Тайна багрового камня

– У страха глаза велики! Кто тут может быть? Ночь глубокая на дворе!

– Нет, ну правда же…

– Правда, правда! Просто собака… кому еще здесь быть? Волки тут не водятся…

– Не знаю, но мне страшно…

– Да ладно, я же с тобой… что ты, правда… да брось ты, ничего страшного…

И тут из темноты вылетело длинное гибкое тело, покрытое тусклыми черно-желтыми полосами.

Автобус въехал в город Петербург утром, словоохотливая тетя вышла раньше, в пригороде. Полицейский посмотрел на Оську и нахмурился было, потом увидел, что пес в наморднике и отвернулся.

– Веди себя тихо, – шепнула я, – а то документы проверят, а это нам ни к чему.

Вы не поверите, но Оська все понял.

И правда, совсем недалеко от автовокзала, на набережной канала, я нашла окруженный пожухлыми кустами асфальтовый пятачок, на котором толпились озабоченные, потертые личности – те, кто хотел сдать или снять жилье, не пользуясь известными интернет-ресурсами.

Над этим пятачком раздавался неумолчный гул десятков голосов.

Мы с Осей подошли к этой толпе. При виде моего спутника толпа раздалась и откатилась, как море в отлив. Говорила уже, что Оська оказался породистым псом, а бельгийская овчарка, тем более очень крупная, может произвести впечатление на неподготовленных людей.

Так… проблемы у нас действительно будут.

Я строго сказала Осе «рядом!» и взяла поводок совсем коротко, рядом с ошейником.

Он семенил рядом со мной, преданно заглядывая в глаза.

И все равно почти все от меня шарахались. Я даже не успевала заикнуться о сдаче жилья.

Я перехватила взгляд крупного бородатого дядьки – он смотрел на Осю не с испугом, а с интересом.

– Не сдадите нам комнату? – спросила без большой надежды на успех.

– С ним?

– Ну да… куда же мне его – не на улицу же выгонять!

– Само собой… такого красавца…

– Ну так что, сдадите? – В моей душе шевельнулась робкая надежда.

– Да я бы сдал… – протянул дядька со вздохом. – Я-то сдал бы, да Марья Никитична собак не уважает.

– Марья Никитична? А кто это?

– Супружница моя. У нее, понимаешь, кот. Котяра такой… – Он развел руками, показав, какого размера. – Вот представь, как начнут они с твоим отношения выяснять… Нет, никак не могу. – И он отошел.

И тут же рядом со мной возникла вертлявая тетенька лет шестидесяти, в яркой китайской куртке и красной шапке с козырьком и меховыми наушниками.

– Тебе комната нужна, доча? – спросила она сочувственным и в то же время искательным тоном.

– Комната, но вот только с ним, – я показала на Осю.

– С собачкой, значит… – Тетка сделала вид, что только сейчас заметила моего красавца.

– Ну да, с собачкой. – Я сжала Оське челюсти, чтобы не вздумал рычать.

– Это тебе, значит, непременно за городом нужно. В городе с такой собачкой не возьмут.

– За городом? – переспросила я. – А что, можно и за городом. Если не очень далеко.

– Близко, близко! – тетка закивала. – Совсем близко! Считай, прямо в городе!

– Так что, это вы сдаете? И возьмете меня с ним? – В моей душе снова затеплилась надежда.

– Я-то не сдаю. – Тетка жалостно поджала губы. – Сосед мой сдает… он тебе непременно сдаст.

– Сосед? Так скажите адрес! – Я переглянулась с Осей. Кажется, сегодня у нас все же будет крыша над головой.

– Больно ты шустрая! – Тетка подозрительно стрельнула глазами. – Ты мне заплатишь за наводку? Я вроде как этим… риелтором подработаю. А что? Даром сейчас ничего не делается. В общем, плати – и дам тебе его адрес!

Я потянулась было за кошельком, но Ося предупреждающе рыкнул, и я опомнилась.

Не помню, говорила ли я, что Оська очень хорошо разбирается в людях. По крайней мере, куда лучше меня.

– Э, тетя, так дело не пойдет. Вы мне дадите какой-то адрес, а там, может, вообще никого нет. Или есть, но не сдаст с собакой. Я согласна заплатить, но только после того, как мне сдадут жилье.

