Черный аист

Шатаясь и держась за стенку рукой, чтобы не растянуться посреди коридора, добрался до кухни. Интересно, если упаду и не смогу встать, когда найдут мое бездыханное тело? Добравшись до графина с водой, залпом выпил несколько стаканов. Жидкость целебным элексиром разлилась внутри живота. Неужели это и есть то самое похмелье? Вряд ли, так как я вчера толком и не пил.

Жажда со временем сошла на нет, а вот голова продолжала гудеть. Все мои старания найти обезболивающее успехом не увенчались, поэтому оставалось только терпеть. Оставшись в другой день дома в одиночку, я бы непременно залип в компьютер, но в данной ситуации интуиция подсказывала мне, что это не лучшая идея. Чтобы не умереть со скуки, решил кому-нибудь позвонить. Достал телефон и увидел несколько непрочитанных сообщений. Одно от Игоря, другое от Марго, третье от Влада. И все с одинаковым вопросом – «ты где?». Приятно, когда друзья не забывают. Ответил всем, кроме Маргариты, так как ей собрался позвонить. Набрав номер, принялся ждать. Несколько секунд из трубки слышались только протяжные гудки, потом раздался явно недовольный голос девушки:

– Ты совсем с ума сошел?

Я улыбнулся.

– И тебе привет.

– Какой привет? Я на уроке вообще-то! Тебя где носит?

– Да вот, дома сижу.

– Почему?

– Проспал, – беззаботно пожал я плечами.

– А родители?

– А что родители?

– Не разбудили?

– Зачем? – теперь уже искренне удивился я.

– Ты дурак? В школу чтоб отправить!

– Ну не знаю…, – ответил я, так как вопрос ее поставил меня в тупик.

– Ладно, черт с ним. После уроков собираемся в центр, ты с нами?

– Давайте. Во сколько?

– Я напишу.

– Принял, давай, – попрощался я и, не дожидаясь ответа, сбросил вызов.

Отложил телефон в сторону и, закрыв глаза, помассировал виски. Сейчас необходимо сосредоточиться. Так, что имеем по итогам вчерашнего вечера: Ленька на меня зол, Ленка вроде втюрилась, остальное осталось, как было. Дальше. Если Ленка поедет со всеми, а она поедет, то флиртовать с ней будет куда сложнее, чем на вписке, так как Марго постоянно будет рядом. Почти мгновенно созрел план. Я снова взял в руки мобильный и набрал Ленку.

– Привет! – как можно дружелюбнее сказал я, едва трубка ожила.

– Привет, – сухо раздалось в ответ.

– Я тут звоню насчет…

– Вчерашнего? – перебила Ленка.

– Да…

– Мне Ленька все рассказал.

Вот это поворот. Каким же образом он, сидя в ванной, узнал все, что творилось в квартире? Мне кажется, он блефует.

– И что же он тебе рассказал.

– Как вы с Владом меня напоили, а потом приставали.

– Не было такого! – вырвалось у меня само собой.

– Я так и знала, что ты будешь отнекиваться!

– Но ведь действительно ничего не было! Что я еще должен говорить в таком случае?

– Не знаю, но Леньке я верю!

– А мне нет?

– Тебе тоже верю.

Поговорили, блин.

– Но ему больше, – продолжала она.

– Да Ленька весь вечер коридор драил!

– Почему?

Я замялся. Она, похоже, действительно, ничего не помнит, а рассказывать про свою выходку ей было немного… совестно что ли. Но времени на раздумья не было.

– У одноклассников спроси, – расплывчато ответил я.

– Ладно, – теперь голос у нее был не обиженный, а слегка озадаченный, – так ты что хотел-то?

– Насчет нас, – при этих словах сердце будто забилось чаще, но скорее от волнения и страха быть раскрытым, – думаю, нам не стоит пока афишировать наши отношения.

– Наши? У нас что-то есть?

Черт, мимо. Видимо, я уже настолько свыкся с мыслью о том, что буду использовать Ленку в своих целях, что совсем не учитывал ее желание. С другой стороны, всем известно, что она в меня по уши втрескалась, да и вчерашний огонек в ее глазах, когда я обнял ее, вряд ли был следствием только выпитого алкоголя. Поэтому я решил идти ва-банк:

– Ты что, против? Тогда так и скажи.

Ответа сразу не последовало, поэтому я стал волноваться.

