скачать книгу бесплатно
Оказывается, всю жизнь бабушка страдала от ревности: женщина, подобравшая моего тифозного деда на станции, сделала это будто бы не бескорыстно. Выходить-то она его выходила, но женила потом на своей дочери-перестарке. У них родился ребёнок, мальчик по имени Олег. Вскоре дед сбежал от своих спасителей, однако всегда помнил о сыне, а бабушке от этого было, как ножом по сердцу. Обиженная навек, она ревновала его, отпуская на отхожий промысел (верно, бабёнку завёл, а иначе что ездит-то?), и проводила аналогию с событиями осени сорок четвёртого, когда Карна водила деда на реку Ура. Он эту Карну звал в полубреду, когда сильно болел, имя её бабушке казалось зловещим…
Последний раз я спрашивал о тех таинственных горе и реке уже в пятом классе, у своей учительницы русского языка и литературы Юлии Леонидовны.
В Торбу, где жили в основном ссыльнопоселенцы, вербованные да сибулонцы и нравы царили соответствующие, она приехала на преддипломную практику. Когда вошла в наш класс, показалось, явилось чудо – тоненькая, нежная. Тяжёлые длинные волосы каштанового цвета всё время клонили маленькую головку на одну сторону, и негромкий завораживающий голос звучал, будто весенний ручеёк. Ей сразу же дали прозвище – Удочка, может, потому, что всё время кивала, а точнее, клевала головой. А я влюбился сразу и от этого целую зиму старательно изучал её предметы, даже пятёрки получал, чтобы обратила внимание. Мне не хватало уроков, я не мог на неё насмотреться и торчал под дверьми других классов, где она вела литературу, или поджидал на улице в укромном месте, чтоб не заметила.
Поговорить с ней я осмелился, когда мы остались вдвоём: она что-то записывала в журнал, а я мыл полы в классе.
– В институте всему учат? – поинтересовался для порядка и без всякой задней мысли.
– Практически да, – отозвалась Юлия Леонидовна. – Всё зависит от того, чему сам человек научится.
– А вы знаете, от чего происходит солнечный удар? – спросил я, ворочая парты и показывая свою силу.
Она округлила глаза и, кажется, наконец-то рассмотрела меня.
– Если человек перегреется на солнце…
Мне чудилось, что у нас складывается вполне научный разговор и ей со мной интересно.
– Нет, если человек перегреется, у него будет тепловой удар! – Чёрт меня дёрнул заспорить. – Это я читал. А от чего бывает солнечный? Чем солнце бьёт? Лучами? Или светом? Но я пробовал целый день сидеть голым, только шкура облезла потом, и всё.
– Любопытно, никогда не задумывалась, – рассмеялась она, и я понял, что час настал.
– Где находится гора Манарага?
– Манарага?.. Посмотри на карте.
– Смотрел, нету. И реки Манараги нету.
– Наверное, это очень маленькая гора, если её нет на карте, – объяснила Юлия Леонидовна.
– А почему, когда в атаку бегут, кричат – «ура!»?
– Это боевой клич.
– А почему тогда река называется Ура?
– Разве есть такая река?
– Есть, далеко на севере, где была война, – охотно объяснил я. – Может, там наши ходили в атаку, кричали «ура!» и потому так назвали?
– Откуда ты знаешь, что на севере?
– Читал!
– Молодец! – искренне похвалила Юлия Леонидовна. – Это хорошо, что ты много читаешь. Наверное, у вас есть домашняя библиотека?
– Есть! – соврал я, хотя в доме были только школьные книжки, журналы «Охота» и «Огонёк» да с десяток полурастерзанных томов без начала и конца. Но сестра училась на два класса выше меня, и я читал учебники за седьмой класс.
– Но учишься ты неважно. – Она посмотрела в журнале. – По всем точным дисциплинам у тебя тройки.
Мне не нравилась эта тема, и я решился на последний вопрос:
– А Карны на свете бывают?
– Карны? – отчего-то насторожилась Юлия Леонидовна. – Кто это?
– Ну, это такие женщины, которые отводят убитых в рай.
Она почему-то испугалась, вероятно, боялась мертвецов, встала и заволновалась.
– Какие необычные вопросы у тебя. Карны… Ты, наверное, читаешь взрослые книжки?
– Читаю, – соврал я.
– Нужно читать книги соответственно возрасту. Сейчас я дам тебе Гайдара. – Она достала из шкафа толстую книгу. – Вот возьми. У вас дома такой нет.
Я был уверен: она тоже, как все, не знала и, может быть, впервые слышала имя Карна, однако спрашивать про гоев и спорить больше не стал, взял книжку и ушёл радостный, потому что у нас наладился контакт.
Спустя несколько дней она сама оставила меня после уроков и, показалось, была чем-то смущена.
– Ты от кого услышал это имя?