– Надо же, какая недоверчивая! – Тетка усмехнулась, мол, не прошло, и ладно. – Ладно, поедем, я тебя отвезу прямо на самое место, но только смотри, доча, не обмани пожилого человека! А то сейчас мошенников развелось…

Мы еще немного поговорили о падении нравов и поехали на маршрутке. Водитель зыркнул было на Оську, но потом махнул рукой, только велел платить как за человека. По дороге я выяснила, что новую знакомую зовут тетя Таня.

Ехали мы весело, водитель включил музыку, а Оська художественно подвывал. Забыла сказать, что он у меня очень музыкальный пес. Пассажиры маршрутки от души веселились.

Правда, ехать пришлось не слишком долго, чуть больше получаса.

Если я думала, что хоть мельком увижу классические петербургские красоты, то я ошиблась. Сначала автобус проезжал мимо мрачных заводских корпусов, потом мимо каких-то ангаров и складских строений. Наконец и они закончились, и вокруг потянулись загородные дома и простые дачки.

Наконец мы вышли.

Оська явно оживился – здесь пахло природой, лесом, из-за заборов доносился собачий лай. Можно обнюхивать столбы и деревья и лапу поднять наконец. А то сначала в автобусе ехали, потом по городу тащились…

Тетя Таня повела нас по извилистой грязноватой улице мимо голубых и зеленых деревянных домиков с застекленными верандами. Часть из них определенно пустовала, над некоторыми курился дымок, показывая прохожим, что здесь кто-то живет.

Наконец наша провожатая подошла к очередному зеленому домику, остановилась возле калитки и громко крикнула:

– Петрович! Эй, Петрович!

Некоторое время ничего не происходило.

Тетя Таня повторила свой призыв еще дважды, и наконец дверь домика со скрипом открылась и на пороге появился мрачный толстый дядька в спортивных штанах, ватнике и галошах.

При виде этого дядьки Ося зарычал, и шерсть у него на загривке поднялась дыбом.

У меня в душе сразу зародилось нехорошее предчувствие – говорила уже, что моя собака хорошо разбирается в людях и плохих людей сразу чувствует.

– Чего кричишь? – строго спросил дядька нашу провожатую. – Чего воздух сотрясаешь?

– Здорово, Петрович! – приветствовала его наша провожатая. – А с тебя причитается.

– С какого это перепугу?

– С такого, что я тебе жиличку привела.

– Где? – осведомился дядька, демонстративно не замечая меня. Точнее, нас с Оськой.

– Так вот же она, жиличка! – Тетя Таня кивнула на меня. – Ты же говорил, что хочешь комнатку сдать, которая у тебя под лестницей. Вот она бы ее и сняла…

– Что я говорил – то тебя совершенно не касается! – отчеканил дядька. – А насчет этой – я еще не сдурел, чтобы с таким зверем сдавать! Ты на него только посмотри!

Оська действительно рычал и скалился. Это мой добродушный, ласковый песик! Ну, конечно, это он ко мне ласковый, а с другими может и строгость проявить…

– Да, может, все-таки сдашь… – продолжала канючить тетя Таня. – Она тебе прилично заплатит…

– Я сказал – нет! – И Петрович удалился, напоследок громко хлопнув дверью.

Оська, кстати, сразу же успокоился.

Тетя Таня проводила его разочарованным взглядом и виновато проговорила:

– Ну вот что с него возьмешь? Такой он человек, как что себе надумает, так никакими силами его не сдвинешь!

И она уже собралась уходить.

– И что же мне теперь делать? – растерялась я. – Вы меня завезли неизвестно куда и так здесь бросите?

– Никуда я тебя не завозила! – огрызнулась тетка. – Я что, виновата, если у тебя такая собака страшенная? С такой зверюгой само собой никто не сдаст! Нечего и думать!

Оська зарычал. Ну да, кому, интересно, понравится, если о нем так будут говорить?

– Вон он, какой злющий! – прошипела тетка. – Я к нему со всей душой, а он мне такое…

– Но вы же мне обещали… – начала я, но в это время на сцене появился новый персонаж.

Это был большой черный кот. Он шел посреди дороги с видом хозяина всех здешних мест и делал вид, что в упор не замечает Оську. Мой красавец не выдержал такой вопиющей наглости и рванулся навстречу коту. Я, к счастью, была наготове и смогла его удержать, хоть это было и непросто.

Кот зашипел и юркнул за забор, откуда выдал явно оскорбительную руладу.

Ося смущенно прижался к моей ноге.

Я оглянулась на тетку, которая привезла меня в это забытое богом место… но ее и след простыл.

