Где купить демона?

Тогда, после их ухода, она, конечно, прорыдала в подушку всю ночь, не то чтобы она так любила Шурика, просто не могла понять его неожиданного предательства. Положа руку на сердце, от Вики она не то чтобы ожидала такой гадости, но не слишком удивилась, наверное, чувствовала в ней что-то такое. Другое дело – зачем ей Шурик? Денег у него нету, мама в квартиру жить все равно не пустит…

– Это как сказать, – задумалась Надежда, – судя по твоим рассказам, эта Вика – та еще пройда, может, мамочку и одолеет. Ты только представь, какая у твоего Шурика теперь начнется жизнь! С одной стороны – Вика денег требует, с другой – мамаша скандалы устраивает. И между собой две бабы собачатся. Так ему и надо!

Катя сказала, что она думала об этом, и ей даже легче стало. В училище она про это никому не рассказывала, потому что у нее своя гордость. А как-то так сложилось, что близких подруг у нее после Киры не оказалось. Так что никого рядом теперь нету.

– Ладно, не переживай, что-нибудь придумаем.

Надежда хотела было расспросить Катю, отчего ее преследует неизвестный злодей, но решила не начинать сложный разговор в чужой машине. И тут они приехали.

Надежда сама заплатила водителю и сказала, что обратно поедет на метро. Выйдя из машины, Катя снова побледнела, и она решила проводить ее до двери.

– Ну все. – Катя остановилась перед дверью квартиры и вымученно улыбнулась. – Здесь я живу. Спасибо вам за все…

– Да за что? – Надежда пожала плечами. – Отдохни, успокойся, а там, глядишь, все понемногу наладится. Да, послушай, а продукты-то у тебя какие-нибудь есть?

– Не помню, кажется, что-то было… – Катя вставила ключ в замочную скважину, повернула его.

– Не нравишься ты мне, – сочувственно проговорила Надежда, – бледная такая…

Катя открыла дверь, включила свет в прихожей… и удивленно попятилась:

– Ой!

Прямо перед ней в прихожей стояла, подбоченившись, невысокая тетка лет шестидесяти, состоящая, кажется, из одних квадратов. Сто с лишним лет назад во французской живописи было течение под названием кубизм. Так вот эта тетка была бы идеальной моделью для художников этого направления. У нее была квадратная голова, увенчанная квадратом коротко стриженных рыжих волос, квадратный подбородок, квадратная, как старомодный комод, фигура. Сходство с комодом довершал внушительный квадратный бюст, удивительно похожий на выдвинутый ящик. Даже сапоги у нее были с тупыми квадратными носами.

– Явилась! – пророкотала квадратная тетка низким мужским голосом. – Явилась, не запылилась!

– Здрасте, Яна Ивановна… – растерянно отозвалась Катя. – А вы зачем пришли?

– Зачем я пришла?! – рявкнула тетка, еще сильнее выдвинув ящик своего бюста. – Вот интересно! Трудно, что ли, догадаться? За деньгами я пришла!

– Это кто? – удивленно спросила Катю Надежда Николаевна.

Катя, однако, не расслышала ее вопрос.

– За… за какими деньгами? – робко проговорила она, не сводя глаз с квадратной тетки.

– Вот интересно! – повторила та. – Известно, за какими: за своими законными!

– Да кто это? – повторила вопрос Надежда.

– Это Яна Ивановна, – отозвалась Катя, – хозяйка квартирная… это у нее мы квартиру снимаем.

– Вот именно – хозяйка! – подхватила квадратная. – Ты в моей квартире проживаешь – значит, должна своевременно за нее платить. А ежели не платишь – так выметайся сей же час! Сейчас не старые времена, задаром тебе жилплощадь никто не предоставит!

– Но Яна Ивановна! – попыталась перебить ее Катя. – Постойте, Яна Ивановна… Я же…

– Что – Яна Ивановна? Я уже… не важно, сколько лет Яна Ивановна! Ты денег не заплатила – значит, выметайся! Здесь тебе не ночлежка благотворительная!