– Какое имя?
– Карна.
Я чуть не выпалил, от кого, но вовремя вспомнил наказ деда – рот на крючок!
– Это я прочитал, – опять соврал, не моргнув глазом.
– А в какой книге? – Хотела поймать.
– Не знаю, корок не было. Батя из макулатуры принёс.
Раньше охотники-промысловики работали от сельпо, где вместе с ягодой, грибами и пушниной заготовляли бумагу и тряпки. Отец действительно иногда привозил домой драные книги, и это был единственный источник пополнения «библиотеки».
– Про что ещё там написано, помнишь? Про Манарагу и реку Ура?
– Ну!
– Никогда не нужно лгать, – ласково проговорила Юлия Леонидовна и осторожно погладила меня по голове. – Возьми себе это за правило.
Она ещё не знала о моих чувствах, и что малейшее «лишнее» внимание действует, словно кипяток. Я онемел, покраснел и убежал, как ошпаренный, и потом пропустил несколько её уроков, таким образом избегая встреч. Мне казалось, вернее я воображал, что она и есть Карна, только совсем молоденькая и неопытная, а я узнал про это и её напугал.
Должно быть, Юлия Леонидовна догадалась, что происходит, никому жаловаться не стала, а подкараулила меня на дороге, когда я шёл домой.
– Вот ты мне и попался! – Говорить строго она не умела, но старалась. – Ты почему не ходишь на мои уроки? Если не будешь учить русского языка и литературы, останешься человеком с мёртвым сознанием.
Я проглотил язык и не мог поднять глаз: почему-то вне класса голос её был совершенно иным и очаровывал.
Юлия Леонидовна подобрела, держась на расстоянии, подала книжку, завёрнутую в газету.
– Возьми. Здесь в одном месте упоминается твоя Карна. Только прочитай всё и найди.
Это было неведомое тогда мне «Слово о полку Игореве»…
Она будто бы хотела уйти, даже ручкой помахала, но вдруг улыбнулась, заклевала головой и приблизилась на опасное расстояние – я почуял тончайший запах духов.
– Скажи, откуда ты знаешь о Карне?
Наверное, я бы признался ей и выдал тайну деда, но у меня кружилась голова и земля уходила из-под ног.
– Кто она? Богиня? Княгиня смерти? Или просто плакальщица?
Я молчал, как партизан на допросе. Возможно, в этот миг и родился комплекс: в присутствии женщины, которая мне нравится, я всегда теряю дар речи.
– А кто рассказывал о горе Манараге? – допытывалась она. – Это у вас в семье говорят? Может, существует такое предание? Почему ты молчишь? Не хочешь со мной разговаривать? Или тебе запретили говорить?.. Ну хорошо, ты можешь сказать, как тебя вылечили? Люди говорят, к вам какой-то человек пришёл и велел красного быка найти… Помнишь? Твои родители ездили и искали быка… Ты же запомнил этого человека? Как его звали? Он был знахарь? Колдун или чародей?
Юлия Леонидовна лишь усугубляла дело, ибо меня уже однажды учили помалкивать о том, что говорят в семье. Тем более я не мог выдать Гоя!
– Понимаешь, я собираю фольклор и записываю древние обряды. – Она покивала головкой, справляясь с тяжестью волос. – Мне дали такое задание в институте, а потом мне самой очень интересно. Я бы тоже хотела научиться лечить людей, произносить древние заклинания. Если бы ты рассказал, откуда знаешь о Карне, Манараге и реке Ура, то очень бы помог мне. Или об этом знахаре, который тебя вылечил. Ты ведь знаешь, где он живёт?
При этом Юлия Леонидовна взяла меня под руку, будто бы прогуляться, но это её движение не взволновало, а вдруг насторожило.
– Я узнала, гора Манарага находится на Приполярном Урале, а река Ура действительно на севере, в Мурманской области. Почему ты о них спрашивал? Чем они связаны – гора, река и Карна? Кто в вашей семье об этом говорил? Ты же умный парень, ты мне скажешь.
Она хотела поймать меня на голый крючок!
Высвободив руку, я сунул ей книжку и побежал, боясь сморгнуть, чтоб не потекли слёзы. Отчего-то неясная обида щемила сердце.
На следующий день я опять не пошёл на занятия к Удочке, проболтался всё утро в весеннем лесу и явился в школу только на третий урок. И сразу понял, что Юлии Леонидовны ни в учительской, ни в классах нет. На перемене сбегал в барак, где она жила, – замок на двери! Первое, что пришло в голову, – моя возлюбленная обиделась, из-за меня не собрала свой фольклор и уехала из посёлка насовсем.
И никогда её больше не увижу!
В тот момент я готов был выдать ей любые тайны, даже про Ледяное озеро рассказать, где клюёт рыба валёк с золотом в брюхе. В тоске и печали просидел на вскрывшейся реке до вечера и вернулся домой – под отцовский ремень.
