скачать книгу бесплатно
– Ей тоже не нравится громкая музыка, – начал психиатр, вальяжно облокачиваясь на предмет мебели.
Виктор удивленно взглянул на анестезиолога.
– Что значит тоже?
– Она напоминает вопли гибнущих котов, – на сей раз психиатр уже улыбался во всю ширину рта.
– Иннокентий непрошибаем, я уже десять лет пытаюсь приучить его к современности, но хоть ты будь на моей стороне, Вера! – воскликнул хирург.
– С тех пор как он купил гитару, – закатил глаза психиатр. – Мне нет спасения!
Эта сцена вызвала в Вере такую теплоту, какой она давно не испытывала.
Ей вдруг стало ясно почему Виктор именно в таком тоне говорил о психиатре – они приятели, которые накануне повздорили из-за нее. И это был примирительный жест. Психиатр позвал Веру к себе домой, признавая тем самым правоту своего жильца.
Иннокентий наполнил еще один бокал спиртным и протянул его гостье. Это разом был и ответ на ее вчерашние нападки: он не закомплексованный психопат.
Девушка села в кресло, на которое психиатр ей указал и какое-то время следила за непринужденным общением приятелей. Давно Вера не встречала тех, кто выбирает своим оружием ласку, а не агрессию.
Ответный выпад у психиатра вышел очаровательный. Это и было то, на что намекал хирург. Сто лет Иннокентий читал в душах, застать его врасплох можно было только неожиданностью, и Вера эти шансы уже исчерпала.
Несмотря на открытия, хранительница отлично провела время. Они с Виктором с радостью дуэтом проорали хиты восьмидесятых. Психиатр сидел в кресле и щурился как сытой кот. Временами Иннокентий критиковал лирику, но это было остроумно и смешно, а Виктор в шутку защищался, так что Вера хохотала, слушая их.
В четвертом часу хирург задремал в кресле. Тогда Иннокентий скрылся за одной из дверей и вынес оттуда плед. Им он укрыл гостя и обернулся к Вере:
– Пора расходиться, – это прозвучало мягко, но в то же время достаточно настойчиво.
Вера развернулась, ощущая себя странно.
Она помнила, что умела кружить головы при жизни, но с этим мужчиной все было не так. Это он дергал за ниточки, подсказывая ей что чувствовать, в то время как раньше так делала Вера.
– Спасибо за вечеринку, – сказала хранительница, думая о том, что очарованный ей мужчина сейчас коснулся бы ее руки, а вместо этого она хотела сделать это сама.
Ну что за глупости?
– Я представить себе не могла, что мертвяки вроде нас еще могут радоваться как нормальные люди.
Они стояли на пороге. Холодно блестели стекла его очков, и Вера вдруг ясно поняла: он с самого начала собирался оставить ее за дверью. Понравиться, втереться в доверие и не подпускать – обалденная тактика!
– Не за что, – спокойствие психиатра выводило.
Ложь побеждает только искренность. Вера положила пальцы поверх его ладони и произнесла:
– У тебя красивые глаза.
Иннокентий отдернул руку так, словно Вера плеснула в него кипятком.
Следом перед носом у хранительницы хлопнула дверь.
Сердце в груди отбивало явно сильно ускоренный ритм. Она чувствовала себя так, словно щелкнула по носу самому искусному манипулятору этого стационара, а может и всей столицы. Заставила Иннокентия показать настоящие эмоции.
И он этого так не оставит.
Но важным было не то, что Вера одержала верх в этой схватке, а то как она на это среагировала. По спине будто бы все еще пробегался электрический ток, сердце частило.
– Только не влюбись в него, дура, – прошептала хранительница себе под нос.
У нее было идиотское чувство, что та самая загадка, которая стоила сердца Иннокентию, встает во столько же любому, кто захочет разгадать ее.
Часть 5
Новый день начался как два предыдущих. Вера позавтракала остатками торта, потому что наконец-то ощутила аппетит. Психиатр на глаза не попадался. С утра на трезвую голову Вера решила, что ей ни к чему крутить роман со спятившим самоубийцей. Она собиралась нормально справляться с собственными обязанностями, если подумать, именно этого, должно быть, хотели от нее высшие силы.
Вера никогда не любила, потому что боялась любить – с этим откровением она вошла в корпус. Черт! Они ведь были похожи куда больше, чем Вере казалось.