– Но Яна Ивановна, я отдала свою часть Вике… она должна была все вам передать…

– Ничего не знаю! Виктория мне никаких денег не отдала, так что немедленно освобождай помещение, только сперва заплати мне за две недели! Ты уже две недели без оплаты на моей жилплощади проживаешь! Так что плати, что положено, иначе ты знаешь – со мной шутки плохи, я Василия Степановича позову, участкового! Он с тобой рассусоливать не будет!

– Одну минуточку! – строго проговорила Надежда. – Что это вы тут развоевались?

– А это еще кто такая? – Яна в упор уставилась на Надежду. – Это еще что за личность?

– Подруга моя… – робко сообщила Катя.

– Подру-уга? – протянула хозяйка. – Это еще разобраться надо, какая такая подруга и что она тут делает! Ходят тут всякие подруги, а потом материальные ценности пропадают! Вот у одной моей родственницы тоже подруга была, все об умном разговаривала, а потом холодильник из квартиры пропал! Вот пригласим Василия Степановича, он быстро с этой подругой разберется!

– Молчать! – крикнула Надежда.

Яна Ивановна от удивления действительно замолчала, и Надежда, воспользовавшись паузой, заговорила:

– Вы, значит, этой девушке квартиру сдавали? А договор у вас оформлен согласно форме двести двадцать один – Б?

– Чего? – переспросила квартирная хозяйка, понизив голос. – Какая такая форма?

– Известно, какая! – напирала Надежда. – Утвержденная постановлением от двадцать второго двенадцатого! А налоги вы с этих доходов платите? И нечего тут дурака валять! Незнание не освобождает от ответственности!

– От какой ответственности? – забормотала хозяйка, на глазах теряя самоуверенность.

– Известно, от какой – от уголовной!

– Василий Степанович… – прибегла Яна Ивановна к последнему аргументу.

– Василий Степанович, говорите? – перебила ее Надежда. – А вот мы позвоним Антону Павловичу и посмотрим, что он об этом думает! И тогда мы посмотрим, как дело обернется. И вообще, что это вы тут делали в отсутствие жильцов?

– Моя квартира, что хочу, то и делаю… – неуверенно пролепетала хозяйка.

– Вы эту квартиру сдали, значит, она на это время не ваша! Кстати, насчет упомянутых материальных ценностей – тут у Кати вещи были ценные, надо бы проверить, не пропало ли что! Надо бы ложки пересчитать, пока вы не ушли!

Катя во время этого содержательного разговора успела сбегать в ванную и теперь вернулась оттуда с конвертом.

– Вот, Яна Ивановна, – проговорила она, доставая из конверта деньги. – У меня тут было немного денег припрятано… если за две недели, то я вам десять тысяч должна… ой, тут всего десять и осталось, а вроде было пятнадцать… ну вот, берите все!

– Вот, и деньги пропали! – воскликнула Надежда. – Так что, чувствую, не обойтись нам без Антона Павловича! А может быть, придется подключить даже Федора Михайловича! Конечно, не хотелось бы его беспокоить, но вы не оставляете нам выбора!

Яна Ивановна выглядела напуганной, однако деньги взяла, да еще и пересчитала.

– Пойдемте, Надежда Николаевна! – Катя потянула Надежду к двери. – Все равно у меня больше денег нет, так что придется съезжать с этой квартиры…

– А ты вещи не будешь брать? Все этой собираешься оставить?

– Да нужны мне ее вещи! – опомнилась хозяйка. – Да было бы что ценное у нее!

– Ах, вот как? – Надежда уперла руки в бока. – Значит, уже порылась в чужих вещичках-то? К ручонкам вороватым ничего не прилипло? Надо бы проверить!

– Да как вы смеете? – Тетка оторопела и пошла на попятный.

В сущности, у нее больше претензий к жиличке не было, деньги свои она получила. И девушка, в общем, была неплохая – аккуратная, приличная, и соседи не жаловались на шум. А скандалить хозяйка начала в силу своего отвратительного характера. А нарвавшись на отпор, призадумалась. Но было поздно.

– Имей в виду, – наступала Надежда, – ежели хоть чуть у Кати пропало, весь твой квартирный бизнес накроется медным тазом.

– В налоговую настучишь? – прищурилась хозяйка. – Да только им и дела – со мной возиться.

