скачать книгу бесплатно
– Ну, познакомилась я с Эльвирой этой и сразу поняла, что Светочка боится ее до потери сознания. А у невестки ума немного, зато амбиции через край хлещут! Взбрыкнула она, мне сцену устроила, я, кричит, – мать, плохого ребенку не желаю, а вы только сюсюкаете, так она никогда комплексы свои не преодолеет, будет тихой мышкой прозябать! Простить себе не могу, что обиделась тогда на невестку, ушла и дверью хлопнула! Ну, я своими делами отвлеклась, со Светочкой изредка по телефону лишь разговаривала. Она еле отвечает, я уж грешным делом подумала, что мать ее против меня настроила.
И тут звонит мне сын – приезжай срочно, а не то я не знаю, что сделаю! Я – к ним, по дороге чего только не передумала…
Оказалось, все плохо. Невестка моя, ду… что обычного ума не хватает, так это еще ладно, бабы и без ума неплохо живут, но у нее даже житейской мудрости нету! Отдала ребенка этой Эльвире, а сама то с подружками по телефону треплется, то в ванне часами отмокает. Нет бы проверить, как вообще занятия проходят, потом ребенка расспросить, под дверью, наконец, послушать! Люди камеры ставят, если на то пошло!
«Точно, – подумала Катя, – и как я не догадалась…»
– В общем, сын домой заскочил не вовремя, что-то там забыл. Слышит из детской оглушительный крик Эльвиры этой. За что-то она Светочку отчитывает, привыкла, что никого нету, не стесняется уже. Приоткрыл он дверь, видит, стоит дочка, трясется вся, сама бледная, губы дрожат, а слезинки сдерживает, даже плакать боится! Ведь она боялась даже музыки громкой! А тут фашистка эта орет, и Светочка с ней один на один, никто не заступится!
– Ужас какой! – не выдержала Катя.
– Да уж, действительно ужас. В общем, был жуткий скандал, сын Эльвиру выгнал тут же. Невестке, конечно, попало, а что толку? У ребенка нервный срыв, к психиатру пришлось водить. Еле-еле Светочку в норму привели, сейчас не снимаюсь, сама с ней сижу, теперь уж никому не доверим. Так что, Катя, гоните эту дрянь вон как можно скорее! Она детей ненавидит, потому что у самой их нет, оттого и мстит всем родителям! Или уж не знаю почему, не хочу и думать о ней! Она у Богачевых ребенка до того довела, что он едва дом не поджег! Теперь совершенно неуправляемый стал!
– А что же вы в агентстве про это ничего не сказали? – возмутилась Катя. – Ведь она свои многочисленные дипломы да рекомендации людям в глаза тычет!
– Тут ведь как… – смутилась Малышкина, – сын-то мой сгоряча Эльвире оплеух надавал. Ну, она баба склочная, по судам затаскала бы. Он и говорит – пошла вон, и чтобы я тебя больше не видел! А шум поднимать не стал, нам не до того было, ребенка нужно спасать…
Катя положила трубку и глубоко вздохнула. Бедный Павлик, что его ожидает! Но не бывать этому!
Она вошла в детскую, где Павлик маялся над какой-то скучнейшей развивающей игрой, Эльвира, как всегда, по ходу дела строгим голосом читала ему нотации.
– Эльвира Никодимовна, – сказала Катя, отпуская Павлика, и он радостно помчался в гостиную смотреть мультфильмы, – в ваших услугах мы больше не нуждаемся. Я выплачу вам жалованье вперед за месяц и прошу как можно скорее покинуть наш дом.
– Что это еще вы придумали? – От возмущения Эльвира забыла, где находится, и дошла до полной наглости. – Не вы меня нанимали, не вам и увольнять! Я имела дело с Елизаветой Петровной, она видела мои дипломы и рекомендации и сочла мою педагогическую подготовку подходящей для вашего сына!
– Вот именно, для моего сына, – согласилась Катя, – я не позволю вам калечить ребенка!
– Да что вы понимаете в воспитании? – заорала Эльвира. – Да у меня такая педагогическая система! Да у меня такой опыт работы, что вам и не снилось!