На улице не было ни души.

– Ну вот, а я даже не помню, как мы сюда шли! – сказала я Осе, поскольку больше никого поблизости не было. – Ты же знаешь, я плохо запоминаю дорогу…

Он посмотрел на меня преданно и потянул вперед – дал понять, что уж он-то отлично помнит дорогу назад и в два счета приведет меня к автобусной остановке.

И мы пошли в обратную сторону… а что еще оставалось? Лучше идти хоть куда-то…

Мы шли и шли, и дома вокруг были совершенно незнакомые. И конца им не предвиделось. Да еще и небо потемнело, и дождь начал накрапывать. Настроение у меня совершенно упало.

Так мы шли полчаса, и еще полчаса, и еще… всяко дольше, чем тогда, когда нас вела противная тетка. Вдруг я заметила, что с Осей что-то не так. Он стал тяжело дышать, вывалил язык…

– Что с тобой? – спросила я сочувственно.

Пес посмотрел на меня жалобно, и каким-то шестым, а может быть, седьмым чувством я поняла, что он просто хочет пить. Да и поесть бы не помешало нам обоим. Когда мы ели? Оська перехватил сухого корма у дяди Гриши, а я… кажется, вчера утром завтракала с мужем. И еще у Элки днем чашку кофе пустого выпила…

Как раз в это время мы проходили мимо очередного домика, за забором которого копошилась в земле сгорбленная старушка с головой, повязанной черной банданой.

– Бабушка! – окликнула я ее. – Не дадите водички?

– Води-ички? – переспросила та таким тоном, как будто я попросила у нее ананасов в шампанском.

– Не мне – собачке, – поспешно уточнила я.

– Ах, собачке! – Голос ее потеплел, она из-под руки посмотрела на Осю. – Сейчас принесу…

И правда, она удалилась и через минуту вернулась с миской, полной чистой воды.

Передала мне миску через забор.

Оська принялся шумно лакать, а старушка спросила меня:

– А вы с ним ищете, что ли, кого?

– Да мне женщина одна сказала, что здесь можно комнату снять, но с ним не сдали.

Старушка еще раз посмотрела на Оську, покачала головой и проговорила:

– Да, собака-то у тебя серьезная… с такой мало кто сдаст. А кто не побоится, у того своя собака во дворе имеется, второй не нужно. Хотя, пожалуй, одного такого я знаю. Живет здесь один чудной, он может и с собакой сдать.

Я уже ни на что не надеялась и ни во что не верила, но на всякий случай спросила:

– А где он живет-то?

– Сама ты не найдешь. Да без меня он и разговаривать не станет. Пойдем, я тебя к нему провожу.

– За деньги? – на всякий случай спросила я, вспомнив противную тетку, которая завезла меня в это селение.

– Что? – Старушка, видно, удивилась. – Зачем деньги? Мне тебя проводить нетрудно. А уж как ты с ним договоришься – это уже ваше дело. Обожди минутку, я только переоденусь…

Она снова ушла.

Я думала, надолго, но она вернулась буквально через минуту. То, что она переоделась, можно было заметить не сразу – она поменяла старые галоши на новые и сменила головной платок. Тот был бандана, а этот – обычный платок, синий в горошек, и повязан интересно – так, что на голове получились рожки.

Все-таки выход в свет!

Старушка повела нас с Осей по улице, потом свернула в грязноватый проулок, потом свернула еще раз… потом провела нас по узкой тропинке между двумя явно нежилыми домами… Большая птица резко взлетела вдруг с крыши дома и закричала в вышине.

Я вздрогнула и увидела дом. Даже не так – я увидела Дом с большой буквы.

Он был большой и какой-то удивительный.

У него было много окон в резных наличниках. Внизу он был оснащен огромной верандой, застекленной ромбиками цветных стекол – красных, зеленых, оранжевых. Эти ромбики отбрасывали на пожухлую осеннюю траву цветные пятна, так что пасмурный, мрачный день сразу стал ярче и радостнее.

И это не все.

На втором этаже был балкончик с резными балясинами и еще окна в наличниках, а выше была четырехугольная башенка с окошками, выглядывающими на все четыре стороны света. И стекла в этих окошках были разноцветные: на юг смотрело окно с розовыми стеклами, на восток – с золотисто-желтыми, как янтарь, на север – с зеленоватыми, как южное море… четвертое окно мне не было видно, но что-то мне подсказывало, что там стекла сиреневые.