Сначала батя выдрал меня от души и лишь потом спросил, знаю ли, за что. Я ответил без запинки, на всякий случай признавшись сразу во всех грехах.
– В следующий раз отниму ружьё, – пригрозил он самым страшным наказанием.
Уже год было, как матушка умерла, и поэтому словесным воспитанием пятерых детей занималась бабушка. Она и сказала, что к нам приходила учительница Юлия Леонидовна, пожаловалась, что я уже неделю пропускаю её уроки и отца не вызывают в школу, а меня не тащат на педсовет лишь потому, что мы остались сиротами и ещё не пережили горе – жалеют.
Спустя некоторое время после экзекуции бабушка вспомнила ещё один мой проступок – болтливость. Мол, с чего это вдруг Удочка расспрашивать стала про какие-то горы, реки и эту женщину – Карну? Ты что, дескать, людям всякий бред пересказываешь? Что они про тебя подумать могут? И вообще про нашу семью? Придержи язык!
Я был оглушён и растерзан, всё это напоминало предательство или, хуже того – месть, однако наутро исправно явился на урок Удочки и сел за первую парту – туда, где всю зиму сидел, чтоб смотреть на неё и внимать каждому слову. И сразу же заметил, как ей было стыдно, хотя под школьной гимнастёркой она не видела моей спины. Юлия Леонидовна то и дело спотыкалась, замолкала, сбивалась и ещё больше клевала головой, измученная грузом волос. Наконец, ещё до звонка отпустила нас, убежала в учительскую, а потом и вовсе к себе в барак – сказали, у неё голова разболелась, и заменили литературу на труд.
У нас всё меняли на труд – и весёлый Лентифеич учил делать табуретки…
Мне стало так жаль её, что я и о предательстве вмиг забыл, а после уроков набрался храбрости, окольными путями прокрался в барак и дерзко постучал в учительскую дверь.
Обстановка в этих бараках была неисправимо убогая, и что ни делай, какие занавески ни вешай и ни застилай полы, всё равно из всех углов вместе с холодом и крысами будут вползать нищета и неустроенность.
Потом я всегда вспоминал этот первый и последний визит к Юлии Леонидовне, когда видел картину «Княжна Тараканова». Моя учительница почему-то стояла на кровати, обняв себя за плечи, с видом потерянным и отрешённым.
– Знала, что придёшь, – сказала, глядя куда-то мимо. – Ну что же, садись, начнём урок.
Её слова пугали и сеяли неясные надежды одновременно. Я стоял у порога, готовый в любой момент открыть спиной дверь и исчезнуть.
– Ты знаешь, что меня ждёт? – Она говорила будто бы сама с собой. – Нет, ты счастлив в своём мире и потому представить себе не можешь. Хотя ты уже совсем взрослый и много что понимаешь… Через год я закончу институт и получу диплом филолога. По распределению меня зашлют в какую-нибудь дыру, вроде вашей деревни, и поселят вот в такой барак. На целых три года. Я быстро забуду, чему меня учили и что я хотела от жизни. Целый день я буду вколачивать в ваши головы ерундовые знания, а вечером выть от тоски. Выть!.. И от тоски же выйду замуж за какого-нибудь вербованного или сибулонца. Он будет валить лес, пить водку, ругаться матом и ревновать меня. Когда же пройдут эти страшные три года, я превращусь в бабу и уехать оттуда не захочу. И не смогу. Потому что произойдёт полная деградация, и убогая жизнь тоже покажется жизнью…
К тому времени я уже знал, что такое безысходность, и вкусил её сполна, когда увидел свою матушку в гробу. Несколько дней потом ходил по лесу возле Божьего озера и думал, что на земле всё есть, всё существует – деревья стоят, видевшие маму и жившие вместе с ней, вода течёт, в которую она смотрелась, птицы поют, коровы мычат, даже червяки в земле ползают, а матушки моей уже нет! И никогда-никогда не будет!
Но Юлия Леонидовна была жива, здорова и красива, у неё не умерла мама, никто её не стегал ремнём, не ставил к доске или в угол, наконец, не ограничивал свободу – делай что хочешь!
Она спустилась с кровати на пол, взяв меня за руку, провела к столу и усадила на табурет.
– А ты почему-то не хочешь мне помочь, – проговорила тихо и ласково, присев на корточки возле меня. – Ведь это ты вселил надежду, ты поманил меня этими волшебными словами и образами. Теперь я всё время повторяю – Манарага, Ура, Карна… Я слышу, я чувствую, за ними кроется нечто необычное, великое! Это не просто фольклор, песни и частушки, это ключи к открытию, понимаешь? Если бы ты мне рассказал, откуда знаешь эти слова, что с ними связано, я могла бы привезти хороший, интересный материал, и тогда бы меня приняли в аспирантуру, без распределения. Ты ведь не хочешь, чтобы я погибла в вашей Торбе?