– Зачем в налоговую? – прищурилась в ответ Надежда. – В интернете про тебя все расскажу. Есть там такой черный список, вот я и укажу все координаты и напишу, что хозяйка – выжига и воровка, норовит обмануть, и квартира – клоповник, и краны не работают. Жильцов небось по интернету ищешь, в агентство обращаться – жаба душит? Ну, так вот и прощайся с денежками.

– Да ладно, Надежда Николаевна. – Катя тронула ее за рукав. – Пойдемте уж.

Вещей было немного – потертый чемодан и большая папка с рисунками.

Надежда отступила, как Кутузов после Бородинского сражения – с ощущением моральной победы.

Когда они вышли на улицу, Катя спросила ее:

– А откуда вы их знаете?

– Кого?

– Ну, этих… Антона Павловича и Федора Михайловича.

– Ах, их! А ты их разве не знаешь?

– Откуда мне их знать?

– Как – откуда? Из школьной программы.

– Что?

– Ну как же, Катя, Антон Павлович Чехов и Федор Михайлович Достоевский – великие писатели, классики русской литературы! Насколько я знаю, их еще не убрали из программы.

Катя захлопала ресницами и вдруг расхохоталась:

– Так вы ее развели?

– Можно и так выразиться, но я предпочитаю другую формулировку: я продемонстрировала вред дремучего невежества и пользу даже скромных знаний.

– Да, это вы ловко! – вздохнула Катя. – Но какова Вика… мало того, что парня у меня увела, так еще деньги присвоила… такого я от нее, честно говоря, не ожидала.

Она остановилась и в упор посмотрела на Надежду:

– Ладно, что я вас гружу своими проблемами… до свидания, у вас наверняка своих дел полно, так что здесь наши пути расходятся. Вам – туда? Тогда мне в другую сторону.

– Что? – Надежда нахмурилась. – И куда же это ты собралась, если не секрет?

– Куда? – Катя замялась. – Ну, я еще не знаю… но я что-нибудь придумаю. Не беспокойтесь, топиться я не собираюсь.

– Нет уж, дорогая, я тебя не брошу на улице!

– Да что вам за дело до меня! – Катя отступила в сторону, глаза ее сердито блеснули. – Занимайтесь своими делами, а меня оставьте! Как-нибудь сама разберусь!

– Вот что, дорогая! – Голос Надежды прозвучал строго. – У меня действительно много своих дел, и мне некогда возиться с твоими истериками!

– Простите. – Катя опустила глаза. – Не знаю, что на меня вдруг нашло…

– Ладно, забудем. А сейчас я тебя отвезу в одно местечко, где ты сможешь пожить какое-то время, пока твои дела не наладятся.

Надежда Николаевна решила отвезти Катю в свою собственную квартиру.

Как уже было сказано, сама она с мужем жила в квартире мужнина сына, который работал по контракту в Канаде, ее же квартира временно пустовала. Иногда она пускала туда кого-нибудь из своих многочисленных знакомых, но на данный момент там никого не было. Так что меньше чем через час они с Катей уже входили в эту квартиру.

Как всегда, Надежду охватила легкая грусть. Она так долго прожила в этой скромной однокомнатной квартирке, и дочка здесь выросла, и с мужем первое время они тут жили, и вон на занавесках в кухне следы от когтей Бейсика.

Ну, за это коту влетело еще тогда, причем здорово влетело. Бейсик до сих пор, вспоминая ту историю, дуется на Надежду.

Цветы, уезжая, Надежда забрала с собой, остались только стойкие – агава и столетник, эти можно раз в месяц поливать, они привыкли к засушливому климату.

Надежда наскоро вытерла пыль, включила воду и отыскала в буфете чай, кофе, сахар и пачку сухарей.

– Ну, вот здесь ты можешь пока пожить. Это, конечно, не хоромы, но зато бесплатно.

– Большое вам спасибо! Просто не знаю, как вас благодарить!

– И вот что я тебе еще скажу… поменьше выходи из квартиры, пока можно. Не нравится мне все, что с тобой происходит. Тот человек, который пытался тебя убить… ты ведь говорила, что видела его в метро? Ты в этом уверена?