– Нет, не против, – наконец раздался в трубке неуверенный голос Ленки, – просто все так резко, неожиданно. Но почему мы должны прятаться?

– Понимаешь, – уже облегченно сказал я, – именно потому, что все так резко, думаю, стоит немного подождать с дальнейшим развитием. Так сказать, присмотреться друг к другу, не делать поспешных решений.

– А, я поняла! – радостно сказала она, – Я бы сама не додумалась.

– Ладно, проехали. В центр едешь?

– Конечно! А ты?

– Я тоже. Так что давай, увидимся!

– Пока!

Я положил трубку и снова задумался. Правильно ли я все сделал с точки зрения этики и морали? Ведь Ленка сейчас в меня окончательно влюбится, в этом я не сомневаюсь, а потом что? «Прости, наша встреча была ошибкой»? Нет, это все неправильно. С другой стороны, разве есть у меня другой способ лучше узнать Марго? Едва ли. Поэтому буду действовать по ситуации.

Порешив на этом, взглянул на часы. Уроки заканчиваются не раньше трех часов, значит время еще есть. Чтобы не помереть со скуки, решил отправиться в ближайший парк. Свежий воздух наверняка поможет справиться с болью в голове. Когда я был почти готов, почему-то решил взять с собой блокнот и походный пенал. Вдруг найду красивый вид, тогда хотя бы порисую немного.

Как только вышел из парадной, живот предательски заурчал. За прочими делами я совершенно забыл про завтрак. Решил что-нибудь купить по дороге и уверенно зашагал в сторону троллейбусной остановки.

Погода была на удивление восхитительна: серое небо куда-то исчезло, и сейчас над моей головой расстилалась бескрайняя синева, в которой можно было утонуть. Солнце стояло выше, чем обычно и даже грело, что не могло не радовать. Грязь с дорог тоже пропала, отчего шагать по чистому и сухому асфальту было одно удовольствие. Периодически порывы ветра подбрасывали сложенную в кучи листву и несли ее пестрый хоровод до тех пор, пока не попадалось на пути какое-нибудь препятствие в виде поребрика или ноги прохожего. Не хватало только птичьего пения, но против природы не пойдешь, все улетели на юг, поэтому приходилось довольствоваться тем, что есть.

Наслаждаясь погожим днем, я сунул руки в карманы и только сейчас понял, что денег с собой толком и не взял, а единственный имевшийся капитал потратил вчера. И если добраться до парка зайцем еще можно, то ехать в центр с друзьями без денег – вот это уже страшно. Да и кушать хочется. Работа отца было недалеко, но захочет ли он со мной говорить после вчерашнего и, тем более, спонсировать мой променад? Однако другого выхода не было.

Когда подъехал нужный троллейбус, я сначала вошел в него, уже приметил свободное местечко, но, завидев оранжевую жилетку контролера, тотчас покинул транспортное средство, так как зайцем в таком случае проехать не выйдет.

Таким образом я пропустил еще несколько машин, пока, к моему счастью, не пришел троллейбус без кондуктора. Удобно устроившись на заднем ряду, я стал смотреть в окно, изучая городской пейзаж.

Я часто слышал как люди, приезжавшие в Питер из других городов, радостно цитировали Гоголя и Достоевского, обличая город за его двоякость: мол дальше Невского не ходите, там все ужасно, там все плохо. Так вот, с такими людьми я категорически не согласен. Да, спальные районы имеют множество недостатков, но если присмотреться, то увидите в них свои прелести. Например, панельные дома и хрущевки. Безусловно, им далеко до ампира и барокко, но ведь они такие родные, такие… душевные что ли. А у любого дома на Невском едва ли есть душа. А как же наши спальные дворы? Конечно, не колодцы в центре, но они ведь живые! Как некоторые этого не замечают?

Размышляя на эту тему, я проехал больше половину своего маршрута, как вдруг поймал себя на мысли, что меня кто-то буквально сверлит взглядом. Повернув голову заметил стоявшего рядом мужчину лет пятидесяти либо шестидесяти. Глаза его, должно быть, когда-то были голубыми, но сейчас выцвели и напоминали окраску некоторых панелек из нашего микрорайона. Перехватив мой взгляд, старик откашлялся и сказал:

– И не стыдно тебе?

– За что?

– За то, что я стою!

Осознав, что нарвался на очередного человека, обожающего качать свои права, я тяжело вздохнул, совершив тем самым фатальную ошибку.

