Верёвка

– Всё-всё, я понял, что набрался основательно.

Егор подтащил к себе джинсы, выудил из них трусы и носки – надо же, хоть и в пьяном виде, а умудрился снять всё сразу. Он оделся, поискал глазами рубашку, и тут понял, что слишком явно торопится. Сел обратно на кровать, взял с пола кружку.

– Про гусей-то я хотя бы не рассказывал?

– Нет. А что с гусями?

– Это крайняя степень моей… научной объективности. Когда диспут кончается мордобоем. Однажды на тусовке с киношниками какой-то мужик спросил, смотрел ли я фильм «Бабло». Я говорю, вроде да, это же то самое кино о настоящей гомодружбе, где пара налоговых гомоинспекторов прессует пару гомобизнесменов, а потом чемодан с деньгами похищает парочка гомогрузин, но после нескольких стычек гомогопников с гомохохлами вопрос разруливают два гомочиновника старой формации… В общем, говорю, одно хорошо в этом фильме, что он короткий, в отличие от «Властелина колец», где людям приходится девять часов смотреть то же самое: группа симпатичных мальчиков бегает с ювелирным украшением и долго обнимается в финале…

– И что, синефилы тебя за это побили?

– Не, не за это. Пока я про кино говорил, мужик этот просто мрачнел, и вроде собирался уже отойти. Я так понял, что он имеет отношение к фильму, ну и решил его успокоить. Знаете, говорю, у гусей ведь то же самое. Знаменитый этолог Конрад Лоренц прекрасно описал, как одинокие гуси-самцы объединяются в сладкие парочки и получают адаптивные преимущества в стае, причём секса у них нет, только чистая пацанская гомодружба. И надо ж такому случиться, как раз в этот момент к мужику подходит дружок и обнимает его за плечи. Тут самое странное, что их именно гуси задели, а не всё остальное…

Он замолчал, оглядывая жилище Инны – маленькое, но уютное. В комнате целых три окна, отчего и возникает такое необычное летнее ощущение. Дальняя часть комнаты отгорожена чем-то вроде бара, с той стороны виднеется газовая плита и раковина. Похоже, это однушка в хрущёвке, просто убрали стену между комнатой и кухней, и получилась такая светлая студия. И все вещи – на расстоянии вытянутой руки: если работаешь вот тут за столом, можно и до шкафа с книгами дотянуться, и до холодильника. Удобно.

Инна тоже молчала, наблюдая за ним. Но когда он наконец отхлебнул какао, она потянулась через кровать и выдернула торчавшую из его кармана верёвку.

– Я вчера тебе сказала, что не могу помочь в поисках старика с верёвкой. Но сейчас как-то в тему вспомнилось. Там на Гавайях, когда я группу возила прошлой осенью, один местный клеился на пляже… Узнал, что меня зовут Инна, и рассказал сказку.

Она перевернулась на спину и подняла вверх левую ногу. На фоне раздвинувшихся пол тёмно-зелёного халата эта нога казалась удивительно белой. Инна набросила верёвочную петлю на большой палец ноги, и две петли на запястья. Потом сделала пару быстрых движений…

Между руками и ногой появилась треугольная верёвочная фигура, напоминающая ракету-носитель. И немного похоже на то, что делал старик на руке Егора. Хотя внутри треугольника картинка всё-таки другая.

– Это калебаса Хины. Она была женой гавайского героя Мауи, полубога-полужулика. Но жена у него не особенно геройствовала. Скучающая домохозяйка, в общем. Ходила за водой да за фруктами со своей калебасой. Вот однажды пошла Хина за водой, а там её подстерёг морской бог в виде угря. И взял девушку силой. У тебя, кстати, два угря на носу, ты вполне мог бы сойти на царя угрей. В общем, на следующий день Хина снова пошла за водой.

– Напоминает анекдот…

– Ага, «завтра опять пойду». И конечно, он её снова… Ну, когда живёшь в виде угря, чего тебе ещё делать с девушками? На третий раз Мауи заметил, что жена как-то мало фруктов приносит, да и воды в доме нет вообще. И начал он её пилить. А Хина говорит, так мол и так, боюсь змея морского. Мауи пообещал со змеем разобраться. И вправду потом порвал его на куски. Но до этого он так долго пилил Хину, что она сказала – да идите вы оба подальше. А потом подумала – и сама пошла, взяв с собой любимую сумочку, то есть калебасу вот эту. Сначала хотела на Солнце забраться по радуге, но там жарко. Тогда она пошла по лунной дорожке прямо на Луну. И до сих пор там сидит, из калебасы кормит звёзды.

