скачать книгу бесплатно
– Елания, имейте в виду: вам сейчас стоит навестить общежитие для студентов, я буду жить в корпусе для преподавателей, и…
– Нам не стоит афишировать наше знакомство! – перебила я.
Задачка не из трудных. Я уже начала подозревать, что в академию меня привезла совершенно чужая женщина, подменившая изученную до последней морщинки Акату где-нибудь на полпути.
– Да, – кивнула тетенька.
Указала на свой сундук подошедшему слуге. Он вынырнул откуда-то из глубины леса на удивление быстро. Я даже не успела заметить, когда.
– Удачи!
Тетенька и слуга удалились – только скрипнула створка ворот. Они сами собой распахнулись перед тетенькой, и слуга почтительно пропустил ее вперед. Я помахала им вслед, чувствуя себя донельзя глупо.
А если передо мной они и не подумают открыться?
Свистеть я не умела, куда идти – тоже не знала. Кучер козырнул мне и взялся за поводья. Я хотела было попросить его помочь с вещами, но он сорвался с места – и только его и видели.
И я осталась одна.
Да еще и на затылок упала первая холодная капля.
Замечательно!
Да здравствует самостоятельная жизнь!
Хотела бы я начать ее не в глухом лесу и не в одиночестве…
– Эй! – шикнул кто-то.
Я огляделась: передо мной были все те же ворота и дорожка к академии, видневшаяся в зазорах между причудливо изогнутыми прутьями чугунной ограды. За мной – пустынная дорога, вдали еще можно было различить клубы пыли от кареты.
– Эй, ты! Рыжая! – позвали еще раз нетерпеливо. – Тащи сундук сюда, ну!
– К-куда?
– На территорию академии! – рявкнули из-за забора.
– А-а-а….
– Тащи, кому говорят!
Я попыталась приподнять сундук – не получилось. Из-за забора зашипели что-то не слишком лестное про идиота Яльмеера, которому ренским языком объяснили, а он свалил; под этот нехитрый аккомпанемент думалось как-то проще. Все-таки я была не одна.
Я понятия не имела, почему нэй Голос За Оградой не мог из-за нее выйти, но в его ругательствах мне почудилось сочувствие.
Я изо всех сил пнула сундук в сторону ворот. Он сдвинулся, но что-то внутри угрожающе бзинькнуло, да и острый носок моей туфли перестал быть таким уж острым.
Пришлось толкать руками.
К счастью, ворота передо мной распахнулись. Стоило впихнуть сундук и самой протиснуться внутрь, и я наконец увидела, кто их все это время открывал. Он тоже появился из ниоткуда. Раз! И перед тобой стоит человек.
Я даже хотела шагнуть назад: а вдруг снова пропадет? Но сдержалась.
Вот тетеньке достался нормальный слуга. Обычный неприметный человечек, посмотришь на него и через пять минут ничего и не вспомнишь, кроме цвета камзола. А мне…
Он был чуть ниже меня. То есть, конечно, выпрямись он – стал бы выше на добрую голову. Но что-то гнуло его к земле. Наверное, та же сила, что и перекосила его плечи и искривила ноги.
Мне всегда было неловко смотреть на уродов. Даже подавая милостыню, я старалась не видеть лиц и рук. Если закрыть глаза, то можно не замечать чудовищной несправедливости природы.
Вот и сейчас я не смогла поднять глаз на его лицо.
– Налюбовалась? – спросил он насмешливо. – Щиц, местный раб. Это кличка, если что. На самом деле я Гренчибальд Ладзински, заколдованный принц.
Зато голос приятный. Не писклявый тенорок, как у некоторых моих самых юных ухажеров, не скрипучий, не противный… Хоть и не низкий с хрипотцой, как у Элия, – он много курил, – но все равно нормальный такой мужской голос. Как у здорового.
– Правда?! – я искренне ему сочувствовала.
Ведьмы все-таки страшные, жестокие существа. Разве можно так калечить человека! Мне не хотелось становиться одной из них. Я и раньше не горела особым желанием, но теперь была бы готова лечь на землю и замолотить по ней ногами перед всем честным народом, если бы это только помогло отсюда уехать.
Увы, это было не так просто.
Я поежилась: задул холодный ветер, а я не взяла с собой накидки.
