скачать книгу бесплатно
– Прабабки? – Сергей взглянул на него в полном удивлении – шутит он, что ли, кого интересуют чужие прабабки, но перехватил грозный взгляд второго добермана, который переступил с лапы на лапу и тоже тихонько рыкнул.
Какие уж тут шутки.
– Не знаешь, значит, – подытожил человек в кресле, – ох, Сережа, пустой ты человек, ни для чего не годишься, ничего не можешь, ничего не умеешь, ничего не знаешь…
И вроде бы сказал он это не зло, и Сережей назвал, и на «ты», а Сергею стало еще страшнее.
– Она говорила, – заторопился он, мучительно выискивая в голове хоть крупицу сведений, хоть что-то ценное, – говорила, что из какой-то семьи такой, дворянской, что ли. Сейчас многие насчет этого врут, так что я не очень верил.
– А зря, – наставительно произнес его собеседник, – зря не верил. Потому что это правда.
– Зачем тогда спрашиваете, если сами все знаете! – брякнул Сергей и тут же пожалел об этом, потому что теперь оба добермана рявкнули в унисон. И облизнулись, и шагнули к нему еще ближе, так что он почувствовал на себе их дыхание.
– Если бы я все знал, то и тебя бы не выкупил, – человек в кресле сверкнул глазами, хотя голос был по-прежнему спокоен. – Без тебя бы обошелся. Так что говори, говори, если жить хочешь – было у твоей жены в доме что-то от прабабки? Ну, записи какие-нибудь, фотографии, может, книги…
– Н-нет… никаких фотографий я не видел… ни фотографий, ничего другого…
– А книг ты вообще никогда не читал, – с грустью констатировал человек в кресле, – об этом и спрашивать не буду.
– У нее были сережки! – осенило вдруг Сергея. – Она говорила – старинные, с изумрудами, от прабабки достались, так и передавались от матери к дочери. Фамильная, говорила, вещь.
– Так-так… – оживился тщедушный, и даже руками чуть пошевелил, – и что сережки?
– С виду не очень ценные, изумруды маленькие, а вокруг бриллиантики крошечные совсем. И не поймешь, какой металл, не то серебро, не то еще что, пробы нет…
– Ага, и куда же они делись, эти сережки? – в словах человека в кресле Сергей уловил несомненный интерес.
– Они… их больше нет… – Сергей опустил глаза. – Когда мы разводились, еще до того…
– Так, говори толком, не мямли! – человек рявкнул не хуже своих доберманов, так что Сергей мимолетом удивился, откуда такая сила в таком тщедушном теле.
Но тут же испугался своих мыслей.
– Их забрали эти… люди Николая Николаевича, тогда, два года назад. Ну, когда приходили долг требовать.
– Так, значит, ты отдал единственную ее память от прабабки, фамильную вещь, этим отморозкам? Замечательно. И после этого он еще удивляется, что жена его выгнала. Интересный человек! Кто такие, говори быстро!
– Толик Хромой, Вася Беленький и Свищ! – торопливо отбарабанил Сергей, радуясь, что может хоть что-то вспомнить. – Только они теперь на Николая Николаевича больше не работают, там теперь Федя Паук заправляет.
– Разберемся! – посулил человек в кресле.
– А сережки Толик забрал, у него кличка Хромой, потому что фамилия Хромов, – торопился Сергей.
– С тобой пока все, – сказал хозяин оранжереи, – значит, сейчас пойдешь домой и будешь синяки на физиономии лечить. И себя в приличный вид приводить. А то если как сейчас, от тебя и шлюха вокзальная убежит, не то что женщина порядочная. А потом пойдешь к своей бывшей жене мириться. Что хочешь делай – уболтай, в постель уложи, но чтобы она тебе полностью доверяла. И рассказала о своей семье все, что знает. И что не знает тоже.
– Да как же я? Может, она меня не примет!