Я не хотел, чтоб она погибла, но её вкрадчивость и какая-то униженность настораживали, ибо всё это отдавало обманом. К тому же я не видел ничего зазорного в нашей жизни и не понимал, отчего ей так не хочется ехать в Торбу. Закончила бы свой институт, поработала бы в нашей школе, а там, глядишь, я вырасту и женюсь на ней.
– Догадываюсь, ты связан клятвенным словом, правда? – Она пыталась смотреть мне в глаза. – И все твои родственники не говорят, потому что дали обещание… Хорошо, больше не буду спрашивать. В конце концов, могу сама найти ответы, в этом и заключается научный поиск. Только скажи, кому ты давал слово? Тому человеку, который вылечил тебя? С помощью шкуры красного быка?
Она опутывала меня своей журчащей речью, словно тенётами, и чем ласковее говорила, тем больше я понимал, что меня хотят обмануть, выманить самое дорогое и сокровенное. Мне становилось так стыдно, что я взглянуть прямо не мог, поскольку передо мной был не кто-то чужой и хитрый, а моя пусть ещё по-детски, но возлюбленная.
И одновременно испытывал другое чувство – возрастающее любопытство к тайне этих трёх слов-образов: если умная и красивая Юлия Леонидовна так страстно и отчаянно хочет узнать о какой-то реке, о горе? и о женщине по имени Карна, значит, в них действительно заложен великий смысл, и рыба валёк, наглотавшаяся золота, не бред моего деда…
Тем временем она пошла на крайние, запрещённые меры – это я осознал потом, когда повзрослел, хотя и в тот миг понимал, что происходит. Если бы Юлия Леонидовна ничего не требовала от меня, не обманывала и не хитрила, то, пожалуй, исполнилось бы моё самое сокровенное желание. Она приподняла мою голову, и сначала показалось, понюхать хочет – курил ли я? (Учительницы нас часто обнюхивали после перемен, поскольку мы бегали курить за мастерскую, и они так опасно приближали свои лица, что становилось страшно.) Но Юлия Леонидовна вдруг наклонилась совсем близко и поцеловала в щёку. Не чмокнула по-матерински, а именно поцеловала и ещё дохнула горячим шёпотом:
– Я же знаю, ты любишь меня, а все влюблённые – добрые…
Хорошо, что дверь её комнаты в бараке открывалась наружу, иначе бы я вышиб её. Уже невзирая на соседей, пронёсся по коридору и чуть не слетел с высокого крыльца.
Казалось, все видят меня, тычут пальцами и смеются!
Я убежал на нижний склад, забился в штабель с лесом и, не зная, как избавиться от жгучего, волнующего чувства и одновременно от липкого стыда, сначала долго и тщательно вытирал лицо, руки, но лишь перемазался смолой, истекающей из сосновых брёвен. Тогда я отправился на берег, разделся и искупался в ледяной полой воде, отмылся с песком и от холода немного пришёл в себя. Однако возвращаться домой было ещё совестно – вдруг сразу всё увидят и поймут? Даже по дороге идти неловко, ну как знакомые встретятся? Я пробрался все семь километров лесом и, не показываясь на глаза домашним, двинул к Божьему озеру.
Сюда я приходил в самые тяжёлые минуты в любое время года, но уже не для того, чтобы найти жилище Гоя, хотя подспудная дума о нём всегда присутствовала; это было единственное место, где отступало горе, где всё становилось понятно и потому хорошо. Время больше не играло со мной злых шуток, заблудиться в этом древнем бору было невозможно, я знал «в лицо» все деревья, кусты вереска и даже лосих, которые приходили сюда в мае, чтоб рожать детей.
Повесив ранец с книжками на сук, я до вечера бродил между гигантских сосен, почему-то уже без стыда вспоминал, что произошло, и удивительное дело – всё прощал Юлии Леонидовне!
А на следующий день – литература была первым уроком – помчался в школу с искренним желанием её увидеть. Но в двух километрах от Торбы затопило болото, за ночь размыло песчаную дорожную насыпь, и образовалась настоящая река, глубиной до пояса. Я хотел обойти этот поток через сосновую гриву, «партизанской тропой», но там оказалось ещё глубже. Тогда я вернулся на дорогу, не раздеваясь, мужественно перебрёл реку, вылил воду из сапог (штаны и выкручивать не стал – дорогой просохнут) и припустил бегом, однако всё равно опоздал на урок.
И тут произошло непоправимое – нежная Юлия Леонидовна с неведомой прежде жёсткостью вытолкнула меня из класса, объявив вдогонку, что я получаю «неуд» за последнюю четверть…
Я залез за школьную печку в коридоре и оплакал свою любовь.
* * *