– Опыт? – Катя в противовес Эльвире голоса не повышала. – Вот как раз об этом я хочу поговорить. Значит, вы утверждаете, что добились отличных результатов с девочкой Малышкиных, которую довели до настоящего нервного срыва? После общения с вами ребенок лечился у психиатра, и родители не стали жаловаться только потому, что отец имел неосторожность надавать вам пощечин! И надо сказать, я его понимаю…
– Неслыханная наглость! – На лице Эльвиры было написано праведное возмущение. – Я хотела подать в суд, но его жена просто умоляла меня этого не делать!
«Врет!» – без труда поняла Катя.
– А ребенок режиссера Богачева? После ваших занятий по вашей так называемой специальной системе он вообще перестал адекватно воспринимать окружающее!
– Это не ребенок, а наказание господне! Это потенциальный преступник! – отговорилась Эльвира.
– Возможно, но до того, как родители наняли вас, с ним все-таки худо-бедно можно было ладить. И знаете, что я думаю? Вы попытались его сломить – и вот вам результат, он теперь не слушает вообще никого! Вы жестоки, бессердечны и совершенно не понимаете детей, вы отвратительный педагог!
– Это неправда, это голословные обвинения, я всегда, всю жизнь… – Эльвира задыхалась, глаза ее горели, – у меня образование и стаж работы… Вы не смеете…
– А что вы сделали с ребенком Денщикова, если они бросили все и вот уже год не показываются в России? – Катя кинула пробный камень и поняла, что попала в точку.
Эльвира побледнела и отшатнулась, Катя поняла, что победа на ее стороне.
К вечеру, когда домой явились свекровь и Петр, Эльвиры уже и след простыл.
– Папа! – Павлик повис на шее у отца, Катя заметила, что свекровь чуть поморщилась и покрутила головой.
– Что за шум… – пробормотала она. – Валя, позови воспитательницу, ребенку пора спать!
– А ее Катерина Алексеевна уволила! – тут же выболтала Валентина, в голосе ее слышалось легкое злорадство, уж очень любила она, когда хозяева ссорятся.
– В чем дело? – спросила свекровь, холодно взглянув на Катю.
– Павлик, иди к себе, – Катя ласково погладила сына по голове и легонько подтолкнула к детской. – Может быть, не будем разговаривать в прихожей?
Павлик ни за что не хотел отпускать отца, тот понес его на руках едва ли не с радостью – не хотел наблюдать, как свекровь станет выговаривать Кате.
– Что это ты раскомандовалась? – устало спросила свекровь, когда они вошли в ее кабинет.
И поскольку Катя молчала, свекровь продолжала, потихоньку накаляясь:
– Что еще за выверты? Знаешь прекрасно, что мне некогда этим заниматься, так теперь еще новое дело – эта воспиталка ей, видите ли, не угодила, нужно новую искать! А когда? Катерина, ты хоть изредка мозги включаешь? У меня забот на канале выше крыши, а тут еще дома все не слава богу!
– А с чего вы взяли, что лучше всех знаете, какая воспитательница нужна Павлику? – Снова Катя говорила спокойно, но твердо и решительно. – С чего вы вообще решили, Елизавета Петровна, что разбираетесь в воспитании детей?
– Ну, знаешь! – Свекровь даже удивилась. – Павел все-таки мой внук! Надеюсь, ты не забыла?
– И что? – холодно продолжала Катя. – Вы проводите с ним много времени? Вы рассказываете ему вечером сказки, вы сидите с ним ночью, когда он болеет, вы знаете, сколько у него осталось молочных зубов, вы отвечаете на его вопросы, вы знаете имена его друзей, вы учите с ним стихи?..
– Ты хочешь сказать, что я плохая бабушка? – усмехнулась свекровь. – Видишь ли, дорогая моя, я хочу оставить внуку кое-что получше бабушкиных сказок! Я хочу оставить ему Дело! Дело с большой буквы! Дело, которое он сумеет продолжить! И ты уж сама разбирайся с его молочными зубами!
– Вот именно, – Катя наклонила голову, – уж позвольте мне самой решать, как будет лучше, раз уж я занимаюсь сыном!
