Предел

скачать книгу бесплатно


Малыш потерял сознание.

Утром мама стояла в лестничном проеме и держала в руках его желтые листки. Те самые.

– Что это такое? – ее голос был больным и источенным. Казалось, что силы совсем ее покинули. Она стояла в обычном домашнем халате, туго перетянутом на поясе, и аккуратно покачивала записями. В глазах сквозили пустота и равнодушие.

– Это помогает мне справляться с ним и научиться многому и нужному, – Алекс попробовал забрать листы и подняться в свою комнату, но мама была непреодолимой преградой. Явно настал день и час для объяснений. Мальчик остановился и тяжело вздохнул.

– Так и что это такое? – мама очень хотела получить ответ на свой вопрос – вопрос, зависший между первым и вторым этажами их просторного дома. Она зачитала следующее:

«Я знаю, что тот, кто приходит с кухни, никогда мне не повредит. Но я должен соблюдать следующие правила: никогда не оборачиваться к дверному проему. Никогда не оголять руки и ноги из-под одеяла. Никогда не произносить звуков. Каждый день пытаться предотвратить его ночной приход. А именно, в течение дня никогда не надевать черные носки. Никогда не вытираться темным полотенцем. Не наступать на линии. Не прикасаться к темным пятнам на перилах. Не оборачиваться на людей в темном. Ненавидеть черноволосых женщин».

Она пристально посмотрела на сына, губы ее дрожали, на глазах выступили крупинки слез.

– Я, – строго сказала она и, схватив себя за макушку, сильно дернула длинные волосы, – я, черт тебя подери, черноволосая женщина. Ты здесь пишешь о ненависти ко мне?

– Мама, я…

– Щенок неблагодарный! – она размахнулась и ударила мальчика желтыми листками по лицу.

Было не больно, но Алекс заплакал. Обида душила его. Мама совсем не хотела его понимать. Не хотела выслушать. Или не могла?! Они все не понимали его.

– Откуда ты взял это дурацкое имя? – истерично кричала мать. – При рождении тебя назвали Александром в честь твоего отца. Но когда ты заявил, что тебя должны звать Алекс, мы с Володей отнеслись к этому с усмешкой. Кто же мог представить, к чему это все приведет? Кто написал эту мерзость?

– Мама, я могу объяснить, – слезы душили мальчика, не давая нормально сформулировать детские мысли.

Мама ничего не хотела слушать. Она быстро развернулась и ушла на кухню.

Никто из окружающих не понимал его – кроме того, кто шептал ему по ночам эти тексты. Один раз Алекс даже видел его, только издалека. Он утверждал, что видеть друг друга пока рано. Для данного этапа достаточно правил и полного их соблюдения. А потом он научит его осмысленному переходу, обязательно научит.

Ближе к вечеру мама успокоилась. Пришел дядя Володя, и они долго разговаривали, закрывшись на кухне. Алекс догадывался, что этот разговор о нем. Он совсем не злился на маму. И точно знал: уж лучше злиться и ненавидеть, чем любить. Любовь убивает!

Наконец мама позвала мальчика ужинать. Аккуратно пододвинув корзинку с нарезанными ломтиками белого хлеба, спросила:

– Кто писал эти тексты, сыночек? Я не хочу напрягать обстановку, Саша. Но мне нужно точно знать, кто печатал эти страницы? Или где ты их взял?

– Это я, мамочка! – голос Алекса был спокойным и даже жизнерадостным.

– Ты умеешь обращаться с пишущей машинкой дяди Володи?

– Да, он научил меня.

– Он… сам тебя научил? – мама стояла в полной растерянности. Она подошла поближе и, вытерев руки о передник, наклонилась к сыну. Потрогав его лоб ладонью, она присела рядом на стул. – Зачем он это сделал?

– Нет, мамочка, ты не подумай о нем плохо, это не дядя Володя. Это другой научил меня печатать на его машинке.

– У тебя есть взрослый друг?

– Он мне не друг, – твердо и уверенно ответил сын и принялся размешивать полученную густую тюрю в тарелке.

– Кто же он? Печатал он тоже за тебя?

– Иногда да.

Мама вскочила со стула и, достав из кухонного стола желтые листки, начала читать вслух:

«Урок первый. Тема урока: осмысленный переход. Для осмысленного перехода из одного измерения в другое требуется концентрация как минимум двух действующих рецепторов. Продуктивнее всего использовать обоняние и осязание. Зрению и слуху на первых порах доверять следует менее всего. Для более безопасного перехода следует приготовить раствор из соли, глины, коровьей мочи и черной гнилостной плесени. Ладони, предварительно тщательным образом вымытые, погружаются в данный раствор на несколько минут. Перед погружением на них острым лезвием наносятся пиктограммы перехода. Резать кожу на руках нужно до появления крови. Далее их следует подсушить до образования характерной корочки. Хорошим предзнаменованием успешного перехода должны быть неимоверная вонь и сильный зуд в области ладоней. Это нужно, чтобы никогда не забывать того, что ты будешь забывать периодически».