Инна опустила ногу на кровать и вернула Егору верёвку.

– Я сначала решила, что этот местный на ходу сочинил байку. Но со мной была подруга из Казахстана, она сказала, что у них тоже есть миф про девушку, которая ушла на Луну с коромыслом и вёдрами.

– Классно! Только дурацкий вопрос… У тебя муж есть?

Она рассмеялась.

– Это надо было вчера спросить, царь угрей. Да, есть так называемый «молодой человек». К нему и лечу сегодня. Учились вместе в медицинском, потом он решил учиться дальше в Европе, а я тут осталась. Видимся теперь только в отпусках. Похоже на твой сон с одноклассницей: я его так редко вижу, что иногда кажется, это какая-то альтернативная реальность. Вроде сна, который затянулся.

– Так ты по образованию врач?

– Я и по работе почти что врач. Многих людей переезды лечат лучше, чем лекарства.

– Да, пожалуй. А покажешь ещё раз, как делать эту… калебасу?

Она снова выпростала из-под халата белоснежную ногу, пошевелила пальцами и посмотрела на него.

Он полез в карман за верёвкой – но белая нога тянула к себе и без верёвок. Он взял в руки её маленькую ступню, медленно повёл ладонями по ноге вниз, и дальше вдоль бёдер, вытаскивая её всю из халата. Джинсы снова полетели на пол.

– Извини, в этот раз слишком быстро.

– Не парься. Мне хорошо. – Она поднялась на локте, заглядывая ему в лицо. Видимо, на лице ещё отражалось недовольство: по утрам у него всегда получалось хуже.

– Знаешь, мой молодой человек тоже напрягался по этому поводу. Наверное, у всех мужиков есть такой комплекс про «слишком быстро». В итоге он начитался книжек про тантрический секс и научился затягивать процесс. Вначале забавно было, но потом каждый раз такое занудство… почти как школьная физкультура. А мне, наверное, нужна такая вот звериная спонтанность, как у тебя.

На улице его встретил холодный ветер, под ногами хлюпала снежная каша, и хотя солнце продолжало палить, ощущение лета быстро улетучилось. Мысли тоже стали прохладнее: он шёл и размышлял о том, насколько правдив её рассказ про тантрическое занудство. Утешительная сказка на прощанье? Хотя звучит убедительно. Но ведь хороший турагент, как и хороший рекламщик, должен убеждать…

Однако ещё один внутренний собеседник, необычайно спокойный, заметил, что с точки зрения такого промозглого марта весь этот провал в лето кажется нереальным. Поэтому надо либо совсем забыть этот солнечный сон с зелёным халатом и запахом какао, либо принять историю полностью, как есть, и просто радоваться, что с тобой случилось необычное.

# # #

Высокие берёзы качаются на ветру, подметая мраморное небо над кладбищем. Холодно, но уходить не хочется. Хочется и дальше смотреть на берёзы. Ни зелени, ни шелеста листьев пока нет, но все равно приятно наблюдать эти гипнотические движения веток туда-сюда.

Наверное, это память раннего детства, когда лежишь в коляске во время долгих прогулок и всё время видишь над собой деревья, которые качаются. Или даже более древнее что-то, когда за ветви надо было хвататься лапами. Отличная тема для новой формы психотерапии: собираешь офисных гомоцапов и заставляешь лазать по деревьям. Можно ещё возродить моду на трости, хотя тут полиция будет против…

А может, это не всем нужно. Просто заморочки провинциала. Так или иначе, в большом городе Егору не хватало деревьев. Этот лайфхак с кладбищем он придумал ещё позапрошлым летом, убегая сюда от многолюдных офисов и бензиновых улиц. Он бы и совсем перешёл на домашнюю удалёнку, но Паша требовал присутствия на встречах, происходивших в офисе почти каждый день.

С жильём проще: квартиру они с Ольгой сняли на юго-западе, в пяти минутах ходьбы от большого парка 50-летия Октября, где особенно приятно осенью, когда все деревья разноцветные и хорошо видна нелинейная планировка посадок: там кольцо из сосен, там круг рябин, там берёзы хороводом, прямо такие языческие капища со всех сторон.