– Не позволю! – Свекровь с размаху рубанула рукой воздух и снова еле заметно поморщилась, как бы прислушиваясь, что у нее внутри. – Ты будешь с ним сюсюкать, баюкать его и баловать и вырастишь такого же рохлю и лентяя, как…
Она замолчала, но Катя поняла. Такого же, как Петя. Вот как, оказывается, она думает о собственном сыне. Что ж, в этом Катя не виновата, свекровь сама его воспитывала. Что выросло, то выросло. Катя посмотрела свекрови в глаза очень выразительно. И увидела там не злость, а усталость. И еще что-то непонятное.
– Пусть так, – сказала она как можно спокойнее, – вы все хотите контролировать, никому не доверяете. И поэтому готовы отдать ребенка самому настоящему монстру, садистке с дипломом педагога. Просто назло мне!
– Что ты несешь? – Свекровь хотела махнуть рукой, но не стала этого делать.
– Она покрутила перед вами дипломами, а вы и рады!
Дальше Катя скороговоркой рассказала про трех предыдущих работодателей.
– Не может быть! – Свекровь прижала руки к вискам, как будто что-то давило голову.
Но сказала она это просто так, по инерции, судя по всему, на нее произвело впечатление то, что Катя так тщательно сделала проверку Эльвириного послужного списка.
– Ладно, – сказала свекровь, отпуская ее, – но с агентством этим я разберусь.
– Я сама разберусь! Завтра же!
Елизавета Петровна мрачно посмотрела на директора новостной редакции Павловского, перевела взгляд на новую ведущую. Павловский усиленно смотрел в пол, лысина его блестела от пота: он чувствовал, что хозяйка гневается. Ведущая, самоуверенная блондинка с холеным породистым лицом, держалась вызывающе, на губах ее играла едва заметная улыбка.
– Оксана Константиновна, – начала Елизавета внешне спокойным голосом, – когда мы с вами подписывали контракт…
– Когда мы с вами подписывали контракт, – перебила ее ведущая, – мы отдельно оговорили, что я имею право на определенную творческую самостоятельность.
– Я попрошу не перебивать меня! – Елизавета повысила голос, хотя давала себе слово сдерживаться в разговоре с этой московской штучкой. – Вы имеете право на самостоятельность, но только в таких пределах, чтобы это не шло во вред каналу!
– Во вред? – Оксана подняла красивые тонкие брови. – Насколько я знаю, с моим приходом рейтинги поднялись на три-четыре пункта! Игорь Олегович, я не ошибаюсь?
Павловский заерзал в кресле, вытер платком вспотевшую лысину и промямлил:
– Да, конечно, рейтинги повысились… но если Елизавета Петровна считает…
– Елизавета Петровна считает, что вы можете засунуть рейтинги сами знаете куда! – Елизавета ударила кулаком по столу, ее сузившиеся глаза метали молнии.
Павловский привычно испугался, потянулся за своими таблетками, но сама Елизавета чувствовала, что удар вышел каким-то неубедительным, слабоватым, и молнии были бледноваты.
Вообще она сегодня чувствовала себя хуже некуда. Что это – неужели старость? Да нет, она просто устала, надо отдохнуть, но когда? Штурвал нельзя выпускать из рук! Петя слабоват, не удержит, а вокруг шныряют такие акулы! Стоит только показать перед ними слабость – сожрут и не подавятся!
– Рейтинги можете засунуть сами знаете куда, – повторила она.
– А что же тогда важно? – насмешливо переспросила Оксана. – Я, признаться, думала, что высокие рейтинги – показатель уровня работы программ и залог финансовой стабильности канала… от рейтингов зависит реклама, а значит – деньги…
– Не забывайте, какой на дворе год! – остудила ее Елизавета. – Рейтинги, конечно, важны, но гораздо важнее репутация канала! Репутационные издержки не окупаются никакими рейтингами…
– Но, Елизавета Петровна, я не понимаю, чем вы недовольны. Я, кажется, ничем не навредила репутации…
– Это вам так кажется! Вы не удержались от шпильки, когда говорили о последней постановке Среднего Драматического театра, сказали, что половина зрителей сбежала после первого действия, так что в гардеробе выстроилась очередь…
– Ну и что в этом такого? – Оксана пожала плечами.
– Во-первых, это были обычные вечерние новости, а не новости культуры…
– Но у меня оставалось еще полторы минуты, и я подумала, что это оживит программу…
– Оживило! – перебила ее Елизавета с неприязнью и сарказмом. – А вы не подумали, кто играл главную женскую роль в этом спектакле? Это не пришло вам в голову?