– Что это? – мама убрала листки обратно в стол.

Она подошла к сыну вплотную и, выхватив ложку из его руки, с силой развернула ладонью к себе. На ней был вырезан крест в круге. Рана казалась старой.

– Что это такое? Да по тебе дурдом плачет! Ты совсем меня в могилу хочешь загнать?

Она заплакала. Затем схватила его тарелку и с размаху швырнула в стену. Мокрый хлеб разлетелся по сторонам. Алекс выдернул руку и, спокойно развернувшись, последовал на второй этаж.

– Нужно убрать на ночь весь хлеб с пола, – крикнул он матери через плечо. – Так мы спровоцируем его к действию. А этого делать не нужно!

На следующий день мальчик был записан на прием к психологу. Дядя Володя, отчим, сам решился отвести Сашу, хотя и считал, что от походов этих нет толка.

По пути они зашли в кафе-мороженое, хотя мальчик не просил об этом. Скорее всего, дядя Володя хотел серьезно поговорить с ним. Или попросила мама.

– Почему ты решил, Александр, что тебя должны называть Алексом? – тон дядя Вова взял спокойный и размеренный. На мальчика старался не давить и даже не смотреть.

Саша относился к нему неплохо. Дядя Володя появился в жизни мамы случайно, а в жизни ребенка почти внезапно. Придя в один весенний день с прогулки, Саша обнаружил за большим кухонным столом незнакомого мужчину. Он был среднего роста, но ниже мамы почти на голову. Мальчику он напомнил какого-то слесаря со старинных плакатов. Так, во всяком случае, казалось. Слава богу, новый дядя почти не лез в его маленький мир. Любимым занятием Володи кроме писательства на чердаке дома было строить планы на жизнь и учить этой самой жизни других.

– Меня никогда не звали Александром, – слизывая мороженое с белоснежной верхушки, ответил мальчик. – Я же объяснил вам с мамой, что меня зовут Алекс. Это нужно для того, чтобы миссия свершилась правильно. И чтобы тот, кто приходит с кухни, не нашел меня.

– Ну хорошо, – Владимир кивнул в знак согласия, – мама попросила поговорить с тобой. Она волнуется за тебя, за твое здоровье. Ты наверняка не помнишь, но когда вы еще жили с папой, у вас с ним были неприятные моменты. Мама считает, что все происходящее теперь с тобой – это последствия прошлого. Расскажешь мне про твои ночные видения?

Зря дядя Володя думал, что мальчик не помнил папу. Самым отчетливым воспоминанием было следующее: папа позвал Алекса помогать ему. Задумывался сюрприз для мамы, и папа хотел налепить домашних пельменей. Они уселись на кухне за обеденным столом и начали кулинарное таинство. Но пельмени никак не лепились маленькими детскими ручками. Отец встал и долго, около минуты, смотрел на мальчика, возюкавшегося с пельменем. А потом очень сильно пнул его ногой. Алекс улетел в угол и сильно ударился затылком о дверной косяк.

– Это не видения, и зря вы заказали мороженое в железных чашечках, – глаза мальчика блеснули страхом, и он быстрым движением отодвинул лакомство от себя. – Там может быть черное дно. И вряд ли я стану рассказывать вам что-то. Вы же все равно не поймете.

– И что? – мужчина взял маленькую ложечку и начал медленно копаться в своей чашке с мороженым. – Кстати, ты не по годам умен. Даже странно, что ты еще не ходишь в школу. Если бы не эти твои заскоки…

– Нельзя прикасаться к черному, – шепотом произнес Алекс и ближе наклонился к дяде Володе. – Так мы провоцируем его.

– Ты, наверное, совсем не помнишь…

– Я прекрасно помню отца, – вдруг перебил мальчик и очень по-взрослому посмотрел отчиму в глаза. – И я прекрасно знаю причину его гибели. И если вам будет интересно, я расскажу когда-нибудь про это.

– Тебе было всего два с половиной годика, – спокойно парировал Володя. – В таком возрасте это вряд ли возможно.

– Мне было три с половиной, даже почти четыре, и мне вообще плевать на ваше мнение или же мнение кого-то, кто так считает или думает. Вы вообще ничего не знаете о времени, а я знаю.

– Ну вот, ты снова замыкаешься в себе. Я правда верю тебе и хочу выслушать. Расскажи мне твою историю, малыш, – в голосе дяди Володи были нотки искренности и теплоты. Он очень старался.

– Хорошо. Если вам действительно интересно, я расскажу. Папа тогда постоянно бил маму. Меня он тоже бил. Точнее, я иногда попадал под горячую руку. Мама так это называла. Он мог просто прийти с работы в плохом настроении и от этого врезать маме в живот рукой или ногой. Я бежал заступаться за нее и тоже получал.

Потом мама долго успокаивала меня. Она утверждала, что папа любит нас на самом деле и просто немного расстроен плохим положением на работе. Начальник папы много требует от него, и он очень устает.