Правда, сам дом, где они жили, стоял на улице без деревьев. Но тут у Егора был другой лайфхак против города: балкон. Первые два года он экспериментировал с разными вьющимися растениями вроде бешеных огурцов, и в конце концов остановился на декоративной фасоли с фиолетово-розовыми семенами. Эта фасоль явно обладала способностью к гипнозу: он мог просидеть на балконе более получаса, глядя на колышущиеся занавески из зелёных листьев и мелких красных цветов… и удивляясь серой пустоте на голых балконах всех соседей вокруг.

Один только раз на балконе дома напротив появились цветы. Но не успел Егор обрадоваться появлению братьев по разуму, как под цветами повесили предвыборный плакат. На следующий год уже не требовалось голосовать, и цветов у соседей напротив больше не было. Видимо, они не умели поклоняться природе напрямую, им приходилось делать это через ритуал выборов, который отличается от классических жертвоприношений тем, что обожествлённое животное не убивают и не съедают, а просто отмечают его имя на бумажке, и бросают бумажку в жертвенную урну…

Ноги всё-таки замёрзли. Пора на работу.

Он вышел с кладбища, но случившееся по дороге кафе позволило растянуть прокрастинацию. Ожидая, пока варится кофе и греется пара круассанов, он и сам оттаял. А потому, прихватив свой завтрак, пошёл к другому местному заменителю парков – психиатрической клинике имени Алексеева.

Иногда летом он проводил там целые рабочие дни, сидя с ноутом на скамейке. До офиса рукой подать, на встречу всегда можно подойти, а по клавишам тыкать гораздо приятнее здесь, у тихого пруда с деревьями. Удивительный район: самые приличные места – у психов и покойников. Анти-мир. А вот этот круглый пруд Бекет – настоящий анти-остров посреди асфальтового анти-океана.

Нет, город должен быть устроен иначе. Как Севастополь или Одесса. Ладно, пусть сверху будет деловой центр, с чёткой декартовой решёткой улиц и зданий. Это сознание города, тюрьма рационального. Но тут же рядом, за углом, должна быть лесенка в городское подсознание: заброшенные сады на склонах, тёмные аллеи дендрариев, обрывы и овраги, где торчат наружу пласты других эпох и бегают бродячие собаки. А в самом низу, когда прошёл через весь этот лабиринт – вдруг открывается море. Ни слов, ни времени, только спокойный шорох волн по гальке. Сверхсознательное. Солярис.

И даже если у города нет лестницы к морю, ты всё равно её ищешь. Наверное, это как с деревьями: древняя память, вечно толкает искать выход к воде. Даже у президента – то Сочи, то Крым. Надо предложить Паше запустить такой мемчик, фейковую новость про перенос столицы на юг.

Ну вот, мысли вернулись к работе. Стало быть, послеотпускной сплин отпускает. А все эти поиски верёвочной магии, приключение с Инной – просто последние приветы того сплина. Пора с ним завязывать…

– Давай сделаем рыбу, – сказал детский голос за спиной.

– Сначала кошачий глаз! – сказал другой голос.

Егор обернулся. Позади скамейки стояли девчонка и мальчишка, лет по шесть, похожие на космонавтов в своих цветных комбинезонах. На руках у девчонки натянута рамочкой верёвка, с двойным крестом посередине.

Мальчишка подцепил верёвку пальцами там, где перекрещивалось, крутанул руками в стороны и вниз, и теперь верёвочная рамка оказалась у него на руках, но с другой фигурой.

– А мне можете показать? – спросил Егор.

Дети посмотрели на него с опаской.

– Маша, Дима, что вы там мешаете людям! – От группы детей на площадке отделилась женщина в пуховом платке.

– Я хотел спросить, что это за игра, – обратился к ней Егор. – Хочу тоже научиться… дочке показать.

Женщина поглядела на него с таким же подозрением, как и дети.

– Посмотрите в Интернете. Называется cat's cradle, «кошачья колыбель».

– Спасибо!

Егор выхватил смартфон и открыл поисковик.

– Можете ещё по запросу «string figures», – добавила женщина, смягчившись. – На Youtube есть много роликов. Маша и Дима, пойдёмте, пора в сад возвращаться.

Когда перед ним появились картинки с верёвками, он понял, что на маленьком экранчике не разглядеть деталей. Теперь точно пора в офис.

7. Здравоохранение

Фигура, похожая на тот самый «гарпун», нашлась на японском сайте. Правда, там она называлась «метлой». И как сделать из неё рыбу, в ролике не показывали.