Правда, приглядевшись, я заметила, что этот чудесный дом порядочно обветшал. Краска на стенах местами облупилась, многих стекол не хватало, крыльцо заметно покосилось. Но это придавало дому дополнительное очарование.

Я покосилась на Оську.

Он тоже смотрел на дом, и в его взгляде было удивление. И еще какое-то ожидание.

– Вот тут он живет, – проговорила старушка, с испуганным почтением глядя на дом.

– И он может сдать нам комнату? – недоверчиво осведомилась я.

– Он чудной. Он может, – ответила она нелогично.

И крикнула в сторону дома:

– Хозяин! Эй, хозяин!

Где-то внутри дома что-то упало, хлопнула дверь, и на крыльцо вышел высокий худощавый мужчина с длинным лицом и растрепанными вьющимися волосами неопределенного цвета. Хотя, пожалуй, они были рыжеватые.

И еще – в нем было что-то, напоминающее этот дом. Какая-то красивая обветшалость. На вид ему было лет сорок с небольшим, хотя… хотя я могу и ошибаться.

– Я же просил… – проговорил он недовольным голосом. – Мне ничего не нужно…

– Тебе-то не нужно, Вася, – ответила старушка. – А вот им нужно… им нужно комнату снять. Приехали, понимаешь, думали, что им Николай Петрович сдаст, а он отфутболил…

– Комнату? – переспросил мужчина. – Я ничего не сдаю… зачем мне сдавать?

– Так что же, им с собачкой на улице оставаться? – строго проговорила моя провожатая. – Так нехорошо будет! А ты меня знаешь, я рассержусь, если нехорошо…

– С собачкой? – переспросил мужчина и, кажется, только тут заметил Осю.

И тут случилась неприятность.

Я зазевалась и выпустила поводок.

А Ося, мой послушный, воспитанный Ося вдруг рванулся вперед и в два прыжка подскочил к хозяину дома.

Я испуганно метнулась следом за ним, ожидая, что сейчас будет скандал, что мужчина испугается, закричит и Ося от этого крика потеряет самообладание…

Но ничего подобного не случилось.

Ося подбежал к мужчине, заглянул ему в глаза, тот погладил его по загривку и вдруг сказал:

– Ладно, так и быть, поживите у меня. Не оставлять же такого красавца на улице.

Я обернулась, чтобы поблагодарить старушку, которая привела нас сюда, – но ее не было видно.

– Заходите, – проговорил хозяин. – Что ж на улице-то стоять… холодно на улице.

Он развернулся и вошел в дом.

И вы не поверите – Ося потрусил за ним, преданно заглядывая в глаза…

Я завершала эту процессию.

Войдя в дом, я спросила мужчину:

– А кто та старушка?

– Какая? – Он удивленно покосился на меня.

– Ну, та, которая меня к вам привела?

– Да никто вас не приводил, – ответил он безапелляционно. – Вы одна пришли.

– Как? – Я чуть не поперхнулась от удивления.

Ведь без той старушки я бы ни за что не нашла его дом… и она его явно хорошо знала – назвала его Васей и говорила, что рассердится, если он не сдаст нам комнату…

Но если он не хочет об этом говорить – значит, у него есть на то какие-то свои причины.

– Меня, кстати, зовут Василий, – сообщил он, проходя через полутемные сени.

Я хотела сказать, что уже знаю, но прикусила язык. Черт его знает, в какую игру он играет, но если ему так нравится – пусть его… мне нетрудно подыграть. Сказала же та старушка, что он чудной.

– А меня – Лиза… – представилась я в ответ. – Елизавета, если полностью…

– Вот и познакомились.

Мы прошли через короткий полутемный коридорчик, куда выходило несколько дверей. Еще здесь была крутая деревянная лестница, ведущая на второй этаж.

Хозяин открыл одну из дверей и остановился посреди большой светлой комнаты.

Здесь был диван, обитый пестрой ворсистой тканью, круглый стол, накрытый плюшевой скатертью, на которой стояла ваза с букетом из сухих листьев, пара венских стульев, этажерка со стопкой старых пыльных журналов и книг.

– Вот здесь вы можете жить, – проговорил хозяин, с долей смущения оглядев эту комнату. – Если вас устроит.

– Устроит, устроит, конечно, устроит! – обрадовалась я. – А сколько нужно платить?

– Да нисколько, – он махнул рукой. – Еще не хватало за это старье деньги брать…

– Но так нельзя… – запротестовала я.

