скачать книгу бесплатно
– А школу ты уже закончил?
– Конечно! Давно уже. Два месяца…
– А сколько тебе лет? – бесцеремонно спросила она.
– Семнадцать. А что?
– Ничего. Такой молоденький…
Я тут же пожалел, что не накинул себе еще годочек, и с досады сморозил:
– Зато спеленький.
И так затянулся дымом, что бедные мои легкие чуть не лопнули. Она не отрывала от меня своих глаз.
– Что ты этим хочешь сказать?
– Ничего, – ответил я и повторил сумасшедшую затяжку.
– Ну хорошо. А что мы с тобой будем делать?
Вопрос загнал меня в тупик. Но неожиданно для себя я заговорил:
– Вообще-то, я очень люблю лунные ночи. Совсем не хочется спать… До утра вот так просиживаю на лавочке… Если хочешь, можешь составить мне компанию.
– И с кем же это ты просиживаешь, а?
– Да так… Обычно один…
– Ну-ну. И часто?
– Да нет… В общем-то, я образно говорю…
– Понятно, – сказала она и тут же ни к селу ни к городу влепила: – Так ты правда не помнишь, о чем мы говорили?
Но мне уже вспомнились лунные ночи из Мопассана, и я почувствовал себя уверенней.
– Знаешь, меня как-то больше волнует то, о чем мы будем говорить. Понимаешь, мне так нравятся эти ночи… Балдею от них. В городе ты никогда не увидишь такое небо и такую луну. Я, можно сказать, только из-за этого и живу летом в деревне. Нет, ты посмотри на небо!
Она посмотрела на небо. А я тем временем – на нее. И как будто от земли оторвался, как будто поплыл.
Она перевела взгляд на меня, улыбнулась и сказала:
– Романтик ты юный. Ну, пошли уже, что ли.
И вдруг взяла меня под руку. И прижалась к плечу. И после этого еще спросила:
– Тебе не холодно?
Я сказал, что совсем не холодно. И напрягся изо всех сил, чтобы не дрожать. Но меня трясло, как цуцика. Сигарета не помогала. К тому же она быстро закончилась. А закурить еще раз я не решался, чтобы не выдать волнения.
Мы шли, прижавшись друг к другу, как настоящие влюбленные, брели куда-то в конец скверика, туда, где находились укромные лавочки. Не знаю, какой черт подталкивал Валентину, но шла она именно туда, куда хотел бы идти я.
Она все сильней сжимала мою руку. А мне казалось, что она чувствует мое состояние и забавляется. Но управлять собой не мог, мешала дрожь.
Я хотел курить. Никогда еще не хотел так курить! Но левая рука была захвачена ею, а правая не могла забраться в левый карман за спичками. Пришлось подавить желание, чтобы она не освободила мою руку.
И я принялся нести всякую чушь про летние ночи и про полную луну. И сам уже понимал, что все это лишнее, но придумать что-то умней оказалось мне не по силам.
Наконец она будто сжалилась надо мной и разговорилась сама. Я испытал облегчение. Слушать всегда легче. Но я, честно говоря, и не слушал ее. Только делал вид, что слушаю. На самом деле голова была как улей, и я чувствовал только беспомощность.
Мы сели на лавочку под тополем. Совсем близко друг к другу, почти прижались, чуть ли не обнялись! А я почему-то вместо удовольствия мучительно дрожал.
Она опять спросила, не замерз ли я. И я сказал, что замерз. Тогда она по-настоящему меня обняла.
И тут до нас донесся шорох. Мы оглянулись и увидели толпу. Валентина вздрогнула и отшатнулась.
– Кто это? – испугалась она.
Я узнал своих друзей. Они столпились, как стадо овец, в десяти шагах. И послышался голос Костра:
– Леха, спички есть?
Дрожь моя внезапно исчезла. Валентина раскрыла рот и с удивлением осмотрела меня. Я вежливо извинился и подошел к пацанам.
– Какого черта? Вы бы еще со свечками приперлись! – процедил я сквозь зубы.
Костер оправдался за всех:
– Да мы просто так… Леха, ты не подумай… Просто интересно, как тут у тебя?