– Ну вы посмотрите на него! – уже почти кричал дед, – с ним взрослый человек разговаривает, а он вздыхает!

Я бы предпочел игнорировать его, эта тактика не раз мне помогала в подобных случаях, но в это время троллейбус остановился, в дверь вошел контролер, начал проверять оплату за проезд. Необходимо было срочно ретироваться. Тогда я решил совместить приятное с полезным.

Демонстративно вскочив, я понял, что ростом даже выше старика. Это придало мне уверенности. Удовлетворившись, что за нами наблюдает уже достаточное количество людей, я отошел в проход, указал рукой на место и сказал нарочито громко:

– Садитесь, пожалуйста!

Дед сначала удивился, потом скорчил такую самодовольную мину, что, если бы мне не надо было бежать, я бы непременно по ней врезал, невзирая на возраст.

Как только старик плюхнулся на освободившееся место, я сделал еще шаг к выходу, обернулся и громко продекларировал на весь троллейбус, указывая рукой на своего оппонента:

– Вот злонравия достойные плоды!

И вышел прочь. Раньше, чем кто-то сумел что-либо понять, двери за моей спиной захлопнулись и машина тронулась. Я проводил ее взглядом до поворота, потом самодовольно гоготнул и решил, что до отца доберусь пешком, благо времени было еще достаточно.

Глава 6

Гулять пешком я всегда безумно любил: во-первых, можно подумать о всяком, во-вторых, если внимательно смотреть вокруг, то есть вероятность увидеть много интересного, ну и в-третьих, время прогулки было временем тишины, когда никому ничего от меня не было нужно, никто не донимал глупыми вопросами или разговорами, я был один на один с собой. Именно поэтому вынужденное отступление из троллейбуса не только не огорчило меня, а даже обрадовало.

Я шагал по улице, подставляя лицо теплым лучам солнца. Уверен, что со стороны выглядел крайне беззаботно, но на самом деле в голове моей шел сложный мыслительный процесс. Главный вопрос, стоявший на повестке дня – как попросить денег у отца. Причем сделать это так, чтобы он дал. В сущности, уговорить его было просто, но все осложнял вчерашний мой поход и его последствия. Поскольку в голову решительно ничего не приходило, решил попробовать свой излюбленный метод: идти от обратного. Допустим, от отца мне придется уйти с пустыми руками. Что тогда? Очевидно, что ехать с друзьями в центр без денег – это отвратительная идея. Значит придется идти на крайние меры, если это потребуется…

Таким образом я дошел до папиной работы, то есть до университета. Посмотрел на часы – пара закончится только через полчаса, значит надо подождать. Передо мной расстилался уютный скверик, состоящий из двух пересекающихся дорожек, на которых стояли аккуратные, только в этом году отремонтированные скамейки. По бокам аллей росли деревья. Летом своими зелеными кронами они создавали живительную тень, сейчас же листва пожелтела и от солнца почти не защищала; где-то виднелись совершенно голые ветки, так как листья уже успели опасть.

Этот сквер я помнил с детства: мама часто водила меня сюда на прогулки. Мне тогда было не больше четырех лет, тем не менее, в моей памяти остались воспоминания, как мы встречали отца с работы. Я сидел на скамейке, казавшейся мне тогда огромной, и болтал ногами, постоянно поглядывая на дверь университета и боясь пропустить момент, когда оттуда выйдет папа. Мама смеялась над этим, пыталась отвлечь меня, рассказывала что-то про птиц, поющих на ветках деревьев, про цветы, растущие по бокам аллеи, но я не слушал ее, а ждал отца. И казалось, будто нет в мире занятия более важного, чем сидеть так, устремив взгляд на вход в здание университета. Как только на крыльцо выходил отец, я спрыгивал со скамейки и что есть мочи бежал по аллее ему навстречу. Он замечал меня, улыбался, садился на корточки и расставлял в стороны руки. Так он и замирал до тех пор, пока я не уткнусь носом в его замшевое пальто и не скажу радостное «папа!». Так было раньше, потом я вырос, и, когда мне было пять лет, родилась Машка. В этом же сквере мама гуляла с коляской, нарезая бесконечное количество кругов, чтобы малышка наконец уснула. Я же гордо шествовал рядом, периодически гоняя птиц, чтобы они своими трелями не разбудили сестру. Мама тогда улыбалась и называла меня рыцарем, что очень мне льстило. Славное было время – время, когда я мог быть сам собой, не скрывать эмоций, искренне радоваться и грустить, смеяться и плакать. Потом школа и общество закономерно научили держать в себе, притворяться, когда это нужно. А так бы хотелось вернуться в детство! Жаль, что это время безвозвратно утеряно…