– Конечно же нет, – фыркнул Щиц, подхватывая сундук с такой легкостью, что не тащи я его досюда, решила бы, что он пуст. – Моя матушка – умная, чуткая, тонко чувствующая женщина с хорошим вкусом. Стала бы она называть своего красавца-сына Гренчибальдом, а?
Да и Ладзински – никак не аристократическая фамилия; и как я сразу не догадалась, что это розыгрыш?
– Ясно, – вздохнула я.
Этот парень явно не хотел, чтобы его жалели. Отсюда и шуточки, и жизнерадостно-дружелюбный тон.
Некоторое время мы шли в неизвестном направлении по непонятной дороге в утомительном молчании. Мне надоело рассматривать вековые ели по сторонам и выискивать глазами белок, поэтому я спросила у своего попутчика:
– А откуда кличка? Это как у разбойников бывают, да?
Я бы в жизни не завела разговора со слугой. Но Щиц совершенно на слугу не походил. Не из-за уродства, а просто… слишком вольно он себя держал. Как равный.
– Это как у собаки, – охотно отозвался Щиц. – Подзывать удобно.
Мне еще никогда не было так неловко. Я, кажется, покраснела до кончиков ушей.
– Ясно…
– Да ты не старайся так, – фыркнул Щиц, – сейчас дойдем до общаги, я вещи занесу, и распрощаемся, больше моей кривой рожи и не увидишь.
– Я вовсе…
Мне стало отчаянно стыдно.
Я заметила, что он слегка припадает на правую ногу. С каждым шагом все сильнее. Вряд ли он примет предложение передохнуть, но…
Продолжать отводить глаза будет как-то неправильно, вот что я подумала. Все-таки ни один нищий и прокаженный не заводил со мной приятельского разговора и не нес мой сундук. Ни один нищий не спасал от одиночества на заре моей самостоятельной жизни.
Я глубоко вздохнула, как перед прыжком в холодную воду, и наконец посмотрела на его лицо. Едва сдержала вздох облегчения: нормальное было лицо. Ни заячьей губы, ни косоглазия. Оно не было перекошено или обезображено ожогом или родимым пятном.
Щиц казался чуть постарше меня. У него были умные серые глаза, самую чуточку чуть длинноватый нос и тонкие губы, искривленные в усмешке. Не писаный красавец, конечно, но и не урод тоже.
Ну, если забыть про изуродованное тело.
– Ну-ну, – ухмыльнулся он. – Платье вроде далеко-о-о не крестьянское, а краснеешь ну точь-в-точь селяночка в город в первый раз приехала. Бросай это дело: тут целый курятник отъявленных стерв, заклюют.
Общался он вольно. Слишком вольно для слуги, но слишком просто для человека благородного происхождения.
– А можно спросить?
– Ну?
– А что будет после… «общаги»?
– Заселишься. Может, с соседкой… но, знаешь, я неплохо гадаю по крою платья и отделке сундука, и сейчас мой третий глаз подсказывает… Ну, пожалуй, поставлю единственный выходной на то, что тебя поселят одну в очень недурной комнате. А жаль.
– Почему?
– Подружка бы тебе очень пригодилась, – пояснил Щиц. – Никто не любит одиночек из недурных комнат. Ты хоть что-нибудь умеешь, а?
– Отравила кухарку… – призналась я после долгой паузы.
– и?..
– Ну и поехала сюда.
– О! – глубокомысленно изрек Щиц. – Ну, может, свезет еще.
– А ты и вправду раб?
– Да, пожизненный. Кто-то таскал латук с личного огородика директрисы, иногда прихватывал цветную капусту и салат. А поймали меня… – он рассеянно потер запястье и едва успел снова подхватить сундук.
– А разве за это могут…
– У ведьм много древних прав. И они с удовольствием их поминают человеку, опозорившему их перед королевской комиссией. Это очень опасное место, э-э-э…
– Елания.
– Елания. Тут и душу можно потерять. Особенно, если краснеть на каждом шагу и слушать все, что болтает тебе первый встречный, – Щиц вдруг снова заговорил излишне жизнерадостным тоном. – А-а-а вот твоя общага. Ты иди вон в ту будочку, получай ключи, а я занесу твой сундук.
– Я еще тебя увижу?
Прозвучало двусмысленно, но я почему-то подумала, что Щиц поймет правильно, действительно не стал шутить своих шуточек.
– Ну, конечно, без проблем. Зови, если что. И… Придумай себе другое имя. Не разбрасывайся настоящим, хорошо?
