Чикаго

–В Зеленогорске! Не проси, я не поеду домой, ни за что! Слышишь?

Ее глаза внезапно наполняются таким отчаянием, а у меня бешено стучит сердце. Отец Аркадия, тот из-за которого я всего лишился, из-за этих мразей, я отца потерял, и сын стал инвалидом. Дикая злость в душе поднимается, ненавижу всю эту проклятую семейку.

–Кто ты ему? -грубо спрашиваю я.

–Падчерица!

Стискиваю челюсти. Вот значит, как оно… Падчерица Верестова так на машине гоняет, а если бы сбила кого то, конечно она об этом не думает, ей же все можно. Золотая молодежь… С такой ненавистью смотрю на нее, в ее большие глаза.

–Если, тебе больше помощь не нужна, я пошел! Мне некогда!

Знаю, что лучше уйти, иначе хуже будет, я даже словами описать не могу, как я ненавижу их всех, этот проклятый род.

–Нет, не уходи!

Протягивает мне руку, но я грубо сдергиваю с нее свою куртку, и одариваю презрительным взглядом.

–Научись ездить овца тупорылая, ладно себя погубишь, не дай Бог кого-то!

С этими словами, быстрым шагом иду к остановке, меня всего трясет, еще остался бы на секунду и точно убил бы ее на месте. Они все одинаковые, абсолютно все, все их проклятое семейство… Останавливаюсь отдышавшись, и сам не зная зачем оборачиваюсь, она встает с лавочки, и тут же пошатнувшись, падает навзничь на асфальт… Вот же черт….

Глава 5

[АРТЕМ]

Черт возьми, так и знал, что эта семья, не оставит меня в покое, а будет преследовать, высасывая из меня всю душу. Молодой доктор хмуро смотрел на меня.

–На остановке говорите нашли ее!

–Да, я уже тысячу раз объяснял! Я могу быть свободен?

Врач ухмыльнулся.

–Я в полицию вообще обязан о таком сообщить, а еще она имя ваше безостановочно в бреду повторяла, как вы мне это объясните Артем Сергеевич?

Я пожал плечами.

–Мало ли кого она зовет, меня что Апполлинарий или Витас зовут? Артем-довольно распространенное имя! Может так парня ее зовут? Хотите вызывать ментов, вызывайте!

Он молча смотрел на меня, а я чувствовал дикую злость, разливающуюся по венам. Что за черт…

Как я этих мразей ненавижу, знает один Бог, и еще девчонка эта… Артем… Чушь такую несла…

–Вы можете быть свободны! -наконец выдавил он из себя.

Я, не говоря ни слова, встал, и направился к выходу. Всего трясло, старался не думать о ней, да мне плевать что с ней вообще будет. Кто она мне такая? Идя по коридору, все больше и больше злился на себя, что не кинул ее там. Глаза ее словно пелена, накрывает вновь и вновь. Такие… Смотрела так, словно с диким отчаянием каким-то. Остановился, смотря на свои пальцы, они дрожали, также дрожали, когда за подбородок ее трогал, что за черт происходит. Понимаю, конечно, что только откинулся и секса не хватает, но здесь явно что-то большее было, а что и сам не знаю.

Только сейчас понимаю, что стою у палаты токсикологии, а дверь приоткрыта. Ноги сами меня заносят туда. Рядом с больничной кроватью стоит медсестра, склонившись… Над ней. Лицо бледное, а глаза ярким лихорадочным светом блестят. Косится в сторону и смотрит на меня, а я на нее. Я так и стою, прислонившись к косяку, а она лежит и смотрит. Что-то внутри давит, а что сам понять не могу. Молодая она еще совсем, хоть и выглядит старше, но наркотики делают свое дело, я на строгаче много наркоманов повидал. Страшная у них жизнь, хоть ты в золоте, хоть в алмазах, ничего не поможет если силы духа нет внутри. Если плотно подсел, надеюсь она не такая.

–Мужчина, вы кто? Посторонним здесь делать нечего! -тут же налетела слишком ярко накрашенная для больницы медсестра.