– А ты уж расстарайся, – жестко сказал человек в кресле, – уж найди к ней подход. Все-таки два года на ней женат был. И моли Бога, чтобы мои люди те сережки отыскали. Вот если ты серьги фамильные ей принесешь – тогда она тебя примет. А пока приведи себя в приличный вид – чтобы руки не тряслись и глаза не бегали. Да не вздумай опять играть! Я ведь все равно узнаю, и тогда не думай, что тебя просто пристрелят там или придушат. Я тебя вон этим отдам, – он кивнул в сторону доберманов, – а они – звери обученные. Знают, как человека на куски порвать, чтобы он до конца в сознании оставался.
В глазах ближайшего добермана появилось мечтательное выражение, очевидно, он кое-что понял в речи хозяина. Ну да, говорят, собаки понимают человеческую речь.
– Ну все, закончили. Пойдемте, мальчики! – тщедушный, но смертельно опасный человек развернул кресло и поехал прочь.
«Мальчики» синхронно гавкнули на прощание и потрусили следом за хозяином.
На горизонте таяли далекие вершины крымских гор. Пароход «Таврида» медленно удалялся от родных берегов, унося в неизвестность последние осколки некогда великой страны. Как Ноев ковчег, он вез на чужбину бок о бок чистых и нечистых – светских дам в шляпках, знавших лучшие времена, бывших сенаторов и камергеров, фабрикантов без фабрик и генералов без армий, монахов-черноризцев – и одесских аферистов, вороватых интендантов врангелевской армии, угрюмых анархистов с пылающими глазами, головорезов из корпуса Шкуро в волчьих папахах. Разведя костер прямо на палубе, чеченцы из Дикой дивизии жарили шашлык – а чуть в стороне от них несколько монахов вкушали скромную пищу с видом священнодействия.
Гражданская война подходила к концу, и всем этим людям не нашлось места на бескрайних просторах умирающей империи. Что их ждало впереди? Бог весть…
Возле фальшборта стояла, не сводя взгляда с удаляющихся гор, высокая дама с гордой, царственной осанкой. Чуть поодаль от нее господин в черной паре и черном же котелке вполголоса инструктировал тщедушного типа в клетчатом сюртуке, с торчащими вперед, как у кролика, гнилыми зубами.
– Вон та дама, что стоит у борта. Вещички прошерсти как следует, ну, тебя учить не нужно.
– Само собой, вашество! – шепелявил кролик. – Не извольте беспокоиться, мы таким делам обучены!
– Ты знаешь, что мне нужно, остальное можешь забрать себе.
– Это уж как водится!
Высокая дама обернулась, окликнула девушку в простом платье, с забранными в тугой узел светлыми волосами, кое-как прикрытыми узорчатым полушалком:
– Дуняша, подай мне, пожалуйста, нюхательную соль!
Девушка встала с сундучка, на котором до того сидела, открыла небольшой кожаный саквояж с монограммой, достала из него тяжелый синий хрустальный флакон с нюхательной солью, шагнула к госпоже, протягивая ей флакон. Дама вытряхнула на ладонь несколько белых кристаллов, поднесла к лицу.
В это время возле оставленного сундучка возник небритый кривоногий тип в потертом гороховом пальто, воровато огляделся по сторонам. Но на него коршуном налетел господин в клетчатом сюртуке, принялся лупить по спине тростью:
– Ты что, сиволапый, задумал? Ты что себе вообразил? Сейчас я только свистну – и тебя за борт выкинут! Это тебе не у большевиков, тут старые порядки!
Гороховый тип по-бабьи ойкнул и испарился. Дуняша кинулась к сундучку. Клетчатый господин поправил кошачьи усики и проговорил умильным голосом:
– Не извольте беспокоиться, барышня, я за вашими вещичками пригляжу! Тут такие персонажи попадаются – мама не горюй! Так что нужно все время быть на чеку, хе-хе.
– Спасибо вам, сударь, – девушка смущенно улыбнулась, – очень вам благодарна.