– А что, с Ленкой уже не интересно? Или к ней ты тоже кого-то отправил?
Костер отвесил челюсть, не найдя чего ответить. И я закончил:
– Все! Валите отсюда!
Стадо молча двинулось, шурша копытами по сухой траве. Никто и не вспомнил о спичках, которых, небось, у каждого в кармане было по два коробка.
Вернувшись к Валентине, я почувствовал себя неуютно. Она молчала и холодно держала дистанцию.
Я закурил, пустил дымок на луну. В голове роилась куча мыслей – одна глупее другой. В конце концов я сказал:
– Не обращай внимания. Это мои друзья. За меня переживали.
Валентина ответила молчанием. Я тоже не стал напрягаться.
И, когда я почти докурил сигарету, она заговорила с неприятным холодком:
– И как же все-таки зовут тебя?
Я посмотрел на нее глазами ягненка.
– Мы же познакомились. Я Валентин. Ты Валентина…
– А может быть, ты Алексей?
Пришлось изображать простачка.
– Ах, вот ты о чем!.. Лехой меня зовут, потому что фамилия такая – Алехин. С самого детства – Леха да Леха. Я привык, не обращаю внимания. А тебе что, не нравится?
Она опять недоверчиво промолчала.
Тогда я закинул ногу на ногу и, попыхивая сигаретой, тоже заткнулся. «Черт с тобой, – подумал, – захочешь уйти, держать не буду. В конце концов, – возмутился я, – почему это я должен обхаживать женщину, которой двадцать два года! Пусть сама и беспокоится. А нет – скатертью дорога! Пятнадцать лет жил без вас и на судьбу не жаловался».
Но тут она поежилась. Будто от холода. Затем прижалась ко мне. И я локтем нащупал ее грудь. И в зобу дыханье сперло! А она глаза свои – мне в лицо, в упор! Будто хотела отыскать в моем лице что-то еще, кроме того, что уже есть.
Я выбросил окурок, чтобы не дымить, и сам уставился на нее. Вроде бы ничего особенного, но так приятно, что голова начала потихоньку кружиться.
Нет, все-таки пятнадцать лет я не жил, если не знал этого. Я бы и сейчас все свои пятнадцать, не раздумывая, променял на минуту этого головокружения. Честное слово.
Губы ее блестели, она их облизывала. А я, как идиот, спрашивал себя, зачем она это делает.
– Какие у тебя красивые глаза, – прошептала она непонятно к чему. – Глаза у тебя красивые и умные. А подбородок страстный. Удивительное сочетание. Вот уж не ожидала встретить здесь такое.
Не имея представления, как надо вести себя, я изобразил удивление:
– Да?.. Никогда не замечал.
И тут же понял, что сказал не то. А хотелось легкости, изящества!
Я почувствовал себя увальнем и тут же оставил единственную здравую мысль – поцеловать ее. К тому же улыбнулась она как-то слишком замысловато.
И вдруг улыбка эта исчезает. А влажные губы ее совершенно серьезно тянутся ко мне. Я, конечно, начеку, готовый к любому подвоху. Но они уже касаются моей щеки, потом тихонько крадутся к моим губам, начинают их трогать. Сперва осторожно, будто опасаясь, что я могу укусить, потом смелей, смелей, как бы предлагая мне свое знакомство. И наконец впиваются в меня. И я чувствую ее язычок…
Не сразу я сообразил, что по-настоящему целуюсь с женщиной. Но когда осознал это, захотел почему-то вскочить и закричать: смотрите, козлы, смотрите, меня целует женщина!
Я целовал женщину!
Вообще-то, я знал, что люди имеют такую привычку – целоваться. В детстве я этого не любил. Прятал глаза, если при мне целовались, даже фильмы про любовь не смотрел. Попробовал бы кто лет пять назад заставить меня целоваться!
И вот сейчас, уже отведавший губ, я всем сопливым и зеленым, кто об этом еще только мечтает, сказал бы: целуйтесь всегда, целуйтесь при малейшей возможности, целуйтесь как можете – и вы почувствуете, что учеба, семья и школа не самое главное в жизни.