Я тряхнул головой, прогоняя нахлынувшие воспоминания. Делать было совершенно нечего, поэтому я плюхнулся на ближайшую скамейку и, растянувшись на ней, закрыл глаза, всецело отдаваясь своим мыслям. Иногда очень полезно и даже приятно, огородившись от внешнего мира, забыть хотя бы ненадолго о его существовании, не думать о проблемах, не искать ответы на насущные вопросы, а просто думать о первом, что приходит на ум. Думать по-детски, так же наивно, с той же искренностью, когда любая, даже самая глупая мысль, кажется чем-то нормальным и даже естественным. Но удваивается удовольствие от такого процесса тогда, когда компанию тебе составляет свежий ветер, копошащийся в твоих волосах и обволакивающий лицо приятной прохладой. Так и сидишь: ты, твои мысли и ветер.

Находясь в таком состоянии, я размышлял о родителях. В сущности, они замечательные люди, и я их безмерно люблю. Но бывают моменты, когда они своей опекой буквально вытряхивают из меня всю душу. Или, например, не хотят меня слышать и слушать, заботясь и каких-нибудь бытовых мелочах. Мне такое отношение всегда казалось пошлым, потому что человек не может вечно находиться во власти окружающих его мелочей, иногда важно отвлекаться на что-то высокое, отстраненное от домашних забот. С другой стороны, родителей тоже можно понять: когда на плечах лежит коммуналка, обеспечение питания, прочие расходы, да еще и двое детей, то вряд ли остается время думать о чем-то высоком. Тем не менее, на мой взгляд, крайняя загруженность не может оправдывать отсутствие духовного интереса к жизни.

Мимо меня в это время кто-то прошел, отчего я открыл глаза. По аллее шагала группа студентов, дымя сигаретами. Значит пара как раз закончилась. Я поднялся со скамейки, потянулся и направился ко входу в университет, рассчитывая затеряться в толпе студентов и проскочить незамеченным мимо охранника. Мне удалось тихо прошмыгнуть в двери, добраться до турникетов, я уже приготовился преодолеть их, как вдруг грозный голос буквально приковал меня к месту:

– А ну стоять!

Я понял, что план мой провалился, поэтому обернулся к охраннику:

– Я к отцу.

– К кому? – удивленно поднял бровь он.

Вахтер был явно только что нанятым, раньше я его не встречал. Это был пожилой мужчина среднего роста. Уверен, физически он был не самым крепким, но зато жутко крикливым. Что-то мне последнее время везет на шумных стариков: сначала в троллейбусе, теперь тут.

– К отцу, – терпеливо повторил я, – у меня папа здесь работает.

– Да? И кто же он?

– Павел Викторович, биологию ведет.

– Хм, – задумался охранник, – не знаю такого.

– Зато я знаю, пропустите.

– Не положено! Если буду пускать тут всяких, то черти что твориться будет!

– Но я же не всякий, а вполне определенный! – начал я выходить из себя.

– Ничего не знаю, правила есть правила.

– Ну и черт с тобой, – тихо сказал я.

– Что?

И раньше, чем вахтер успел что-либо предпринять, я сделал резкий рывок в сторону турникетов и в один прыжок преодолел их.

– А ну стоять! – гаркнул старик и кинулся за мной.

Я решил его совету не внимать и рванул по коридору в сторону лестницы. Бегать тут было совсем не так удобно, как в школе, по большей части потому, что растолкать первоклассников куда проще, чем второкурсников.

– Стой, кому говорят! – не отставал от меня охранник.

Я знал, что никаких шансов у вахтера нет, тем не менее старался бежать как можно скорее. А тщетные попытки старика за мной угнаться вызывали у меня смех, поэтому бежал я с улыбкой. Студенты, явно уставшие от пар, смотрели на эту погоню с нескрываемым интересом, кто-то даже начал снимать.

В несколько прыжков преодолев лестничные пролеты, я очутился на третьем этаже. Остановился, чтобы отдышаться, но угрозы, доносившиеся эхом с лестницы, вынудили меня продолжить забег. Для меня это не стало серьезным испытанием, поэтому уже через несколько минут я рывком открыл дверь папиной аудитории и ворвался внутрь.