– А вы, значит, при той даме состоите? – не унимался клетчатый господин. – Кажется, мне ее личность знакома… Это не первой гильдии купчиха Сазонова?
– Нет, сударь, вы обознались.
– Что ж, это бывает, чтобы обознаться, хе-хе. А вас как же зовут, барышня?
– Евдокия.
– А по батюшке?
– Степановна.
– Очень приятно, Евдокия Степановна. А я буду Шнурков… Никодим Тимофеевич Шнурков.
– Очень приятно, господин Шнурков…
Впрочем, Дуняше вовсе не нравилось новое знакомство, не нравилась назойливость клетчатого господина, не нравились его пошлые манеры, его слащавая, галантерейная интонация, его наглые кошачьи усики и торчащие вперед кривые зубы. Она чувствовала исходящую от него неясную угрозу, но не могла его отшить после случившегося. Господин же Шнурков вовсе не собирался уходить, он желал укреплять завязавшееся знакомство.
– У вашей госпожи нет каюты? – Он озабоченно наморщил низкий лоб.
– Какая уж тут каюта! – вздохнула Дуняша. – Спасибо, на корабль попали…
– Такая дама не может находиться на палубе! Сейчас мы что-нибудь придумаем…
Наконец он исчез.
Дуняша вздохнула с облегчением, не рассчитывая более увидеть назойливого господина, она сочла, что пустой разговор о каюте – всего лишь приличный повод для исчезновения. Какие уж каюты на битком набитом пароходе…
Тем не менее прошло не более получаса, как клетчатый господин снова появился возле Дуняши, глаза его радостно сверкали, усики топорщились.
– Зовите вашу госпожу! – проговорил он радостно. – Есть для нее каюта!
Дуняша взглянула на господина Шнуркова недоверчиво, однако позвала хозяйку.
Клетчатый благодетель уже схватил сундучок, взвалил его на плечо и шел по палубе, расталкивая встречных. Дуняша, все еще чувствуя недоверие к новому знакомцу, держалась к нему как можно ближе, не спуская глаз с хозяйского сундука.
Наконец Шнурков остановился перед железной дверью в палубной надстройке, постучал в нее условным стуком. Дверь открылась со страшным скрежетом, на пороге возник сутулый кривоногий матрос с единственным черным глазом. Второй глаз был закрыт черной пиратской повязкой.
– Вот, значит, эти дамы! – сообщил ему Шнурков с некоторой нервной суетливостью. – Значит, все как договорились… все как условились, хе-хе…
Матрос мрачно взглянул на женщин, кивнул и отошел прочь, утратив к ним всяческий интерес. Шнурков втащил внутрь сундук, поставил его на пол и позвал женщин:
– Извольте располагаться!
За дверью обнаружилась не каюта первого класса, конечно, однако вполне сносный чулан, в котором имелись две узенькие койки и откидной столик.
– Благодарю вас, молодой человек! – проговорила высокая дама и повернулась к Дуняше: – Голубушка, рассчитайся с ним!
– Это мне даже обидно! – отозвался Шнурков. – Я только хотел сделать вам свое уважение, а никаких денег мне совсем от вас не нужно! Располагайтесь и будьте как дома!
– Что ж, – Дуняшина хозяйка легко примирилась с великодушием нового знакомого. – Я вам весьма благодарна… А нельзя ли раздобыть еще чаю? Я бы выпила чашечку…
– Сию минуту-с! – Шнурков исчез, чтобы вскоре появиться с чайником и двумя кружками тяжелого морского фарфора. На локте у него висела небольшая вязка баранок.
– Простите, посуда тут не очень, – извинился он, поставив все принесенное на откидной столик.
– Это не важно! – Анастасия Николаевна улыбнулась страдальческой улыбкой, прикоснулась двумя пальцами к виску.
– Располагайтесь! – повторил господин Шнурков и деликатно покинул каюту.