Потом он нашёл пару отдельных верёвочных рыб, австралийскую и индейскую. Обнаружилась даже «ловушка для рыбы» в коллекции фигур из Гайаны. Всё похоже, но не то.

Странная культура верёвочных игр оказалась гораздо разнообразнее, чем он ожидал. Видимо, когда-то на этом верёвочном языке говорили все побережья и острова Тихого океана.

Егор добавил в поисковый запрос слово «hawaiian» и только начал просматривать скан этнографического исследования 1928 года, как прямо перед ним нарисовалась серая шерстяная юбка с верёвочным пояском. Вера подошла незаметно и стояла вплотную к его столу.

– Его-ор… – сказала она вкрадчиво. – Ты не очень занят?

Он поднял глаза, собираясь сказать, что очень. Но на лице у Веры была написана большая печалька. Ему даже показалось, что Вера похожа на какую-то известную певицу, такую же рыжую и печальную. Но он не смог вспомнить, какую.

– Что случилось?

– Там к Паше пришёл какой-то тип… кажется, из ФСБ. Спрашивает про аптеки. Паша очень нервничает. Может, ты зайдёшь к ним?

– Хорошо.

Он закрыл лишние окошки на мониторе.

Аптеки. Это было ещё в октябре. Знатная вышла хохма. Заказчик, здоровенный такой боров-армянин в кремовом костюме и розовом галстуке, похожем на раздавленный член коня, вальяжно развалился на диване в пашином кабинете – прямо хозяин жизни. Поэтому Егор не стал «мягко вводить в тему», как они планировали, а рубанул с порога:

– А вы разве не идёте на митинг? На Сахарова, через полчаса уже!

Владелец сети аптек нахмурил и без того мохнатые брови.

– Я на такые мэропрыятия нэ хажу.

– Почему же? – невинно спросил Егор, прекрасно зная о его активной позиции в партии «Единая Россия». – Там собираются замечательные люди…

– Толька бальные там сабыраюца! – выпалил аптекарь.

– Правильно. Больные. Ваша целевая аудитория.

– Мы провели для вас небольшое исследование… – подключился Паша, выхватывая листок с таблицей. – В каких СМИ лучше всего работает реклама лекарственных препаратов. Угадайте, какая радиостанция на первом месте?

Надо отдать должное аптекарю, врубился он быстро:

– «Эхо Москвы»?

– Бинго! Вот мы и подумали… ну так, в порядке бреда… там на Сахарова всего одна из ваших аптек, и то не у места митинга, а дальше по проспекту. Но есть другие площадки в городе, где ваша аптека прямо на углу, или даже две аптеки с разных сторон. Если бы устраивать митинги оппозиции именно на таких площадках, число ваших покупателей заметно увеличилось бы. Мы называем эту концепцию «мопинг», как объединение митинга и шопинга.

Но эта идея так и осталась шуткой. Аптекарь купил у них лишь то самое исследование, а также размещение своей рекламы на «Эхе» и в парочке других СМИ для любителей свободы и лекарств. При чем тут ФСБ?

– Заходи, заходи! – Паша с видимым облегчением обернулся к человеку, сидящему напротив него в кресле. – Это Егор, наш научный консультант. А это Николай из… органов безопасности.

Эфэсбэшник выглядел как-то простовато. Похож на нашего сисадмина Жору, подумал Егор. Такая же белая рубашечка-поло, джинсы линялые. И стрижка почти что «под горшок». Вот так думаешь о человеке заранее чёрт знает что, насмотревшись фильмов – а он по жизни не сильно от тебя отличается. Тоже небось на рок-концерты ходил, пиво пил с друзьями, а теперь погряз в канцелярской работе, где надо целыми днями писать планы и отчёты.

– Я тут рассказывал Николаю, что наше предложение господину Асланбекову по поводу митингов в местах расположения его аптек было просто приколом. – Паша механически улыбался, словно конферансье в цирке. – Мы разместили его рекламу на нескольких сайтах, но больше никаких услуг не оказывали.

Николай перевёл сонный взгляд на Егора.

– Ваша идея с мопингом?

– Моя. Но…

Эфесбешник поднял руку.

– Знаю, знаю. Доктор Асланбеков решил попробовать без вас. К счастью, его дело передали в наш отдел. Отличная идея, парни. Сейчас мои коллеги её прорабатывают. И не только с аптеками. А я решил зайти к вам посоветоваться. Есть другая задача, противоположная.