– Уверена, – кивнула Катя. – У меня вообще очень хорошая память на лица, а этого я еще и рисовала, так что отлично разглядела.

– Вот в этом-то все и дело! Я думаю, что он за тобой охотится потому, что ты видела и запомнила его лицо… Да мало того, что запомнила, так еще и нарисовала…

Тут Надежда замолчала, пытаясь поймать какую-то мысль. Но тщетно, мысль никак не ловилась.

Тогда Надежда Николаевна рассказала Кате про то, как отбила ее сумку с рисунками у мелкого ханурика, и про то, как того вскоре нашли мертвым.

– Тот человек наверняка хотел уничтожить свой портрет. Но ему этого было мало – ведь ты легко смогла бы снова его нарисовать.

– Я тоже об этом думала, – призналась Катя. – Не знаю только, почему это для него так важно.

– Я, кажется, догадываюсь, хотя не вполне уверена. Вот и хочу сейчас проверить свою догадку. Но давай для начала посмотрим на твои рисунки, и ты мне скажешь, который из этих людей за тобой охотится. Знаешь, как говорят – врага нужно знать в лицо. И еще: предупрежден, значит, вооружен. Или что-то в этом роде.

Катя достала из сумки планшет, выложила из него сделанные в метро рисунки и уверенно показала на один из листков:

– Вот он! Вот этот человек приходил ко мне в больницу! Точно, это он!

Надежда посмотрела на рисунок.

Как она и думала, это был не молодой парень в бейсболке, которого Надежда кормила пирожками. Это был тот худощавый тип, чей портрет хуже других удался Кате. Во всех остальных портретах она смогла точно ухватить и передать характер, самую суть человека – а с этим мужчиной она не смогла справиться. Что называется, нашла коса на камень. Катя была прирожденным портретистом – но и у этого человека был талант в любой обстановке оставаться незаметным, не проявлять свой характер, не давать встречным запомнить себя.

Все же, внимательно приглядевшись к рисунку, Надежда подумала, что не видела в метро этого человека. Значит, он вышел из вагона раньше, чем она туда вошла.

– А ты не помнишь, на какой станции он вышел? – спросила она у Кати.

– Дайте подумать… – Девушка наморщила лоб, припоминая. – Ага, он сидел чуть слева от меня, свет очень удачно падал на его лицо… ну да, он вышел на «Фрунзенской»…

– Ты уверена?

– Да, теперь я точно вспомнила.

– А вошел? Где он вошел? – Надежда постаралась, чтобы в ее голосе не звучала лишняя заинтересованность.

– А вошел… дайте вспомнить… – Катя наморщила лоб. – Так, я села на конечной, потом несколько остановок было вообще свободно, затем он сел на «Московской», точно! И вышел на «Фрунзенской», а на его место сел вот этот парень в бейсболке.

– Ага, Игорь! – вспомнила Надежда имя курьера.

– Вот как? Вы его знаете?

– Ну, не то чтобы знаю… – протянула Надежда Николаевна.

Ей не хотелось признаваться Кате, что она уже начала свое собственное расследование.

Снова в голове мелькнула какая-то неясная мысль, точнее, Надежда пыталась вспомнить, где она встречала совсем недавно станцию метро «Московскую». Да нет, сто лет там не была, оттуда идут автобусы в аэропорт, но обычно они с мужем ездят в аэропорт на такси. А когда дочку с внучкой встречали, то муж на машине всех вез.

Ага, кое-что вспомнила. Это недавно говорили по телевизору про Московский проспект. Что-то там случилось…

Память у Надежды всегда была очень хорошая, как и наблюдательность, и умение анализировать собственные наблюдения. Так и сейчас она вспомнила, что совсем недавно слышала, что в ресторане французской кухни «Жюльен», который находится на Московском проспекте, произошло убийство. Причем, кажется, двойное убийство. Кого там убили-то? Не то депутата, не то крупного бизнесмена. И когда это было? Когда Надежда услышала про это впервые? Нет, дату не вспомнить, хоть голова лопни.

Тогда попробуем по-другому. Надежда точно помнит, что как-то утром позвонила мать и пыталась обсудить с ней это событие. И хорошо, что Надежда слышала краем уха про убийство, иначе не миновать бы ей очередной выволочки.