Едва дверь закрылась за ним, Анастасия Николаевна вздохнула, подняв глаза к потолку:
– Слава создателю, еще не перевелись на свете порядочные люди!
У Дуняши были некоторые сомнения насчет порядочности господина Шнуркова, но она оставила их при себе.
Госпожа выпила свой чай. Дуняша налила немного во вторую кружку, но чай показался ей горьким. Она вообще не любила чай, так что уступила оставшийся чай Анастасии Николаевне.
– Налей еще рюмку! – Толик Хромов по кличке Хромой мрачно взглянул на бармена, старательно перетиравшего стаканы. Стаканы и без того были чистые.
Тот вопросительно приподнял одну бровь.
– Да отдам я тебе, отдам все! – огрызнулся Толик. – Ты же меня знаешь!
– В том-то и дело, что знаю! – раздумчиво ответил бармен. – Потому-то и сомневаюсь!
– Налей ему! – раздался рядом низкий густой бас, и на стойку легла тяжелая волосатая рука с зажатой в ней купюрой.
Толик оглянулся. Справа от него на высоком табурете сидел здоровенный толстый мужик, до самых глаз заросший густой черной бородой.
Когда-то давно, очень давно, когда Толик был еще ребенком, мать водила его в зоопарк. Там были тигры и львы, жирафы и антилопы, целый павильон самых разных мартышек и еще много всякого зверья. Но самое большое впечатление на Толика произвела огромная обезьяна, которая неподвижно сидела посреди клетки и смотрела на проходящих мимо людей тоскливым и равнодушным взглядом. Обезьяна называлась орангутанг – по крайней мере, так было написано на клетке. Так вот, этот толстый мужик напомнил Толику ту обезьяну. Правда, орангутанг был рыжий, а этот мужик – черный.
Под влиянием какого-то импульса Толик повернул голову в другую сторону – и захлопал глазами от удивления. Хотя Толик был не из тех людей, кого легко удивить.
Слева от него сидел точно такой же мужик – толстый, страшный, длиннорукий, заросший черной бородой. Толик сперва даже подумал, что у него двоится в глазах, но нет – бородатых мужиков было действительно двое. И то сказать – выпил-то он сейчас всего две рюмки, с чего тут двоиться-то…
Бармен взял из волосатой лапы деньги, налил Толику еще одну рюмку и деликатно отошел.
Толик жадно выпил, прислушался к себе, почувствовал, как спиртное дошло до желудка и разлилось по телу живым теплом, и только потом проговорил, обращаясь к тому мужику, что справа (ведь это он заплатил за его выпивку):
– Чего надо?
– Поговорить.
– Поговорить – это можно, – Толик облизнул пересохшие губы, – только бы сперва еще рюмку…
– Получишь свою рюмку, когда ответишь на наши вопросы! – проговорил тот орангутанг, что справа.
– Какие еще вопросы?
Толик почувствовал, что от этих двоих орангутангов исходит чувство серьезной опасности. Опасность буквально струилась от них, как жар от раскаленной печи. Толику захотелось сбежать от них как можно быстрее и как можно дальше… но вряд ли они его отпустят. Вон какие здоровые…
С другой стороны, Толику ужасно хотелось выпить, а они обещали ему дармовую выпивку…
– Ну, какие еще вопросы? – повторил Толик.
Один из громил – тот, что слева – придвинулся ближе в Толику, навис над ним тяжелой тушей и проговорил в самое ухо, так что Толик почувствовал его жаркое дыхание:
– Два года назад Николай Николаевич послал тебя с двумя парнями тряхнуть одного должника.
– Два го-ода!.. – протянул Толик. – Это ж как давно было… думаешь, я помню…
Два года назад он был совсем другим человеком. Его уважали и ценили большие люди. Ему доверяли серьезные дела. Он был старшим группы у самого Николая Николаевича. И он не пил… ну, то есть почти не пил. Разве что пару рюмок в день.