Весь день в реанимации ей удавалось отлынивать от собственных обязанностей. Вера опять ничему не научилась, но никого и не убила. Стрелки часов медленно ползли к пяти вечера, и девушка отрешенно думала, что если так дальше пойдет, ей лучше переселиться из ординаторской, например, в подсобку, чтобы никому не мешать.
Наконец пробило пять. Вера покинула отделение и пошла принимать дежурство.
В комнате было холодно. Вера бросилась к окну и закрыла форточку. Отойдя от стекла, она какое-то время постояла, собираясь с мыслями. Почему же ее выбрали хранительницей? Ничего особенного, годного для медицинской службы Вера в себе не видела. Сплошные недостатки.
Хлопнула дверь и Вера обернулась. Там стоял Иннокентий в своем неизменном черном костюме, поверх которого был небрежно наброшен белый халат.
– Сдавать дежурство? – спросила она.
– Нет.
Иннокентий прошагал вперед и встал у противоположной стены. Вера неуверенно подняла на него взгляд. За сегодня она почти позабыла о психиатре, но сейчас черт его дери, становилось ясно, что он ей был небезразличен. Вера почему-то думала, что с ней поставят Виктора. Никак Иваныч оказался не таким уж отрешенным наблюдателем, как думала Вера.
Девушке стало неудобно. Она ведь оба раза намеренно пыталась вывести психиатра из равновесия. "Бездушная стерва", – вдруг вспомнила Вера чью-то характеристику себя и задохнулась. Похоже, в случае с ними обоими коса на камень нашла.
Психиатр в этот миг посмотрел Вере в глаза. Он совершенно точно был в курсе, кто она такая, но не позволил себе об этом распространяться. Вере захотелось выругаться на него за это благородство. Иннокентий защищал ее от самой себя.
– Прости, – пробормотала Вера.
Психиатр вскинул голову.
– Не в моих правилах отвечать жестокостью на жестокость.
– А Люба? – Вера не успела придержать эти слова.
– Ты ничего не знаешь об этом случае.
В этот миг в дверь вошел Михаил Петрович.
– Простите, со студентами задержался, – сказал он и со вздохом перевел взгляд с Веры на Иннокентия.
"Только не загрызите за ночь друг друга", – читалось на его лице. После этого Михаил Петрович положил на стол папку. В ней оказались отчетные документы по больнице.
– Ну все, я отсыпаться.
– Спасибо, профессор, – сказал Иннокентий, принимая у Михаила Петровича документы.
– Ничего не желаю, – махнул перед выходом патологоанатом.
Вера улыбнулась. Странно, что они, духи, верили в те же приметы, что и работавшие в стационаре врачи. Перед дежурством нельзя никому ничего желать, иначе сглазишь.
Иннокентий выскочил за дверь, и девушка отправилась за ним следом. Психиатр словно бы назло ей ускорился.
– Что дальше?! – девушка остановилась в середине коридора.
Иннокентий встал в конце и пояснил оттуда:
– Я иду в свой корпус, ты – в свой!
– Но мы же должны вместе дежурить!
– Я дежурный невролог, а ты – реаниматолог!
Этот диалог выглядел абсурдно. Вера развела руками и позволила Иннокентию удалиться.
Следом она вернулась в реанимацию. И тут все пошло наперекосяк. В ночь обычно оставались два реаниматолога. Но один из них заболел, а Михалычу, который был Вериным куратором, позвонила жена и сказала, что квартиру затопило. Сама она была с детьми на даче, и приехать не могла. Второй реаниматолог сорвался с места, произнеся:
– Ну, Верочка, не подведешь, я в тебе уверен! Через три часа буду на месте, а сейчас надо имущество спасать!
После этого он исчез за дверью отделения. Вера осталась одна в ординаторской.
"Только бы ничего не случилось за эти три часа!" – произнесла она как заклинание. И естественно оно не подействовало.
Сестры сообщили, что скорая везет политравму. Вера кинулась к компьютеру и принялась читать все, что ей удалось найти по теме. Но в этот миг в двери отделения стали ломиться родственники. Сестры настояли на том, чтобы Вера вышла. За дверями отделения была дочь Петровой, старушки, поступившей с запущенным раком и прооперированной недавно. Говорили, она еще в хирургии задала докторам жару, обещая всех засудить.