За партами еще сидели припозднившиеся студенты и что-то дописывали. Отец же собирал какие-то бумаги на кафедре, разговаривая с лысым мужчиной в костюме. Не глядя на меня, папа сказал:

– Зайдите позже, я сейчас занят.

Не успел я что-либо ответить, как в аудиторию ворвался охранник, схватил меня за руку и заорал восторженно:

– Ага, попался, шельмец!

Я такого отношения к себе терпеть не собирался, да и просто не люблю, когда меня трогают незнакомые люди, а тем более обзывают такими словами. Поэтому я резко вывернулся и, невзирая на возраст моего соперника, сильно ткнул его под дых. Старик шумно выдохнул, схватился за грудь и начал кашлять, пытаясь восстановить дыхание.

– Что вы тут устроили?! – закричал мужчина в костюме, шагая в мою сторону.

И в то же время на меня наконец-то обратил внимание отец. Он сразу побледнел и быстро подошел ко мне:

– Антон, это что такое?

И, не дожидаясь ответа, обратился уже к мужчине:

– Сергей Михайлович, это сын.

– Ваш? – поднял мужчина в костюме бровь.

– Мой. Вы поймите, сейчас возраст такой, гормоны шалят.

– Ну-ну.

В это время охранник наконец пришел в себя.

– Он, – указал на меня пальцем вахтер, – через турникеты того, без разрешения. Вот я за ним и погнался. Работы ведь такая, сами знаете. А он руки распускает, во как! На старшего руку поднял! Не стыдно тебе, а?

– Ничуть, – огрызнулся я.

– Нет, ну вы видали? – обратился к Сергею Михайловичу охранник.

Мужчина обвел нас всех взглядом, потом сказал:

– Черт знает что! Павел Викторович, зайдете после занятий.

– Хорошо, обязательно, – отозвался отец.

– А вы, – продолжил мужчина, обращаясь уже к охраннику, – идемте со мной, по пути все расскажете.

После этого он перевел взгляд на меня и добавил:

– Нехорошо-с, молодой человек! Отца позорите!

И скрылся за дверью вместе с охранником. Отец обвел взглядом аудиторию.

– А вы что? – прикрикнул он на студентов, ставших свидетелями развернувшейся сцены, – Потом допишите, а сейчас – марш в коридор!

Учащиеся, ухмыляясь, собрали вещи и покинули аудиторию. Как только последний из студентов скрылся в коридоре, отце направился к двери, запер ее, после чего подошел ко мне и спросил:

– Это что за перформанс ты мне тут устроил?

– А пусть он руки не распускает!

– Ударить человека за то, что он честно выполняет свою работу – это, по-твоему, нормально?

– Нечего было упрямиться, пропустил бы так, ничего бы не было.

– А если ты террорист? Откуда ему знать?

– Похож?

– Не дерзи! – Прикрикнул отец. – Сказал бы, зачем пришел.

– Так я ему сразу сказал, что к тебе!

– А он?

– Типа тебя не знает.

Отец сел в кресло, снял очки и устало потер глаза, приговаривая:

– Боже, дай мне терпения.

Потом он посмотрел на меня:

– Ты теперь хоть представляешь что начнется? Какие про меня слухи пойдут?

– Какие?

– Хватит дурака валять! – повысил он голос, – Что у профессора биологии сын рукоприкладством занимается!

Я фыркнул:

– Пусть говорят что хотят, мне пофиг.

– Это тебе, а мне нет! Ты уйдешь и забудешь, а мне тут работать еще долго!

– Да ладно, не парься, – попытался я утешить отца.

– Ты хотя бы понимаешь, что поступил неправильно?

Конечно, где-то в глубине души совесть подавала свой голос, но мое эго не желало ничего слышать, поэтому я пожал плечами и ответил честно:

– Нет.

Отец опять закрыл глаза.

– Как я понимаю, ты сегодня в школе не был, – после длительной паузы спросил он.

– Нет конечно, что я там забыл? – искренне удивился я.

– Антон, у тебя на носу начало олимпиадного сезона, а ты даже в школу не ходишь?

– Не хожу, – подтвердил я и без того известный факт.

– Тебе вообще не стыдно?

– Пап, я живу так, как мне хочется. Я не под кого не подстраиваюсь, делаю то, что сам решу. Не вся жизнь крутится вокруг учебы.