Девчонка слегка приподнялась.

–Он не посторонний, оставь нас, я отблагодарю!

Глаза медсестрички сверкнули алчным огнем. Она кивнула и быстро пошла к двери, обдавая меня запахом приторных духов.

Я так и остался стоять у двери, смотря на девчонку.

–Спасибо! -тихо произнесла она.

–За что?

–За то, что, не бросили!

Сейчас она была не такая вульгарная, а какая-то потерянная, с капельницей в руке. Слабая и беззащитная, беспомощная такая, как котенок. Тут же усмехнулся про себя, странно что во мне какая-то лирика вообще пробудилась.

–Дура ты!

Понимал, что это очень грубо, но я был таким человеком, тюрьма школа жизни. Уход Алены сделал свое дело, и мне, казалось, хотя я больше понимал, что не казалось, а так и есть. Изменить меня уже ничего не могло. Холодный, нервный, зачастую грубый, я сейчас смотрел в эти красивые такие детские глаза. Наивные добрые, без этого платья и боевого раскраса, ей намного лучше было. Девчонка совсем еще.

–Ты давно на наркоте?

От своего вопроса не по себе стало. Сволочь… Почему-то я был уверен, что ее отчим зачастую виноват, что эта куколка сидит на орехе.

–Я Яна!

Я усмехнулся.

–Я не знакомлюсь с тобой, я тебя про наркоту спросил!

Яна обхватила тоненькими ручками плечи. В ее лице читалось отчаяние, словно она прожила тяжелую жизнь, а не была совсем юной девчонкой.

–Как погиб мой друг! Недавно! Не могу справиться с потерей!

Я молча смотрел на нее, не понимая почему внутри меня что-то всколыхнулось. Ревность… Тут же разозлился на себя, вот я дурак, совсем с ума сошел. Я ее едва знаю, какая ревность, зачем она мне нужна. Какой-то бред сумасшедшего несла, но это не главное, главное что я в глазах этих нежных, но в то же время таких бл..ских терялся. Может это после тюрьмы, так трахаться хотел?

На всякий случай отошел от нее, продолжая смотреть в эти глаза. Хорошенькая такая девочка, только уходить надо, и я это каждой клеточкой, каждым мускулом чувствовал.

–У вас тело красиво! Занимались?

Я усмехнулся. Голос ее с одной стороны тоненький, как колокольчик, а с другой словно нож по живому задевал. И ведь кто-то трахает эту хрупкую красотку? Изо всех сил гнать от себя эти мысли старался. Шумно выдохнул, ну все хватит лирики, уходить нужно.

–Занимался! Когда-то в прошлом! Мне пора идти! Давай береги себя подруга!

Решительно, направился к двери вообще стараясь не оборачиваться, а обернуться хотелось до ужаса. Почему-то подойти хотелось к ней, волос ее черных, как смоль коснуться, но знал, что нельзя. Она из этой гнилой семьи, которую ненавижу больше всего.

–Может номер свой оставите?

Резко затормозил, словно не понимал, что происходит, а когда я не понимал мне это жутко не нравилось. Я до тюрьмы рос по понятиям девяностых, как отец воспитывал первым, сильным всегда быть, а в тюрьме вообще все изменилось. Попадая за решетку, ты другим человеком становишься, каждое слово ценишь и взвешиваешь, прежде чем, что-то сказать, поэтому у меня все рассчитано было до мелочей. Жил словно по внутренним правилам, а тут что-то дрогнуло. И ведь не двадцать уже, да и раньше так ничего не дрожало. Лишь Алена была особенной женщиной в моем мире, но вот именно что была. Сегодня, когда трахал ее, понимал, страсть да с головой накрыла, но ни тот она уже человек, совсем не тот. Обернулся. Яна смотрела на меня своими глазами, полными какого-то отчуждения что ли, словно из другого мира, где мне место не было.

–Зачем?

Хрипло так спросил, голос свой не узнавая, просто смотрел на эту девчонку, беспокойство какое-то за нее ощущая, словно чувствовал, она никак Верестов, и вся эта поганая конченая семейка.