А тут… Петрова умирала и вовсе не от того, что где-то ошиблись врачи. Ее организм слишком долго боролся с онкологией и вот, выработав свой последний резерв на экстренной операции, стал расходиться по швам. То состояние, в котором находилась Петрова, называлось предагональным. Михалыч все суетился вокруг нее, настраивал инфузию кардиотоников и параметры ИВЛ, но как-то по его глазам становилось ясно, что он знал итог лечения наперед: врачи не боги.
Родственница Петровой действительно оказалась ого-го! Первое время Вера ей отвечала, но как только увидела подъезжающую скорую с обещанной политравмой, все вылетело из головы.
– Вы меня вообще слушаете? – визжала эта дочь. – Вы маму мою чем лечите?
– Отойдите, – пробормотала Вера. – Больного везут.
– Я сейчас буду звонить в Минздрав!
– Пошла ты к черту! – рассвирепела Вера, вспомнив про свою функцию при больнице. – У меня человек в критическом состоянии поступает!
Так Вера осталась один на один с реанимацией, что было еще хуже озверевшей дочери Петровой.
Врачи скорой вкатили больную, и ординатор машинально расписалась в сопроводке, который подсунула ей фельдшер.
– Жить будет? – поинтересовалась женщина в синей форме.
– Не знаю, – Вера не лукавила на счет прогноза.
Ординатор не понимала, что делать и благо часть работы взяли на себя опытные сестры. Вера только проверила, что есть дыхание и сердцебиение, как девушки покатили пострадавшую в палату и начали оперативно крепить датчики, скорая тем временем отчитывалась.
– Вер Пална! – раздался из палаты напряженный голос сестры.
Скоропомощная бригада ретировалась, хлопнув тяжелой железной дверью отделения и оставив Веру один на один со смертью. Хранительница так и не решилась просить помощи. Ей было бы невыносимо стыдно увидеть удивление на лицах этих людей, смешанное с брезгливостью. Вскоре девушка об этом пожалела. Реаниматологи не стеснялись звать друг друга, когда происходило что-то нехорошее.
Что это именно оно, предагональное состояние, Вера поняла, взглянув на пациентку. Дыхание редкое, поверхностное. По монитору давление держится едва-едва. Дрожащей рукой черкнув в листе назначений кардиотоники и обезболивающее, Вера уставилась на кушетку.
– Вера Павловна, ставить трубу? – подсказала медсестра, вопросительная интонация была тут только для вежливости.
– Да. Клинок! – решилась хранительница.
Интубация прошла на адреналине, который теперь в избытке плескался у Веры в крови. Но давление пациентки не поднималось, пульс едва бился на сонной артерии.
Сестра указала на странно раздувшуюся грудную клетку пациентки.
– Вер Пална…
Хранительница сорвала с шеи фонендоскоп и прижала раструб к груди больной. Справа слышно как дышит легкое, раздуваемое машиной. Слева глухо. Медленно в голову втекло: пневмоторакс! Если тут же не проткнуть грудную клетку и не поставить дренаж, женщина обречена.
– Набирай дежурного хирурга! – крикнула Вера сестре.
– Делайте рентген, – распорядились на том конце провода безразличным тоном. – Я не могу! У нас на столе дал остановку перитонит! Качаем!
На заднем фоне было слышно, как кто-то командовал реанимационными мероприятиями.
– Зови из приемного! – на этом звонок оборвался.
Вера набрала Виктору. Бесконечно долго тянулись гудки в трубке. И тут она поняла: хирург после дежурства. Вероятно, телефон на беззвучном или что-то вроде того.
Вера выбежала в приемное и пронеслась мимо родственницы Петровой так быстро, что та не успела открыть рта, как хранительница была уже за поворотом. В кабинете хирурга было пусто.
– Отошел перекурить, – сообщила сестра.
– Звони ему! Сейчас же! – рявкнула Вера.
Женщина смерила хранительницу недоверчивым взглядом и медленно, неохотно стала нажимать кнопки на телефоне. Вера чувствовала, как кровь у нее стучит в висках, пока медсестра смотрела перед собой в пространство.
– Не отвечает.
Тут только медики обратили внимание на звук вибрации, доносившийся из кармана белого халата, оставленного у входа на крючке.
– А! Ясно. Забыл сотовый, – вздохнула медсестра.
Вера вылетела за дверь. Оставалось последнее средство – Иннокентий.
– Мне нужна помощь! – заорала в трубку хранительница, когда услышала в ответ спокойное "Да?".