Вы равнодушные, говорила бы мать, вы думаете только о себе, вы не интересуетесь ничем, кроме собственного блага, кроме собственных меркантильных сиюминутных интересов, и не верите ни во что. У вас нет идеалов, нет высоких порывов.

И так далее, пока Надежда наконец не заведется и не ответит матери в таком же духе. В общем, ничего хорошего из таких разговоров не выходит.

В тот раз Надежда была во всеоружии, выказала осведомленность и спустила дело на тормозах. И даже не проболталась матери, что разбилась банка черничного варенья. Стоп! Банка разбилась, когда Катя попала под машину. И в тот же вечер Надежда услышала по телевизору про убийство в ресторане. Значит, это было в тот же день, двенадцатого декабря.

Тут Надежда заметила, что Катя смотрит на нее с удивлением. Неужели она в задумчивости разговаривает вслух?

– Ну ладно, я, пожалуй, пойду, у меня скоро уже муж с работы вернется, нужно обед готовить, – смутилась она. – А ты отдыхай…

– Не знаю, как вас и благодарить!..

– Зато я знаю. Можешь тут за квартирой приглядеть. Так тут вроде бы порядок, но можешь пыль вытереть, цветы полить. Конечно, когда будешь себя получше чувствовать.

– Спасибо вам. – Голос у Кати дрогнул.

– Если что – звони! – Надежда записала номер своего мобильного и подсунула под телефон. – Только через мужа ничего не передавай, он не в курсе.

Из здания больницы вышел мужчина. Мужчина этот был удивительно незаметный, не бросающийся в глаза. Не было у него ни родинок, ни шрамов, ни чего-то еще, что в полицейском протоколе называют особыми приметами. Хотя именно сама его незаметность была какой-то особенной. Он был настолько незаметен, что это само по себе можно было бы считать особой приметой.

Этот незаметный мужчина сел за руль такого же незаметного темно-синего седана с забрызганными грязью номерами, но прежде чем включить зажигание, достал из кармана свой трофей – мобильный телефон Кати Малининой.

Мобильный телефон – это большая удача. Для современного человека – это и записная книжка, и деловой ежедневник, и задушевный дневник, хранящий все сердечные тайны хозяина. Но в первую очередь все же – записная книжка, в которой можно не только найти телефоны всех друзей и знакомых, но и определить, кому из них владелец телефона звонил особенно часто.

И вот, проглядев журнал Катиных звонков, неприметный мужчина убедился, что чаще всего Катя звонила некоему Шурику. Правда, две недели назад эти звонки резко прекратились, что само по себе наводило на размышления, но этому могло быть несколько вполне правдоподобных объяснений.

Так или иначе, неприметный мужчина набрал телефон Шурика.

Ответили ему не сразу.

Виктория вышла из ванной в коротком розовом халатике, с головой, завернутой в полотенце, но по ее лицу Шурик сразу понял, что его ждут неприятности.

Мысленно он чертыхнулся – до чего же он устал от ее бесконечных требований, придирок, споров и пререканий. За всю свою жизнь столько скандалов не имел, сколько успела устроить ему Виктория за неполные две недели!

– Ты оглох, что ли? – проскрипела Вика неприязненным голосом. – Я тебя звала, звала, но ты до меня не снизошел… ну, как же – кто я такая, чтобы обращать на меня внимание?..

– А в чем дело? – робко осведомился Шурик – и тут же понял, что допустил большую ошибку.

На слова Виктории ни в коем случае не нужно было отвечать, нужно было сделать вид, что он их не расслышал – действительно оглох или занят какими-то своими необыкновенно важными мыслями.

Вот еще интересно: вроде бы Виктория собиралась стать профессиональной певицей и даже в ресторане вечерами пела. Шурик к ней в ресторан не ходил – она сказала, что у него слишком неказистый вид и он будет портить ей реноме, так и сказала, реноме – откуда уж нахваталась. Так что неизвестно, как там она поет, но когда ругается, голос у нее ужасный – скрипит, как несмазанная электрическая пила. Впрочем, тут же одернул себя Шурик, ему это и неинтересно вовсе.

