скачать книгу бесплатно
Чуть в стороне от них стоял Иннокентий со своим вечно растерянным выражением лица.
– А-а-а, – визжала Лиля, вырываясь из рук мужа, – ты это нарочно! Ты хочешь моей смерти!
– При чем здесь я? – бормотал Шилов, безуспешно пытаясь оттащить Лилю в сторону.
В эту минуту он увидел Варвару и прошипел:
– Это, знаете, уже перебор! Я понимаю, что современное искусство должно эпатировать, но не до такой же степени!
– Да в чем дело? – Варвара все еще не понимала.
– Вы еще спрашиваете? – зло выдохнул Шилов, которому наконец удалось оттащить жену в сторону.
И тут Варвара увидела.
В вазе, куда она совсем недавно своими руками поставила букет цветов, теперь не было никакого букета.
Вместо него в чудесной венецианской вазе лежало что-то багрово-красное, влажное, отвратительное, в мутных кровавых сгустках и тусклых нашлепках жира.
– Сердце, – проговорил мужчина рядом с Варварой.
– Что? – переспросила та срывающимся голосом. – Что вы говорите? Какое сердце?
– Человеческое. Можете мне поверить, я хирург-кардиолог, такое каждый день вижу. Но хочу вам сказать, что на этот раз устроители выставки перегнули палку.
Тут он заметил бейдж на платье Варвары, и его брови удивленно поползли вверх.
– Так это вы устроили? Ничего себе экспонат! Я, конечно, не ханжа, но это, знаете ли, чересчур. – И хирург, возмущенно фыркнув, отошел в дальний угол.
Сама же Варвара двинулась к тумбе, чтобы как можно скорее унести шокирующий экспонат.
Она перехватила бараний взгляд Иннокентия и поняла, что рассчитывать может только на себя.
Однако это оказалось непросто.
Из первого зала, почувствовав сенсацию, уже набежали газетчики и с жадностью фотографировали вазу, отпихивая друг друга локтями в борьбе за лучший ракурс. Скандальный художник-перформансист Борис Петренский давал интервью какому-то каналу, заявляя во всеуслышание, что в экспонате нет ничего нового и он, Петренский, выставлял еще год назад в Манеже расчлененное человеческое тело.
Наконец Варвара пробилась к вазе и схватила ее, чтобы унести из зала.
Теперь, когда она видела ужасный предмет вблизи, не осталось никаких сомнений: это не муляж, не искусная подделка, а настоящее окровавленное сердце.
Почти все гости вернисажа толпились сейчас во втором зале.
В дверях показалась Альбина.
Одним взглядом она оценила масштаб скандала, выхватила из толпы Варвару и сжала узкие губы в многообещающую гримасу. Варвара, которая пробивалась к служебным помещениям, застыла на месте под ее испепеляющим взглядом.
Альбина в два шага приблизилась к ней и прошипела, как рассерженная гадюка:
– Что это? Как это здесь оказалось?
– Я понятия не имею, Альбина Сергеевна, – залепетала Варвара. – Я сама поставила в эту вазу букет цветов и не представляю, как…
– Можешь искать другую работу! – процедила Альбина.
Тут она заметила вьющихся вокруг телевизионщиков, направленные на Варвару с вазой камеры, и выражение ее лица начало неуловимо меняться.
– А впрочем, это не так уж плохо – о нас будут говорить. Пожалуй, это информационный повод…
Что Шеф, как всегда, прав, Инга поняла на следующий день к вечеру. Этот день она употребила на то, чтобы прийти в себя и осмыслить все вчерашнее.
Осмыслить никак не получалось. Перед глазами стояли полные ужаса мертвые глаза Воскобойникова, в ушах звучало назойливое «Сердце, тебе не хочется покоя». Да уж, покоя теперь у Инги точно не будет.
Она пыталась переключиться на работу, но, как назло, сегодня не было никаких заказов. В свободное от заданий Шефа время Инга занималась программным обеспечением компьютеров. Очень удобно: ни от кого не зависишь, никому не отчитываешься, выбираешь подходящее время. В офис ходить не надо – не торчишь там среди бездельников, не отвлекаешься на пустые разговоры.