Мне приходилось слышать, как девушки снимали подозрительно дешевые комнаты у одиноких мужчин, а хозяева потом требовали у них определенных услуг.

– Ну, если хотите, можете платить столько, сколько считаете нужным. Столько, сколько вам нетрудно.

И опять мне это не понравилось… Вот не люблю я этого, предпочитаю, чтобы сказали прямо, чего и сколько. А то потом заплатишь и будешь думать: не то мало – и человек недоволен, не то много – и тогда я буду расстраиваться, что переплатила. Когда мама болела, ужасно я намучилась с врачами и сиделками, некоторые не могли сразу назвать сумму, а когда я отдавала деньги, то поднимали брови в изумлении – что, это все? Ой, не надо про маму сейчас думать, а то вспомню, расстроюсь, а мне нужна ясная голова.

А этот тип тут еще добавил:

– Только у меня будет к вам большая просьба… даже, пожалуй, требование…

Ну вот, напряглась я, сейчас он и выдаст… выдаст такое, что нам снова придется искать жилье…

– И какая же просьба? – осведомилась я напряженно.

– Вы можете ходить по всем комнатам в доме, но я очень прошу… я запрещаю вам открывать вот эту дверь! – Он выглянул в коридор и показал на дверь справа от входа.

– Да я никуда не собираюсь ходить, кроме этой комнаты! – выпалила я с облегчением. – Мне ее вполне хватит. И Оська тоже не будет ходить.

– Нет, вы можете по всему дому ходить, если захотите, но только не в ту комнату… – повторил он настойчиво.

– Конечно-конечно! – Я замахала руками. – Вы хозяин, как скажете – так и будет!

– Собаку можете оставить, когда за вещами пойдете, – он скупо улыбнулся, – пускай во дворе побегает.

– Но у меня нет… – Я запнулась, но взяла себя в руки. – Да-да, конечно, но лучше я потом, сейчас очень устала…

Если я скажу, что у меня нет вещей, это вызовет подозрение. А мне нужно продержаться в этом доме хотя бы несколько дней, потом я уж как-нибудь определюсь.

– Скажите, а есть здесь поблизости магазин? – Я решила сменить тему. – Мне бы продуктов купить.

– Ну… – он скупо улыбнулся, – магазин-то есть, только он уже закрыт. Да и нет там ничего. Туда только за хлебом ходят, а как хлеб кончается, продавщица его и закрывает, чтобы зря не сидеть.

И, видя мое расстроенное лицо, он добавил:

– Вы можете чаю попить на кухне и что найдете, то и ешьте.

И мы с Оськой отправились на кухню. Скажу сразу, я ожидала худшего. Думала, что, как у всякого одинокого мужчины, у этого Василия на кухне был жуткий бедлам, но все оказалось не так страшно. Кухня была большая и довольно светлая. Стоял там стол, покрытый выцветшей, но чистой клеенкой, три табуретки, очень крепкие, на одной была бирка «144-я военчасть». Еще на кухне была дровяная плита, на которой, как на столике, стояла обычная газовая плитка на две конфорки. Рядом стоял грязноватый электрический чайник. А одну стенку занимал старинный буфет – огромный, в три этажа. В самом верхнем стояли пузатые рюмки и граненые стаканчики, про которые бывший мой сосед дядя Гриша, помнится, пел, будучи в подпитии: «Стаканчики граненые упали со стола, упали и разбилися, разбита жизнь моя!»

После чего обязательно бросал граненый стакан на пол, а потом поднимал целый и говорил, что и в песне тоже все врут.

В средней части буфета я нашла разномастные чашки и довольно непрезентабельные тарелки, на которых было написано «Общепит». Там же стояла сахарница с отбитой ручкой и коробка с чайными пакетиками. Все остальное место занимали пачки лапши быстрого приготовления – я так поняла, что хозяин этим и питался. Внизу буфета находились кастрюли и парочка закопченных сковородок.

В самом углу кухни притулился старенький холодильник. Я открыла его без надежды на успех и нашла там полбуханки зачерствелого, но все же не плесневелого хлеба, два яйца и банку варенья. Судя по аккуратной бумажке, перевязанной ниточкой, варенье хозяину кто-то подарил, не иначе та старушка принесла.