– В чем дело? – выкрикнула Вика таким громким и таким трагическим голосом, как будто стояла на сцене Большого театра и хотела, чтобы ее слова услышали в каждом углу зала, от первого ряда партера до самого последнего кресла на галерке.

Вот что громкий у нее голос, так это точно, завывает, как пожарная сирена.

– Ты еще спрашиваешь, в чем дело? – повторила она, добавив в голос горечи. – Дело в том, что я, как последняя дура, поверила тебе… нет, все мои подруги в один голос говорили, что ни одному мужчине нельзя верить, ни одному, даже в самом крайнем случае, но я, видно, и правда дура… я поверила тебе, поверила в твои чувства! Нет, доверчивость – это мой самый главный недостаток!

«Опять завела! – уныло думал Шурик, тупо глядя перед собой. – Ни дня не пройдет без скандала… Да что там дня, пожалуй, что и часа не пройдет, она бесконечно канючит, требует, вопит, беснуется… И за что такое наказание?»

Тут Шурик горько вздохнул – он давно уже понял, за что.

– Ты клялся, что создашь мне человеческие условия! – вещала Виктория. – Где они, эти условия? Эта квартира – да любой свинарник гораздо уютнее и комфортнее ее!..

«Ты бы и сама могла хоть что-то сделать, чтобы квартира стала хоть чуточку уютнее! – раздраженно подумал Шурик. – Хоть бы пол подмела, что ли, пыль вытерла! Занавески поправила, тряпки свои не разбрасывала где ни попадя!»

Слова Виктории ввинчивались в его голову, как ржавые шурупы. Казалось, еще немного – и голова не выдержит, расколется на несколько кусков.

– Да с чего ты так завелась? – проговорил он, не выдержав, – хотя хорошо помнил, что в таком состоянии ей ни в коем случае нельзя отвечать, лучше помалкивать.

Каждое его слово только подольет масла в огонь, и скандал разгорится с новой силой.

– С чего? А с того, что из этого чертова душа вода льется только тогда, когда мне это не нужно! Я намылилась – и тут-то он заглох! Я звала тебя на помощь, но ты сделал вид, что не слышишь меня! Как можно строить отношения с таким черствым, равнодушным человеком? Я достойна лучшего! Когда ты предложил мне жить вместе, ты обещал, что создашь достойные меня условия, а вместо этого я вынуждена ютиться в этом свинарнике! Да что – свинарник, ни одна свинья не захотела бы жить в таких условиях!

Шурик прекрасно помнил, что не от него, а именно от Виктории исходило предложение поселиться вместе. Он долго упирался, отнекивался под всякими благовидными предлогами, понимая, что мать ни за что не позволит ему привести в дом какую-то девицу, но Вика приложила все силы, чтобы уговорить его. Тогда она утверждала, что ее не смущают никакие трудности, повторяла, что с милым рай и в шалаше, и ему пришлось снять эту квартирку…

Денег у него было мало, и само собой, квартира им досталась плохонькая, что называется, бюджетная, но Шурик молча терпел все неудобства, а вот Вика через два дня после новоселья начала возмущаться и устраивать скандалы.

Теперь задним умом Шурик понимал, что все ее уговоры, все ее красивые слова имели одну единственную подлинную причину: Вике хотелось насолить своей заклятой подружке Кате, а когда эта цель была достигнута, Шурик утратил для нее всякую привлекательность.

Есть такие бабы – ну не может она спокойно смотреть на то, что есть у подруги, обязательно нужно это отобрать! Больше не было никаких причин – Виктория в пылу ссоры буквально на третий день высказала Шурику все, что она думает о нем, о его внешности, уме и прочих достоинствах. А потом повторяла это так часто, что Шурик перестал даже обижаться.

С трехкомнатной квартирой в центре у Вики тоже вышел полный облом. Если и были у нее туманные надежды на то, что рано или поздно сумеет она туда пролезть, то все они пошли прахом – мамаша Шурика заняла круговую оборону, заявив твердо и решительно, что пока она жива, никакая девица не то что не будет там жить, а даже в дверь не войдет, на порог не ступит. Ужас, как Вика орала, сообразив, что злополучная квартира таки накрылась медным тазом, наслушался он таких слов, которых раньше и не знал.