–Просто! -пожимает плечами, и внезапно пытается улыбнуться.

Улыбка выходит слабой, из руки торчит капельница, что делает ее еще больше ранимой и беззащитной.

–Просто не стоит! -все также хрипло отвечаю я.

А у меня ведь даже и телефона нет, да и не нужен он мне пока, как и она не нужна.

–Бросай это дело дурочка, тебе рожать еще!

Разворачиваюсь, и словно пацан малолетний, выбегаю, нет правильнее подобрать вылетаю в коридор. Ненавижу эту семью и ее заочно ненавижу, пусть все сдохнут мрази, мне до них дела нет…

[ЯНА]

Мне бежать за ним хотелось, сорваться, иглу эту из рук выдернуть. Почему-то чувствовала, это он, кто приснился, кого так ждала долго, о ком девчонки ночами мечтают. Вот именно тот мужчина с кем быть хочется, но понимала какая я глупая. Сейчас точно пошлет оттолкнет меня. Упала на подушку и закрыла глаза. По щекам предательские слезы потекли. Почему я не разбилась, или не сдохла от передоза… Я Лешке жизнь сломала, Дианке, а теперь моя по швам трещит. Как хрустальная ваза разбилась, а я ее все склеить не могу, да и не получается… Глаза его такие особенные серьезные, что-то екнуло в груди и отпускать не хочется, но в то же время понимала, что накрутила себе сама что-то. За меня уже все Верестов решил, быть с Тамазом. А может оно и к лучшему? Жить к нему перееду, чтобы рожи эти мерзкие не видеть, ни Ангелину, ни брата ее. Ненавижу всех их… Сама не заметила, как в сон провалилась. Очнулась от грубых прикосновений, и тут же распахнула глаза. Дико застонать хотелось, и в сон обратно рухнуть. На стуле рядом с больничной койкой, сидел Тамаз. Его красивое лицо было перекошено от ярости, и я понимала, что спасает меня от того, что он меня не скинет с кровати, игла в моей руке.

–Ты что творишь сука? -сквозь зубы процедил он.

На его лице ходили такие желваки, что внутри меня сжалось все. Есть что-то у него ко мне, может даже больше, чем есть, только вот у меня пустота, до сих пор смерть Леши перед глазами стоит. А еще почему-то опять в голове вспомнились глаза вчерашнего мужчины. Такие холодные, но в то же время серьезные, жесткие. Я вчера с ужасом понимала, что до одури хочу его прикосновения ощутить. Страшно, стало, от своих мыслей дурных, но ничего не могла с собой поделать. Он меня спас, а еще случайность, такая совпадение, что вновь он рядом оказался.

–Я чуть с ума не сошел! Ты давно на орехе? Соврешь не посмотрю ни на что!

–Убьешь? -усмехнулась я, с вызовом смотря Тамазу в глаза.

Он закусил губу, мы оба понимали, что один его удар, и я рассыплюсь.

–Я тебе сука вопрос задал!

Я устало выдохнула.

–Давно!

–Ты почему овца, мне не сказала?

Я попыталась сесть, рука до ужаса затекла и болела, на ней растекся внушительный синяк.

–Зачем? Тебе есть разница?

Тамаз яростно сверкнул глазами, грубо схватил меня за руку, за запястье, так схватил что руку сильнее заломило.

–Ты мне больно делаешь! Отпусти, живо!

–Потерпишь сука! Тебе кто продает? Обсос этот?

Я молчала, сдать Эдика означало одно, я больше не увижу ореха, а еще Тамаз его убьет, в прямом смысле слова переломает, если не на кладбище отправит.

–Нет! Я не помню кто продавал! Я с барыгами не знакомлюсь!

–А с кем ты знакомишься?

Его пальцы до такой силы сжали мое запястье, что мне, казалось, я завою, но я держалась, изо всех сил.

–Со всеми кроме барыг! Доволен?

–Тварь!