Вечерами меня насильно сажали на диван в гостиной и включали телевизор. Особенно это практиковалось в субботние вечера. Мне следовало сидеть и смотреть ту программу, которую включили. Потом я должен был кратко пересказать отцу суть просмотренного и доходчиво объяснить смысл передачи. Если мне это не удавалось или удавалось плохо, я получал затрещину или пинок. Маму в период этих просмотров он уводил наверх в туалетную комнату. Я не знаю, что он делал с нею наверху. Вернее, не знаю, что он делал физически. Но я чувствовал, что он делает с нею морально. Я слышал, как боль таилась в ее душе. Я видел ее маленьким сморщенным котенком, забившимся под старый мусорный бак. Котенка трясло от страха и ужаса. Жизнь теплилась в его маленьком тельце, он жил, но жил вопреки.

Мама сильно стонала и кричала, как будто ее режут. Но спускалась она без ран и синяков, хотя и со следами наручников на запястьях и красно-синими полосками на шее. В глазах ее всегда стояли слезы, губы тряслись, а ноги подкашивались. Почему я решил, что это были наручники? Я просто находил их спрятанными за унитазом в туалете. Но ту субботу, именно ту… я запомнил на всю жизнь.

Дядя Володя сидел напротив мальчика с открытым ртом и слушал. Он никак не ожидал такого разворота событий.

Мальчик тем временем продолжал:

– К тому времени он уже начал приходить ко мне по ночам. Когда я говорю «он», я имею в виду того, кто приходит с кухни. Я сразу же понял, как не нужно провоцировать его приходы. Я не знаю, откуда это пришло, но точно знал: если я не буду соблюдать свод своих собственных кодексов, он начнет забирать самое близкое. Но в тот субботний вечер мама спустилась сама не своя. По ногам ее текла кровь. На шее сияла черная полоса. Он душил ее. Он издевался над ней. Но не убивал, будто играя с жизнью и смертью.

В тот вечер, пересказав взмыленному и остервенело ухмыляющемуся отцу просмотренную передачу, я отправился в постель. И я знал, что мне нужно делать…

– Подожди, – перебил дядя Володя. – Твой отец разбился, упав с крыши вашего дома. Никто так и не понял, зачем в ту субботнюю ночь он залез на мокрую от проливного дождя крышу. Но все говорили о его психической неустойчивости. Он же просто покончил с жизнью. Или его убили?

– Так и есть, это ОН убил его, тот, кто приходит с кухни, – тихо подытожил малыш. – Но это я разрешил ему.

– Доедай мороженое, – тихо сказал дядя Володя.

– В ту субботнюю ночь я нарушил одно из правил. Когда тот, что приходит с кухни, вошел в мою детскую, я резко обернулся. Но это было не самым главным. Я не просто обернулся, я начал в этот момент думать именно об отце. Я думал о нем как о самом дорогом существе на свете. Слезы катились, я сжал свои маленькие кулачки и стиснул зубы. Я не мог оторвать взгляда от того, кто приходит с кухни. Его вонючие ладони порхали перед моим лицом, и он был очень зол. Я нарушил закон, я предал кодекс, оттиском начертанный на желтых листках. И наказание последовало незамедлительно. Он тут же забрал у меня самое дорогое. В дождливую субботнюю ночь им стал мой папочка. Сложнее было представить его близким человеком. Я полностью выкинул маму из головы. Я не должен был думать о маме вообще. Перед глазами стоял только отец. Я представил его в белой пустой безмолвной комнате. Некая прослойка между мирами. Коридор между измерениями. Предел!

– Да откуда у тебя в твои годы столько информации в голове? – прошептал дядя Володя.

– Отец стоял в этом растворенном свете, и я внутренне оберегал его от всех бед. Мне захотелось взять его в свои маленькие ладони и укрыть от всего мира. Я боролся с чувством страха и ненависти к этому человеку. Тот, что пришел с кухни, не должен был заметить подвоха. И он не заметил. Я услышал, как папа поднялся по деревянной лестнице на второй этаж. Он осторожно подошел к моей двери и, приоткрыв ее, прислушался к тишине и темноте моего мира. Но в этот же момент я наблюдал его одиночество. Для меня он стоял в придуманном мною коридоре, залитом светом и холодом. Глаза его были пусты. Затем он просто вышел и направился к лестнице на чердак. А в моей прослойке между мирами он начал задыхаться. Глаза его вылезли из орбит, и он стал отчаянно стучать по неведомой преграде руками, разбивая их в кровь. Губы посинели от ненависти, и из горла пошла фиолетовая пена. Но я еще сильнее прижал его к своей груди. Я заплакал от любви к нему. Папа поднялся на крышу. Пошел дождь. Где-то неподалеку ударила молния. Босиком, в одних трусах и футболке он проследовал к краю крыши и, распрямившись, встал во весь рост. Немного покачнувшись, он полетел вниз. Упал на заднем дворе, ударившись головой о железную бочку. Мозги стекали с нее, омываемые дождем. Врачи, приехавшие утром, сказали, что он не мучился.