Двойной заслон

…Она на него, признаться, злится – глухо, отдаленно, как сквозь вату, но тем не менее. Ведь у него тоже есть моды, что же он, бегал вокруг короба, всех пытался на уши поднять, стоял там с отчаянным видом – а собственных рук для спасения ценных платин пожалел? Слабак. Наверное, эти мысли отражаются у нее на лице, а может, Переяславский просто догадливый – задавая автопилоту флайкара маршрут полета, он поясняет:

– У меня моды только на двух пальцах, Арина Владимировна. Знал, что их не хватит. Так что вы и впрямь нас всех спасли. – Он отрывается от разговора с автопилотом и, глянув на Мышку, тепло ей улыбается. Хотя вопрос следом задает совсем не теплый: – Почему в вашей анкете не указаны моды?

Мышка вздыхает и, медленно и сонно, с трудом подбирая слова, объясняет: сделала на первом курсе по глупости, сильно пожалела, когда моды устарели уже на следующий год, применения им не нашла и предпочла о них забыть. Тогда, в ее юности, многие нанотехники ставили себе моды – считалось, что прямая ручная работа с наносхемами станет будущим их профессии. Будущее это устарело так же быстро, как и моды: стенды совершенствовались быстро, и уже через год ручной труд канул в Лету, часть работы ушла к ИИ, часть забрали на себя сборочные кубы. Наверное, тогда и началось ее разочарование в профессии – с первой оплеухи, которую ей влепила реальность.

– По глупости, значит, – задумчиво комментирует Переяславский ее рассказ. – Занятно. Я, наоборот, поставил два года назад для подстраховки. Жизнь показывает, что на визоры и контакт-перчатки надежды мало, если случается что-то действительно серьезное.

Так вот почему он носит линзы, думает Мышка – а она-то решила, что это позерство. Ошиблась, надо же. Хотя кто бы не ошибся, глядя на него, похожего на ленивого кота, патрулирующего свои владения. Интересно, что же у него случилось, раз он пришел к таким выводам.

– С вами что-то произошло? – медленно спрашивает Мышка, глядя на него из-под полуопущенных век.

– Авария на службе, – пожимает плечами Переяславский и смотрит на нее искоса – кажется, с любопытством. – Я думал, вы в курсе, об этом, кажется, всем новичкам рассказывают.

Мышка действительно припоминает – не из рассказов коллег, а из досье, которое мельком проглядывала перед заданием. Переяславский Игорь Валерьевич, тридцать восемь лет, потомственный военный, служил военным инженером-нанотехником, получил травму при испытаниях чего-то секретного, на месте чего в досье стоит внушительный прочерк, восстановился, но дальше продолжать военную карьеру не стал и ушел в практическую науку, разрабатывать оборонные системы. Не то чтобы Мышку его биография интересовала – он совершенно не попадает в профиль Ёкая, – но кое-какие данные для адаптации на новом месте она постаралась запомнить и в Машеньку тоже загрузила.

– Нас тогда зажало в циклокаре, – продолжает Переяславский между тем. – Визоры вдребезги, контакт-перчатки поплавило, на прямое ручное управление систему так и не получилось переключить. А были бы моды – получилось бы.

Мышка представляет, каково это – в покореженном аварией циклокаре, с оплавившимися контакт-перчатками и разбитым визором лезть в микросхемное нутро машины теми самыми уже обожженными руками, чтобы запустить систему вручную… Она передергивает плечами и отворачивается, прикрывает глаза.

– Ужасы вам рассказываю, а вы ведь и так пострадали, – винится рядом Переяславский, хотя в его тоне Мышка вины не слышит – наоборот, все то же любопытство. Странное чувство. – Профессор Агапьев мне бы истерику закатил, если бы узнал, чем я пугаю его ученицу.

Машенька: Профессор Агапьев Евсей Евгеньевич работал в МФТИ за два года до того, как ты там училась, согласно легенде.

Мышка мысленно кивает: она помнит. Напрягаться нет сил, но она отлично понимает, что Переяславский ее проверяет. Черт. Надо же было так засветиться с этими модами. И в кого он такой подозрительный, в папу-генерала?

– Путаете что-то, Игорь Валерьевич. Я училась на курсе у Поликарпова Михаила Игнатьевича, и он бы нас первых загнал рассчитывать и проверять на практике устойчивость системы вашего циклокара к внешним вторжениям, – улыбается Мышка.

Переяславский некоторое время молчит. И только когда флайкар мягко приземляется на стоянке у гостиницы, отзывается:

– Да. Наверное, путаю.

И у Мышки от его тона что-то нехорошо сжимается внутри – хотя нимесулид, как утверждает Машенька, полностью блокирует боль.

*

Звезда в ответ на ее вечерний отчет о событиях молчит так долго, что Мышка даже грешным делом начинает проверять устойчивость связи – но, оказывается, координатор просто подбирает цензурные слова.

Звезда: Ясно.

Мышка поневоле фыркает. Какими словами Звезда ее материт сейчас вслух, она вполне представляет.

Звезда: Оценим с аналитиками риски, завтра днем пришлю анализ. Какие проблемы прогнозируешь?

Мышка задумчиво растирает пальцы – они еще воспаленно-красные, но уже не болят, хотя лекарство ее отпустило. Говорить или нет про подозрительного Переяславского, она не знает. С одной стороны, надо бы, с другой, это не кажется такой уж серьезной проблемой. За кого бы он ее ни принял, вызнать, кто она такая на самом деле, у него вряд ли получится.