– В смысле? – не удержался Егор. – Не больных лечить, а здоровых мочить?

Николай посмотрел на него с какой-то вселенской печалью. Нет, не такой уж простак. Наверное, их специально обучают так непрезентабельно выглядеть, чтоб легче входить в доверие к публике.

Егору представился подвал на Лубянке: слева пыточная, справа лаборатория со шпионскими гаджетами и оружием. А посередине – гардероб, где выдают рубашечки-поло и тёртые джинсы. И стрижку делают «под горшок». Но взгляд всё равно жёсткий.

– Мы как раз беспокоимся о здоровье города, – сказал Николай. – В Думе сейчас обсуждают новый законопроект касательно выгула собак. Будут повышены штрафы за отсутствие намордника, а также за испражнения в публичных местах. Оппозиция решила воспользоваться недовольством собачников. Созывают их на митинг. В следующее воскресенье, на Пушкинской. Вместе с собаками. Не исключены целевые провокации. Проще говоря, они собираются засрать центр города. Я знаю, вы специализируетесь на создании полезных сообществ… а тут надо наоборот. Мирно разобщить деструктивную толпу. Мы могли бы просто запретить митинг. Но прошлый опыт показывает, что это не лучшее решение. Есть другие идеи?

– А разве этим не занимается Центр «Э»? – тут же спросил Паша.

– Занимается. Но по старинке. Они стараются выявить зачинщиков-экстремистов. Организаторы протестов знают это, и привлекают такие сообщества, которым не пришить экстремизм. Вот сейчас эшники даже не могут определиться, какой отдел у них должен заниматься этим собачьим флэшмобом.

Собеседники молчали. Паша переложил какие-то бумажки на столе. Егор теребил верёвку, намотанную на запястье.

– Боюсь, что наше агентство тоже не… – начал Паша, но Егор перебил его:

– Собакам лучше жить на дачах. А в городе они опасны, особенно в таких количествах, как сейчас. Горожане заводят их от одиночества, чтобы компенсировать недостаток интимных контактов. Поэтому… открывайте больше танцплощадок. А ещё лучше – регулярные карнавалы. Большинство «сытых демонстраций» последних лет связаны с банальным недостатком коллективной движухи.

Николай кивнул.

– Согласен. Но до воскресенья не успеем. Что можно сделать сейчас?

– Ну… Собаки не любят ультразвук.

– Прорабатывали такой вариант, да. Но тут нежелательно применять спецсредства. Будет утечка, зарубежная пресса раструбит про жестокое обращение с животными.

Егор задумался. Перекинул верёвочную петлю на вторую руку. Как там делала малышня в парке? Нет, не запомнил.

Инструкции к этой игре он нашёл сразу же, как добрался до офиса. Вернее, сначала по запросу «cat’s cradle» вылетела куча ссылок на тягомотный роман Воннегута, не имеющий отношения к делу. Потом стало ясно, что тем же термином называют любые верёвочные фигуры.

Но классическая «кошкина колыбель» – это действительно игра на двоих. Причём этнографы до сих пор не договорились, откуда произошло такое название. Егору больше всего понравилась морская версия. Игра попала в Европу где-то в XVII веке, когда началось активное плавание через Тихий океан. На тамошних берегах европейцы и встретились с верёвочными играми. И у матросов возникла собственная ассоциация. В то время на каждом корабле держали кошку для борьбы с крысами. А спала корабельная кошка в маленьком верёвочном гамаке…

Но все эти ссылки он лишь бегло просмотрел с утра. И отложил на будущее, поскольку хотел сначала найти гавайский «гарпун», который превращается в «рыбу».

Так и не нашёл. А теперь ещё и собак разгонять надо. Прям не день, а зоопарк. Но кстати… Егор снова собрал верёвку на левом запястье.

– Тогда используйте кошек.

Он заметил, как выражение скуки слетает с лица Николая. И продолжил:

– Ну, в порядке бреда, как у нас говорят… Можно объявить на том же месте сбор кошатников. Выставка редких пород, благотворительная раздача котят, что-то такое.

– Хм-м.