Он толкнул меня, и я упала обратно на подушку, а сам выругавшись подошел к окну. Высокий, красивый, с идеальным телом, Ангелина сходила по нему с ума, просто слюнями давилась, или ссала кипятком, я даже не знала, как правильнее сказать. Да что там Ангелина, многие красивые женщины заглядывались на него, что он нашел во мне я не знала. Они были гораздо лучше сложены, и красивее меня. Я тяжело вздохнула, пытаясь сфокусировать свой взгляд на потолке. Ладно, бы я просто выеживалась, но я говорила искренне, он мне был не нужен, я не чувствовала ничего, и до ужаса боялась, прожить так свою жизнь. Не с тем, не любя, так и не познав этот взрыв, о котором мечтала. Даже вчера, смотря на этого Артема, я ощутила, как хочу его прикосновения к себе, чтобы мурашки нервно пробежались по всему телу.

–Ты знаешь, есть такое чувство, когда ты все нокауты выдержать можешь, любой нокаут пережить, все пережить, а вот удар есть такой, под дых! Контрольный, от которого все рушится! Так и у меня, понимаешь, о чем я?

Я молчала, лишь слышала, как голос его срывается, и самой погано на душе от этого было.

–Я тебя Яна не отпущу! Не могу! А если еще раз ты эту дурь в руки возьмешь, я тебе эти руки сломаю, как и всю тебя! Отныне ты живешь со мной, а если ты сейчас рот свой откроешь, и нет скажешь, Верестов тебя в клинику упекет надолго! Я тебе это обещаю!

У меня перехватило дыхание, он обернулся и наши взгляды встретились. Его взгляд выражал отчаяние какое-то, дикую злость безумную, и в то же время упорство, решительность. Я понимала, он не шутит.

–Зачем тебе это? -тихо спросила я. – Я же тебя не люблю!

Тамаз взревел, как раненный зверь, и ударил кулаком в стену так, что посыпалась штукатурка, а мое сердце стало стучать в два раза быстрее.

–Мне плевать, заставлю, полюбишь! Ты моя! Не отпущу! Сегодня же мы говорим Верестову и матери твоей, что женимся, хотя бы пока жить вместе будем! Ты поняла меня?

Я молчала. Черт возьми, лучше бы Артем не спасал меня. Теперь все точно рухнуло, я буду, как в клетке с мужем тираном, ладно бы я его еще любила, но я вообще ничего не испытываю. В горле встал ком.

–Да, поняла!

– Вот, и умничка!

Тамаз сделал шаг ко мне, присел рядом, и взял за руку, уже не грубо, как в первый раз. Уставился на меня своими дикими глазами, такой зверь словно ручной порой становился со мной, обоих нас сжигал дотла, а я с ума сходила, пытаясь сбежать от реальности, утопая в кокаине. Провел ладонью по моей щеке, я не понимала, что во мне не так, меня даже не обожгло, часто рассказы слушала девчонок, как когда их касается твой человек, сгораешь вся. А мне хотелось, чтобы руки убрал, и я все понимала дело тут не во внешности, а в другом. Смотрела на него, и видела вчерашнего Артема. Страшно становилось, внутри так холодно и пусто стало, хотела за руку его схватить и умолять отпустить меня, но видела в его диких безумных глазах, что не отпустит, как бы я не просила, хоть умоляла.

–Я сейчас поговорю с врачом, а ты полежи пока девочка моя! Я тебя очень люблю безумно, моя сладкая! Больше ты никогда одна не останешься и к дряни этой не притронешься! Моя!

Его губы властно коснулись моих губ, широкая ладонь легла на затылок, а пальцы грубо вцепились в мои волосы, словно показывая, словно каждой клеточкой давая понять, я его, и ничья больше. Только его…

Угроза миновала, а может побольше заплатил, но после капельницы, я действительно чувствовала себя лучше. Сидя на переднем сидении в салоне его машины, закурила, пока он договаривался с эвакуатором, и с мастерской, по поводу моей тачки. Нервно ходил взад, вперед, а я, выкурив одну, тут же закурила вторую. С одной стороны я понимала, что будет с мамой, когда она узнает о моем пристрастии к наркотикам, но с другой, я понимала я не выдержу с ним жить, терпеть его диктаторские условия. Это не мое, не мой человек, чужой и холодный. С ним, я умру, просто погибну, он пытается защитить меня от всех не понимая, что именно сам и я валяется причиной моей гибели. В окно кто-то постучал, я вздрогнула, и тут же опустила стекло. Это была медсестра, эдакая блондинка с большим частоколом ярких нарощенных ресниц.

