Веретенников пожал плечами:

– Будут изменения, конечно. Некоторые события пойдут иначе. Какие-то люди никогда не встретятся, другие, наоборот, найдут друг друга. Но разве это важно, если мы вернем тех, кого любим?

– За счет других? – Алексей покачал головой. – Это… неправильно.

– Неправильно? – голос Веретенникова стал холоднее. – А что правильно, Алексей? Сидеть и ничего не делать, когда можешь изменить судьбу тех, кого любишь? Смириться, как советуют Часовщики? Они хотят, чтобы ты помог им удержать этот хрупкий, несовершенный мир от перемен. Но этот мир не заслуживает сохранения, если в нем умирают невинные дети и любящие жены попадают в аварии.

Его слова находили отклик в сердце Алексея. За два года он часто думал – почему именно Лиза? Чем она заслужила такую судьбу? Всемогущий ли Бог допустил это или равнодушная вселенная? И если есть хоть малейший шанс все исправить…

– Я не прошу немедленного ответа, – Веретенников отступил на шаг. – Просто помни, что у тебя есть выбор. Орден использует тебя в своих целях. Я предлагаю партнерство – спасение для твоей жены в обмен на помощь моей дочери.

Он достал из кармана простую визитную карточку – точно такую же, какую оставил в мастерской.

– Когда будешь готов поговорить, просто подумай обо мне, глядя на эту карточку. Я найду тебя.

Веретенников положил карточку в руку застывшего Алексея. В момент касания мир вокруг задрожал, часовые механизмы начали плавиться, стекая вниз, как воск свечи. Последнее, что увидел Алексей перед пробуждением – голубоватые глаза Веретенникова, в которых застыло странное выражение: смесь надежды и опасной решимости.

Алексей проснулся с резким вдохом, словно вынырнул из-под воды. Комната для посетителей в клинике "Эдельвейс" была залита мягким утренним светом. В кресле напротив сидела Вера Ливанская, наблюдая за ним с напряженным вниманием.

– Он нашел вас, – сказала она. Это был не вопрос, а утверждение.

Алексей потянулся к карману рубашки и с удивлением обнаружил там визитную карточку Веретенникова – ту самую, которую тот вручил ему во сне.

– Как это возможно? – он протянул карточку Вере. – Это был сон, но…

– Это была темпоральная интрузия, – Вера взяла карточку двумя пальцами, словно та была ядовитой. – Проникновение в ваше сознание через уязвимости, созданные вашей эмоциональной связью с забытыми минутами. Веретенников силен… сильнее, чем мы думали.

Она встала и подошла к окну, разглядывая карточку на свету.

– Что он вам показал?

– Свою дочь, – Алексей потер лицо руками, пытаясь стряхнуть остатки странного сна. – Софию. Он сказал, что она умерла от какой-то темпоральной саркомы, и что Орден мог спасти ее, но отказался.

Вера вздохнула и вернулась в кресло.

– Это правда, – призналась она. – София Веретенникова действительно умерла от темпоральной саркомы в 1988 году. И Орден действительно не вмешался, хотя теоретически мог попытаться изменить ход событий.

– Почему? – в голосе Алексея звучало обвинение.

– Потому что цена была слишком высока, – жестко ответила Вера. – Вы думаете, мы бессердечные чудовища? Что нам доставляет удовольствие наблюдать, как люди страдают? – Она покачала головой. – Мы несем бремя знания, Алексей Игоревич. Мы видим не только текущий момент, но и расходящиеся волны вероятностей. Спасение Софии требовало создания масштабного темпорального разлома, который затронул бы тысячи жизней. Совет Ордена рассмотрел все варианты и принял самое тяжелое решение, на которое только способен человек – не вмешиваться.

– А Веретенников не смог смириться.

– Он был одним из лучших Часовщиков своего поколения, – Вера смотрела куда-то мимо Алексея, словно в прошлое. – Блестящий ум, необычайная чувствительность к темпоральным потокам. Он разработал половину протоколов, которыми мы до сих пор пользуемся при работе с забытыми минутами. И он любил свою дочь больше всего на свете.

Она помолчала, собираясь с мыслями.