Не помню пролетевшего времени. Помню слова Валентины о том, что ей хорошо. Такие слова не забываются. А я почему-то ничего не мог ей сказать. Видимо, ощущение увальня так и не оставило меня. А ее слова были так приятны! Не ожидал, что обычные слова могут быть так приятны. Надо учиться дураку говорить. Говорить!
Когда мы оторвались друг от друга, уже светало.
Мы условились встретиться вечером после отбоя.
Сонные хозяева выгоняли своих коров на пастбище. А я плелся домой, совершенно обалдевший, с пустой головой. Но весь наполненный ее теплом и пропитанный ее запахом. И счастлив был, наверное, как идиот. Мне даже хотелось бодаться с коровами.
Я почти не спал. Как лег с мыслями о ней, так и встал – она перед глазами. И весь день она сидела во мне. И от этого так делалось хорошо, что я ходил пьяным. Целый день все валилось из рук, а мне было легко и хотелось петь. И выглядел я, конечно же, подозрительно. Братуха даже поинтересовался, не с похмелья ли я.
Э-эх, разве тут кому объяснишь! Вот Гете бы понял.
В моих мечтах лишь ты носилась,
Твой взор так сладостно горел,
Что вся душа к тебе стремилась
И каждый вздох к тебе летел.
Но только утро засияло,
Угасли милые черты.
О, как меня ты целовала,
С какой тоской смотрела ты!..
1771 г.
Ровно двести лет – и ничего не изменилось!
Правда, не знаю, как у Гете, но у меня эта радость с первой же минуты перемешалась с ложью. Только сейчас, спустя полгода, я начал это понимать. Тогда – ничего не понимал.
Вечером был в лагере как штык. Друзья уже околачивались там. Окружили меня плотным кольцом и затребовали порнографических подробностей. Конечно, в другое время я бы с радостью потешил их. Но сейчас почему-то они меня раздражали. Я молчал. Костер бесился. Он почему-то считал себя вправе задавать мне вопросы. Потом протрубили отбой, и я сказал:
– Короче так, пацаны, спичек у меня нет, сигарет тоже. Если кто захочет узнать время, пусть идет домой и спрашивает его у мамочки.
Они смотрели на меня как на живого бога.
Да, я и в самом деле в тот момент был на вершине. Затем начался спуск…
Она пришла радостная, свежая, пахнущая. И бросилась мне на грудь. Она целовала меня и говорила о том, как бесконечно тянулся день, как она скучала, думая обо мне, как не находила места. Я впитывал ее слова. И не верил, что все это происходит со мной. Из меня в ответ полились бы целые реки, если бы я умел говорить.
Я просмотрел кусты, отфильтровал посторонние звуки, убедился, что за нами нет хвостов. И лишь потом мы улеглись на сухую траву под альковом акаций.
За несколько часов мы измяли мой новенький пиджак и нацеловались до одури. Потом лежали на спине и наблюдали, как любопытная луна пытается пролезть к нам сквозь ветви. И было так хорошо, как будто весь мир вместе с этой луной уже принадлежал нам. Не помню я в жизни своей такого сказочного состояния.
Но вместо того, чтобы полнее окунуться в это «хорошо», я почему-то вспомнил своих друзей. И состояние мое перевернулось. Потом черт подогнал всякие мысли. Вспомнилась горьковская Изергиль, которая в молодости бросила парня за то, что он ничего не мог, кроме как целоваться. Потом вообще полезла в голову муть. На секунду даже показалось, что луна издевательски мне усмехнулась.
Я повернулся к Валентине и стал приставать к ней. Тычусь в грудь, мурлычу что-то и сам не могу понять что. Но руки определенно лезут под юбку.
Она насторожилась. И спросила:
– Что ты хочешь, Валечка?
Я промычал:
– Ну-у… М-м-м… Это самое… М-м-м… Сама понимаешь… Ты женщина… Я мужчина… Ну-у, в общем, это самое…
Она прикинулась девочкой:
– Что такое? Что тебе хочется?