Инга не любила пустые разговоры. Если честно, она вообще не любила общаться. Не то чтобы ей так нравилось одиночество, просто одной комфортнее.
Вечером Шеф позвонил.
– Телевизор включи! – велел он. – Хотя да, у тебя же его нет. Ладно, в Интернете найди сюжет об открытии выставки в галерее «Палитра». Очень любопытно, как раз по нашу душу. Потом мне позвонишь.
– И как? – поинтересовался он, когда Инга перезвонила, посмотрев сюжет несколько раз.
– Что, как? Думаете, это наше сердце? То есть его, Воскобойникова?
– Думаю, оно и есть.
– И за каким чертом его отнесли на выставку?
– А вот это тебе предстоит выяснить. Сходи туда завтра как посетитель, разузнай, заодно и к искусству приобщишься.
Инга подняла брови – раньше она не замечала, что Шеф умеет шутить. Хотя она вообще мало знает этого человека, и дело не в коротком стаже их знакомства.
Ладно, завтра она сходит в галерею. Судя по всему, ничего страшного ее там не ждет, все страшное уже случилось.
Галерея открывается в двенадцать, но лучше прийти попозже, часам к двум. Утром она сходит в парикмахерскую – давно пора – и выделяться не будет среди приличной публики.
Глава 2
В галерее «Палитра», несмотря на дневное время, было необыкновенно людно.
Перед входом длинноволосый молодой человек пытался произвести впечатление на девушку в свитере неопределенного цвета:
– Ты думаешь, эти люди интересуются современным искусством? Думаешь, они пришли увидеть картины Милославского? Да ничего подобного! Они и имени такого не знают. Слетелись на запах сенсации, как стервятники на труп. Или как мухи, сама знаешь, на что. Вчера на открытии было три с половиной человека, а как только по всем каналам сообщили, что в галерее нашли человеческое сердце, так народ буквально хлынул сюда. Утром здесь было вообще не протолкнуться. Ты видишь, Анфиса, никто ведь не интересуется картинами! Всем хочется узнать, где было это сердце, будь оно неладно!
– А кстати, молодой человек, где его нашли, это сердце? – как ни в чем не бывало спросила Инга.
Длинноволосый выразительно взглянул на свою знакомую, мол, что я тебе говорил, но потом все же повернулся, собираясь ответить какой-то резкостью. И тут же передумал: Инга, высокая, худая и стильная блондинка, не могла не произвести впечатления. Молодой человек задрал голову, картинно откинул волосы, закашлялся и скороговоркой проговорил:
– Пойдемте, девушка, я вам все покажу. Я работаю здесь и все знаю, так что, можно сказать, из первых рук…
Его невзрачная собеседница глянула на Ингу с откровенной неприязнью, но признала, что рядом с такой красоткой ей ловить нечего, и смиренно отошла в сторону.
Длинноволосый ввинтился в толпу, то и дело оглядываясь на Ингу, подвел ее к тумбе, на которой стояла ваза с живыми цветами, и сообщил таким тоном, как будто был причастен к тайному знанию:
– Вот здесь оно лежало в вазе. Представляете, какой ужас?
– В этой самой вазе?
– Нет, ту вазу забрала полиция, как это, вещественное доказательство. А вы интересуетесь современным искусством?
– Не особенно, – честно призналась Инга. – Я из тех, которые, как стервятники, слетелись на запах сенсации.
Молодой человек покраснел и даже, кажется, стал меньше ростом.
Инга огляделась.
Пришла она на эту выставку, и что это дало?
Она ни на шаг не приблизилась к разгадке смерти Воскобойникова и исчезновения его брата. Что бы там Шеф ни говорил, но чем ей может помочь эта галерея? Ладно, попробуем тогда приобщиться к искусству.
Вокруг сновали посетители выставки, разглядывая картины.
Инга тоже взглянула на них, впрочем, без особого интереса.
В основном это были вполне заурядные пейзажи, портреты и натюрморты, ничего особенного. Вдруг на дальней стене она увидела картину, которая резко выбивалась из общего ряда.
На картине был полуоткрытый платяной шкаф, а в этом шкафу…
Инга не поверила своим глазам.
В шкафу был подвешен ухмыляющийся мертвец.