– После смерти Софии он изменился. Стал одержим идеей создания "темпоральной линзы" – устройства, способного фокусировать энергию забытых минут для изменения прошлого в масштабах, которые мы считали невозможными. Совет запретил эти исследования, но Веретенников продолжал тайно. А когда его поймали, он сбежал, украв несколько древних артефактов, включая часы, которые он позже принес вам.

– И стал… Хронофагом?

– Да, – Вера поморщилась, словно само это слово вызывало у нее физический дискомфорт. – Он научился извлекать темпоральную энергию из забытых минут, поглощая их. Каждая такая минута – это фрагмент человеческой души, Алексей Игоревич. Вырывая их, он разрушает целостность людей, которым они принадлежат. Некоторые из его жертв так и не оправились – их личности фрагментировались, рассыпались на осколки воспоминаний.

– А теперь он охотится за Лизой?

– За вами обоими, – уточнила Вера. – Елизавета обладает невероятным даром создавать стабильные темпоральные структуры из забытых минут. Вы же… – она запнулась, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.

– Я что? – Алексей подался вперед. – Веретенников говорил что-то о блоках памяти, о том, что я не могу вспомнить, где был во время аварии Лизы.

Вера выглядела встревоженной.

– Мы должны поговорить с Григорием Андреевичем, – сказала она, вставая. – Есть вещи, которые я не вправе объяснять вам самостоятельно. Но сначала я хочу, чтобы вы поняли базовую природу забытых минут, чтобы осознать, с чем мы имеем дело.

Она подошла к окну и раздвинула шторы, впуская больше света. За стеклом открывался вид на сосновый лес, окружавший клинику. Утреннее солнце пробивалось сквозь кроны деревьев, создавая на земле причудливую мозаику света и тени.

– Представьте время как реку, – начала Вера, глядя на лес. – Бесконечный поток, несущий все живое от рождения к смерти. Обычно этот поток непрерывен и однороден. Но иногда… – она сделала паузу, подбирая слова, – иногда травматический опыт создает в этом потоке воронки, завихрения. Моменты, которые человеческий разум не может или не хочет удерживать в сознательной памяти.

– Забытые минуты, – тихо произнес Алексей.

– Именно, – кивнула Вера. – Но они не исчезают полностью. Они продолжают существовать в особом измерении, параллельном основному временному потоку. Некоторые люди, обладающие определенной чувствительностью, способны воспринимать эти минуты, взаимодействовать с ними. Таких людей мы называем Часовщиками.

Она повернулась к Алексею:

– Забытые минуты – это не просто воспоминания, Алексей Игоревич. Это полноценные фрагменты реальности, заключенные в темпоральные капсулы. В них сохраняется все – эмоции, физические ощущения, мельчайшие детали обстановки. Находясь внутри такой минуты, можно взаимодействовать с ней, как с настоящей реальностью. Но есть ограничения: нельзя изменить исход основного травматического события, породившего эту минуту. Можно лишь наблюдать, переживать, принимать.

– Если нельзя изменить исход, то чего добивается Веретенников? – спросил Алексей.

– Он ищет способ объединить множество забытых минут в единую структуру – темпоральную линзу, способную сфокусировать достаточно энергии для создания постоянного разлома во времени. Через такой разлом теоретически можно не просто наблюдать прошлое, но и изменять его в масштабах, превосходящих отдельные моменты. Переписать целые периоды истории.

Глаза Алексея расширились от осознания:

– И он хочет использовать Лизу для этого? Как… батарейку?

– Как ключевой компонент, – поправила Вера. – Елизавета не просто чувствительна к забытым минутам – она способна существовать в них продолжительное время, сохраняя целостность своего сознания. Это беспрецедентный случай. Обычно человеческий разум быстро дезориентируется в темпоральных аномалиях, теряет связь с собственной идентичностью. Но ваша жена каким-то образом адаптировалась к этому состоянию.

– И именно поэтому слово "беги" было первым, что она произнесла за два года, – задумчиво сказал Алексей. – Она предупреждала меня о Веретенникове.

– Вероятно, – согласилась Вера. – Елизавета осознает опасность. Она скрывается в лабиринте забытых минут не просто так – она бежит от Хронофага.

Алексей встал и подошел к двери:

– Я хочу вернуться к ней. Сейчас же.

– Сначала нам нужно убедиться, что вы защищены от дальнейших вторжений Веретенникова, – Вера мягко, но твердо остановила его, положив руку на плечо. – Если вы снова установите контакт с Елизаветой в таком уязвимом состоянии, он может проследить связь и найти вас обоих.