– Залесская… – протянула ведущая.
– А вы не подумали, чья она жена?
– Ваши мелкие городские дрязги… – начала Оксана, – провинциальный гадюшник…
– Молчать! – вскрикнула Елизавета. – Эти, как вы выражаетесь, мелкие дрязги могут стоить мне очень крупных неприятностей! И не только мне, но всему каналу!..
Она хотела еще что-то сказать, но внезапно стало тяжело дышать, перед глазами поплыли красные круги, стены комнаты закачались. Вдруг на столе зазвонил телефон. Елизавета сняла трубку, удивившись тому, как дрожит рука.
– Алла, нельзя ли попозже… – проговорила она, с трудом ворочая языком.
– Елизавета Петровна, – раздался в трубке неуверенный голос секретарши, – это Волованов!
– Ну вот, уже! – Елизавета взглянула на ведущую и безнадежно добавила: – Соединяй…
На этот раз в трубке загудел недовольный, раздраженный голос вице-губернатора:
– Елизавета Петровна, что вы себе позволяете? Или вы думаете, что теперь городское руководство для вас не указ? Вы надеетесь на свои московские…
– Нет, Сергей Аристархович, я не думаю… я не надеюсь… это случайность… новый сотрудник был не в курсе… это не повторится… я вам обещаю…
– Надеюсь! – Волованов прибавил в голос грозовых раскатов. – Вы не забыли, о чем мы с вами говорили на заседании комитета по средствам массовой информации?
– Не… не забыла… – с трудом выговорила Елизавета и вдруг с удивлением увидела, что к ее лицу стремительно приближается столешница черного дерева.
– Что… что такое… – пролепетала она, выронила трубку и упала лицом на стол.
Павловский вскочил, схватил ее за руку, не нашел пульса, забегал по кабинету. Ведущая невозмутимо сидела на своем стуле. На ее лице читалось выражение высокомерного, аристократического безразличия. Потом Павловский вылетел из кабинета, подбежал к секретарше, размахивая руками. Алла испуганно отшатнулась, вскочила:
– Что с вами, Игорь Олегович? Что случилось?
Павловский наконец обрел дар речи.
– Слу… случилось! – выкрикнул он, с трудом выталкивая слова. – Но не со мной! Елизавета Петровна… она… – он снова замолк и потащил Аллу в кабинет.
Увидев лежащую лицом на столе Елизавету, секретарша не потеряла головы. Она нашла пульс, вызвала «Скорую помощь», выпроводила Оксану и Павловского, которому предварительно дала валерьянки, дозвонилась до Петра Федоровича.
«Скорая» приехала довольно быстро. Молодой врач послушал сердце, поднял веки, посветил в них фонариком.
В это время в кабинет вошел Петр.
– Что здесь происходит? Что с ней? Что с матерью? – спросил он у Аллы.
Ответил за нее врач:
– Инсульт. Немедленно везем в больницу.
– Но… но она…
Он хотел спросить, выживет ли мать, и не мог произнести эти простые слова. Но врач его и без слов понял – видно, часто ему приходилось отвечать на такие безмолвные вопросы.
– Не знаю, – он пожал плечами, – честное слово, не знаю. Человеческий мозг – невероятно сложное устройство, ничего нельзя сказать с уверенностью.
Когда Елизавету на носилках выносили из кабинета, она вдруг приподнялась и открыла глаза. Лицо ее было перекошено, подбородок дрожал, по нему сползала тонкая ниточка слюны. Увидев сына, она странно, хрипло всхлипнула и попыталась что-то сказать. Однако вышло у нее только какое-то нечленораздельное мычание, что-то вроде «н-не-не-не…».
Едва английский посол покинул покои Екатерины, в дверях снова появилась фрейлина Нелидова. На сей раз вид у нее был еще более таинственный, на щеках играл румянец, глаза блестели.
– Господин Орлов! Просить?
– Обожди! – Фике вскочила, хотела позвать камеристку, но передумала, сама взяла ручное зеркало в серебряной оправе, оглядела себя, осталась недовольна: после причиненного мужем расстройства лицо было еще бледно. Похлопала себя по щекам, поправила парик, одернула платье и только тогда позволила:
– Зови!