Николай вжикнул молнией своей чёрной папки и вытащил… точно такой же бежевый молескин, как у Егора. На миг Егору даже представилось, что это его записная книжка, выкраденная пронырливой спецслужбой. И эфэсбешник сейчас прочтёт оттуда вслух какой-нибудь опасный пассаж. Например, о том, как огромная тридакна захлопывает свои волнистые фиолетовые губы-створки, когда проплываешь над ней, а при случае может и руку оторвать тому, кто полез туда за жемчугом…

Но нет, Николай открыл собственный молескин на первой странице – она была ещё чистой – и записал там пару слов.

– А вы могли бы помочь анонсировать такое мероприятие?

– Нет, – резко вмешался Паша. – Мы делаем проекты с длинным циклом, а здесь нужен массовый вброс в ближайшие дни. Причём анонимно. У нас на такое нет ни средств, ни времени.

– Но вы же сотрудничали с «Грейдом».

– Я бы не назвал это сотрудничеством. У нас был общий заказчик. – Теперь Паша говорил медленно, взвешивая слова, из чего можно было заключить, что его сильно задели. – Мы сотрудничали с алкогольным брендом. Разработали для них геолокационное приложение «На троих». Что-то вроде сервиса знакомств с дополненной реальностью. Заказчик пожелал раскрутить эту игру не только нашими силами, но и методами скрытого маркетинга. И воспользовался услугами «Грейда». Но мы к подобной раскрутке непричастны.

– У вас такие высокие моральные принципы? – Эфесбешник смотрел на Пашу без улыбки, но Егору показалось, что он прикалывается. Пожалуй, надо помочь гендиректору.

– Просто разные методы работы. – Егор изобразил руками нечто вроде шара перед собой. – Мы создаём группы, форумы, тусовки по интересам. А «Грейд» засевает туда своих кре… э-э… спамеров разных.

– Кремлеботов? – уточнил Николай.

– Да, все знают, что у них господдержка. Основатели «Грейда» – бывшие комиссары «Наших». Поэтому они ни с кем не хотят договариваться. И нас это расстраивает. Они разрушают экологию наших сообществ.

Николай сделал ещё одну пометку в записной книжке.

– Что ж, у меня больше нет вопросов. Спасибо за помощь. Надеюсь, эта беседа останется между нами, и… вы же не против, если я ещё зайду посоветоваться?

– Конечно, заходите! – Паша вновь был само радушие. – А может, вы нам тоже какой-нибудь контактик оставите? Вдруг нам тоже помощь понадобится…

– …если опять будут проблемы с таблетками на таможне? – продолжил Николай.

Паша застыл с открытым ртом. Николай хмыкнул, давая понять, что это просто шутка. Снова вынул молескин, написал номер, вырвал листок и положил на стол.

Он уже взялся за ручку двери, но вдруг остановился и посмотрел на Егора:

– Последний вопрос. Вы наверняка знаете исследования, в которых выявлена корреляция между объёмом неокортекса и размером устойчивой стаи приматов…

– Да, число Данбара.

– Но у вас, очевидно, возникают задачи создания сообществ гораздо более крупных, чем сотня человек. Как вы обходите данбаровское ограничение?

Вот блин. За три года Егору впервые попался человек, с которым можно поговорить о таких вещах. О том, что устойчивое сообщество должно быть фрактальным, как минимум трёхуровневым – а не тупой плоской сетью, которую легко взломать. О том, как организовывать входные барьеры. Как расширять права с учётом репутации, чтобы органы самоконтроля вырастали вместе с сообществом, а не навязывались извне. Куча всего интересного в этой теме. Вся социальная морфология с её главным вопросом о том, насколько структура сообщества определяет верования этого сообщества – и наоборот.

Егор покосился на Пашу. Тот всем своим видом показывал: не надо, и так уже лишка хватили.

– У нас более примитивные KPI, – сказал Егор. – Число подписчиков, посещаемость, лайки… Мы просто нагоняем толпу.

– Ясно. Спасибо.

После того, как рубашка-поло скрылась в дальнем конце коридора, они ещё с полминуты стояли, прислушиваясь.

– Ты только что помог кровавым псам режима, – сказал Паша.

– А у тебя проблемы с таблетками, – сказал Егор.

8. Коньки и лошадь

В метро по дороге домой он снова просматривал верёвочные фигуры на смартфоне. Это было неудобно, приходилось растягивать изображение пальцами, а потом двигать из стороны в сторону. Он так увлёкся, что чуть не упал, когда поезд резко затормозил перед «Спортивной». Уже в полёте ухватился рукой за поручень – и заметил, что это опять левая рука.