– Ты прежде чем для себя жить, сначала для других сделай хоть что-то! Для нас с мамой! Школу закончи, выучись, семью создай, на работу устройся, а потом уже живи самостоятельно! – сорвался на крик отец.

Я стоял, как громом пораженный. Чтобы папа сорвался на крик, его надо было очень сильно разозлить. Должно быть, мое поведение так расстроило отца, что он дал волю эмоциям и решил высказать мне все то, что долго копилось в нем.

Выговорившись, папа придвинулся к столу и, поставив на него локти, уткнул в ладони лицо. Я же, томимый повисшей тишиной, стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу. В силу обстоятельств, надеяться на благоприятное разрешение проблемы, с которой я пришел к отцу, не приходилось. Но попробовать стоило:

– Пап?

– М?

– Дай денег.

– Что?

– Ну мне с друзьями в центр надо…

– То есть ты напиваешься, прогуливаешь школу, устраиваешь такое у меня на работе, а потом просишь деньги?

Я не стал отвечать, понимая, что в любом случае буду неправ.

– Нет, денег я тебе не дам.

– Но пап!

– Нет! Ты только за этим пришел?

Я потупил взгляд.

– Ясно. Мой ответ – нет. Иди, свободен.

– Ну и не надо! – сказал я и, открыв дверь, выскочил в коридор.

Когда я оказался на улице, ветер заметно остудил мой пыл, однако возвращаться было выше моего достоинства. Никто не заставит меня умолять дать мне денег. Сам заработаю. Эта мысль отчего-то меня развеселила. На лице снова появилась самодовольная улыбка, я сунул руки в карманы и направился по аллее к ближайшей остановке общественного транспорта. План еще не был готов совсем четко, но его очертания были уже видны, надо только немного развить идею.

Глава 7

Этим я и занялся, когда оказался в автобусе. Устроился на кресле в конце, как люблю, и принялся рассуждать. Дано: я без денег, имеющий с собой только телефон, набор для рисования и собственный энтузиазм. Найти: деньги. Решение… такового нет. Пока.

Итак, что я умею? Рисовать, а это значит, что можно отправиться в ближайший парк, примоститься где-нибудь сбоку дорожки и предлагать гуляющим свои работы на манер шаржистов, промышляющих похожим образом на Невском. Звучит очень недурно, по крайней мере в теории, а вот как будет на практике, мне остается только гадать.

Поскольку голову по-прежнему не отпускало, я решил провалиться в сон, так как надеялся, что это поможет если не снять, то хотя бы облегчить боль. Закрыл глаза, но заснуть или просто задремать не получалось: слишком отвлекали посторонние звуки. То двери откроются, то пассажиры между собой начнут вести чересчур громкие дебаты за свободное место, то машины сигналить начнут, то попадется лежачий полицейский и автобус подпрыгнет так, что едва получается не грохнуться на пол. Быстро осознав, что все мои попытки угодить в объятия Морфея успехом не увенчаются, все-таки открыл глаза. И очень вовремя: в автобус зашел контролер и начал проверять проездные. Аккурат в это время мы подъехали к остановке, и я, радуясь своему счастью, вышел на улицу. До парка оставалось не больше пятисот метров, поэтому дойти до него пешком труда не составило.

Этот парк я тоже помню очень хорошо: здесь прошла часть моего детства. Все так же: изрытые ямами и ямками дорожки, хлипенькие саженцы едва живых деревьев, подвязанные со всех сторон, низкие кустики по краям аллей, вечно грязные лавочки. Презрительно, но в то же время сочувственно поморщившись, я направился по одной из дорожек к прудам. Там, выбрав самый широкий мостик, прислонился к перилам и начал рисовать.

Легкие движения карандаша превращали белое пространство бумаги во что-то новое, несуществующее ранее. Линия, линия, еще линия; здесь слегка подтереть, нажать чуть сильнее, тут пара небрежных штрихов, а здесь чуть-чуть теней… и набор невнятных самих по себе линий превращается в дерево, фонарь и лавочку под ним. Внешний мир перестал существовать, звуки становились все тише и тише, пока совсем не перестали доноситься до моих ушей. Лист из стандартных размеров становился все больше и больше, пока не закрыл собою весь мир. Я остался один на один со своим рисунком. Мне казалось, что нет человека счастливее меня. Взмах рукой. Еще. Снова. Штрих, линия, тень, штриховка, точки, кривые…