–Ты рекомендации забыла! -бегло произнесла она косясь на Тамаза.

Я удивленно смотрела на нее.

–Я вроде все взяла!

–Возьми! -прошипела она, и сунув мне в руки какие-то листки, быстро зашагала в сторону больницы.

Я дрожащими руками, отшвырнула сигарету, и развернула листок. Сердце застучало так, что я думала, что потеряю сознание. Перед глазами тут же замелькали разноцветные мушки, стало невыносимо дышать, и казалось ребра ломает изнутри. Даже когда Леша в которого я была так влюблена первый раз коснулся меня, я такого не испытывала.

Артем… А дальше шел номер телефона. Я скомкала в руках бумажку, прижимая ее к себе. Черт, Яна, ты сошла с ума.

[АРТЕМ]

Мама долго не могла успокоится, честно сказать, когда увидел ее, волной накрыло. Отчаяния, за девять с лишним, почти десять лет своей молодости и жизни. Сколько она выстрадала. Постарела, хоть и держалась. Она всегда у меня сильная была, даже сейчас, когда обнимала меня.

–Тема! Сынок! Ты бы хоть позвонил, я бы на стол накрыла! Мы тебя так ждали! Даньку, вот только уложила!

Я нервно сглотнул, обнимал ее хрупкие плечи, и все больше и больше ощущал свою вину, как так надолго оставил своих родных. Маму, сына… Алена… О ней вообще старался не думать, и глаза ее не вспоминать, она давно все решила за двоих, у нее своя семья, уже ребенок, я лишний в ее жизни. Страсть, минутная слабость, я умею гасить свои чувства в себе.

–Где он? -тих спросил я смотря в мамины глаза.

Она тяжело вздохнула.

–Спит! Аленка его мне отправила, да и ему лучше здесь, с нами!

Я нервно сглотнул, продолжая сжимать плечи матери, в каждую морщинку вглядывался, и с таким отчаянием смотрел на нее, в эти глаза, в выцветшие от слез ресницы. Девять с половиной лет, я сильно скучал, просил ее не приезжать, ей в этой грязи было делать нечего. Одна мать умеет ждать, и лишь она дождется, это не просто слова, а горькая суровая правда жизни, которая каждого из нас ломает изнутри. Отпустил ее, и медленно растягивая каждый шаг пошел в дом. Переступив порог того места, где вырос, где столько времени провел, почувствовал, как внутри все переворачивалось, как выть хотелось от боли, что рвала изнутри. Мать, суетилась накрывая на стол, а я молча уперся взглядом в стену, пытался гнать все воспоминания, как с отцом на рыбалку ходили, как на охоту, как научил многому. Нервно сжал руку в кулак, я даже поверить не мог, что из-за этой мрази его нет, а что еще хуже мне предстоит каждый день смотреть на своего сына инвалида, и понимать, что у меня есть малейший шанс что-то делать, если я лишь стану на тот путь о котором даже думать не могу.

–Ты с Аленой не разговаривал? -мама села напротив, осторожно смотря на меня.

Я усмехнулся, и обвел взглядом нехитрое угощение. Как они нуждались, а она еще мне умудрялась помогать, я правда от всего отказывался, но материнское сердце было трудно обмануть. Обои кое где отошли, да хотя кого я обманывал ни кое где, а много, где отошли. Дом давно требовал ремонта, и помочь было некому.

–Не о чем мне с ней разговаривать мам! -сухо произнес я, и отпил запотевшую стопку.

Нажраться хотелось до одури, только я прекрасно понимал, что лучше этого не делать, кому я что докажу, и горе я не залью. Отца не вернешь, а сына на ноги ставить нужно, как Алена про квартиру отреагировала очень мне не понравилось. Словно у нее один ребенок был, а Данька так, как и я оставался в прошлом.