Он висел точно в той позе, в какой Инга нашла мертвого Воскобойникова. Только выражение лица другое. На лице Воскобойникова застыло выражение ужаса, безмерного удивления, мольбы, а у мертвеца на картине была наглая, издевательская ухмылка.
Инга протолкалась поближе, чтобы лучше рассмотреть.
Это не могло быть совпадением.
– «Не ждали», – раздался рядом чей-то голос.
– Кто не ждал? – Она обернулась и увидела, что длинноволосый молодой человек снова оказался рядом.
– Эта работа называется «Не ждали». Вы понимаете, этим названием автор отсылает к знаменитой картине Репина.
– Понимаю, – усмехнулась Инга. – Вообще эта картина очень отличается от остальных. Как будто у нее другой автор.
– Вы совершенно правы! – Молодой человек оживился. – Эта работа относится к раннему периоду творчества Милославского, когда он находился под влиянием немецких экспрессионистов со свойственной им любовью к гротеску, резким, цветовым сочетаниям, шокирующим сюжетам и деталям. Позже художник перешел к другой эстетике…
Инга его не слушала: она смотрела на картину.
Теперь она увидела то, чего не заметила издалека. Ту самую шокирующую деталь.
Грудь мертвеца была криво рассечена, как грудь Воскобойникова. Из кровавой раны, как из жилетного кармана, торчали большие, тщательно выписанные серебряные часы с массивной цепочкой.
Инге показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она вспомнила тот ужас, который пережила в пустой квартире рядом с телом Воскобойникова. Вспомнила мелодию довоенного шлягера, звучащую из рассеченной груди.
Сердце, тебе не хочется покоя…
Теперь эта мелодия ассоциировалась у нее только со смертью. Со страшной смертью.
– Вы так побледнели! – всполошился назойливый молодой человек. – Вам нехорошо? Согласен, эта картина может шокировать неподготовленных. Мы даже не хотели включать ее в экспозицию, но автор очень настаивал…
– Здесь просто душно, – отмахнулась Инга. – Вас, кажется, разыскивала ваша подруга.
– Ах, Анфиса. – Молодой человек снова смутился, но тут же забормотал: – Это просто знакомая…
– Меня это не интересует, – отрезала Инга.
Она справилась с головокружением и снова пригляделась к часам на картине.
Шеф любит повторять: нельзя привыкнуть к ужасному, с которым они сталкиваются в своей работе. Если ты к этому привыкнешь, в тебе не останется ничего человеческого. Но можно научиться воспринимать ужасное с трезвым профессионализмом, а для этого нужно внимательно вглядываться в то, что тебя потрясло, подмечать каждую деталь, любую подробность, ничего не упуская.
И Инга принялась внимательно разглядывать картину.
Первое, что она поняла: рана на холсте была в точности такой же формы, как рана на груди Воскобойникова, как будто художник писал ее с натуры.
Нет, тут же поправила она себя, картина написана значительно раньше, чем убит Воскобойников. Значит, как ни чудовищно это звучит, не художник копировал убийцу, а убийца – художника.
После раны она перешла к часам, торчащим из окровавленной груди.
Часы были выписаны с особой тщательностью.
Старинные серебряные часы, какие когда-то давно мужчины носили в жилетном кармане.
В верхней части циферблата Инга разглядела слово, вероятно, название фирмы, написанное затейливым готическим шрифтом: Westgotten.
– Вестготтен, – произнесла Инга это незнакомое слово, словно пробуя его на язык.
– Что вы говорите? – удивился длинноволосый молодой человек, который все еще ошивался рядом, хотя Инга ясно дала понять, чтобы ее оставили в покое.
– Да так, ничего. А вам не пора заняться делом? Вы же вроде здесь работаете.
Молодой человек расстроенно тряхнул волосами и наконец отошел.
Инга сфотографировала картину на телефон и хотела уже уйти, когда увидела на столике в углу стопку цветных каталогов. Она взяла один, нашла ту самую картину и взглянула на репродукцию.
Есть такая детская игра – найди десять отличий, развивает память и наблюдательность. Но сейчас не нужно было долго сравнивать репродукцию с оригиналом, чтобы найти одно, зато весьма важное отличие.