Я кивнула.
Недолго смотрела в его искривленную спину, думая о том, почему хорошим людям всегда так не везет. Тетенька часто говорила, что люди в реальности злые, пекутся лишь о своем благе и будут хотеть от меня денег и протекции. Подлизываться и льстить.
Я немного жалела, что не дала Щицу чаевые, но не была уверена, что он бы их принял. К тому же все деньги были в потайном отделении сундука, и их было не так много: все, что осталось от моих собственных накоплений после четырех месяцев встреч с Элием. Тетенька мне денег не дала, сказала, не нужны они мне, папенька – тоже.
Совет Щица был дан просто так, от души, не за деньги и не за ответную услугу. Щиц не подлиза и не льстец, и он в реальном мире. Если верить тетеньке, то мне попалось редкое сокровище. И поэтому его совет показался мне особенно ценным.
Но новое имя могло и подождать. А вот дождь уже потихоньку накрапывал, предупреждая о предстоящем ливне. Так что я отбросила лишние размышления и со всех ног понеслась к указанной будочке за ключами.
На следующий день я сидела в очереди за фамильярами. Оказывается, каждая ведьма была обязана завести себе какое-нибудь животное или птичку. Тетенька меня об этом, конечно, не предупредила. Ну, она вообще ни о чем не предупредила: исчезновение моего платья и появление на его месте форменного недоразумения серого сукна тоже стало для меня сюрпризом.
Весьма неприятным, надо сказать. Даже не потому, что воротничок был на диво колючий, в талии и груди платье оказалось тесновато, да и подол мог быть и подлиннее. Нет, все это вполне терпимо. Просто была у меня в потайном кармашке любимого дорожного платья пара камешков, которые я вообще-то рассматривала как финансовое вложение на самый крайний случай.
Не удосужилась тетенька рассказать и о том, что завтрак тут подается в отдельном здании и в жуткую рань. Так что в очереди я стояла голодная и, судя по всему, давным-давно опоздала еще и на обед.
Коридор был бесконечный, и очередь тоже; девчонки переговаривались, шумели их животные, и весь этот ровный гул вызывал тупую головную боль. Мне приходилось прижимать к носу надушенный платок: запахи были те еще, но я больше боялась, что начну чихать.
Глаза уже слезились…
Но больше всего этого вместе взятого меня раздражала птица девчонки, стоящей за мной.
Сама-то девчонка была неказистая, с невыразительным личиком гувернантки, и я не обратила бы на нее особого внимания, если бы не огромная ворона, восседавшая на ее плече.
Ворона воняла, каркала и суетилась, пару раз даже зацепила сальными перьями мою щеку. Я все боялась, что она отберет у меня мое последнее спасение – платок. Кто этих птиц разберет? А вдруг она бешеная? Здоровой она не выглядела.
Противней твари я еще не встречала. По крайней мере, так близко.
Все это я бы стерпела, но вопрос, зачем в очереди за фамильярами стоять со своими животными, мучил меня нестерпимо. Разве их не выдают? Может, мне тоже стоило поймать в лесу какую-нибудь белку или хотя бы муравья – с муравьем-то я бы справилась – прежде чем приходить.
Поэтому я решила уточнить это у девчонки. Конечно, как можно дружелюбнее: она же не виновата, что ее ворона такая противная. Любовь зла, может вынудить ласково гладить по перьям даже такую вот мерзкую падальщицу с облезлым хвостом.
– Простите, а сюда нужно приходить со своим животным?
Девочка с неудовольствием оторвалась от своей птицы и зыркнула на меня так, как будто это я уже час с лишним каркаю ей в ухо.
– Нет.
– А это ваш питомец? Вы ее… из дома привезли?
Я старалась говорить как можно восторженнее. Была у нас дальняя родственница с прегаденькой собачонкой. Собачонка тряслась, как желе, с трудом ковыляла на кривых лапках и все время писалась, что не мешало ее хозяйке с удовольствием расцеловывать это чудовище прямо в ее жуткую приплюснутую морду. Из общения с этой парочкой я вывела для себя простое правило: чем отвратительнее питомец, тем громче им надлежит восторгаться.
– Из какой деревни ты приехала? Нельзя из дома, – фыркнула девчонка. – Только если на территории ловить.
– Что, обязательно?
– Что обязательно?