–Ты ее не вини!-мама тоже плеснула себе, хотя никогда не пила, во всяком случае при мне точно. -Десять лет почти, кто дождется!

–Да плевать, мама! -я откинулся на жестком колченогом стуле пытаясь успокоиться. -Я только рад за нее, но Даньку на ноги ставить надо!

Мама тяжело вздохнула, ее вздох мне не понравился, словно надежды не было, и от этого погано на душе становилось. Неужели все крест на моем сыне поставили?

–Денег много Артем надо, очень много! У нас время такое, без денег никто никому не нужен, ты не с, пионер, лагеря вернулся, и сам все это понимаешь! Где взять?

–Мне плевать! -отрезал я. -Пусть квартиру продает!

Мама постучала пальцами по столу.

–В самом плохом районе, ну и что! Полтора миллиона она получит, а там миллиарды нужны!

–Мама прекрати! -я крепко сжал бутылку в руках, чувствуя, что она вот треснет от моих пальцев.

Такая дикая злость обуяла меня, я не мог поверить, что все надежду потеряли.

–Я все сделаю, но его подниму, он сын мой, и, если вы руки отпустили, я так никогда не сделаю! Он и ты все для меня! Что ты мне предлагаешь, смотреть на его мучения всю жизнь?

Мама вздрогнула, а я понимал, что перегинал палку, она точно ни в чем не виновата. Виноват был лишь один, я, знал, что мне нельзя драться, но свое трогать никому не позволял.

–Прости!

Налил себе еще, и отпил, не закусывая. В голове все сильнее билась мысль, выпить все, забыться обо всем, о тюрьме, обо всей этой грязи, о том, что происходит. Что вышел в никуда и ни с чем, и ничего не могу дать тем людям, которые так ждали и верили в меня. Что я обычный зек, со справкой в руке, и больше никто.

–Он тебя любит, все вырезки из журналов про тебя собрал, гордится тобой! Ты для него идеал, чемпион! Тем, сынок, не вздумай больше никуда попасть, я твой второй срок не переживу, знай это! Обо мне не думаешь, хоть о Даньке подумай!

Наши взгляды с матерью встретились, такая боль читалась в ее глазах, что ком в горле нарастал лишь сильнее. Какой же я идиот, ведь она правда не переживет, а ее мудрые уставшие глаза говорили больше, чем нужно было сказать, она прекрасно давала мне понять, что у Алены другая семья, и что случись что с ней и со мной, у Даньки никого не останется, совсем никого…

Я напился в эту ночь, сильно напился, сидел один на веранде, и пил, вспоминая всю свою жизнь, вспоминая все что было. Свою юность, друзей которых не осталось, звучное прозвище Чикаго, любимую женщину, бои… Отца, счастливую мать, рождение сына. Все вперемешку, и если в тюрьме было тяжело, то сейчас это все вспоминать становилось лишь тяжелее. Там, каждый из нас себя утешал, что выйдет и все получится, а, здесь иллюзии разбивались, рушились стереотипы и ты все сильнее осознавал, ты никто и нахрен никому не нужен. Жуткая злоба, разорвать Верестова за все, не давала мне покоя, я знал, что я сделаю это, знал, что все так не оставлю, но нужны были деньги, а еще связи. У меня ничего не осталось, кроме силы, кроме внутреннего духа, кто остался со мной. Кто единственный всегда был со мной.

–Артем!

Я резко обернулся, смотря полупьяным взглядом на мать, она, кутаясь в шаль, поближе подошла ко мне, протягивая мне телефон.

–Тебе кто-то написал! Девочка, как я понимаю?

Я нервно закусил губу. Твою же мать дурочка, какая дурочка, все- таки написала, только зачем. Да, и я дурак, поперся к медсестре давать номер. Помню, как сердце билось, как в палату вернуться хотелось, подмять это хрупкое тело под себя, мучать ее, трахать. В волосы эти, как смоль зарыться. Падчерица Верестова, надо же, словно сама судьба мне это юное создание в руки давало. Устало глянул на мать, забирая из ее рук, телефон.