Себе я поджарила яичницу, Оське развела лапшу. Он понюхал содержимое миски и уставился на меня с немым удивлением: что ты мне подсовываешь? Как ты вообще себя ведешь? Ты что, забыла, что должны делать приличные хозяева? Они должны насыпать в миску до краев сухой корм или же класть туда кашу с кусочками мяса или фаршем. И уж потом нужно выдать собаке косточку из супа. Лучше сахарную, но мосол тоже сойдет.

– Ишь, размечтался! – фыркнула я. – Откуда я тебе тут все это возьму? Завтра куплю, а сейчас лопай что дают!

Оська понял, что я не шучу, и съел лапшу, при этом морда его выражала нешуточное страдание.

Варенье оказалось из сливы. Я намазала его толстым слоем на хлеб, было очень вкусно. Я съела три куска, после чего наскоро прибрала за собой. Хотела поблагодарить хозяина, но его не было видно.

Оказавшись в своей комнате, я первым делом проверила дверь.

Мои подозрения оправдались: она закрывалась изнутри на хлипкую задвижку, так что открыть ее ничего не стоит.

Но тут Оська перехватил мой взгляд и рыкнул успокоительно: мол, какая задвижка, подруга? Ведь я с тобой, а значит – мимо меня ни одна самая хитрая муха не пролетит! Да что там муха, ни одному комару я не дам самого малого шанса!

И в подтверждение этой мысли он улегся на пороге нашей комнаты.

Ну да, чего я боюсь с таким сторожем?

Тут я почувствовала, что вот-вот упаду без сил. И правда, день выдался на редкость тяжелый…

Хозяин выдал мне стопку постельного белья (к моему удивлению, оно было чистое, и хотя, естественно, неглаженое, но пахло свежестью – наверное, сохло на улице, на свежем воздухе).

Из последних сил я постелила на диване, разделась и легла…

И заснула в ту же минуту.

Мне снилась огромная полноводная река, которая медлительно, величественно, лениво катила свои желтоватые воды среди поросших тростником низких берегов.

К берегу этой реки медленно, торжественно шла странная процессия. Составлявшие ее люди были одеты в длинные развевающиеся одеяния – как они называются? Хитоны?

В центре этой процессии несколько сильных мускулистых мужчин несли золоченые носилки – точнее, паланкин, закрытый пологом из блестящей ткани.

Вот процессия остановилась.

Женщины, составлявшие большую ее часть, запели…

Они пели очень красиво, но слов я не разбирала – язык их был мне незнаком.

Паланкин поставили на берег, полог приподнялся, и на землю ступила молодая смуглая женщина с длинными, черными как ночь, тускло отсвечивающими волосами.

На голове у нее был серебряный обруч, в который был вставлен большой полупрозрачный камень неуловимого голубовато-серого лунного оттенка.

Женщина медленно двинулась к воде.

И в тот самый миг, когда она вступила в воду, над противоположным берегом реки разлилось тусклое голубоватое сияние, а затем над горизонтом показался краешек луны.

Женщина входила в воду, и с каждым ее шагом луна поднималась все выше и выше.

Вот она уже вся поднялась над рекой.

Луна была полная, более чем полная – я никогда не видела такого большого, такого яркого лунного диска.

И еще у этой луны был необыкновенный цвет.

Она была не бледно-серебристой, как обычно, но тускло багровой, как будто окровавленной…

По реке от луны побежала дрожащая, колеблющаяся дорожка – и женщина, которую принесли в паланкине, поплыла по этой дорожке навстречу луне…

Казалось, она плыла не в воде, а в лунном сиянии, постепенно растворяясь в нем…

В какой-то момент она повернула к берегу, и я увидела серебряный венец на ее голове. Камень в этом венце был теперь не серебристо-голубым, как прежде, а багровым, как будто наполненным кровью. Он вобрал в себя багровые отсветы луны…

И вдруг кто-то из свиты ночной принцессы громко вскрикнул, показав на меня рукой.

Принцесса испуганно вскрикнула, отшатнулась, серебряный обруч упал с ее головы.

Камень выпал из своей оправы, подкатился к моим ногам.

Я машинально подняла его.

И тут же все спутники принцессы гневно закричали, а несколько человек бросились ко мне…

Я побежала прочь, не глядя под ноги, не разбирая дороги.

Я бежала легко, как бывает только во сне, словно летела над землей, почти не касаясь ее ногами. Вокруг меня расступались тростники и гибкие прибрежные кусты.

Мои преследователи давно отстали от меня – куда им было угнаться за мной, такой стремительной и легконогой!