– Что мне нужно сделать?

– Научиться базовым техникам ментальной защиты. Это не сложно для начинающего Часовщика с вашими способностями, но требует концентрации и практики.

Следующий час Вера обучала Алексея простым, но эффективным методам создания ментальных барьеров. Она объяснила, что темпоральное вторжение в сознание возможно только через "незащищенные" участки памяти – те самые забытые минуты, которые человек вытеснил из сознания. Создавая вокруг них структурированные "рамки" из контролируемых воспоминаний, можно предотвратить несанкционированный доступ.

Это было похоже на медитацию, но с четким практическим уклоном. Алексей удивился, насколько легко ему дались эти упражнения – словно он занимался чем-то подобным раньше, в другой жизни. Этот факт не ускользнул от внимания Веры, но она воздержалась от комментариев, лишь одобрительно кивая, когда он правильно выполнял задания.

– Вы готовы, – наконец сказала она. – По крайней мере, для кратковременного контакта. Помните: не погружайтесь слишком глубоко в воспоминания Елизаветы. Просто установите связь, дайте ей почувствовать ваше присутствие. На большее у вас пока нет опыта.

Они вернулись в палату Лизы. Внешне ничего не изменилось – те же приборы, мониторы, то же безмятежное лицо на подушке. Но Алексей теперь смотрел на жену другими глазами. Не как на пострадавшую в аварии, а как на удивительное существо, чье сознание путешествует по измерениям, недоступным обычным людям.

Черновский уже был в палате, проверяя показания приборов. Он кивнул Вере:

– Состояние стабильное. После вчерашнего всплеска активности наблюдается повышенный синхронизм между обеими полушариями. Похоже, ваше присутствие действительно создало резонанс, Алексей Игоревич.

– Мы готовы попробовать установить более глубокий контакт, – сказала Вера. – Я провела базовый инструктаж по защите.

Черновский внимательно посмотрел на Алексея:

– Вы уверены, что хотите продолжить? После того, что случилось ночью? Вторжение Веретенникова…

– Я хочу вернуть Лизу, – твердо сказал Алексей. – Если для этого нужно рискнуть, я готов.

Врач кивнул и достал из кармана халата знакомый серебристый диск – темпоральный резонатор.

– В этот раз мы усилим защитный периметр, – он указал на странные устройства, расставленные по углам палаты. Алексей не заметил их вчера – небольшие пирамидки из матового металла с мерцающими голубыми огоньками на вершинах. – Эти блокираторы предотвратят любое внешнее темпоральное вторжение. Но они эффективны только в пределах этой комнаты и только в течение ограниченного времени. Примерно пятнадцать минут, не более.

Алексей взял диск и сел рядом с кроватью Лизы. Как и прежде, он сжал резонатор в левой руке, а правой взял жену за руку. Теплая. Живая. Это простое ощущение вселяло надежду.

– Закройте глаза, – тихо сказал Черновский. – Дышите медленно и глубоко. Представьте Елизавету не как физическое тело перед вами, а как свет, который вы пытаетесь найти в темноте.

Алексей закрыл глаза и начал дышать по уже знакомой схеме. Диск в руке нагревался, но теперь он был готов к этому ощущению. Постепенно окружающие звуки – тихое гудение приборов, дыхание присутствующих – отдалились, уступив место странному шуму, похожему на шум прибоя. Волны времени, омывающие берега реальности.

Он мысленно позвал Лизу, представляя ее образ – не конкретное воспоминание, а саму суть: ее смех, жест, которым она откидывала волосы с лица, теплый свет ее присутствия в его жизни. Это было не просто воспоминание, а призыв, наполненный всей силой его любви и тоски.

И она ответила.

Сначала это был просто отголосок – едва заметная пульсация в темноте его закрытых глаз. Но постепенно она усилилась, превратившись в ритмичное сияние, напоминающее биение сердца. Алексей потянулся к этому свету всем своим существом, и внезапно перед ним открылось странное пространство – не совсем комната, не совсем пейзаж, а нечто среднее. Размытые очертания их старой квартиры переплетались с фрагментами леса, городскими улицами, незнакомыми помещениями. Калейдоскоп мест, важных для Лизы.