–Иди в дом мам, да девочка, я скоро приду!

Мама странно посмотрела на меня.

–А почему она не приехала?

Я усмехнулся. Сказать было нечего. Куда она приедет, вся такая красивая, яркая, из другой жизни.

–Иди спать мам, мы только познакомились!

Мама устало вздохнула, и понимая, что лучше меня сейчас оставить, пошла в дом. Мама… Ведь она тоже всего лишилась из-за меня, как я виноват перед ней. Алена- никогда не нравилась ей, с самого первого дня, когда я привел ее в дом, мама молчала, она была не таким человеком, который бы стал разрушать мою жизнь, но по ее глазам, я прекрасно понимал, что она думает. Мне же наоборот, она казалась чистой и невинной, тем самым ангелом, который хочет каждый мужчина. Чтобы его женщина была такой. Спасибо ей за шесть лет, и хоть за сына, что не сбежала, сразу, что хоть дала мне надежду на счастливую семью и в свое время и ее, если только это не были мои личные иллюзии. Ведь именно о них мы разбиваемся, все идеализируя, и совсем не реализируя то, что происходит перед нашим носом.

Глава 6

[ЯНА]

Он внезапно остановился не двигаясь во мне, оторвался от моей груди и посмотрел в глаза, таким диким и безумным взглядом, но с другой стороны взглядом мальчишки, несчастного мальчишки которого я винила во всем, хотя сама была во многом виновата.Я до одури боялась нашей близости, нашего момента, когда мы будем вдвоем, а еще сильнее боялась этих ненужных никчемных разговоров, ведь мне совсем нечего было ему сказать. Тамазу, же, казалось, даже разговоры не нужны были, как только мы перешагнули порог квартиры, тут же подхватил меня на руки, и понес в спальню. В этот момент мне, думала , я умираю, а еще перед глазами вставал Артем. Внутри все сжималось, я же едва его знаю, а этот человек мой мужчина, клянется мне в любви, а я, закрывая глаза, и представляю другого. Стянув с меня платье, он тут же накрыл меня собой, резко раздвинул ноги коленом, а его губы, накрыли мои соски. Возбуждение внизу живота тут же сменилось отчаянием, я не хотела его, и не хотела его ласк, все сильнее боясь, что он в меня кончит и я залечу. Аборт бы мне Тамаз, явно бы не дал сделать, и я прекрасно это понимала. Он, обрушился на меня, словно лавина такого горячего рвущегося наружу вулкана. Моя душа тонула от боли, пытаясь высвободится из этого плена, и завыть, завыть, как раненая побитая собачка, умоляя своего хозяина отпустить меня. Он, целовал меня, как безумный. Словно раньше не касался моего тела, мучая при этом меня все сильнее, у него будто крышу сорвало, как у пацана, впервые дорвавшегося до женского тела. Мое платье полетело на пол ,а вслед за ним смешное и все белье, его губы все настойчивее ласкали мои соски, чередуя ласки языком с грубым покусыванием каждого из сосков, и если раньше мне это нравилось в состоянии эйфории при алкоголе, то сейчас я просто лежала словно кукла раздвинув ноги и молча принимала ласки, его ласки, того мужчины о котором мечтали многие бабы, а для меня он был самым худшим на свете.. В нем все яростнее просыпался зверь, готовый разорвать меня на части, который прекрасно понимал, что ему принадлежит мое тело, но не душа. Губы искали мои губы, ладони накрыли мою грудь, его, член давно пульсировал в штанах, рвясь наружу. Тамаз, одним движением, стянул с себя штаны вместе с боксерами, и резко, если не сказать грубо, заполнил меня всю. Стон сорвался с моего полуоткрытого рта, он же еще сильнее надавил зубами на него и я вцепилась в его плечи, сжимая их и прижимаясь к нему все теснее. Я хотела сделать все, как ему нравится лишь бы все, закончилось, лишь бы все быстрее закончилось.